МИСТИКА ИЛИ ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА?
...С точки зрения военного искусства, а тем более ведения партизанской войны, самая выгодная позиция – на месте бывшей усадьбы. Но и Коммуна занимала неплохое место. Федеральная трасса здесь делает крутой зигзаг и опускается в пойму реки. Мост через реку, по всей вероятности, был построен при царе Горохе и в настоящее время не справлялся со все возрастающим потоком тяжелых машин. В зимний период подъем на крутой склон был очень затруднен из-за гололеда, который постоянно образовывался не без помощи коммунаров. Когда дорожные службы решили выпра-вить зигзаг и проложить дорогу практически по прямой линии, то коммунары собрали «тайное вече» и объявили им войну. Коммунары гнали самогон, добавляли в него карбид и ежедневно спаивали дорожных рабочих, провоцируя их на скандалы и драки. Через несколько дней после начала работы были разграблены трактора. Еще через несколько дней при загадочных обстоятельствах сгорел экскаватор. Начальство не успевало менять бригадиров и прорабов, но работа не двигалась с места. Рабочие пьянствовали, выменивая на самогон запчасти, щебень, асфальт. В завершение коммунары придумали гениальный стратегический ход. Они где-то сняли, привезли и установили в том месте, где должна проходить дорога, запрещающие знаки:
«Все работы запрещены – правительственный кабель».
После этого Сметанок нарядился в тот самый костюм с медалями. Взял два мешка гостинцев, состоящих из сельхоз-продуктов, и коллективное письмо-жалобу:
«Москва! Кремль!
Мы, жители деревни Коммуна, герои Великой Отечественной войны, заслуженные ветераны труда, наши дети, внуки и правнуки, сигнализируем о вопиющих нарушениях, творящихся на нашей многострадальной земле. Нашу деревню пытаются сравнять с землей. Это не удалось сделать гитлеровцам, но пришли их внуки и решили завершить варварские планы своих дедов. Постоянные пьяные драки, скандалы, насилие над обездоленными стариками и беззащитными деревенскими женщинами со стороны дорожных строителей не прекращаются вот уже почти месяц. Но самое страшное то, что этим варварам не преграда даже правительственный кабель. Вот-вот своими тракторами они перервут его. Мы стали заложниками и жертвами дорожной мафии, которая обманным путем вымогает у нашего горячо любимого государства огромные деньги на строительство никому не нужной объездной дороги, которая уничтожит не только деревню, но и па-хотные земли, вместо того чтобы просто и дешево расширить существующий мост. Мы мешаем дорожной мафии как свидетели в осуществлении их темных воровских делишек. Срочно примите меры! Коммуна в опасности! Остановите агрессоров!».
К письму прилагаем альбом с фото фактами:
1. – Запретные знаки правительственного кабеля.
2. – Умышленное уничтожение экскаватора дорожной мафией – чтобы выделили новый.
3. – Продажа запасных частей с дорожной техники за самогон.
4.– Вид деревни, где жили наши предки, родились внуки и которую стирают с лица земли.
5. – Пахотные земли, которые будут уничтожены в ре-зультате объездной дороги.
6. – А так дорожные бандиты избивают стариков, детей и насилуют местных женщин.
Кроме этого: Проектно-сметную документацию на мо-дернизацию и расширение моста через речку Ясенок, который обойдется государству во много раз дешевле, а отдача будет эффективнее.
Под письмом стояло около пятидесяти подписей.
Сметанок как главный парламентер Коммуны отправился в районную администрацию, находящуюся в сорока километрах. С собой он также прихватил скандально известного журналиста Мишу из районной газетенки, который накануне несколько дней пьянствовал с коммунарами и полностью проникся духом «партизанской войны».
Торжественно вручив подарки, ветеран войны с пристрастием рассказал местным чиновникам, как федеральная дорожная служба уничтожает деревню и пахотные земли и пытается оставить без связи правительство.
– Но дорожники заверили нас, что деревня останется в стороне, – возразили чиновники и развернули перед Сметанком карту.
Если бы Сметанок жил в столичном городе, то наверняка стал бы выдающимся артистом. Пустив горючую фронтовую слезу и широким жестом смахнув ее рукавом, он сказал:
– О Боже! За что мы проливали кровь на фронтах? Не-доедали. Недосыпали. Мы даже окопы и могилы для своих товарищей старались рыть на каменистых и глинистых – не плодородных почвах. Лишь бы землице нашей не навредить. Лишь бы она, родимая, хлеб нашим деткам родила. А вы, детки наши, выросли, стали начальниками и суете под нос фальшивые бумаги, не веря нам – фронтовикам.
Миша в это время, включив диктофон, с усердием строчил в своем блокноте.
Сметанок несколько раз ударил себя в грудь, так, чтобы слышался звон медалей, против которого у чиновников не нашлось аргументов. Опустившись на стул, он наклонился вперед, оперся руками о колени и, позвякивая медалями и тяжело дыша, выдержав паузу, добавил:
– Ну что ж, здесь нас не понимают. Придется ехать в Москву.
Он достал копию письма, аккуратно положил её на стол, схватился левой рукой за сердце, правую приложил ко лбу и, обращаясь к журналисту, сказал дрожащим голосом:
– Миша, на тебя вся надежда. Если вдруг со мной что случится, не бросай моих односельчан. Теперь вся надежда на Москву.
Миша, сообразив, что нужно делать, подбежал к Сме-танку и стал кричать: «Принесите воды! Вызовите «Скорую»! Человек – бывший фронтовик, герой Великой Отечественной войны – умирает!».
Чиновники, не нюхавшие фронтового пороха, не видавшие смерть, перепугались не на шутку.
Только этого им не хватало: чтобы ветеран, прошедший всю войну, помер в кабинете от произвола бездушного начальства.
Забегали они вокруг Сметанка.
"Закомандовали"!!!
«Да что мы, нелюди какие? Без Москвы не можем решить судьбу своей деревни? Немедленно прекратить все работы!».
Домой Сметанок и Миша приехали на служебной «Волге». Все жители Коммуны и пьяницы из окрестных сел встречали их, как москвичи маршала Жукова на параде Победы. Пьянка не прекращалась неделю, пока не закончился самогон, который был приготовлен заранее по особому рецепту и без карбида.
Новая выпрямленная дорога никак не затрагивала бы Коммуну и должна была пройти в километре за ее огородами. На первый взгляд это только улучшало экологические условия проживания ее жителей. Но у коммунаров был интерес к старой, зигзагообразной дороге.
Как я уже говорил ранее, в зимний период коммунары устраивали на подъеме гололед. Колян цеплял за свой трактор – «Беларусь» бочку с водой и ночью, поднявшись на гору, выливал её на дорогу. Образовавшуюся автомобильную «пробку» затаскивали наверх с помощью гусеничного трактора за определенную плату. Ночью процедура заливки повторялась.
Все, кто проезжал по этой дороге, считали участок у Коммуны не просто сложным, а заколдованным – мистическим.
Водители с перевернувшихся длинномеров и многотонных «фур» в своих объяснениях гаишникам писали буквально следующее:
«Скорость была не выше пятидесяти километров в час. Выходя из правого виража и поворачивая налево, фура, естественно, накренилась на правый борт. Вдруг в нескольких метрах перед капотом я увидел толстый провод или трос, натянутый поперек дороги, и машинально нажал на тормоз. За счет инерции фура завалилась на правый бок. Из кабины меня вытащили мужики. Они взломали фуру, начали таскать товар и прятать в лесу».
Опрошенные по этому поводу мужики высказывали свою точку зрения:
«Я, житель деревни Коммуна, ночью вышел по ма-лой нужде. Вдруг слышу: на дороге грохот и скрежет металла. Ну, думаю, не иначе как беда случилась. У нас ведь на повороте частенько задремавшие шофера свои машины переворачивают. Побежал. Соседа поднял. Вместе мы машину потушили, шофера из кабины вытащили и только собрались спать идти, как вы подъехали. Товару никакого не видел. Может, шофер его по дороге продал и машину перевернул, чтобы следы замести. Вот и спасай их, жуликов, после этого».
Оперативники в тех случаях, если товар был государственный, брали служебных собак, прочесывали лес и Коммуну. Но найти «партизанские схроны» ни разу не удалось.
Сотрудники ГАИ в своих отчетах писали:
«Утомленный ночным вождением водитель в свете фар принял отблеск реки за натянутый трос, произвел неправильный маневр, не справился с управлением, в результате чего совершил ДТП (дорожно-транспортное происшествие)».
Что же происходило на самом деле? Темной ночью из Коммуны выходят два человека. Они направляются в то самое место, где спускающаяся с горы машина, поворачивая, испытывает максимальное давление и крен на правую сторону. С собой у них обыкновенная катушка с белыми нитками. Протянув нитку через дорогу, они, как заправские охотники, ждут очередную жертву. Когда нитка лежит на асфальте, ее не видно. Но стоит поднять ее примерно на уровень глаз водителя – и в свете фар она превращается в толстый стальной трос. Вот и вся мистика.
Разбойники с большой дороги считают себя благород-ными, так как не переворачивают машины, несущиеся на большой скорости. Во-первых, может пострадать товар, а во-вторых, может погибнуть водитель. Высшим пилотажем для них считается положить фуру так, чтобы на водителе – ни одной царапины, в кузове – ни одной разбитой посудины и чтоб машина не загорелась. В месяц переворачивают не более одной-двух машин, чтобы не вызывать подозрений. Даже соплеменники не знают, как и кто это делает. Но, услышав очередной скрежет на дороге, как по команде все выбегают с мешками и тележками. Участковый и гаишники подозревают нечто подобное, но в отчетах всю вину перекладывают на водителей, так как имеют в лесу свои схроны, заполненные товаром после каждой аварии. С появлением радиотелефонов и сотовой связи грабителям с большой дороги не стало тяжелее. В том случае, если водитель успевал позвонить, милиция обычно приезжала только утром, да и то не всегда, ссылаясь на отсутствие бензина. Зато разбойники выдвигали свои посты за несколько километров, и те предупреждали по телефону о приближающейся опасности.
Из рассказов очевидцев: «Я работаю в охране. Ночью мне позвонил мой начальник и сказал: «Срочно собирайся, выезжаем на происшествие». Через пять минут у подъезда стояла «Газель», набитая нашими сотрудниками. По дороге начальник объяснил: «Фура везла из-за границы товар, в котором был интерес нашего областного начальства. В районе Коммуны фура перевернулась. Шофер, то ли пьяный, то ли обкурился чего, около часу назад позвонил по мобильнику и сказал, что через дорогу натянули трос. Фура на боку. Из леса выбежали разбойники в масках, человек сорок, и грабят машину, утаскивая товар в лес. После этого связь прекратилась. ГАИ и ОМОН (отряд милиции особого назначения) уже выехали».
Минут через сорок мы были на месте происшествия. Фура действительно лежала на боку. Вокруг суетились, вы-ставляя оцепление, только что подъехавшие милиционеры. Пьяный водитель с разбитым окровавленным лицом сидел, прислонившись спиной к колесу. Неподалеку два мужика, громко возмущаясь, лежали лицом в дорогу. Рядом валялся разбитый мобильный телефон и пустая бутылка водки. Врач «Скорой помощи», осмотрев водителя, с раздражением доло-жил:
– По всяким пустякам гоняем машину к черту на кулички. В городе кто-то действительно без нашей помощи может умереть, а этому нужен холодный душ и вытрезвитель.
Открыв фуру, мы обнаружили, что она практически пуста, не считая разбитых унитазов, разорванных коробок с шоколадными конфетами и нескольких разбитых ящиков с водкой. В кабине у водителя – под сидением, в бардачке, в дверках и вообще повсюду, где можно было спрятать, торчали бутылки с водкой.
Оперативно оценив обстановку, на всякий случай прочесав окрестный лес и дома в Коммуне, мой начальник позвонил в областной центр и доложил:
– Иван Иванович, фура, по всей вероятности, была разгружена где-то в пути следования. Водитель пьян. В кабине обнаружено спиртное. Лес и деревню прочесали. Жители Коммуны грозят подать на нас в суд за то, что мы нарушаем их конституционное право на отдых. Никакого Али-Бабы и сорока разбойников не обнаружено, кроме двух убогих стариков, которые вытащили водителя из кабины, опасаясь, что машина может загореться. Что прикажете делать с омоновцами и «Скорой помощью»?
Взбешенный голос из трубки кричал: «Какой Али-Баба? Я уволю тебя к чертовой бабушке, если ты немедленно не найдешь товар! Ты хоть понимаешь, на сколько миллионов нас кинули? Да я вас всех в порошок сотру! Вы у меня дошутитесь, работнички! Немедленно перегружайте товар в КамАЗ, который я выслал, отпускайте ОМОН и «Скорую», а сами с гаишниками ройте землю по всей трассе, но товар найдите!».
Мужики из Коммуны наотрез отказались перегружать машину без предварительной оплаты, в качестве которой потребовали ящик водки, а в качестве морального ущерба за незаконный обыск в их жилищах – два килограмма конфет. По согласованию с областным начальством им выдали все, что они требовали.
Я тоже, чтобы не выглядеть полным идиотом, привез домой водку и шоколадные конфеты».
Давайте посмотрим, что же произошло на самом деле.
Н. Некрасов
Не гулял с кистенем я в дремучем лесу,
Не лежал я во рву в непроглядную ночь, –
Я свой век загубил за девицу-красу,
За девицу-красу, за дворянскую дочь.
1846 г.
Мог ли предположить Николай Алексеевич Некрасов, что через полтора века, когда в России не останется ни одной дворянской дочери, а вместо кистеня появится мобильный телефон, не имея на примете девицы-красы, его герою придется в непроглядную ночь лежать во рву?
Ночь выдалась на редкость темная. На небе ни одной звездочки. Не видать даже силуэтов придорожных деревьев. Все поглотил мрак.
По обе стороны от дороги, закутавшись в ватные телогрейки, во рвах лежат два разбойника. Еще двое с мобильными телефонами лежат на обочине той же дороги на удалении трех километров в оба конца от места событий. Это посты наблюдения, которые предупредят о приближающейся жертве, а также в случае приближения милиции.
У главного по кличке Колян, сколотившего эту банду или, как сейчас модно называть, ОПГ (организованную преступную группировку), во внутреннем кармане, как самое дорогое, ближе к сердцу лежит мобильник. Свернувшись калачиком, подложив левую руку под голову и спрятав огонек травяной сигареты в правый кулак, Колян, затягиваясь сладковатым дымом, вспоминает свою жизнь.
Физически сильный и красивый парень, в школе он учился на одни пятерки. Кличку свою получил не по имени, а по своему каленому, несгибаемому характеру. Учителя прочили ему карьеру ученого или генерала. Но мать пьянствовала, отец не вылезал из тюрьмы, и потому сын не имел возможности получить хорошее образование. После школы его забрали в армию, где и проявились его командирские способности. Неоднократно подавал заявление в разные военные училища, но постоянно получал отказ, так как в анкете было записано: отец неоднократно судим. Еще больше возненавидев своих родителей, Колян остался на сверхсрочную службу. Был направлен в Афганистан, где и приобрел опыт диверсионной работы на дорогах и, как многие на той войне, стал злоупотреблять спиртным и покуривать травку.
Звание он получил за смекалку и боевые заслуги, когда спас своих боевых товарищей. Но, как известно, все войны заканчиваются миром. Служить в мирной армии боевому прапорщику было скучно. Потянуло в родную деревню, на вольные хлеба. Приехав домой, понял, что сделал непоправимую ошибку. Но вернуть уже ничего было нельзя. Разрухой, безработицей и беспросыпным пьянством встретила его малая Родина.
Пока он, отличник боевой и политической подготовки, любимчик учителей, кумир всех девчонок, чья фотография не сходила с Доски Почета, выполнял свой интернациональный долг, его одноклассник, бездарь и двоечник, которому Колян постоянно ставил шалбаны за его тупость, благодаря своему папаше – работнику райкома партии – «окончил» институт и занял место в районной управе. Узнав об этом, Колян нацепил все свои фронтовые награды и в надежде, что бывший одноклассник поможет найти работу, при полном параде явился в его кабинет.
Чиновник был холоден и неприступен. Дежурные фразы:
– Я тебя на эту войну не посылал! Пока ты там дурака валял да траву курил, нормальные ребята вроде меня образование получили и карьеру сделали.
Колян не сдержался и по старой привычке всадил ему шалбан. Чиновник завизжал, вызвал милицию, и Колян на полтора года сел в тюрьму. Там завел новых друзей и узнал много нового о гражданской жизни. После этого он ни разу не фигурировал в милицейских сводках.
– Слишком я умен, чтобы эти двоечники могли упрятать меня второй раз за решетку, – говорил он подельнику, через которого передавал все распоряжения остальным бандитам. Конспирация в ОПГ была профессиональная. Каждый знал только свой участок работы и общался только с одним членом банды. За болтовню можно было лишиться не только языка, но и жизни.
Зазвенел мобильник, развеяв полусонные грезы. Колян приложил трубку к уху и крикнул напарнику: «Приготовились!».
Напарник перебежал дорогу, подал Коляну конец нитки и вновь скрылся в темноте. Где-то вдалеке послышался рев приближающейся машины. Из-за поворота показался свет фар. Поворот вправо. Спуск с горы. Поворот влево. Притормаживает.
Пора!
Колян свистнул и поднял над головой нить. Напарник делает то же самое. Визжат тормоза. Фура кренится на правый бок. Колян бросает нить и убегает в лес. Напарник быстрыми, привычными движениями сматывает нитку и с восхищением смотрит, как с грохотом фура заваливается на бок, остановившись на том самом месте, где несколько мгновений назад стоял Колян.
В коммуне как по будильнику во всех домах загораются фонарики. На улице ни одного фонаря, в домах ни одной лампочки – полная светомаскировка. Люди молча, без единого звука, с фонариками на головах, как у шахтеров, бегут к дороге. Каждый знает свое место и свою задачу. В кромешной тьме никакой толкотни: действуют четко и слаженно, как пожарная команда в экстремальных условиях.
Водитель перевернутой машины, придя в себя, по мо-бильнику звонит хозяевам и сообщает о происходящем. Коммунары через разбитое лобовое стекло вытаскивают его из кабины, молча наносят несколько ударов в лицо, разбивают о камни телефон и, заломив руки за спину, заливают в рот шофера водку, взятую в уже раскрытой фуре. Полупустую бутылку кладут рядом с бессознательным, пьяным шофером. В кабину во все углы наталкивают бутылки и конфеты.
По документам в машине должна быть дешевая импортная сантехника. Вход в металлический кузов-контейнер был заставлен упаковками с унитазами, раковинами и ваннами для досмотра. А весь остальной фургон забит контрабандным товаром: дорогим французским коньяком, парфюмом, виски, бренди, шоколадными конфетами. Видимо, контрабандистов потянуло на сладенькое. Но вышло так, как вышло: «Вор у вора украл!».
Через сорок минут машина была полностью разгружена. Осталось лишь то, что в разбитых упаковках, пластиковые ванны да разбитые унитазы. Основная часть товара находилась в надежном месте – у моста, в реке. Характерная особенность данного моста заключается в том, что с левой стороны от него глубина реки достигает двух с половиной метров. Течения практически нет, так как под мостом с правой стороны была сделана насыпь из щебня. Коробки и ящики со спиртным, а также сантехнику сбрасывали с моста в омут. Вода в реке постоянно мутная и потому разглядеть что-либо невозможно. Сверху в омут бросают либо дохлую собаку, либо кишки животных, привезенные с бойни и хранящиеся в подвале специально для такого случая. Легкие картонные упаковки грузят в тачки-носилки. Высыпают в потайные подполы, специально оборудованные в крайних от дороги домах. Обнаружить такие тайники невозможно даже с собаками, так как все подходы засыпаны дустом, обработаны химическими реактивами, а на месте входа стоит туалет с передвижной выгребной ямой, заполненной помоями.
Через сорок пять минут с начала разгрузки раздался свист. Разбойники, как в сказке, растворились в темноте. У машины остались двое, которые собирают бумагу, разбитые унитазы и, закинув все в фуру, закрывают ее. Заметают ненужные следы и, убедившись, что все в порядке, вытянувшись у обочины, закуривают самосад.
– Представляешь, Тереха, если нашего Коляна выбрать президентом. Вздохнул бы народ от этих мироедов. Я за свои сорок лет таких бутылок отродясь не видал. Одна, наверное, рублей восемьсот стоит?
– Каких восемьсот? Я в городе видал по три тыщи за пузырь! А эта, поди, еще дороже. Ты язык-то свой попридержи, если лишиться его не хочешь. Забыл уговор?
– Помню… Молчать, пока не рассветет. Отвечать на вопросы ментов однозначными фразами «Да, нет, ничо не видали. Прибежали спасти шофера, а он лыка не вяжет». Слышь, Тереха, давай шоферу морду конфетами намажем.
– Давай, – сказал Тереха, обрадовавшись такой забаве. Они достали из кабины коробку с конфетами. Разодрали упаковку. Намазали конфетой губы водителю, а остатки вложили в руку. Усевшись поудобнее, допили бутылку, лежавшую возле шофера, закусили конфетами, нашли у водителя дорогие сигареты и закурили.
– Эх, Тереха! Замечательная это штука – наша жизнь. Не каждый крутой может похвастать, что вот так запросто пьет виски за три тысячи рублей. Курит импортные сигареты (хотя наш самосад мне нравится больше). Закусывает шоколадными конфетами из коробки (хоть мне по душе лучше бы огурчик солененький). А если признаться по чесноку, то и самогонка у тетки Нюры гораздо лучше этой самой виски. Но ведь дело-то не в моих вкусах, а в принципе.
– Ну, все, захмелел. Понесло! Тебе точно когда-нибудь язык отрежут.
В кармане у Терехи зазвенел мобильник, выдавая мело-дию знаменитой воровской «Мурки». Прослушав короткое сообщение, Тереха сказал:
– Все, хватит болтать. Маски-шоу едут. Щас мордой в землю, руки за голову и дубинами по хребту. Ты готов радоваться жизни?
– Да, Тереха. Скучный ты человек. Такой кайф обломал...
Из подъехавшего автобуса выскочили омоновцы с автоматами. Как и обещал Тереха, положили всех присутствующих, в том числе и пьяного, избитого, измазанного шоколадом водителя, лицом в дорогу. Следом за ними подъехала «Скорая помощь» и таможня.
Давайте оставим участников дорожного «бизнеса» на своем нелегком поприще и вернемся на дачу...
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ):http://www.proza.ru/2015/04/28/386