От удара топора голова петуха отлетела в сторону, а тело трепыхая крыльями, еще долго билось в конвульсиях. Рубиновые струйки крови, мягко скользя по черным перьям, стекали в эмалированную миску. Баба Катя отбрасила в сторону наконец затихшую тушку, налила полстакана горячей дымящейся крови и добавила немного кагора.
- Пей, - она протянула стакан Степану.
Баба Катя - местная знахарка и ворожея. Высокая, статная старуха с лицом морщинистым от жизни долгой и трудной, с темной цыганщиной в пронзительных глазах, взгляд которых редко кто выдерживал, в колдовских делах могла делать все: привораживать-отвораживать, наводить и снимать порчу, сглаз, проклятие. Она лечила травами, вправляла вывихнутые суставы, заговаривала болячки и гадала на картах. Бабу Катю боялись, старенький её домик обходили стороной и обращались только в случае крайней необходимости.
Степан с отвращением, едва сдерживая рвотные спазмы, выпил тёплую кровь, слегка пахнущую кагором. Допив колдовскую жидкость до дна, он бросил стакан в снег, сел на пенёк, пару минут назад служивший плахой и закурил.
- Нехер чужим добром разбрасываться, - буркнула Баба Катя, поднимая стакан, и заковыляла к дому. - Из петуха борщ сваришь, - она обернулась на полпути, - а завтра придёшь снова.
- Опять кровь пить? - ужаснулся Степан.
- Упырём станешь, - ухмыльнулась знахарка. - Травок тебе кое-каких подберу, попьёшь с недельку и навсегда забудешь свою шалаву, - лицо старухи стало суровым, глаза гневно сверкнули в полумраке раннего зимнего вечера.
От Степана четыре месяца назад ушла жена и не просто ушла, а со всем своим скарбом переехала жить к заведующему клубом Терёхину. И мужик затосковал: сначала запил, - по-русски долго и обречённо, - затем бросил свою шоферскую работу, а последнее время сидел, как истукан дома и тупо смотрел в стену, будто хотел увидеть на ней свою Валентину. К бабе Кате Степана привела мать:
- Помоги, Катерина, совсем пропадает хлопец, - она рукавом вытерла слезы.
Знахарка изучающе взглянула на клиента.
- Вернуть хочешь бабу али забыть? - она перебирала чётки проворными пальцами.
- Забыть, - не своим голосом выдавил из себя Степан.
Шоферская жизнь не отличается разнообразием - с раннего утра до позднего вечера поездки по городу и району, и домой Степан приходил злой и уставший. А во время уборочной исчезал из дома и вовсе на два месяца.
Познакомились они в столовой, где Валентина работала раздатчицей. Смешливая, чуть полноватая девушка нравилась многим мужчинам, а две расстёгнутые верхние пуговицы на её халате приводили сильный пол в трепет. Как-то, пребывая в хорошем расположении духа, Степан подошел к ней с улыбкой и предложил встретиться. Валентине тоже понравился парень - высокий, голубоглазый, с русыми вьющимися волосами. Свидания их продолжались недолго: вскоре отыграли традиционно-пошловатую свадьбу, с куклой на капоте белой «Волги», маршем Мендельсона в районном ЗАГСе и утомительной двухдневной попойкой в столовой, где работала Валентина.
Лишь медовый месяц оправдал своё название. Затем стремглав помчались серые будни. Близость их была поспешна и невнятна, словно они куда-то торопились. Через минуту-другую Степан, отвернувшись к стене, сладко посапывал. В выходные дни зачастую предпочитал компанию друзей обществу молодой жены. Для него самого и для среды, где он обитал, это было совершенно нормальным явлением. По-другому он просто не мог, да и не знал, как это по-другому. Степан любил жену и был убежден, что она ему отвечает тем же. Валентина страдала неимоверно. На работе ей говорили комплименты и назначали свидания. Иногда весьма настойчиво. Разумеется, она всем отказывала, ей хотелось верить, что она по-прежнему любит мужа и у них все будет хорошо. Но дома подстерегала изнурительная, однообразная повседневность, где Валентина не чувствовала себя ни счастливой, ни любимой, а иногда, к своему страху, и не любящей.
- Завтра на уборочную, - неожиданно объявил Степан, - собери сменное бельишко, да сигарет не забудь положить.
- Надолго? - Валентина присела на стул.
- Да нет, всего на два месяца, - он сунул в рот сигарету, - пойду к ребятам схожу.
Пришел Степан поздно и выпивший. Едва лёг на кровать, сразу захрапел, бормоча что-то невразумительное, когда жена трогала его рукой.
Молодой месяц нелепо и долго плясал в окне, причудливо преломляясь в слезах Валентины.
Золотисто-голубое марево августа безжалостно плавило город. Поникшие от жары тополя трепетали пыльной листвой.
- Что-то, вы, Валенька, грустная в последнее время, - к раздаче подошел заведующий клубом Терёхин. – За мужем, наверное, скучаете?
Валентина неуверенно пожала плечами.
У Юрия Александровича Терёхина было лицо умеренно, но регулярно выпивающего человека, обозначенное печатью воображаемой мудрости.
Усердие заведующего клубом в служении искусству несколько подостыло и весь свой оставшийся пыл сорокалетнего человека он посвящал вину и женщинам. Возглавляемый им культурный очаг потихоньку угасал, но его кормчий относился к очевидному факту просто - что будет, то будет.
- Валечка, если б вы знали, как искусство снимает любую печаль, - Юрий Александрович упёр указательный палец в щеку, что сразу сделало его похожим на какого-то артиста, - во всяком случае, заменяет её на грусть, а это уже эстетически более высокая категория. - Он собрался было уходить, но остановился и проникновенно сказал: - Вот когда вы, Валенька, грустная, то становитесь еще прекраснее. - Немного помолчав, добавил: - Приходите сегодня в клуб - будет индийский фильм, - Юрий Александрович едва заметно поморщился. Он попытался произнести это безразличным тоном, но в его словах была слышна ирония и едва заметная усмешка показалась на его худощавом симпатичном лице. - О любви.
Валентина долго думала идти ей в кино или нет, но потом всё-таки решилась: надоело дома сидеть одной, да и речи завклубом, - она боялась себе в этом признаться, - ее заинтриговали.
На экране пылали страсти и солнце, текли реки и слезы, звучали песни и роковые выстрелы. Валентина смотрела кинофильм и глаза ее увлажнялись, но не из-за неразделенной любви смуглых героев, а при мысли о своей собственной судьбе. И так жалко ей вдруг себя стало, что она едва сдерживала слезы.
Валентина медленно шла по улице, освещенной огромной луной. О чем-то своем перемигивались низкие южные звезды. Сзади послышался топот бегущего человека и Валентина испуганно прижалась к забору.
- Не надо меня бояться - в худшем случае я безвреден, - Юрий Александрович тяжело дышал, от него слегка пахло вином и дорогим одеколоном. - Ну как, понравилось кино? - он взял Валентину под руку.
- Да... - ответила она неуверенно, боясь отдернуть руку.
- Вы умница, что решились прийти в клуб и немножко развеяться. Судьба сильнее угнетает нас, когда чувствует, что мы ей поддаемся. Жизнь, милая Валя, не всегда прекрасна, но всегда удивительна. Принимайте её такой, как она есть и вы обнаружите, что жизнь не такая уж плохая штука.
Валентине впервые говорили такие красивые, умные слова. Обращались, как с равной, а главное, кто? - уважаемый в городе человек. Ей это льстило и немного пугало: она чувствовала, что Юрий Александрович начинает за ней ухаживать, а как поступать дальше, Валентина не знала. Вдруг мелькнула мысль о Степане: «Боже, я ведь замужняя женщина!». Но тут же вспомнилась личная жизнь, скучная и однообразная. Невнимание мужа, отсутствие каких бы то ни было, не касающихся быта, разговоров и постоянная, липкая тоска, от которой никуда не скрыться.
- Понимаете, Валюша, - Юрий Александрович остановился и, взяв её за руку, посмотрел в глаза, - самое ценное в жизни - это моменты истинного общения. Вот я сейчас рядом с вами и мне просто, приятно, - он немного подумав, неуверенно добавил, - и интересно.
- Ну, что вы, - Валентина зарделась от смущения, - я простая и обыкновенная.
- Нет, вы необыкновенная, - перешел на проникновенный шепот Юрий Александрович.
- Вот мы и пришли, - освободила свою руку Валентина.
- Прямо-таки не хочется с вами расставаться, - Терёхин сделал вид, что уходит. - А чашкой чая угостите?
Валентина молчала, не зная, что ответить.
- Да не бойтесь, Валя, в моем возрасте опасно грешить - не будет времени каяться.
Когда Валентина пришла из кухни с подносом в руках, на столе стояла початая бутылка вина.
- Мускат Прасковейский, очень приятное десертное вино, - Юрий Александрович вертел бутылку в руках, рассматривая этикетку, словно видел её впервые. - Давайте, хозяюшка, фужеры. Вино действительно оказалось приятным на вкус, и Валентине понравилось. Вскоре у неё немного закружилась голова, а на душе стало не только спокойно, но и весело.
- Юрий Александрович, а почему вы до сих пор не женаты? - осмелела она.
- О, милая Валюша, у творческого человека отношения с прекрасным полом складываются всегда трудно, - он крутил фужер в длинных, по-женски красивых пальцах, - но я отвечу просто и банально: еще не встретил такую, как вы. Какая-то несправедливость личной жизни.
Терёхин снова наполнил бокалы. Он смотрел на Валентину своими глубокими карими глазами и говорил, говорил, говорил - о кино, музыке, книгах. О звездах, о небе, о чувствах. Как-то незаметно одна рука ухажера оказалась на ее плече, а вторая - на талии.
Вначале она немного сопротивлялась и что-то бормотала о муже.
- Валечка, изменяют лишь тем, кого любят. - Юрий Александрович целовал кончики ее пальцев, и нестерпимый жар начинал полыхать в её груди. Яркие фантасмагорические картинки стремительно и сладо-страстно пронизывали её тело, убрав само сознание Валентины куда-то далеко-далеко; не было никакого желания вернуть его и не хотелось, что-бы это когда-нибудь кончалось. Вдруг всё, что её окружало, полетело вниз, увлекая за собой саму Валентину. Наверное, от страха она закричала.
- Что это было? - спросила она очнувшись.
- Счастье, - Юрий Александрович рассмеялся.
Встречаться они стали почти каждый вечер. Юрий Александрович приходил с непременной бутылкой вина, очень много говорил потом, когда вино заканчивалось, брал Валентину на руки и нес в кровать.
Однажды Терёхин пришел не с одной, а с двумя бутылками вина и вскоре заметно опьянел. Он ползал вокруг растерявшейся от смущения Валентины и, кляня прошлую жизнь, с дрожью в голосе говорил, что наконец встретил настоящую любовь, целовал колени Валентины, роняя пьяные слезы на её колготки и хотя ей было неприятно столь бурное проявление чувств, она гладила его голову.
- Юра, скоро Степан приедет... - Терехин поднял голову и на минуту задумался.
- Знаешь что? Пойдем ко мне. - Он поднялся, и его слегка качнуло. - Прямо сейчас пойдем. Собирай вещи.
В квартире заведующего клубом царил полный, - как называл его хозяин, - творческий беспорядок. Все столы были завалены книгами, грязной посудой и пепельницами, полными окурков. Но более всего Валентину поразило количество пустых бутылок.
- Ну, что, Валечка, за новоселье? - хозяин достал из холодильника ещё одну бутылку вина.
Валентина лежала в прокуренной комнате и прислушивалась к незнакомому тиканью настенных часов, которое время от времени заглушал храп любовника. Ей вдруг неимоверно захотелось встать и скорее уйти отсюда. Зачем она пришла в этот дом, в сущности, к незнакомому человеку, которого совершенно не знала и не понимала?
В течение нескольких дней Валентина наводила порядок в квартире, чего почти не заметил хозяин.
- Ты окурки из пепельниц выбросила? Умница, - он рассеянно похвалил свою подругу.
Приходил Терёхин домой поздно, как правило, выпивший и всегда приносил с собой бутылку вина. Разговаривать с Валентиной он стал гораздо меньше, лишь периодически наполнял фужер и молча смотрел телевизор. Иногда Терёхин приходил трезвый, и Валентина, как это ни странно, больше всего боялась таких дней, ибо он молча лежал на диване и безучастно смотрел в потолок. На её вопросы отвечал однозначно и раздраженно. Однажды не пришел домой ночевать, и Валентина явилась на работу не выспавшаяся и заплаканная.
- Что же ты, Валька, наделала? - кассирша Надежда смотрела на неё с жалостью. - Он же алкаш конченный, да и не одной юбки мимо не пропустит, - она наклонилась к подружке и зашептала: - А к этой танцовщице из ансамбля, говорят, до сих пор бегает.
Однако Терёхин божился, что ночевал у друга, и Валентине ничего не оставалось, кроме, как поверить.
Вернулся с уборочной Степан. Она несколько раз хотела подойти и поговорить с ним, но, увидев издалека свою бывшую жену, он переходил на другую сторону улицы. Ей передавали, что он сильно страдает и одно время даже запил, но Валентина не знала, как ей поступить, а лишь жалела Степана и плакала по ночам.
Тихо и незаметно прошла осень, и первые декабрьские снежинки закружились над засыпающей землей. Юрий и Валентина совершенно охладели друг к другу. Лишь когда Терёхин выпивал больше обычного, он проявлял к сожительнице определенный интерес. В столовой подруги рассказывали, что Степан бросил работу и совсем почернел от горя.
- Говорят, что он к бабе Кате ходил, - кассирша Надежда хохотнула, - вот приворожит тебя, так сразу убежишь от своего алкаша.
Валентина ничего не отвечала, только громче обычного гремела тарелками, да на глазах у неё выступали слезы.
«Да, Степан зачастую бывал к ней невнимателен, - думала она, - с друзьями любил на рыбалку бегать, слова доброго от него не услышишь, зато искренний был и надежный, никогда не замечала, чтобы на других баб заглядывался. А главное, были они с ним равные - смотрели по вечерам сериалы, да «Поле чудес» с Якубовичем и были довольны оба. А этот позавчера, - Валентина швырнула тарелку на поднос, - будем, говорит, сегодня смотреть фильм Пазолини, и когда она зевнула от непонятного ей кино, мрачно заметил: - Ты ведёшь себя, как доярка. Хотя, впрочем, какая разница...
И до сих пор не разговаривает со мной». - Валентина тяжело вздохнула и рукавом вытерла пот с лица.
Приближался Новый год. Терёхин ходил озабоченный и вспыльчивый. На все вопросы Валентины отвечал, что его беспокоит подготовка к праздничному концерту и детским утренникам. Он с утра до позднего вечера пропадал в клубе, приходил домой, на удивление, трезвый, но замкнутый и молчаливый. Тридцать первого декабря ушёл с утра, буркнув, что к вечеру придет.
Валентина убрала в квартире и стала не спеша готовить праздничный ужин. Она часто вспоминала Степана и подумала о том, с кем он будет сегодня встречать Новый год.
За окном стемнело. Первые ракеты расчеркивали темно-синее небо разноцветными шлейфами. На душе у Валентины было муторно. Приближалась полночь и она поняла, что Юрий сегодня не придёт. Валентина включила телевизор и налила себе рюмку водки. Пробили куранты. Президент торжественно и радостно поздравил российский народ. Валентина выпила водку и тупо уставилась на экран. Начался новогодний концерт, и она снова наполнила рюмку. Популярные артисты пели о любви и счастье. Валентина поднялась и решительно накинула шубу. На улице было многолюдно и шумно. Шипели и блистали фейерверки, хлопали выстрелы, кругом слышался людской смех. Валентина подошла к дому Степана и её тело охватила сильная дрожь. Окна светили ярко и отталкивающе страшно. Она постучала. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Открылась дверь и вышел Степан. Он оторопело уставился на Валентину. Взметнулась волна злости, ревности и ещё чего-то необъяснимого, но подержавшись некоторое время, стала спадать. Они одновременно сделали шаг навстречу и заключили друг друга в крепкие объятия.
- С Новым годом, Стёпушка!
- А меня от тебя лечили, да видно не вылечили, - прошептал ей на ухо Степан.
- С Новым годом! - закричали где-то неподалеку, словно отвечая Валентине.