Ледоход

Гузель Рахматуллина
               
          После похорон бабушки за Катей  приехала мама. Девочка,  проводив в последний путь бабулю,  впервые увидела женщину, породившую ее на свет.
         Незнакомка была высокой, нескладной. Засаленные волосы выглядывали из-под вязаной шапки неопределенного цвета,  угловатые колени торчали поверх  нечищеных сапог.
          Катя поставила на плиту чайник. Бабушка предлагала чай, даже незнакомым людям,  заглянувшим в их дом. Клавдия по-хозяйски открыла холодильник, достала  банку соленых огурцов. Взглянув на девочку, сказала: «Надо помянуть бабку!». Опрокинув в раковину  чашку с налитым дочерью  чаем,  плеснула в нее привезенную с собой водку. После третьей закусила, выхватив,  из банки  огурец. Зажмурилась и  захрустела. Она  не заметила, что за ней пристально  наблюдает  дочь.
          Продав квартиру, Клавдия с Катей поехали в городок, где она  постоянно проживала. Квартира матери оказалась, в старом двухэтажном доме на окраине. Мать открыла обшарпанную дверь на первом этаже. Катя вошла в квартиру с давно немытым полом и затхлым запахом.
         «Здесь будешь спать!» - сказала Клавдия, показав девочке на  кровать за  занавеской. Мать ушла на кухню, а девочка  достала из своей  сумки белую бабушкину простыню, постелила на кровать и уснула.
          Когда Катя проснулась, матери дома  не было. Она прошла в просторную кухню. На неприбранном столе стояла пустая бутылка и остатки еды. Катя  вымыла пол, вынесла  мусор. К обеду пришла мать, принесла еды и бутылку.
         У Кати началась новая жизнь с матерью. Не проходило и дня, чтобы   девочка не вспомнила бабулю. Полина Андреевна была ее бабушкой со стороны отца. Девочка не помнила Степана Синичкина, погибшего в аварии. Клавдия, оставив  шестимесячную дочь на руки свекрови, уехала и пропала на двенадцать лет. Самым близким человеком для Кати стала бабушка.
          Новая школа Кате  не понравилась. Ее  невзлюбили, за то, что она была дочкой Клавки-шалавы. Значение слова «шалава», девочка не знала, но чувствовала, что это  нехорошее прозвище.
         Дорога в школу  проходила мимо большой реки. С весны до глубокой осени по ней плыли пароходы. Катя полюбила  красивую реку. Она могла часами наблюдать, как бегут вдаль волны и, словно успокаивалась, глядя в глубокие воды. Зимой река застыла,  и Катя смотрела, как  рыбаки ловили в полыньях рыбу.
        Как-то, придя домой, она застала дома пьяную мать и  молодого мужчину, с наколками на руках и груди. Клава сказала, что  он будет жить с ними. Ночью девочка не могла заснуть, слушая  сопение дяди Толи и скрип кровати в соседней комнате.
        Утром девочка пошла в школу. Погруженная в свои невеселые мысли,  не заметила, что сидение парты густо вымазано клеем. Под громкий хохот класса, Катя пыталась стереть  клей на платье, но испачкалась еще больше. Не выдержав издевок  одноклассников, девочка выбежала из школы.
       На улице уже пахло  весной, старушки торговали пушистыми веточками вербы. Катя вспомнила, как бабушка весной  покупала вербу и пекла пироги. Всю дорогу домой девочка  плакала.
      Клавдия сидела на кухне. Выпятив накрашенные красной помадой губы,  ждала Толика, который обещал принести спиртное. Мутными глазами она посмотрела на дочь. Клава впервые заметила, как подросла  Катя. Внезапно в  полупьяной голове мелькнула коварная мысль. Она вскочила, схватила дочь за косичку, и  прошипела: «Увижу с Толиком, пришибу!» Девочка, с трудом вырвавшись, забежала в туалет и разрыдалась. Она слышала, как пришел Толик, началось очередное веселье.
         Утром в школу  Катя не пошла.  Убрав  со стола, девочка принялась мыть  посуду, оставшуюся после вчерашнего застолья. В это время на кухню зашел Толик. Он  оглядел Катю масляным взглядом, потом, решившись, обнял сзади, пахнув, на нее  перегаром, залепетал: «Котенок, пока мамка спит, покувыркаемся? А я тебе  платье куплю». Катя, вывернувшись,  обрушила на его голову  огромную   кружку, которую  мыла ,  сожитель матери, грязно выругавшись, присел, зажимая руками пробитый лоб. 
       Девочка  побежала на улицу. Она не замечала, ни скользкой дороги, ни  грязных проталин. Добежав  по тонкому льду до середины  реки,  на мгновенье  оглянулась назад, а через секунду, провалилась в воду. 
         К вечеру на реке начался  ледоход. Разрывая огромные льдины,  словно освобождаясь от  оков, державших ее долгую зиму,  река   разлилась и  гордо несла свои мутные воды вдаль, сливаясь  с серой полоской неба, где-то там, у самого горизонта.