- Так! Стой не вертись, нужно потуже заплести косички, вот теперь красота - приговаривает мама, вплетая новые ленточки.
Белые носочки... смотри, не наступи в лужу, вечером дождичек прошёл.
Затаив дыхание, повязываю новый шёлковый галстук, купленный мне вчера взамен штапельного, у которого я имела обыкновение покусывать концы, приводя его в состояние бесформенной красной тряпицы.
- Завтракать!
Нет, нет и нет! Разве можно есть жареную картошку в такой день!
- Да, веточку свою не забудь.
Позавчера, на уроке труда, Вера Ивановна дала нам выкройку и мы с мамой вечером вырезали по ней из папиросной бумаги два десятка цветов, подкрасили кончики лепестков розовым и тонкой проволокой прикрепили к ветке, срезанной с сирени, которая уже набила почки. Получилась замечательная яблоневая веточка, с которой я должна сегодня идти на праздник.
Раньше на демонстрации я ходила с мамой, а теперь - одна, потому что, начиная с четвёртого класса, ученики идут в общей школьной колонне.
"Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля..."
Торжественным маршем наполнен наш дом. Никто не просит убавить звук репродуктора.
Ах, какое яркое утро! Каким весёлым мячиком прыгает моё сердце. Кажется, невозможно пережить это состояние праздничного восторга.
1 мая!
Ну, беги, - целует меня на дорожку мама, - мы с отцом чуть позже.
Вылетаю, переполненная радостью, торопясь поделиться ею с первым же встречным.
Из своей калитки выходит расфуфыренная ябеда Ирка. С матерью. Только поэтому я вежливо здороваюсь. Из-за этой Ирки меня могли не принять в пионеры. Когда класс голосовал - достойна ли я, вдруг "возникла" Ирка и заявила, что она "против", потому что у меня ноготь на мизинце руки покрыт маминым красным лаком, а это признак мещанства. Слово-то какое откопала. Спасибо, старшей пионервожатой Раисе Сергеевне. Она обещала в перемену стереть мой лак какой-то жидкостью. И меня приняли. А теперь я специально заторопилась, чтобы не идти с ними рядом.
Мне машет рукой Женя Коротич. Круглая отличница. У меня тоже одни пятёрки, но до Жени, я понимаю, мне далеко.
Однажды я забыла ключ от дома и Женя позвала меня к себе делать уроки.
Даже на фоне нашего скромного домика, меня поразила ужасающая нищета их полуподвального жилища. Вместо стола была какая-то ветхая тумбочка. На кровати, покрытой серым солдатским одеялом, валялась истрёпанная книга "Красное и чёрное" Стендаль, заложенная пустой пачкой от папирос "Север". На полке - стопка учебников и несколько книг с названием на непонятном языке.
- Это бабушкины, - на мой вопрос ответила Женя.
Уроки мы должны были делать на щелястом подоконнике. Я ещё только повторно перечитывала задачу, а Женя уже весело провозгласила ответ.
Жила она с бабушкой, которая работала истопником в местной типографии. На вопрос о родителях хмурилась и замолкала. Мама моя не разрешила её расспрашивать, тайком шепнув, что мать её была ссыльной и что бабушка отправилась в те годы жить к ней в ссылку. Мать умерла при рождении Жени и бабушка, забрав внучку, приехала сюда к дальним родственникам. Да не больно те их жалуют.
Я, округлив глаза, спросила:
- Ссыльная? Это революционерка, как Надежда Константиновна Крупская?
На что мама рассердилась и ответила:
- Отстань! Смотри в школе не ляпни!
А что, спрашивается, я такого сказала? Ведь, может, Жене гордиться нужно мамой, а она молчит.
Женя тоже несёт очень красивую веточку, цветы на которой были сделаны из гофрированной бумаги и даже несколько, покрашенных в зелёный цвет, листочков.
На подходе к школе мы присоединились к Аллочке Костюченко. Идёт с папой и мамой, у которой в руках живые тюльпаны. Аллочка у нас красавица. Это все говорят. Её папа полковник в отставке. Однажды его пригласили к нам на пионерский сбор. У него вся грудь в наградах.
Аллочка рассказывала, что до войны у её родителей было двое детей, которые погибли при первой бомбёжке, находясь в пионерском лагере под Киевом. У мамы тогда после этого что-то случилось с головой. Она долго лечилась в эвакуации. А когда отец вернулся с фронта и нашёл её, у них родилась Аллочка. Полковник очень бережёт своих девочек. Так он их называет.
А во дворе школы не протолкнуться! Старшеклассники с флагами, транспарантами, шарами, цветами. Учитель пения, Николай Петрович, с аккордеоном! Директор, Иван Никифорович, в новом коричневом костюме в полоску.
Вездесущая тётя Паша с корзиной сладких пирожков. В школе мы с нетерпением ждём её появления. С капустой, картошкой, творогом - любые по 5 копеек торопится она доставить к перемене из нашей поселковой столовой.
Каким ветром забросило её в наши края? Говорит не по-нашему, но понятно. В Белоруссии, где она раньше жила, в войну потеряла и хату и детей... Я нечаянно слышала, как она рассказывала школьной уборщице нашей.
- Где Люся Беспалова? - беспокоится наша Вера Ивановна. В группе, которая должна изображать дружбу детей всех республик Советского Союза, она играет роль девочки-украинки. Вера Ивановна держит в руках вышитую белую сорочку, которую нужно накинуть на её платье, и венок с разноцветными лентами, а Люська, как сквозь землю провалилась.
И вдруг! Значит, это правда! Значит, вечная выдумщица Люська, болтавшая что её отец - то капитан дальнего плавания, то знаменитый зимовщик, не врала, что теперь, совсем скоро, может, даже к празднику, вернётся её отец, которого она совершенно не помнила.
Вот они идут - все сестрёнки Беспаловы: Валя - из шестого класса, Надька - из пятого и наша Люська - из четвёртого. А с ними высокий, очень худой мужчина в очках. Люська тянет его за руку к нам.
Нерешительно, но с достоинством, он произносит:
- Здравствуйте, Вера Ивановна! Будем знакомы, я отец Люси.
Чуть усмехается, когда Вера Ивановна, в замешательстве, оглянувшись на директора школы, не сразу решается подать ему руку.
Мне кажется, вся школа обернулась в нашу сторону. Все знают девчонок Беспаловых, вечно стоящих на учёте ФОНДА ВСЕОБУЧА, организации, которая помогает одевать и обувать детей из самых бедных, неимущих семей, чтобы они могли посещать школу.
Но, почему-то, девочек всегда одевали обязательно в грубые мальчишечьи пальто на вырост и, мальчишечьи же, ботинки. Словно, нарочно, чтобы издали была всем видна их скрытая от взора нищета.
От мамы я знала, что их отец был когда-то редактором газеты, потом "врагом народа", потом... Но теперь-то, наверняка поняли, что он ни в чём не виноват, если освободили. И теперь Люська ни за что не наденет это ненавистное пальто.
Колонна наша начинает движение. Цветущий "яблоневый сад" в самом её начале.
А на площади! Красные знамёна, цветы, чьи-то портреты, из которых я знаю пока только Ленина, Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Гремит духовой оркестр. И сердчишко моё выскакивает из груди.
Какие весёлые лица у матери Ирки-ябеды, у аллочкиных родителей, у тёти Паши с пустой корзинкой, у люськиного отца, у Веры Ивановны, у всех, у всех! И у моей мамы, которая стоит в колонне напротив и машет мне рукой.
И, конечно, наверное, у меня, потому что я учусь в 4"а" классе, идёт 1956 год и мне только 10 лет.
http://www.youtube.com/watch?v=hpKpcDXf4gM