Он был с душой защитника

Владимир Владыкин 2
ВЛАДИМИР ВЛАДЫКИН

ОН БЫЛ С ДУШОЙ ЗАЩИТНИКА
 
Внимая ужасам войны,
При каждом новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! Утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна –
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слезы –
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей.
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
 
                Николай Некрасов


       Так называемый микрорайон «Макаронка»  располагается по обе стороны улицы Дуки, названной в честь легендарного партизанского командира. Впрочем, здесь не одна улица носит имена прославленных руководителей партизанского движения Брянщины. Это напоминание необходимо потому, что нынешняя молодёжь почти не знает истории родного края.
       «Макаронка» впоследствии знавала и тех героев, которые воевали в Афганистане, а потом и в Чечне. В школе № 45 в своё время мне довелось работать почти десять лет и знать многих ребят, прошедших через горнило Чеченских воин. Однако без потерь, к сожалению, ни одна война не обходится. Мне выпала честь писать о выпускнике этой школы Сергее Сокуренко, майоре ОМОНа. Сергей был в Чечне четырнадцать раз. Собирался ещё… но командировки в «горячую точку» не прошли бесследно. Сергей умер от сердечного приступа…
       «Макаронка»  вовсе не маленький микрорайон. Несмотря на то, что здешние места мне были знакомы, однако найти улицу Республиканскую, на которой жил Дима, удалось не сразу, так как предместье Верхнего Судка в последние годы было застроено частными коттеджами и особняками. Среди них затерялся скромный дом родителей Димы Пономарёва. Он был единственным сыном у Татьяны Григорьевны, которая работала на заводе «Электроаппарат» радиомонтажницей и Николая Николаевича, работавшего в те годы слесарем на заводе «Эталон».
       Родители Димы были занятыми на земельном приусадебном участке. Я отвлёк супругов Пономаревых от весенних работ. выслушав зачем я пришёл, мы прошли в дом. Татьяна Григорьевна принесла альбом фотографий, на которых их сын запечатлён с детсадовского возраста, словом, все главные этапы жизни Димы.
       Когда я взглянул на настенный увеличенный портрет молодого человека в гражданском костюме, я вспомнил этого подвижного, всегда неунывающего светлого душой паренька старших классов. Школу он окончил в 1992 году, когда в стране начались экономические реформы, когда в одночасье рухнул привычный уклад жизни, и выпускнику школы надо было выбирать свой путь. У Димы он был давно определён, и оставалось мечту только осуществить…
       Татьяна Григорьевна охотно делится воспоминаниями о сыне, каким он остался навсегда в памяти. Хотя ей до сих пор трудно поверить, что его нет, иногда матери кажется, будто он так же, как и тогда, где-то несёт службу. Ведь после Чечни Дима  собирался  поступать в военную академию.
         – В детстве кем он  только не собирался быть, – с грустной улыбкой говорит она, – и кондитером, и машинистом, и космонавтом, и мечтал строить дома, дороги. Потом в детском клубе увлёкся шитьём мягких игрушек, посещал авиамодельный кружок. Я думаю, с друзьями ему повезло. Это были в основном одноклассники: Вадим Марченко, Дима Шевелёв, Саша Ерыков, с которым он занимался в ансамбле бального танца «Лита», Лена Ковалёва, Оля Маврина, Галя Горенкова. У него была первая учительница Мария Павловна Кокина. Было три классных руководителя – Лариса Николаевна Сафонова, Нина Сергеевна Макарова, Татьяна Григорьевна Черненко. Все они оставили в душе Димы добрый след. А вообще, в школе, на улице он не особенно выделялся, рос как все дети.
          Наверное, в девятом классе, когда у них стало вести уроки начальной военной подготовки Евгений Жильцов, кадровый военный, который тогда в школу пришёл после сокращения в армии. Под его влиянием Дима увлёкся восточными единоборствами, и стал говорить, что хочет стать десантником. Я не скрою, что не хотела этого, ведь мы помнили, как именно десантные войска были в Афганистане и там многие полегли в боях. Но Дима был характерным, от выбранной цели не отступался. Наверное, он не хотел меня волновать, когда стал втайне от нас, родителей, ходить на занятия при втором техническом училище, что на Покровской горе, где давали первоначальные знания будущим десантникам. Эти курсы организовало  РОСТО. Дима приобрёл теоретические знания, а потом в Бордовичах занимался парашютным спортом, так как, чтобы поступать в Рязанское военное училище ВДВ, нужно было иметь значок, совершившего прыжки с парашютом. Дима сделал несколько прыжков и такой значок получил. Но об этом я узнала, когда он пришёл с распоротой ногой. Один прыжок закончился неудачно – Дима напоролся на штырь возле металлической базы.
        После окончания школы Дима собирался поступать в Рязанское военно-десантное командное училище. Хотя за год до этого он списывался с Ленинградским политехническим военным училищем, в котором учились наши знакомые ребята. Но занятия в спортивном парашютном клубе переменили его планы. Ему пришёл из Ленинграда вызов, от которого отказался в пользу Рязани…
         Но и этому его замыслу не суждено было сбыться. Татьяне Григорьевне, как ей тогда казалось, удалось переориентировать сына на Брянскую технологическую академию. С девятого класса Дима продолжал заниматься в ансамбле бального танца «Лита», где встретил свою будущую жену Ольгу. Когда Дима учился на втором курсе, они сыграли свадьбу. Родилась дочь Вика. Теперь надо было параллельно с учёбой как-то содержать и семью. Ещё учась в школе, чтобы иметь карманные деньги, Дима торговал на рынке кассетами, удочками и другим ширпотребом и потому опыт коммерсанта ему пригодился…
        Первая учительница Мария Павловна Кокина вспомнила, когда она вела урок, ребята посматривали в угол класса. Её это заинтересовало. Она подошла и увидела щеночка, которого они принесли с улицы. Одним из учеников был Дима.
         – Я им сказала, вы лучше его вынесите из класса и спрячьте на дворе, а потом заберёте, – рассказывала Мария Павловна. – Дима был подвижным, весёлым, внимательным. Бывало я выхожу из троллейбуса с сумкой, идёт Дима, подхватит сумку и бежит впереди меня. Я у него однажды спросила: «Дима, как ты относишься к тому, что страну развалили? Он ответил: «Я в душе был комсомольцем и остался им».
         То, что сын помогал пожилым людям, рассказывала и Татьяна Григорьевна. Дима никогда не проходил мимо, если видел, что женщины идут то ли с сумками, то ли с вёдрами воды. Обязательно подносил до крыльца, за это 70-80-летние бабушки очень уважали и любили Диму. Они держали на квартирах девушек-студенток и наперебой предлагали ему в невесты. Когда узнали, что Дима женится, они перегородили дорогу, чтобы с невестой не проехал, но молодые поехали другой дорогой, а бабушки потом пришли ко двору Димы, и ему пришлось выслушивать их душевные и тёплые поздравления…
          В классе пятом одно время навещал престарелого инвалида, который ходил зимой и летом в военной папахе и рассказывал о своих подвигах. На улице его считали душевнобольным. Но Дима почему-то верил всему, что тот рассказывал о войне. От него он приносил стихи, рукописные романы… Если над инвалидом кто-то из сверстников потешался, Дима старался за него заступиться, не давал того в обиду…
          В школе он был в числе лидеров, организовывал дискотеки, вечера, сбор макулатуры и металлолома. Нина Сергеевна Макарова всегда могла положиться на Диму всецело, что он добросовестно исполнит любое поручение. Однажды нужно было удлинить классную доску. Дима сказал, что его отец, Николай Николаевич, может сделать всё, он мастер на все руки. И когда что-то обещал, Дима всегда сдерживал своё слово.
          Он часто проводил летние каникулы в рогнеденской деревне Высокое, где жил дедушка Григорий Павлович, который ремонтировал сельскохозяйственные машины. А Дима любил наблюдать как он это делал и просил научить его. Дедушка также прививал доброе отношению к людям, и преданно служить тому делу, которое станет главным в жизни. Когда ходили собирать грибы и ягоды, рыбалить на речку, дедушка рассказывал о пользе трав и бережном отношении к природе.
          Как и всякий молодой человек, Дима искал своё призвание, которое ему представлялось в военном деле. Он, конечно, вполне мог настоять на том, чтобы  учиться в рязанском училище ВДВ. Хотя также не мог не считаться и с тем, что советовала мать. Если бы её не любил, наверное, поступил бы по-своему. А ещё был порядочный и бесконфликтным человеком с широкой душой.
          – Если бы ему сказали: сними рубашку, отдай нуждающемуся, – говорила Нина Сергеевна, – он бы, не задумываясь, снял. Дима был человек слова и дела. Если пообещает что-то сделать – всегда выполнит. Он и с ребятами был такой, поэтому его очень уважали и ценили. У него душа была распахнута  и повёрнута к людям.
         Вадик Марченко говорил, что Дима увлёк их десантной школой, но в отличие от него, они не стали вместе ходить на занятия. Кстати, в десантной школе многие ребята были старше Димы, но это его нисколько не смущало, так как мечтал стать десантником.
          – Я ему говорила, – признается Татьяна Григорьевна, – что растила тебя, чтобы ты был честным, добрым, чтобы радовал нас с отцом, а ты выбрал армию, которая сейчас не в лучшем материальном обеспечении. А он мне ответил: «Я и пойду укреплять ее обороноспособность». Он был так воспитан в школе, в институте. И я поняла, что его уже никак не переубедишь, чтобы пошёл по «гражданскому пути».
         Дима Пономарев относился к одному из последних поколений, воспитанных в старых традициях, для которых альтруизм или даже романтика армии считались высочайшим идеалом служения Отчизне. И действительно, Дима был патриотически-настроенным на то, чтобы оставаться верным своим убеждениям. Те студенческие годы, когда он торговал на рынке, не переломили его нисколечко, это был способ выживания. Он не променял альтруизм на меркантилизм, которым сейчас всё больше пронизано наше общество.
         Семейная жизнь Димы, к сожалению, не сложилась. Они мирно расстались с Ольгой, когда дочери Вике было три года. Но с бывшей женой Дима остался в хороших отношениях. Не всегда бывает, чтобы свекровь и бывшая невестка после распада брака поддерживали связь: Ольга с Викой приезжают к Пономарёвым, вместе бывают на могиле Димы.
          В 1997 году Дмитрий Пономарёв по специальности инженер-механик окончил лесотехническую академию. Ему присвоено воинское звание лейтенант. В июне из военкомата пришла повестка. Дима стал служить срочную в Богучаре Воронежской области. Жил на частной квартире: в те трудные годы повсеместно задерживали зарплату. Дима не забывал родных – высылал деньги матери, дочери.
          Говорят, многие хулиганы на войне становились героями. Но Дима не был хулиганом и остался в памяти таким, которому можно было поручить любое ответственное дело и он с честью его выполнит. Он обладал притягательной аурой, мог увлечь за собой сбором макулатуры или металлолома. Когда занялся парашютным спортом, Дима не сказал матери об этом потому, что не хотел её расстраивать. Он мог вступиться за любого обиженного, будь это парень или девушка. Одноклассницы Лена Ковалёва, Оля Маврина, Галя Горенкова говорили, что с Димой можно было советоваться, он умел выслушивать, ценить дружбу. И был одним из тех, вокруг которого собирались ребята. С ним всем было хорошо, Вадим Марченко пояснял, что Дима не любил несправедливость; если кто-либо поступал нечестно, он требовал извиниться, но если обидчик не понимал, приходилось заступаться.
          В Богучаре лейтенант Дмитрий Пономарёв прослужил полтора года, до дембеля оставалось полгода. У Димы был выбор: набрать в Наро-Фоминске молодое пополнение и дослужить на месте, или с контрактниками отправиться в Чечню, куда посылали, как говорится, на добровольно-принудительных началах…
          В августе 1999 года началась так называемая вторая Чеченская война, после того, как чеченские банды проникли в Дагестан с целью дестабилизации всего Кавказского региона. И гвардии лейтенант Пономарёв решает поехать в Чечню.
          В Брянск он приехал на короткую побывку 4 ноября 1999 года. Татьяна Григорьевна и Николай Николаевич понимали, что сын не мог поступить иначе:
          – Сынок, может, тебе лучше остаться? – просила мать, с тревогой во взгляде.
          – Мама, мои многие одноклассники и все знакомые уже побывали там, а я ещё нет, – говорил Дима. – Я должен помочь нашей армии.
          Матери он подарил  ко дню рождения  телевизор:
         – Это от меня… новый век нельзя встречать без цветного телевизора, – несколько шутливо сказал сын и потом прибавил: – это будет тебе память обо мне…
         – Господи, что ты говоришь!
         – Я пошутил, пошутил, мама. Только Ольге не говори, что я еду туда.
        На следующий день Дима побывал в Бордовичах, где совершил первые прыжки с парашютом, и пешком прошёл почти всю Бежицу. Съездил к бывшей жене, поговорил с дочерью Викой. Тёще, Светлане Николаевне, сказал, что приехал в отпуск и скоро уедет. Однако от его друзей Ольга узнала, что Дима в Грозном.
        Никто не мог предположить, что ждало его в Чечне. Конечно, родители волновались. Татьяна Григорьевна иногда перечитывала письма сына, которые он писал из Богучар, и в них она находила для себя хоть какое-то утешение, так как из Грозного за два месяца до самой гибели сын не писал.
         Мы сидим втроём за столом, Николай Николаевич сосредоточенно молчит. Татьяна Григорьевна грустным, полным скорби голосом, читает первое письмо сына и в ту минуту ей, наверное, хотелось думать, что Дима где-то служит. Вот что он писал:
       «Здравствуйте родители!
       Пишет вам ваш сын гвардии лейтенант 62-го полка 10-й гвардейской танковой дивизии 10-й общевойсковой армии. У меня всё нормально. Только вот времени на сон маловато, и вообще нас сюда направили потому, что в наряд ходить некому. За десять дней нашего здесь нахождения уже побывал в двух суточных нарядах: начальником патруля и помощником начальника караула.
       Завтра иду опять по маршруту начальника караула, а вообще, питание тут нормальное. В восемь утра построение, завтрак, с четырнадцати до шестнадцати обед. В семнадцать сорок пять конец рабочего дня. Если идёшь ответственным, то с пяти до двадцати трёх часов, если в наряд, то на сутки.
       Должность у меня не шикарная – зам. командира роты по вооружению.
       Живём в городе, хотя здесь снимать квартиру дорого. С общагой глухо, как, впрочем, со всем остальным. Живём мы трое из Брянска. Говорят, что кто-то приехал ещё из нашего города, но мы его пока не видели.
         Форму выдали частями. Ходим в сапогах, как солдаты. Ноги, конечно, растёрли. Это танковые войска, которые даже не могут нас одеть. С кормёжкой нормально, можно есть и с солдатами…
          – Когда я приехала к Диме в Богучар через месяц, как его туда призвали, он похудел с пятьдесят второго размера до сорок шестого, – рассказывает Татьяна Григорьевна и продолжает читать письмо сына: – В офицерской столовой – обед за 10 рублей. В общем, список недостатков был большой, – продолжает она читать письмо сына. – Поэтому напишу самое основное. Нам выдали сапоги, но я просил берцы.
        Как ваши дела, как поживает Вика, как дела у бати, привет ему от меня. Если Ольга будет спрашивать, скажи, что у меня всё нормально. Правда, денег раньше середины осени не дадут.
        К моему тёзке Димке поедут родители, передай через них то, что сочтёшь нужным, но сама не мотайся»…
        Обо всех трудностях армейской службы все стараются не писать, так как армия – это вам не курорт, а закалка характера на выносливость, только в армии начинают понимать цену дружбы, взаимовыручки. На одной из фотографии Дима спят с армейскими друзьями. Однако в 90-х годах в пореформенной армии, брошенной государством на произвол судьбы, когда «горячих точек» было больше, чем сейчас, укоренились такие явления, как меркантилизм, корысть. Тогда солдаты и офицеры воспринимали свои армейские будни в денежном эквиваленте. Профессия военного превращалась в источник добывания денег участием в боевых действиях.
        Дима же на это явление смотрел отрицательно, даже с досадой. Ведь он был воспитан  бескорыстному служению своей стране, и армия для него была, как пример высокой чести и благородства. По словам Татьяны Григорьевны, когда Дима столкнулся с армейской реальностью, он испытал даже разочарование, нужно ли посвящать себя служению армии, которая утратила все прежние патриотические качества. И тогда он понял одно – армию надо морально оздоравливать. Но, когда кругом говорят только о деньгах, о материальной выгоде, единомышленников у него не было. Правда, и свой взгляд на современную армию он почти никому не высказывал.  Дима старался строго следовать армейскому уставу и требовал того же от подчинённых.
        Когда был в Наро-Фоминске на подготовительной военной базе, он посещал библиотеку, брал книги по военной подготовке, ведению современного боя, а его товарищи в это время беспечно отдыхали. На серьёзное увлечение военным делом Димы они смотрели даже не без насмешки. Но он понимал, что тех знаний, которые получил на военной кафедре, было не достаточно.
        Какой бы был моральный дух армии, если бы все добросовестно относились к своему воинскому долгу, честно готовились к суровым испытаниям. Между прочим, лейтенант Пономарёв принял не взвод молодых новобранцев, а людей, которые  были старше его на десять-двенадцать лет, то есть это были контрактники, некоторые из них уже участвовали в боевых действиях. Поэтому они знали куда пошли. В своё время они прошли военную выучку в «горячих точках» и потому считали себя «стреляными волками».
         Перед отъездом в Чечню Дима прослужил почти полтора года, и считал себя вполне подготовленным к ведению боевых действий. Хотя в настоящем бое ещё не участвовал. Он увидел почти полностью разрушенный Грозный, частично занятый чеченскими боевиками. Это было юго-западное направление Грозного. В Крестовой больнице, которую отремонтировали в последние годы, засели боевики. Наш взвод завязал с ними неравный бой, и вскоре боевики обложили его со всех сторон, что пришлось отступить в подвал, откуда боевики пытались его выкурить. Им командовал старший лейтенант Евгений Н., который был родом из Карачева. Дима хорошо его знал. Но для него было  не важно, кто попал в беду, его долг – выручить товарища по оружию. Хотя понимал, что ситуация сложилась серьёзней некуда, и его земляку там, в подвале больницы, приходилось сдерживать натиск боевиков. В тот момент Дима не думал ни о ком, кроме того, что требовалось вступить в бой…
         16 ноября  Татьяна Григорьевна провожала сына на автобус, который отправлялся в Наро-Фоминск.  Она видела, как Дима переживал о ней и даже старался её приободрить, хотя самому было нелегко. Говорят, нельзя предвидеть свою гибель. А в его настроении всё говорило об этом. Ведь не зря же накануне отъезда, хоть и шутливо, он обронил матери слова, когда подарил ей телевизор: «Это тебе мой последний подарок, смотри и вспоминай…».
         На фотографиях он снят ночью, в военной палатке, в окружении боевых товарищей за праздничным столом. Встречали, должно быть, Новый год; его пронзительный острый взгляд, будто видит всё то, что скоро станется с ним. И осознание этого делает его донельзя строгим, собранным. Но он понимает, что приехал выполнять воинский долг и не отступиться, если даже придётся погибнуть.
         Дима получил приказ идти на деблокацию наших ребят, которые попали  в засаду боевиков и три дня сидят в западне без еды и воды. Взвод бронетехники и пехоты пошли утром рано на выручку своих. В городе слышались стрельба, взрывы. Улицы были погружены во мрак. За каждым углом дома поджидала опасность.
          Лейтенант Дмитрий Пономарёв с тёзкой из Клинцов почему-то шли пешком. БТР ехали осторожно. Первый бой завязался ещё задолго на подступах к Крестовой больнице. Боевики стреляли из гранатомётов и автоматического оружия. К больнице невозможно было подойти. Надо было бы провести разведку местности прежде, чем идти вперёд. Однако Дима с бойцами пытался проникнуть в здание.
          В жарком бою бойцами овладевает хладнокровие и какая-то безумная отвага, психологи это состояние называют катарсисом. Дима не заметил стрелявшего снайпера. Хотя было уже светло. Зимнее солнце сияло над Грозным, затянутым дымами взрывов и стрельбы. Подход к больнице постоянно обстреливался. Атаки наших были отбиты. Внутри здания слышалась звонкая стрельба.
        Он увидел, как упал его младший товарищ его тёзка из Клинцов. Дима успел заметить, как коварно блеснул монокль снайперского прицела и он остался лежать на открытом пространстве, которое отделяло его от больницы. Кому-то посчастливилось укрыться от снайпера. Очевидцы и участники того страшного боя рассказывали, что к больнице на выручку к своим пробирались буквально по трупам наших солдат, будто отданных на заклание не радивыми командирами, которые плохо разработали боевую операцию по захвату Крестовой больницы.
        Когда лейтенанта Пономарёва пытались вынести с поля боя, говорили, полегло не менее десятка бойцов. Удивляет то, почему против превосходящих сил боевиков пошли малым числом? Это наводит на мысль, будто их нарочно подставили, только для того, чтобы выяснить количество боевиков?
        Когда Диму положили на БТР, в него почти тут же ударил гранатомёт, взвился столб чёрного дыма. На нём был боекомплект боеприпасов, который сдетонировал. Это произошло 17 января в 10-20 2000 года через два месяца нахождения Пономарёва в Грозном…
          Татьяна Григорьевна рассказывала, что родила Диму в это же время двадцать пять лет назад.
          – А за две недели до гибели сына, – рассказывает она, – я увидела вещий сон, будто огромный-огромный жернов вращался, как бетономешалка и сверху из него выходили длинные ящики, покрытые сине-бело-красным флагом. Я иду. А жернов без конца крутится. Я хочу пройти, но не могу, но вот я всё-таки прошла к нему, хочу обойти. И тут на моё плечо легла чья-то рука:
          – Постой, сейчас будет гроб твоего сына, – кто-то ясно мне сказал: идут гробы бесконечной вереницей, мне было страшно, я в ужасе проснулась. А в день гибели Димы из стенки упала на пол его фотография. Никого дома не было, а фотография упала…
          В том бою погибло много наших солдат и офицеров. А взвод старшего лейтенанта Евгения Н.  засевшего в подвале больницы почти весь уцелел. Одного офицера чеченские боевики скальпировали. Этот факт лишний раз подтверждает средневековую дремучесть и кровожадность кавказских боевиков…
        В 2002 году исполнилось десять лет, как одноклассники Димы окончили школу. В тот летний вечер на эту встречу пришли почти одни девушки и три парня. Была на нём и первая учительница Мария Павловна Кокина, классные руководители – Лариса Николаевна Сафонова и Нина Сергеевна Макарова. И была мать Димы Татьяна Григорьевна Пономарёва. У каждого одноклассника – юноши, девушки, а также младших классов, учителей, завучей, бабушек, друзей, преподавателей БГА Дима Пономарёв остался в памяти честным, трудолюбивым и душой повёрнутый к людям. Нет такого человека, которого он бы обидел. Все, кто знали, отзывались о нём очень высоко. Такой единодушной оценки заслуживает не каждый человек.
          Лариса Николаевна педагог-словесник, как мне говорили её коллеги и учащиеся, вела уроки так, будто ставила спектакли. О Диме она, кажется, знает всё. Он участвовал в литературных вечерах, в постановках по произведениям классиков литературы. Она мне рассказывала, как Дима читал стихотворение А.Н.Толстого «Курган» в пятом классе. Весь класс, затаив дыхание, слушал. А строки в нём такие, точно Дима уже тогда предчувствовал свою судьбу…
   
     В степи, на равнине открытой,
     Курган одинокий стоит,
     Под ним богатырь знаменитый
     В минувшие веки зарыт,
    
     В честь витязя тризну свершали
     Дружина дралася три дня.
     Жрецы ему разом заклали
     Всех жен и любимца коня,
    
     Когда же его схоронили
     И шум на могиле затих,
     Певцы ему славу сулили.
     На гуслях гремя золотых,
   
    «О витязь! Делами твоими
     Гордится великий народ.
     Твоё громоносное имя
     Столетия все перейдёт!
   
     И если курган твой высокий
     Сровнялся  бы с полем пустым,
     То слава, разлившись далёко,
     Была бы курганом твоим!»

        Это стихотворение Дима прочитал выразительно, с пафосом как учила Лариса Николаевна, которая сама мастерски декламировала наизусть и поэзию, и прозу.
         – Я бы назвала «Курган» судьбоносным, как сейчас говорят в жизни Димы, – поясняет Лариса Николаевна. – Оно действительно как бы определило его дальнейшую судьбу. В классе он всегда был серьёзным, не бегал, не прыгал как другие по партам. Мне он почему-то всегда казался старше своих лет. Он зрело рассуждал, вступился однажды за Олю Маврину, когда кто-то её оскорбил. Он был рыцарем уже в младших классах.
         Это же самое, как Дима мог защитить слабого и постоять за справедливость, мне говорили и Нина Сергеевна, и Татьяна Григорьевна Черненко, и одноклассники. Наверное, нет человека, которого бы Дима обидел или поступил в отношении его несправедливо. Почему-то, когда человек уходит из жизни, начинают находить в нём самое лучшее, что при его жизни не замечали. О другом человеке и вспомнить  нечего. Дима же оставил по себе добрую память, стремившийся жить по правде и совести. Если он был неправ, Дима в этом признавался честно…
        Татьяна Григорьевна говорила, что Дима никогда не перекладывал свои проблемы на неё, он самостоятельно принимал любые решения. Теперь старшему лейтенанту Дмитрию Пономарёву на здании школы установлена памятная доска. Здесь он учился в 1982-1992 годы. Средства собирала вся школа по инициативе депутата горсовета М.Б. Тимергалиева.
        Вторая Чеченская война унесла тысячи  молодых жизней, страна опять потеряла свой национальный потенциал при низкой рождаемости. У Димы могли бы быть ещё дети, а его дочь Вика почти не помнила отца.
         На похоронах лейтенанта Дмитрия Пономарёва в феврале 2000 года были все бабушки, которым он помогал, присутствовали все учителя, одноклассники, друзья, знакомые, представители военкомата.
       Он посмертно награждён орденом Мужества. Родители Николай Николаевич и Татьяна Григорьевна потеряли единственного сына. По указу Президента РФ надлежало выплатить сто тысяч рублей. Но чиновники военного ведомства не выплатили эти деньги родным Защитника конституционного строя. Пономарёвы обратились в Советский райсуд. Судья Ж..В Хроменкова своим решением обязала военных чиновников выплатить полагающиеся по закону деньги в размере 100 тысяч рублей. Однако только через два года выплатили по 30 тысяч рублей дочери Вике, отцу Николаю Николаевичу, а Татьяна Григорьевна не получила до сих пор.
         И тогдашний губернатор Ю.Е.Лодкин ни разу не принял матерей и вдов погибших в Чечне сыновей и мужей.
         – Мне ещё вас не хватало, – ответил Юрий Евгеньевич, – у меня на шее хватит ветеранов войны.
         С тех пор, как родители получили извещение о гибели сына, прошло чуть больше шести лет. На его могиле часто можно видеть живые цветы. Сюда регулярно ходят, жена Димы Ольга с дочерью Викой, бывшие одноклассники, друзья. А в январе в день гибели Димы приходят и те, с кем он учился и служил в армии после окончания лесотехнической академии…
        Ольга Маврина, увлекавшаяся стихотворными поздравлениями еще со школьной скамьи, когда пришло извещение о гибели одноклассника, за вечер написала стихотворение, которым и хочу закончить очерк о Дмитрии Пономарёве,который  оставил по себе светлую память.
               
               

               ОЛЬГА МАВРИНА               
               
                Посвящение от одноклассницы
                Дмитрию Пономарёву   
    
      Представить даже не могли               
      Ни в страшном сне, ни наяву,
      Что будем мы тебя встречать
      В ужасном цинковом гробу.
   
      На страшном юге, в проклятой стране,
      Где смертью пахнет каждый километр
      Попал ты в бой, ты был в огне,
      Ушел от нас, теперь ты – ветер.
   
      Ведь не попасть – ты не мог,
      А кто поможет маме, дочке?
      Но в жизни много так дорог,
      Ты выбрал ту – в горячей точке.

      Стереть нельзя нам эту боль,
      Комком застыли слезы в горле.
      Сыграл ты все же эту роль
      Оставшись там, где смертей море.

      Стекают слезы по щеке,
      И в сердце рана кровоточит
      Теперь приходишь лишь во сне,
      Приди живым, хоть на часочек.
      
      Пускай Господь тебя хранит
      И ласкою своей не оделяет,
      Звездой ты будешь нам светить,
      А свет звезды до сердца прошибает.
 
         2000 г.