Из сочинения "Просто Мария.
Интродукция и рондо каприччизо."
Часть вторая. Рондо каприччиозо
Содержание на
http://www.proza.ru/2017/12/19/1599
Тогда она пахала на Дальней в ночь. День майский уж разгулялся, а сменщицы всё не было видно даже и вдалеке. Что ж - и такое бывает. Мало ли чего. Маруся уж настроилась и дальше продолжить ставшую за годы лихолетья привычную работу – трактор работал как часы, горючего было чем заправить, и вода для прожорливого от тяжёлой работы радиатора была про запас в бочке у дороги – как из перелеска, уходившего к полям другого колхоза, появилась подвода. Одинокий возница держал курс на Марию. Вскоре можно было различить и самого человека на телеге. Это была Мария Якова – постоянная их повариха, назначенная председателем развозить по полям скупые продукты для обеда – так заставляли делать председателя начальники из райкома. Но до обеда было ещё далеко. – С чего бы это? – подумалось Марии, когда она уже разворачивала стального своего конька-горбунка в конце загона в сторону от деревни, в лес, навстречу вознице.
- Маруся, бросай работу – как-то совсем уж задорно прокричала поварская Мария, когда оба конька (колхозный и мтсовский) поравнялись друг с другом – война кончилась!
Будто что оборвалось у Марии. Поршень ли вылетел, или из блока показал кулак шатун, или коленвал лопнул и маховик жизни делает свои последние обороты – и нет уже нужды думать, как дальше- то жить? Да и возможно ли это – быть вне войны, быть самой собой, уже совсем позабывшей себя девчонкой, никому ничем не обязанной, ещё не знавшей, обрушившихся на неё, потерь её мимолётной семьи и многих прочих, каждой из которых хватило бы для того чтобы раздавить её, если бы не крайняя необходимость выстоять.
- Садись, Маруся. Председатель сказал, что будет собранье, а потом гулянка.
А Маруся уже успела прогнать мотор на холостом ходу до минимума оборотов, заглушила его, перекрыла топливо и прикрыла брезентовой тряпицей магнето.
Легко присела она изработавшимся своим невесомым телом на край телеги и оказалась в непривычном для себя состоянии пустоты, когда от неё ничего не требовалось, не откуда было ждать беды новой, да и радости - откуда бы ей быть.
Она была одинёшенька. А вокруг пустота.
Не доезжая до поскотины, Маруся соскочила с телеги и пошла пешком. Но в деревню не заходила - хотя и заметны были толпы сельчан на их, сегодня праздной, улице.
Огородами Маруся прошла на конный двор. Конюх, уже пьяненький, удивлённо глянул на просительницу, да махнул рукой: - Выбирай любого.
Она запрягла смирного Чалого и – огородами же – приехав домой, стала вывозить от стайки накопившийся за зиму навоз, не без основания полагая, что другого времени для этого может и не представиться.
Вскоре тяжёлая работа растворила пустотное оцепенение души и направила Марусю к привычному состоянию.
Ещё не кончена жизнь. А что уж дальше будет – о том не было даже и намёка.
Много лет спустя начали по весне отмечать День Победы. Не миновали торжества и её: поздравления, письма от высокого начальства, да и медали за доблестный труд принимала Маруся, но как-то уж без особого воодушевления. Она чуть ли не виновато выслушивала высказывания ветеранов из фронтовиков и уходила в тень их славы.
Только оставшись наедине с сердечным человеком, открывалось её, удивительное для малограмотной крестьянки красноречие и тогда она начинала свой рассказ, поразительно ладно сбитый композиционно.
Не всегда я оказывался единственным её слушателем.Но всегда, всегда в день победы я пребываю с ней там, на Дальней, на земле, посреди прогретой солнцем и готовой к плодородству пашни. Обычное для человека состояние. Это говорю вам я – мужчина, никогда и не помышлявший уклониться от ратных дел, считая их злом, неизбежным пока есть ещё дурь на земле. И мне ли этот расклад изменить? Мне нельзя.
А вот Матушка Мария все свои, отмеренные ей судьбой девяносто семь лет, каждый день оказывалась победителем в схватке, покруче, нежели чем война, на которой хоть и убьют – вот невидаль! - да уж участи мучится годами, избежать возможно, если для этого забыть о том что ты существо, рождённое человеческой матерью, а отнюдь не любителем пришибить кого-либо на ловко подобранных основаниях.
Моя ей за это сыновья благодарность.
Если бы жив был мой батюшка, - семь своих молодых лет отдавший приказам командиров и начальников то тут, то там воевавшей страны – чтож, и с ним принял бы я – как сержант ВВС и капитан бронетанковых войск одновременно - принял на грудь возлюбленную им чарочку «За Победу!»
Но в ту войну Матушке Марии много чего пришлось одолеть; и её победа – вот что свято для меня даже и без чарочки, и без слов, и, вообще, без каких-либо других форм демонстрации - вовсе не гарантированной доблести - будущих наших побед.
Продолжение 11 следует