Вскоре, развешенные на колышках вокруг костра одежда и портянки уже сушились. Еды не было ни какой, и ближайшие сутки предстояло провести на голодный желудок.
- Скажите, полковник, почему вы там, в деревне сказали, что ваш долг сейчас в том, чтобы добровольно идти с нами? – спросил Кравцов пленного.
- Вы готовы поверить вражескому полковнику, которого захватили в плен и угрожаете смертью? – в ответ спросил немец.
- Это зависит от того, на сколько убедительным будет ваш ответ.
- А могу я не отвечать?
- И, все же, полковник? – настаивал капитан. – Вы очень странный немец. Я еще не встречался с такими.
- Никогда?
- Я имею ввиду на этой войне, – уточнил Кравцов. – До войны встречал.
- Я вам уже говорил, что считаю эту войну с Россией глупой войной, - проговорил полковник, опустив голову, после некоторого молчания. – Нацисты умеют заражать всех вокруг своим фанатизмом, верой в успех и непогрешимостью гения фюрера. Некоторые старые офицеры и генералы из военной касты не пошли на службу. Кое-кто оставил ее, когда поняли, что война с Советским Союзом неизбежна. Не хотели участвовать в поражении Германии, которое тоже считали неизбежным.
- А вы не считали? – спросил Седых.
- Видите ли, молодой человек, это моя профессия. Я делаю то, что хорошо знаю и умею. Этому я посвятил всю свою жизнь и добился не малых успехов. Я видел, то, что на мой взгляд было неправильным. По своей житейской наивности, я поддался официальной пропаганде и посчитал, что мои знания и опыт нужны армии. Я решил, что смогу многое изменить, принеся науку в армию. – Полковник опять замолчал, мучительно подбирая слова.
- Так что же изменилось?
- Обыкновенный математический расчет. Во-первых, бензина и дизельного топлива армии сейчас катастрофически не хватает. Ресурсов нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности оккупированной Европы однозначно не хватит для полного обеспечения активного наступления. Во-вторых, полевая армия не готова к боевым действиям в зимних условиях. Я имею ввиду отсутствие зимнего обмундирования военнослужащих и неприспособленность военной техники для эксплуатации на предельных режимах в условиях низких температур. Ресурсы же вашей страны, на сегодняшний день, я считаю не ограниченными. Время уже сыграло на вас. Любое продолжение войны – шаг к катастрофе.
- Вы не верите в победу Германии? – удивился Кравцов.
- Убежден в ее поражении. Элементарная математическая модель покажет, что ресурсов для войны на два фронта не хватит однозначно. Ла-Манш нам не преодолеть. И американцы не дураки. Они очень скоро ввяжутся в дележку немецкого пирога.
- Но если все так очевидно, то почему другие грамотные офицеры и генералы этого не понимают?
- Фанатизм! Вера в великий дух и гений, – полковник махнул рукой и добавил с иронией, - слепая вера в то, что фюрер обязательно что-нибудь придумает!
- А вы не любите своего фюрера, полковник.
- По крайней мере, в нашей семье его никогда не уважали.
- А что было бы, если мы вас не захватили в плен, - с интересом спросил Кравцов, - так бы и тянули лямку слепого служения неуважаемому фюреру?
- Скорее все, через месяц, через три, через полгода, но подал бы в отставку, - полковник уныло покачал головой. – Это было бы от безысходности. А теперь… теперь, вы подтолкнули меня к другому решению. Я буду сотрудничать с вами и внесу свой вклад в разгром вермахта. Единственная моя цель – поскорее закончить войну.
- И вы готовы пожертвовать жизнями сотен тысяч, может быть миллионов немцев? – не удержался от реплики даже Шарый.
- Погибнет больше, если война будет продолжаться. Больше и немцев, больше и русских.
Повисла долгая пауза. Василию почему-то вспомнилось из истории и литературы, что в кризисные периоды любого государства физические страдания приходились на долю простых людей – рабочих, крестьян, рядовых служащих. А высшая интеллигенция, элита общества всегда принимала на свои плечи тягчайшее бремя душевных страданий за свой народ. Не то, чтобы он считал душевные муки более легкими, но как-то это все было нелепо. Принимать участие вместе со всеми в грандиозной афере по установлению мирового господства, а чуть получил по соплям, сразу в отставку, жертвовать чужими жизнями для успокоения собственных терзаний. Хотя логика в решении полковника была. Запоздалая, но логика.
Кравцов, глядя на полковника, думал о другом. Он выразил это коротко и конкретно:
- Полковник, только не вздумайте потом застрелиться!
- Вы считаете, что с этим можно будет жить? – подтвердил немец подозрения капитана. – Я выполняю долг гражданина, но нарушаю долг офицера.
- Вот когда вы поймете, что Германии нужнее прежде всего настоящий гражданин, а не настоящий офицер, тогда я вас буду очень уважать и пожму вам руку. – Неожиданно Кравцов разозлился и буквально заорал на полковника. – Да поймите же вы, черт вас побери, что таким людям как вы предстоит после войны строить новую Германию, без этих ваших фюреров. Это важно не только для вас. Это важно для всех немцев, для всей Европы, даже для всего мира, а вы сантименты распускаете, «ах, моя офицерская честь».
Все на долго замолчали, думая каждый о своем. Единственное, что общего было в мыслях всех общего, так это понимание, что впереди еще долгая, очень долгая война.