За окном больничной палаты в неосвещённом дворе давно уже обосновались поздний зимний вечер и его спутница - темень. Неяркий свет потолочного светильника касался этой тьмы в верхней части оконного стекла и исчезал, растворившись в ней насовсем. А в нижней, на морозных серебряных узорах, он отражался на веснушчатое Серёжкино лицо, внимательно изучавшего малейшие нюансы нарисованных январским морозом рисунков. Шестилетний…, нет, шестилетний с половинкой, как он уже месяца три говорил всем о себе, Серёжка выискивал там какие-то знакомые сюжеты. Мороз этих сюжетов не знал и рисовать их не старался и был скорее физиком, а не лириком, но ему помогало воображение конопатого мальчугана. Сначала пацанёнок всматривался в узоры, а потом, придумывал рисунок и как заправский художник лишь слегка подправлял природу. Подышит на какой-то участок стекла, чтобы сделать намёрзший лёд податливым, проведёт своим пальчиком там и сям, нанеся нужные штрихи и готово дело! Минуту-две рисунок благодаря штрихам живёт, а потом они начинают мутнеть и замерзать, теряя прежние очертания и контрастность. Штрихи погружались в лёд и растворялись там, как и свет лампы в темени окна наверху.
Провёл за этим занятием Серёжа примерно с пол часа, пока оно ему не прискучило. Тогда он написал на окне печатными буквами как сумел слово «Рождество» и дождался пока все буквы через лёд и стекло словно бы просочились в завтра – на улицу. Но спать всё равно не хотелось. Мальчик тихонько, отодвинул от окна табуретку, на которой стоял на коленях и сел на неё, повернувшись лицом в палату. Двое его соседей-мальчишек уже спали. Они оба попали в больницу в разное время, но все после Серёжи. А потому он в их компании хоть и не был самым старшим по возрасту, но был главным. А самым старшим был Саша, который тоже, как и Сережа, попал сюда с воспалением лёгких. Саше было уже почти восемь, и он учился в первом классе школы и очень гордился тем, что умел и читать и писать. Так и Серёжа умел! Ничуть не хуже умел! Бабушка успела его научить этому, когда ещё была жива. И было ему тогда пять лет всего. Столько же, сколько и самому младшему в палате - Коленьке. Так ласково, Коленькой, мальчика называли родные всегда, когда приходили к нему повидать. Коленьку привезли в палату сразу после Нового Года и он тут уже пять дней. Он-то пять, а Серёжа уже пятнадцать! Но доктор сказал вчера, что на Рождество Серёжу выпишут. Значит - завтра!
О том, что такое Рождество Серёжа тоже узнал от бабушки. Но не очень понял. Кроме того, что это день рождения бога и, что в этот день обязательно сбываются самые-самые заветные желания. Как сумел, так и упростил он для себя рассказы бабушки о какой-то древней стране, злом царе, который убил много детей и матери бога по имени Мария. Вот про маму бога Серёжа как раз совсем понять не мог и всё выспрашивал у бабушки, как могло так получится, что у бога была мама, раз сам бог всё и создал на земле? Ведь мама же всегда старше своего сына? Бабушка тогда начинала ему объяснять, что бог он такой особенный, и не только сын своей мамы, но ещё и другой человек, который не на земле живёт. Даже и не человек он, а бог... Серёжа делал вид, что понимал, потому, что бабушка волновалась и не находила слов, чтобы объяснить эти сложности внуку. Да и не это было главное - главными были пироги, которые пекла бабушка в день рождения бога. Такие же пироги она пекла и в день рождения внука и ещё несколько раз в году. А ещё она пекла рулет с маком и с сахаром! Сахар расплавлялся в духовке, растекался небольшими лужицами по краям рулета и спекался в сладкую-сладкую коричневую карамельную массу. Запах этой карамели и был основным запахом праздника для Серёжи.
Здесь же, в больнице, совсем не было никакого праздничного запаха. Пахло просто большой кухней и медикаментами, но по утрам, когда санитарка приходила в палату и мыла пол, всё перебивал запах хлорки. Исчезал даже запах большой праздничной ёлки, которую накануне Нового Года поставили в коридоре их отделения. Оттого и начало праздника было не праздником, и ёлка казалось не настоящей, а искусственной. Вот у этой ёлки дети и отмечали Новый год.
Серёжка решил, что надо бы лечь и уснуть, чтобы уж поскорее наступило завтра. А там и Рождество, когда его и выпишут, как обещал доктор! Он отодвинул табуретку, придвинул её к столу, и улёгся в кровать, натянув одеяло к подбородку. Мальчишки соседи тихонько посапывали во сне, и Серёжа закрыл глаза. Перед тем, как уснуть он стал вспоминать, что Дед Мороз у них на празднике спрашивал его про самое-самое главное Серёжино желание на будущий год. Почему-то именно его, Серёжу, Дедушка Мороз всё время как-то выделял на празднике - то ему приз даст, то просто по голове погладит и похвалит за что-то. И на руки взял и поднял высоко-высоко. И подбрасывал, а потом ловил! Там, наверху, в его руках, мальчику было очень спокойно и хорошо. Эти ощущения ему были внове, но ничуть не тревожили Серёжу и даже наоборот - были радостными, и мальчугану очень хотелось, чтобы он его ещё и ещё раз брал в свои сильные руки, подбрасывал вверх и ловил и снова подбрасывал, а он бы смеялся и смеялся, глядя в глаза Дедушке Морозу сверху, а потом снизу и снова сверху и снова снизу… А глаза у дедушки совсем не старые, а молодые и весёлые. Серые пресерые. И когда только Дед Мороз спросил его про главное желание на будущий год, то глаза его сделались очень серьёзными, но всё равно добрыми. Серёжка молчал сначала, … а потом соврал... Разве он мог поступить иначе? Он же уже знал, что Дедушка Мороз никакой и не Дед Мороз, а переодетый дядя. И так захотелось тогда мальчугану, чтобы всё было иначе - чтобы Дед Мороз был настоящий, а вот ёлка взамен пусть будет искусственная! Тогда бы у настоящего Дедушки Мороза Серёжа попросил выполнить своё самое-самое, что ни на есть настоящее желание! Но ведь дядя этот с добрыми глазами его выполнить, всё равно, не сможет. Тогда и попросил Серёжа, как и Саша с Коленькой конфет и игрушечную машинку. Но они то именно этого и хотели! Попросил и заплакал. А дядя прижал его к себе и сказал, что обязательно выполнит желание. Обязательно-преобязательно!
Мальчуган подумал про себя, что уже, наверное, заполночь и утром наступит день рождения бога, и почему-то снова вспомнил добрые глаза Деда Мороза, и как приятно ему и спокойно было смотреть в них сверху, а потом снизу, а потом снова сверху... Или это уже ему снилось?
Приход утра сопровождался звуком переставляемых табуреток и ведра с водой. Утро в палату принесла санитарка, затеяв ежедневную влажную уборку. А вот уже само утро дня рождения бога, приняв эстафету от санитарки, привело в палату доктора и ещё какого-то дядю и нескольких тётенек. Одна из них была Серёжина воспитательница. Все мальчишки тут же вылезли из кроватей и во все глаза стали смотреть на пришедших. Доктор сразу подошёл к Серёже и сказал, что сегодня его выписывают из больницы и что вот дядя и тётя хотят с ним познакомиться. Мальчуган не понял, какая из тёть этого хочет, так как их было несколько, но спрашивать не стал, а молча и внимательно смотрел на дядю. Дядя улыбнулся и сказал, что они уже немного знакомы и подошёл к Серёже, присев на корточки. Улыбнулся ещё шире, и его серые пресерые глаза заблестели, как блестят влажные от солёной морской воды камушки на берегу, когда с них скатывается волна. Серёжа узнал Деда Мороза и внутренне весь сжался, чтобы не обмануться, …чтобы бабушка оказалась права…ведь сегодня день рождения бога… Дядя, выпрямившись резко, подбросил его, как и тогда на празднике вверх и опустил, но не на пол, а взял на руки. Тут подошла к ним одна из тёть. Она обняла дядю и погладила по голове Серёжу, а ещё она как-то странно плакала, потому что и улыбалась одновременно.
Серёжа, можно ты поедешь к нам домой отсюда из больницы, а не назад в свой детдом? – Спросил дядя.
Угу! - Лишь смог ответить мальчуган, и кивнул головой. Рот у него дрожал, и никакие слова не получались.
Мы хотим, чтобы ты стал нашим сыном. – Серые глаза дяди смотрели ласково и серьёзно.
Угу! - Повторил малыш. И, как и тётя, заплакал и заулыбался одновременно.