"Толстый" стоял на коленях, согнувшись и улегшись на диван телом, расположил подбородок на скрещенных перед собой руках. Смотрел на доску с шахматами. Он болел. Изнывая от скуки, решил достать шахматы и поиграть сам с собою. Интерес быстро пропал. Искать, доставать книги по шахматам с задачами, тоже желанием не горел. Всё лениво.
Вспоминалось раннее детство, как его, идущего рядом с мамой и помогающего ей нести сумки с магазина, соседи по дому, хитро улыбаясь, называли, обращаясь к маме:
- Директором будет. Смотри какой важный, какой солидный, серьёзный идёт.
Маленький "Толстый" не обижался, не обижалась и мама, понимая о какой солидности соседи намекали. "Толстый" не был толстым, он был в меру упитанный, держался прямо и, поэтому, упитанность немного выступала вперёд. Воспитанному в любви, заботе, ласке, в честных, порядочных, доверительных отношениях в семье, ему не приходилось хитрить глазками и вертеться телом егозой, в желании скрыть проделку, не совсем приличествующую или совсем не приличествующую. Не кривя душой, он не кривил ни телом, ни взглядом, ни поведением, что, скорее всего и придавало ему некую солидность, серьёзность. Несмотря на привычку плотно поесть, под горлышко, плотность его тела не имела постоянной величины, регулярно, периодически меняясь в своих параметрах, объёме, по мере жизненной активности, физического действия. Он встревал во всё путёвое и непутёвое, озорное, не озорное, во всё, во что любят встревать почти все мальчишки сознательно или бессознательно. Однако, в отличии от своего брата, худощавого, жилистого, стройного, с несколькими, чётко очерченными и выделяющимися кубиками вместо живота, "Толстый" выглядел в точности так, как называл его шутя брат - толстым, что закрепилось в устах брата за "Толстым" пожизненно.
"Толстый" улыбался воспоминаниям, совсем позабыв о шахматах. Взгляд его оторвался от видений прошлого и вернулся к доске с расставленными на ней фигурками шахмат. Никакой охоты думать. А, что, если попробовать телепортировать? Вот, эти шахматы, например? Неожиданность мысли встрепенула его. Он приподнял голову, нисколько не удивляясь больной мысли больного мозга. "Толстый" же болел, а больному любая мысль развлечение, побег от скуки.
Он вперил взгляд в шахматы, приговаривая про себя: "Желаю, чтобы шахматы перенеслись..." - далее его мысли притормозились. Куда перенеслись? Он подумал, почесал небритую щёку, продолжил: "Куда-нибудь!"
Шахматы не шелохнулись. Повторив с упорством учёного-фанатика эксперимент несколько раз, "Толстый" разочаровался в достигнутых результатах. Результаты один за другим с таким же упорством повторялись - шахматы, казалось, смеялись над ним, оставаясь на месте.
"Незадача, однако. С другой стороны, нечему удивляться. Какая телепортация? Придумал тоже. Обычному человеку не под силу такое. И никакому разуму не под силу без технических средств осуществить телепортацию. Эк, замахнулся больной головой." - он закрыл глаза, сразу окунувшись в небытие, в котором ему явилось новой силой его желание и, затем, как шахматы с доски исчезли.
Глаза мгновенно открылись. Шахматная доска пуста! "Толстый" вскочил на ноги, растерянно завертелся, озираясь по сторонам, ища глазами шахматы. Провёл рукой по поверхности доски, перевернул её, сложил, снова раскрыл, всю ощупал, потряс, заглянул под диван, осмотрел все углы, мебель - шахмат в доме не было. Он сел на диван, не зная радоваться или нет, всё-таки, как получалось, удавшемуся эксперименту.
"Вот, те на!" - он сидел в недоумении. Обычно в такие моменты людям хочется почесать зад, поясницу, спину, руки, плечи, щёки, макушку, сбить недоумение действием, ему же, ничего такого не хотелось. Наоборот, катая недоумение по извилинам, лабиринтам мозга, мыслей, он наслаждался им: " Не может быть такого. Просто не может быть, потому, что не может быть в принципе. Но факт на лицо... Шахмат нет!"
Некоторое время он сидел не двигаясь, увлечённый нахлынувшими чувствами и мыслями. Первыми от недоумения очнулись глаза, обратив его внимание, на то, что давно, неподвижно смотрят на невысокий, блюдцем, восьмигранный хрустальный подсвечник с огарком свечи в нём, стоящий на журнальном столике перед ним. Вторым очнулся мозг, заинтересовавшись новым видением и новыми мыслями, далее оживилось всё тело, начав ёрзать по дивану в нетерпении начать реализовывать в жизнь новое развлечение: "Что, если попробовать сдвинуть подсвечник, а лучше приподнять над столом." - "Толстый" начал развлечение, - "Ну, давай же, двигайся, поднимайся!" - шептал он мыслями, устремив взгляд на подсвечник. Тот упирался.
"Да, ну, тебя..." - откинулся на спинку дивана новоявленный телепат, - "Пум-бурум, бурум-пум-пум.... Как же мне тебя подвинуть?"
Барабаня пальцами по подушке дивана, он осматривал комнату, пол, стены, потолок, безучастным взором. Зевнул. Снова посмотрел на подсвечник и неожиданно для себя, без какой-либо словесной, внутренней поддержки мысли, поднял подсвечник над столом. Сантиметров на двадцать, мог бы и выше, но и такое положение подсвечника удивило его на столько, что он прекратил движение подсвечника в воздухе, с интересом рассматривая, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону - на чём он подвешен, на чём держится?
В комнату вошла средних лет миловидная, стройная женщина:
- Как на улице хорошо. Солнышко. Жалко, что ты болен. Какая температура?
- Нормально, нормально... Лучше посмотри, что я учудил! - не отрываясь от подсвечника глазами, восторженно ответил он.
- Ой, не надо, мне страшно, прекрати. - мимика её лица подтверждала слова вполне явно и доходчиво.
- Ну, почему же страшно? Интересно! Сам не знаю, как получилось.
- Для меня это не понятно, противоестественно, а, что не понятно и противоестественно то, страшно. Прекрати, пожалуйста.
- Ладно. Как скажешь. - "Толстый" лениво нагнулся вперёд, протянул руку к журнальному столику и снизу подхватил подсвечник ладонью, притянув к себе, всё с таким же интересом продолжал смотреть на него, крутя в руках.
- Ах!!! - всплеснула руками медсестра, подкинув в воздух медицинские карты больных и рассыпав их по полу. Непроизвольно, испугавшись, она сделала несколько шагов назад, пока не упёрлась в стол, сдвинув его с места, прижав врача в кресле к стене, - Господи, ты, боже мой! Охрани, убереги! Что же это такое? - широкими жестами наложила на себя крест.
- Что, что такое?! - врач, не имея возможности приподняться, выйти из-за стола, наклонилась, вытянувшись, как могла, в сторону, выглядывая из-за спины медсестры.
- Смотрите, Катерина Николавна! На окне шахматы! Не было, не было их! На моих глазах прямо с пустоты появились! Как чёрт из табакерки! Спаси, Господи, спаси, Господи, спаси, Господи... - рука её мелькала крестом ото лба к животу, к плечам.
- Успокойся, успокойся, Петровна. - врач пыталась взять себя в руки и успокоить медсестру, сама похолодев телом, не на шутку взволновавшись. Откуда могли взяться фигурки шахмат, да ещё в таком количестве, она сама не понимала. Утром их не было, а за весь день она не выходила из кабинета. Из пациентов к окну никто не подходил, и никто, вообще, не подходил. Ничем объяснить появление на подоконнике окна шахматных фигурок она не могла.
На следующий день Петровна принесла иконку, пристроила на стене, окропила кабинет святой водой, наложила крестное знамение, прочитала молитву.
PS: "Толстый" так и не нашёл шахмат у себя дома и способа вернуть их обратно.