ЛЕЙЛА-ХАНУМ
За свою жизнь я насмотрелся на женщин-алкоголичек . Они резко отличаются от пьющих мужчин: если последние в состоянии опьянения становятся агрессивными или их тянет на «подвиги», то первые превращаются в омерзительных существ, на которых, если сказать мягко, неприятно смотреть.
Например, в Миассе в 70-х прошлого столетия у продовольственного магазина я наблюдал опустившуюся женщину, лежащую на земле с задранной юбкой, с перекошенным лицом и пеною у рта, надо понимать, - мертвецки пьяную. Проходившие мимо мужики при виде этого «трупа» изощренно матерились, женщины плевались.
Наркологи говорят, что мужчины в какой-то степени поддаются излечиванию от алкозависимости. Что касается женщин - это безнадежная затея. Объясняют феномен особым строением физического и психического строения женского организма.
Кроме того давно известно, что женщины легко впадают в алкозависимость, это происходит незаметно, при частых употреблениях спиртного в компаниях с друзьями или с подругами.
Когда я учился в авиационном институте в Куйбышеве (ныне Самара), на втором курсе у меня появились закадычные друзья - Виталий Зайкин, с правильными чертами лица и крепкого телосложения, Анатолий Олейник, типичный рослый хохол, с хорошими организаторскими способностями, и Юрий Широков, бывший суворовец как и я.
Все они прекрасно учились, ну и я не отставал от них: часто получал повышенную стипендию. Вначале мы робко «сбрасывались по "рваному" по случаю какого-либо праздника, тем более, что Олень хорошо играл на гитаре и пел, а мы постепенно превратились в хор. К концу пятого курса мы были уже почти законченными алкоголиками - сбрасывались по «рваному» по всем случаям студенческого общежития: сдача экзамена, получения зачета, дня рождения, праздника, сильного мороза, или если кто-нибудь заявлял: «Надоело, катись оно все пропадом!»
Для меня эти пьянки ударили по психике. Однажды утром Зайкин огорошил меня вопросом: «Что ты искал на пароходе у пристани (там в летнем саду мы отмечали его день рождения)?» Но у меня все эти события выпали из памяти, я абсолютно ничего не смог вспомнить. Я, естественно, встревожился - должно быть, начинается белая горячка.
Задался себе вопросом: как «завязать», ведь собутыльники не позволят мне этого сделать. Выход нашел - резко сократил потребление губительной жидкости. Да и к тому времени замаячил диплом. Мы расстались, и на этом все закончилось. Несмотря на эти пьянки, институт закончил успешно со средним баллом - 4,6. Но должен признаться, время учебы вспоминается с трудом, все как в тумане, даже знания, полученные в этом ВУЗе запомнились очень смутно.
В те годы я еще подрабатывал ремонтом радиотехнической аппаратуры - телевизоров (на ламповой технике), радиоприемников и магнитофонов, на моем балансе была деревня Подгоры у жигулевских гор, добирался туда по Волге на речном трамвае. Меня вызывали туда по телефону через сельсовет, когда накапливалась работа. Естественно, я возвращался в родное общежитие частенько поддатым.
Однажды, мой знакомый мастер ремонта трамвайных путей Куйбышева Виряс Деваков и его жена Ольга - медсестра тубдиспансера, предложили мне съездить на заработки по моему профилю в Пермскую область, в поселок при угольной шахте Октябрьская. Там в то время работали их родственники Николай - начальник техники безопасности шахты, и Василий Кушнер - машинист подземных электропоездов.
Я согласился, пригласил в качестве подручного Виталия Зайкина. Экспедиция была успешной, хотя до этого Виталий не держал в руках паяльника. Но дело не в этом. Там мы базировались у Кушнера Василия - это был высокий, худощавый и жилистый мужчина свыше средних лет. Когда-то его списали по случаю заболевания туберкулезом. И он, лежа на топчане в своей лачужке, подслушал через перегородку разговор жены с соседкой, где жена призналась ей, что мужу осталось жить не более трех месяцев.
Василий возмутился, он должен оставить семью с тремя детьми в ужасных условиях. В тот же день он заявил своей подруге, что приступает к строительству добротного дома. Жена внешне никак не отреагировала, но втайне выплакалась вволю. Строил дом машинист в течение года, использовав толстые бревна, соорудив вначале кустарный подъемный кран из балок и бревен. Трудился он один без помощников. Очень редко прибегал к услугам соседей, когда возникала нужда. В конце концов, в течение года дом был выстроен.
На врачебной комиссии ко всеобщему удивлению было отмечено, что больной полностью выздоровел. Кушнер вернулся на работу в шахту к прежней профессии. Однажды его даже судили за лихачество, вынесли строгий выговор.
Как-то его придавило вагонеткой, когда он пытался поставить ее на рельсы после небольшой аварии. Снова больница. Но ничто не брало этого упорного трудягу. К тому моменту, когда мы с Зайкиным приехали к ним, он уже снова находился в строю. После прочтения сопроводительного письма Ольги он заявил, что мы с Виталием будем жить у них. На следующее же утро он доставил нас двумя рейсами на мотоцикле «Ковровец» в контору шахты, расположенной примерно в десяти километрах от поселка. Отвел он нас к начальнику ТБ, который предложил нам ознакомиться с угледобывающей шахтой, куда мы, переодевшись в шахтерские робы, спустились в пассажирской клети.
Николай водил нас в черном подземном царстве до самого обеда. Впечатления остались на всю жизнь: длинные тускло освещенные тоннели с рельсовыми путями и рассечками и штреками. Катались на поездах, рассматривали и слушали лекции о врубовых машинах различных конструкций, даже трогали в забое плоскую, которая вырабатывала тонкие слои каменного угля - мощностью до 15 сантиметров, она стояла в бездействии, придавленная рухнувшей кровлей пустых пород.
Николай показывал выработанную залу, кровля которой поддерживалась деревянными крепежными стойками, этот участок был подготовлен для очередного обрушения после выработки угля. Оно происходит после удаления крепей.
Я поинтересовался у Николая, часто ли происходят ЧП в шахте? Инженер ответил - ежедневно, но со смертельным исходом редко. Были и взрывы метана, подземные удары, которые вызывали спонтанные обрушения кровли, приводившие к трагедиям. После всех этих рассказов мы с Зайкиным решили, что работать в угольных шахтах нет смысла ни за какие деньги.
После подъема на поверхность нас направили в душевую, а затем в столовую. Через некоторое время мы вернулись в поселок на рабочем автобусе.
Было у Кушнера три дочери, старшая - 20-летняя Лида болела раком. Отец арендовал для нее небольшую комнату. Эта была очень привлекательная и прекрасного сложения девушка. Врачи постоянно наблюдали за ней, обеспечивали бесплатными обезболивающими инъекциями. Жилище ее было идеально чистое, под стать современ- ной больничной палате. Уколы она делала сама.
Как-то мы зашли к ней в гости со средней дочерью. Лида сразу потянулась к Зайкину, ну просто влюбилась в него. Здесь надо заметить, как потом мы выяснили, лечащий врач разрешил ей пользоваться абсолютно всеми человеческими благами и утехами, объясняя это ей тем, что такое поведение способствует излечиванию. И пока мы жили в поселке, Виталий регулярно навещал ее, объясняя свое поведение тем, что она очень образованная и умная девушка и с ней очень интересно беседовать. Даже научился пользоваться шприцами и делать ей инъекции.
Друзья и подруги устраивали в ее жилище тусовки. Позже мы выяснили, боролась она со своей болезнью полтора года. Месяц прошел, и мы устроили у Кушнеров отвальную, набрав в местном магазине спиртное, закуски, фрукты и прочее.
Виталий Зайкин на последнем курсе института стал собирать материалы для кандидатской. Олейник стал главным инженером ОКБ радиоэлектронных приборов (связанных с авиацией), Юрий Широков распределился на завод «Прогресс» в Куйбышеве, а я выбрал г.Миасс Челябинской области - КБ тяжелого машиностроения (оборонная промышленность).
У меня была возможность выбрать Петропавловск-Камчатский, но мой сокурсник Слава Иванов упал передо мной на колени и стал умолять меня оставить это место ему (его выпускной рейтинг был ниже моего на один балл), чем это было вызвано, я не помню, но уступил собрату, так как мы были в хороших отношениях.
Мой выбор был связан с Ильменским заповедником - кладом редчайших минералов (в те годы я увлекался коллекционированием минералов). Получилось совпадение интересной работы и хобби. В результате с бессмысленной выпивкой я завязал, далее употребление во внутрь было связано только в связи с производственной необходимостью.
Жизнь, она, связана с различного рода явлениями и завихрениями, и я, в конце концов, очутился в селе Мышецком Московской области, где дочь Лена заботливо устроила меня в двухэтажном домике в лесистой и заболоченной местности. К тому времени я полностью «завязал» с выпивкой. Новое местожительство всегда угнетает человека с необходимостью акклиматизации - знакомства с соседями, изучением местности и всякой там инфраструктуры, особенно если он обременен годами.
Казалось, жизнь потекла размеренно и умеренно. Однако, были неудобства: за продуктами приходилось ездить на автобусах или в Сходню, или Лобню - очень много времени приходилось тратить на эти поездки, да и прежний хозяин строил дом на продажу, отсюда много всяких недоработок и недочетов. Деревянные сарайчик и баня были покрыты устаревшим рубероидом - сплошные протечки. Пришлось закупать металло-керамические листы и перекрывать крыши. В бане не было стока воды, в результате, после мытья в ней под полом образовывалось болото, так как уровень грунтовых вод на участке не превышал 20-30 сантиметров.
Проблемы были и с отоплением. Горячая вода получалась с помощью электрического нагревателя, который пожирал большое количество электроэнергии, и я установил канадскую печку, благо лес был рядом и с дровами перебоев не было. Не имея опыта в данном вопросе, я выбрал неправильное сечение дымохода - в целях экономии денег слишком тонкую трубу, к тому же без теплоизоляции для зимнего времени. Она часто забивалась сажей, приходилось придумывать хитроумные устройства, чтобы прочистить ее. Позже трубу обмотали стекловатой, но эффект был небольшой.
Научился работать бензопилой и колоть дрова, что, впрочем, в дальнейшем мне не пригодилось. Дрова складывал вплотную к забору соседа, в зимнее время под ними не было теплоизоляционного снежного слоя, отчего грунт промерзал сильнее и, в результате, промерзший грунт вспучивался, выдавливая недостаточно глубоко закопанные бетонные опоры стоек забора, который стал постепенно наклоняться к соседу.
Заметив что-то неладное, творившееся с забором, соседка Лейла, жена бизнесмена Рифата Торопина, устроила мне разнос. Пришлось вызывать бригаду узбеков-гастарбайтеров. Принес им кувалду, длинные шпильки из арматуры и шестимиллиметровую проволоку. Одна группа встала с другой стороны забора и все время давила на требуемую стойку забора, другая, накинув петлю проволоки на эту же стойку, натягивала другой конец провода через забитую в землю шпильку. Я, контролируя наклон забора, подавал команды. Время было весеннее, земля уже разморозилась, стойка за стойкой и вскоре забор встал в вертикальное положение. Лейла, следившая за работой, смотрела не на забор, а больше наблюдала за движениями жилистых и мускулистых узбеков.
Лейла - полукровка. Отец из Хорога (Таджикистан) - научный работник, мать русская, москвичка. Хотя ей около восьмидесяти лет, выглядит она красавицей, чрезмерно высокомерная, живет одна. Муж давно уже умер. Лейла имеет высшее образование, по профессии биолог, второй раз вышла замуж. Первый муж (татарин) выгнал ее из дома уже на шестом месяце беременности. Рифат Торопин предложил ей свою руку еще до того, как она родила сына. Сейчас он уже взрослый, имеет свою семью и детей. Второму сыну Лейлы исполнилось только 14 лет.
Несколько лет назад она заболела раком и ей удалили одну грудь, а надо признать: они у нее были довольно роскошные и очень представительные. Естественно, это был сильный удар по самолюбию женщины, и она очень переживала за свою утрату, поэтому мало показывалась на людях и жила уединенно в загородном доме по соседству с нашим.
Вскоре у нее обозначилась новая беда: рак перекинулся на костную систему, отчего кости стали стремительно терять свою прочность, в следствии чего от небольшой нагрузки случился перелом шейки бедра. В больнице ей установили металлический имплант.
Многоразовая химиотерапия и боли по всему телу приводили ее в депрессивное состояние. В конце концов она полностью лишилась волосяного покрова и стала ходить с платочком на голове. Я посоветовал ей носить парик. Лейла жаловалась мне, что из-за выпадения волос на голове она полностью лишилась женской привлекательности и не имеет возможности перед зеркалом наводить порядок в прическе.
Психологический надлом привел ее к алкоголизму, который, кроме того, в какой-то степени заглушал боли, часто охватывающие все ее тело.
Однажды, когда я сидел на скамейке во дворе, вдруг передо мной появился Усман Алиевич и предложил мне познакомиться с моей соседкой Лейлой, стоявшей рядом с ним, покачиваясь на нетвердых ногах. Зная этого пенсионера, я понял, что он собирается избавиться от нее. Поколебавшись, я пригласил ее присесть. Она послушно села и стала тискать мою ладонь. Усман Алиевич, сославшись на неотложные дела, оставил нас.
В первые минуты общения с дамой я внутренне сопротивлялся ее натиску, тем более, что ранее слышал о ее похождениях в нашем поселке. Например, меня коробило ее поведение в пьяном виде, когда она ломилась к одиноким пенсионерам, стуча ногами в калитки.
Она долго рассказывала мне о своих печалях и переживаниях, и, в конце концов, меня пробрало. Я пригласил ее в дом.
- У тебя есть спиртное? - Спросила она.
- У меня только пиво.
- Самое то! Я пью только пиво.
Я вынул из буфета «бомбу» - 2-литровую пластиковую бутыль, и часа два потягивали ее содержимое. Беседа на различные темы закончилась тем, что у нее стали слипаться глаза. Попросила устроить ее на кровать.
- У тебя же скоро должен появиться муж?
- Сегодня он не приедет, уехал в командировку.
Я с трудом втащил ее по лестнице в спальню на втором этаже, посадил на кровать и снял грязные туфли. Затем уложил ее, и тут она ухватила меня за шею и притянула к себе, стала судорожно расстегивать пуговицы на моей рубашке, пытаясь стянуть ее с меня. Я ответил тем же. «Совсем как в кино!» - внутренне рассмеялся я.
Рано утром, проснувшись, я попытался вытянуть свою руку из-под ее головы. Она удивленно уставилась на меня и спросила:
- Где я?
- В моей постели.
Она села и стала судорожно одеваться, приговаривая:
- Какая я же дура… Какая я же дура!
Одевшись и ни слова не говоря, помчалась к себе домой. Я же с грустью вспомнил фильм Чарли Чаплина, где обнищавший бродяга случайно встретился с пьяным миллионером, который был очень рад такому знакомству и в порыве нежных чувств и добродетели подарил бродяге машину и деньги. Ошалевший от нежданных подарков бедняга уехал на "собственном" транспорте. На следующий день он вернулся к дарителю, чтобы поблагодарить своего мецената, однако тот встретил беднягу криком и бранью, машина была отобрана немедленно.
Поэтому, когда она была трезвой, я не подходил к ней. Ну уж, если она была подвыпившей, все шло по накатанной дороге. Она была мастерицей по части любовных утех, о существований которых я даже представить себе не мог. Где она научилась всем этим вещам, догадаться было не трудно. Прежде, в Москве, в молодые годы, она вращалась по столичным тусовкам, и парни буквально тискали восточную красавицу при каждом удобном случае, оказавшись в любом темном закутке.
С другой стороны, она не допускала групповщину, меняла партнера только в том случае, если тот проявлял грубость. Отпор давать хаму она умела. Никогда не заводила повторной дружбы.
Здесь, в загородном доме, у ней появилось хобби - разведение цветов, и в этом она достаточно быстро преуспела. В минуты трезвости ее постоянно можно было видеть в цветнике. К сожалению, я не разбираюсь в цветах и не помню их названий, но не виденные мною прежде такие творения природы восхищали меня.
На одной из наших вечеринок она заявила, что дальнейшую жизнь планирует провести со мной. Я не стал ее отговаривать, зная, что к утру она протрезвеет.
Лейла дружила с Галиной, полной грубоватой женщиной, бывшей парикмахершей, муж которой – крепкий и жилистый трудяга по профессии сантехник и электрик, отличавшийся прямотой и грубостью. Можно сказать, что он на своем садовом участке своими руками построил двухэтажный особняк. Хотя Галине перевалило за пятьдесят, она словно с цепи сорвалась: гуляла и налево и направо. В виду малочисленности местного населения, острием ее атак были гастарбайтеры - молодые и крепкие узбеки и таджики, промышлявшие случайными и постоянными работами у местных жителей.
Как реагировал муж на ее проделки, я не знаю. Естественно, что она стала склонять Лейлу к незатейливой охоте на голодных к сексу, оторванных от семей и женских ласк, смуглых «самцов» за бутылку шампанского. Узнав об этом, я принес ханум «Московский комсомолец» со статьей, предупреждавшей читателей о более внимательном отношении к азиатским гастарбайтерам, привозящим в Россию не только трудовую рабсилу, но и туберкулез, венерические болезни и ВИЧ инфекции.
Однако Лейла возразила, что она видела у них медицинские справки о состоянии здоровья. «Которые легко покупаются» - добавил я.
- Послушай, зачем ты принес мне эту статью?
- Меня Галя угощала шампанским, когда я брал у них чистую воду из колодца.
- Что тут удивительного? Купила да и все.
- Она не работает, денег у ней нет - муж не балует. У них в летней хибарке живут узбеки.
Лейла замолчала и переключилась на прополку цветника. С тех пор она приходила к Галине в гости только днем - просто поболтать. Наша связь продолжалась больше года и исключительно по ее желанию, и только тогда, когда у нее было пиво. И вот наступило время моего отъезда, я сообщил ей об этом у них во дворе. Она сухо выслушала новость и равнодушно пожелала мне удачи и счастья. Я понял, что ханум была трезва.
Через год я узнал о ее кончине. К таким вещам трудно привыкать, но законы жизни мы еще не научились ни корректировать, ни отменять.
Январь 2015 года.