Луков П.Н.
Истории из жизни одного старшего прапорщика.
Вместо предисловия.
Перед вами четыре повести про моего давнего приятеля и сослуживца старшего прапорщика Гурова. Нас с ним сближало много общего. Немного были даже похожи. И он попадал в различные интересные истории. Некоторые из них я собираюсь здесь рассказать. Происходили они в разное время, а потому по содержанию друг с другом не совпадают. По этой причине Гуров в этих историях предстаёт разный, хотя речь идёт об одной и той же личности. Но ведь любой человек в различных ситуациях может быть разным. Так и наш герой. Ввиду того, что я пишу уже через много лет после описываемых событий, я не в состоянии передать их изложение в первоначальном виде. Не при всех диалогах я присутствовал, и, естественно, тоже не могу их в точности передать. В связи с этим мной были изменены некоторые фамилии. Некоторые персонажи введены мной специально. Поэтому наряду с реальными героями здесь есть вымышленные. Естественно, кое-что пришлось немного приукрасить. Но надо учесть, что без этого не обходится ни одно художественное произведение. Поэтому, если эти истории кому-то покажутся знакомыми, пусть не осуждают меня за определённый вымысел, на который мне пришлось пойти. Главное, чтобы истории были интересными. А получились или нет, судите сами.
Объяснительная.
Гуров шёл по улице, вдыхая раннюю свежесть весеннего воздуха. Деревья ещё не распустились, но первое тепло уже вот-вот должно разбудить их. Однако, настроение было уже действительно весенним, и наш герой это сразу почувствовал. Он шёл неспешным шагом, направляясь к своему служебному объекту. Попутно Гуров временами невольно поглядывал на слегка смявшийся погон с тремя звёздочками – старшего прапорщика, который он постоянно забывал перешить. Тем более, что сейчас по пути ему нужно было заглянуть в штаб и что-то выяснить в строевом отделе. А там, в штабе, его мятый погон может кому-то из начальников совсем не понравиться. Но зайти туда всё равно нужно, и Гуров, поэтому, завернул в сторону крыльца двухэтажного дома из белого кирпича. Это и есть штаб.
Гуров быстро поднялся по крыльцу и затем также спешно закрыл дверь, но уже с внутренней стороны. Через несколько секунд он поднялся ещё по одной внутренней лестнице и оказался перед комнатой дежурного по войсковой части. Впрочем, само дежурного на месте сейчас не было – тот уже отдыхал в положенное ему время. Но его помещение не пустовало. Там сидел светловолосый солдат, обыкновенный солдат срочной службы, в обязанность которого в данный момент не просто находиться в этой служебной комнате, но и отвечать на возможные телефонные звонки, а также не пускать сюда посторонних. В другие дела части, таких как он, не посвящали.
Гуров, конечно, сразу узнал этого солдата. Ещё бы! Они ведь с ним с одного объекта. Не просто сослуживцы, а настоящие коллеги, хотя и в разных званиях. Но, хочу сказать, на технических объектах субординация не так внешне заметна, как, скажем, на плацу. Но бывает такое и в другой обстановке. Сказалось это также и здесь, в штабе. Впрочем, не будем забегать вперёд.
- Здравствуй, Серёжа,- откровенно по-приятельски произнёс Гуров.
- Здравия желаю, товарищ старший прапорщик,- также спокойно и непринуждённо ответил ему солдат. И у обоих на лицах засияли лёгкие улыбки.
- Как дела у тебя, Серёжа? В штаб, смотрю, тебя направили.
- Да, товарищ старший прапорщик, у меня всё нормально,- также, улыбаясь, отвечал Серёжа.
- Молодец, солдат, настроение у тебя хорошее. Так держать!
- Есть, так держать.
После этих слов они едва засмеялись, а Гуров его по-дружески обнял за плечо.
- Старший прапорщик Гуров! – раздалось позади них,- вы что себе позволяете?
И Гуров, и солдат тут же обернулись. Впрочем, они сразу догадались, кто их так резко окликнул. Это был заместитель командира части по воспитательной работе майор Ильин.
- И что я себе позволяю, товарищ майор? – тут же спросил Гуров.
- Вы не по уставу обращаетесь с рядовым, товарищ старший прапорщик!
- Но мы ведь не на плацу, товарищ майор. Можем…
- Не можете, товарищ старший прапорщик! В уставе не сказано, где вы можете общаться по уставу, а где нет. Вы сейчас находитесь на службе, так что извольте разговаривать с младшим по званию как положено!
- Но в данной ситуации это же не обязательно, товарищ майор.
- Не учите меня, пожалуйста, тому, что обязательно, а что нет. Солдат в данное время находится на службе. Вы тоже, товарищ старший прапорщик. Скажите, почему вы не поставили этого солдата по стойке «смирно», а он не встал и не отдал вам честь при встрече?
- В этом не было необходимости, товарищ майор. Мы ведь с ним с одного объекта, всё-таки.
- Это не имеет значения! Вы – прапорщик, он – солдат. И устав, между прочим, для вас тоже написан.
Затем Ильин перевёл свой недовольный взгляд на уже слегка перепуганного солдата.
- Рядовой Борисов!
- Я,- уже стоя спокойно отозвался Серёжа.
- Кто разрешил вам так фривольно разговаривать со старшим по званию?
Серёжа, конечно, молчал. Ну что он мог здесь ответить?
- Я не слышу ответа, товарищ солдат! – Повысил голос Ильин.
- Оставьте его, товарищ майор. Я позволил ему так разговаривать. И не вижу здесь никакой проблемы.
- Никакой проблемы? Будет вам проблема, товарищ старший прапорщик. Сегодня к семнадцати часам, жду от вас подробную объяснительную. И от вас, товарищ солдат, тоже.
- Гуров и Борисов быстро переглянулись. Такого исхода их скоротечной беседы, никто из них, конечно, не ожидал.
- Я не слышу от вас ответов,- перебил их молчание Ильин.
- Никак нет, товарищ майор, первым ответил Гуров,- никакой объяснительной от меня не будет.
- Что значит – не будет? Вы как отвечаете, товарищ старший прапорщик?
- По уставу, товарищ майор. Я писать ничего не буду.
- По уставу, товарищ старший прапорщик, вы обязаны ответить «есть», когда вам приказывает старший по званию.
- Есть, товарищ майор, но объяснительной вы от меня всё равно не увидите.
- Что значит – не увидите? И что, собственно, вы себе позволяете?
- Я ничего такого предосудительного не совершал и ничего не нарушил. Значит, мне объясняться не в чем!
- Вы нарушаете правила субординации, товарищ старший прапорщик. И всё это вы мне изложите в объяснительной.
- Не дождётесь, товарищ майор.
- Вот как? Хорошо. Если к 17.00 у меня не будет вашей объяснительной, то к вам, товарищ старший прапорщик, будут приняты определённые меры. Я жду!
После этих слов Ильин быстро развернулся и удалился в свой кабинет. Гуров и молчавший всё это время Борисов, только молча смотрели ему вслед.
- Эх,- первым прервал молчание Гуров,- как был он замполитом, так им и остался.
- Да-а,- еле слышно протянул солдат,- и что теперь будем делать, товарищ старший прапорщик? Я даже не знаю о чём писать.
- Не пиши, Серёжа, он о тебе может уже и не вспомнит.
- А вы?
- А я уже всё решил. Писать ничего не стану.
- А мне-то что делать?
- Знаешь, Серёжа, я не могу тебе сейчас дать ответа. Решай сам. Будь всё-таки мужчиной. Я бы лично на твоём месте не писал. Впрочем, и на своём тоже.
- То вы, товарищ старший прапорщик, а то я.
- Мне, думаешь, легче? Это тебе, Серёжа, ничего не будет. Ну, сходишь лишний раз в наряд, в худшем случае, и всё забудется. А у меня последствия могут быть хуже. С тебя ведь спроса меньше, чем с меня.
- Я понял, товарищ старший прапорщик, значит – не пишем?
- Да. Тем более, что и писать-то не о чем. Короче, поживём – увидим. Так что крепись солдат, а мне уже надо идти. Тебя, кстати, всё равно скоро сменят. Пока!
- Пока, товарищ старший прапорщик, удачи!
Последнее слово уже было сказано как бы вслед и Гуров, похоже, его уже не слышал. Забыл даже о том, для чего он вообще приходил в этот штаб. Ему было уже не до этого. Всё закрутилось так неожиданно, что никто, даже Ильин, не обратил внимания на его мятый погон. Это теперь, похоже, никого не волновало.
На следующий день после всеобщего построения батальон прошёл строевым шагом перед командиром. Что ж, такова традиция. Со стороны это смотрится даже красиво. Но каково ощущение, когда сам идёшь в этом строю! Впрочем, после команды «вольно», этот строй начинает постепенно рассыпаться, превращаясь в обычную серую массу людей.
- Гуров! – раздалось также громко, как и неожиданно, сзади этой однообразно одетой массы людей. Ясно, что это был голос Ильина. Назвал он, конечно, только одну фамилию, но обернулось сразу несколько человек, словно их точно также окликнули.
- Я! – тут же ответил Гуров.
Ильин сделал соответствующий мах рукой, наглядно указывающий, что Гурову нужно подойти к нему. Наш герой, естественно, не заставил себя долго ждать и молча направился к недавнему замполиту. Остановившись на положенном расстоянии и подняв ладонь к козырьку фуражки, Гуров собрался уже доложить, что он по приказанию его, Ильина, прибыл. Но не успел. Собственно говоря, Ильин сам не дал ему этого сделать.
- Товарищ старший прапорщик, начал майор,- я, между прочим, так и не дождался от вас объяснительной. Когда вы соизволите её написать?
- Никогда, товарищ майор.
- Что значит – никогда?
- Ничего я писать не буду, поскольку считаю, что совершил какой-то проступок.
- Считаете или не считаете – не вам это решать, товарищ старший прапорщик! Раз я сказал, что объяснительная должна быть, значит, вы её должны написать.
- Я вам тоже сказал, товарищ майор, что ничего писать я не стану. И попрошу ко мне с этой объяснительной больше не обращаться. Результата не будет!
- Ах, вот вы как? Это – что? Ваше последнее слово?
- Да, последнее!
- Хорошо, товарищ старший прапорщик. Я о вашем поведении лично доложу командиру части. Пусть он теперь примет к вам соответствующие меры. Идите!
- Есть! – быстро приложив руку к козырьку, ответил Гуров, закончив тем самым этот эмоциональный диалог.
Через некоторое время Гуров снова шёл в направлении штаба. Да, его только что звонком по телефону заставили идти обратно – его вызвал к себе сам командир. Догадаться о причине вызова, конечно, было не сложно – Ильин настучал. Ну что поделать – другого от него можно было и не ожидать. Вот такой он – бывший замполит. Впрочем, Гуров не очень думал об этом. А ведь перед командиром надо будет как-то отвечать. Но, так или иначе, а наш герой находился уже перед дверью заветного кабинета.
- Разрешите, товарищ подполковник? – негромко спросил Гуров, приоткрыв обитую кожей дверь.
- Войдите, товарищ Гуров,- таким же тоном ответил командир.
- Спасибо.
Гуров сел, а в кабинете на несколько мгновений воцарилась полная тишина. Но Гурову она показалась долгой.
- Объясните, товарищ Гуров, что у вас там за конфликт с Ильиным?
- С Ильиным у меня никакого конфликта нет.
- Ну, как это – нет? Он с вас, насколько я знаю, потребовал объяснительную, а вы её якобы отказались писать. Разве не так?
- Так точно. Отказался.
- Почему?
- Потому что я не совершал никакого проступка, и за мной нет никакой вины.
- Не совершали? А замполит мне сказал, что вы как-то не так разговаривали с одним солдатом.
Наступила пауза. Гуров действительно не знал, что сказать. Раз для командира Ильин так и остался замполитом, значит, он его так и воспринимает. Понимания здесь, выходит, тоже ждать неоткуда.
- Что молчите, товарищ старший прапорщик? Я жду.
Гуров, видимо, понял, что терять ему уже больше нечего. Поэтому, после недолгого молчания, его как будто прорвало.
- Товарищ подполковник! Солдат, с которым я поздоровался, хороший парень. Он несёт службу на моём объекте. У меня с ним хорошие отношения. И что тут такого, что я с ним поздоровался просто по-дружески? На служебные отношения, если так важно, это не влияет. Предосудительного с моей стороны ничего не было. Вины за собой я никакой не вижу и не признаю. Делайте со мной, что хотите, но никакой объяснительной я писать не стану!
- Остыньте, пожалуйста, товарищ Гуров,- вполне спокойно ответил командир,- в конце концов, я вас ещё ни в чём не обвиняю. Моя цель только разобраться в том, что происходит.
- Ничего не происходит, товарищ подполковник. Я ответственно заявляю, что майор Ильин предъявляет ко мне явно несуразные требования. Нельзя же, наконец, жизнь измерять только одним уставом!
- Просто хотите сказать, что замполит напрасно катит на вас бочку. Но в одном я с вами согласен, товарищ Гуров. Жизнь одним уставом действительно не меряют. Это так. Ну, ладно, не надо мне от вас никакой объяснительной. Будем считать, что от вас я уже всё услышал и всё узнал. С замполитом я поговорю, чтобы он вас больше не терроризировал, а сами можете вернуться на свой объект. О моём решении вам сообщит ваш непосредственный начальник.
- Есть, товарищ подполковник,- Гуров встал вместе с этими словами по стойке «смирно»,- разрешите идти?
- Идите.
Гуров развернулся, быстрыми шагами вышел из кабинета и не заметил, как закрыл за собой дверь. Идя по штабному коридору, он проследовал мимо, вышедшего из своего кабинета, Ильина, не обратив на последнего никакого внимания. Да, трудно было сказать, что творилось в это время на душе старшего прапорщика Гурова. Такое было впечатление, что его вокруг уже больше ничего не интересовало.
На этом я, пожалуй, и закончу данный рассказ. Что было дальше? Отвечу так: ничего не было. Я не знаю, о чём говорил потом командир с Ильиным, если такой разговор вообще имел место, но эта история уже не имела своего продолжения. О ней, можно сказать, вскоре забыли. Естественно, что никто здесь не пострадал, а Гуров и Борисов также продолжали служить, как будто с ними до этого ничего не происходило.
Суд чести.
После очередного утреннего построения Гуров пришёл на свой объект. Да, именно здесь он служит в качестве начальника смены, и сегодня у него новое дежурство, про которое здесь иногда говорят, что оно длится 25 часов в сутки. Нет, это, конечно, не ошибка во времени. Сама смена, разумеется, была 24 часа. Но ей предшествовал обязательный инструктаж и упомянутое построение, на которые как раз дополнительный час и уходил. Так или иначе, Гуров, пройдя по узкому подземному коридору, спустился на свой участок дежурства. Простучали по металлической лестнице его шаги, и вот он здесь, на своём объекте. Почти на ходу поздоровался с двумя солдатами, которые также заступили вместе с ним на дежурство. Без особых задержек приняв смену у своего предшественника, Гуров бегло заглянул в график технического обслуживания с целью определить, чем сегодня должна будет заниматься его смена. Но чем бы она не занималась, а в рабочую одежду – «техничку» - переодеться всё равно следовало. Но спокойно переодеться ему так и не дали.
Как только Гуров полез в шкаф за «техничкой», на железной лестнице, по которой до этого он сам спускался, снова раздались частые шаги – значит, к ним кто-то спустился. Как только Гуров обернулся, перед ним уже стоял капитан Михеев – дежурные по связи, заступивший с ним одновременно на дежурство. Старший прапорщик хотел, конечно, спросить о цели прибытия этого капитана, но не успел. Капитан заговорил первым.
- Почему у вас солдаты не работают, товарищ старший прапорщик?
- Сейчас будут, товарищ капитан. Я ведь только что заступил на дежурство.
- Понятно. Через пять минут приду сюда и снова проверю.
С этими словами капитан быстро удалился к себе наверх. Гуров поначалу даже не понял, к чему вдруг такое повышенное внимание. Но это его впоследствии и подвело. В данный момент он продолжал своё переодевание, как будто оно ничем до этого не прерывалось. Тем не менее, обещанных пяти минут так и не прошло. Буквально через три минуты послышались те же шаги, и тут же опять появился Михеев. А Гурову не хватило времени даже спокойно переодеться.
- Почему у вас солдаты опять не работают, товарищ старший прапорщик?
- Товарищ капитан! Вы что, не видите, что я ещё толком не переоделся?
- Причём здесь – переоделись вы или нет? Вы сами можете хоть полдня переодеваться, а солдаты у вас уже должны работать!
- Но не одни же они будут работать. Сейчас я переоденусь, напишу распоряжение и все вместе приступим.
- Вы, товарищ старший прапорщик, должны были занять их работой ещё до того, как вы напишите своё распоряжение.
- С какой стати, товарищ капитан?
- Вы что, товарищ старший прапорщик, на инструктаже сегодня не были, что ли? Не помните, что командир сегодня сказал?
- Он много чего сказал.
- Командир ясно сказал, что у вас на объекте личный состав был постоянно занят. А меня обязали это проконтролировать.
- Вообще-то у меня на отделении высокое напряжение и много работающих электродвигателей. Я не могу заставить солдат работать одних и должен быть вместе с ними.
- Я знаю об этом,- возразил Михеев,- пока вы не написали своего распоряжения, вы должны их были занять чем-то другим.
- Что значит – чем-то? У меня есть свои обязанности. И вообще, здесь я начальник смены, а не вы. И мне решать, чем занять личный состав.
- А я, между прочим, старший по званию. И если вы личный состав сейчас же не займёте работой, то это за вас сделаю я.
- Так, товарищ капитан, покиньте, пожалуйста, отделение. У меня и без вас дела есть.
- Вы это мне сказали, товарищ старший прапорщик?
- Вам, товарищ капитан. И прошу не мешать мне работать. Солдат я займу работой и без вашей помощи.
- Ну, вот что. Через пять минут я приду снова. Если работать никто не будет, то я доложу об этом командиру.
- Докладывайте, товарищ капитан. Что вы меня пугаете?
- Не пугаю, а предупреждаю. И учтите, я проверю.
Михеев быстро ушёл, а Гурову пришлось продолжить начатое переодевание. Впрочем, через пять минут после этого разговора ничего особенного уже не произошло. Капитан, как и обещал, снова спустился на объект, где дежурил Гуров, и застал всех там во время технического обслуживания крупной вентиляционной системы. Увидев, что все работают, Михеев молча удалился оттуда.
Однако, эта сцена не давала покоя самому Гурову. Да, сейчас Михеев от него отстал, но ведь вскоре начнёт донимать снова. Поэтому он решил, что по пути на обед зайдёт в кабинет к командиру части и всё это обсудит. Действительно, требования есть требования, но это вовсе не означает, что их нужно возводить в абсурд. Нельзя же так каждые три минуты дёргать людей. Не отчитываться, ведь, за каждую минуту, как того требует Михеев. Да, именно такие соображения сидели в данное время в голове у Гурова. Время шло, а эти мысли его всё не покидали.
Само время на службе, как известно, идёт быстро, а потому обеденный перерыв тоже неуклонно приближался. Гуров доложил на пункт дежурного по связи, что оставляет временно свой объект, быстро переоделся в свою военную форму и, предупредив своих солдат, покинул объект. Прошло, наверное, не больше десяти минут, как Гуров был уже в штабе. А вот и дверь, ведущая к командиру.
- Разрешите войти, товарищ полковник?
Командир поднял глаза и увидел проглядывающую через дверной проём фигуру Гурова.
- Входите, Гуров, садитесь.
- Спасибо, товарищ подполковник.
С этими словами Гуров сел, не проронив больше ничего. От волнения он даже не знал, с чего начать.
- Я слушаю вас, товарищ Гуров. Вы ведь хотели что-то спросить?
- Да, товарищ подполковник, то есть, нет.
- Так, прежде всего возьмите себя в руки, товарищ старший прапорщик, а потом спокойно скажите, что же у вас произошло.
Волнение полностью выдавало Гурова. Беспокойство, в прямом смысле слова, было на его лице.
- Ну, говорите Гуров, не тяните.
- Понимаете, товарищ подполковник, меня сегодня утром стал доставать капитан Михеев.
- Чем же он вас достал?
- Ну как вам сказать, товарищ подполковник, он стал дёргать меня через каждую минуту.
- И чего он хотел?
- Он требовал, чтобы мои солдаты, ну те, кто со мной на дежурстве, были с самого начала в работе.
- Ну и что здесь непонятного? Правильно требует.
- Но ведь тогда я только что заступил на дежурство и не успел даже как следует переодеться. А он уже пристаёт со своими требованиями.
- Правильно. Так и должно быть.
- Что тут правильного? Что дёргает через каждую минуту?
- Он – офицер. Контролирует, как считает нужным.
- Он ещё и кричит на меня, как на новобранца!
- Он – старший по званию. Так что имеет право повысить голос.
- Но я не могу послать работать одних солдат. Я ведь должен быть с ними.
- И будьте. Вы – начальник смены, а потому должны правильно организовать работу личного состава. И сделать всё, чтобы он у вас был постоянно занят.
- Товарищ подполковник! Вы понимаете, что он дурит?
- Почему же дурит? Я ничего такого в его поведении не вижу. Поступает он вполне правильно и по уставу.
Гуров уже не знал, что сказать. Запас аргументов у него явно заканчивался. И ему пришлось пустить в ход «тяжёлую артиллерию».
- Товарищ подполковник, я прошу вас, разберитесь с Михеевым. Вы разве не видите, что дело идёт к конфликту?
- Не вижу никакой почвы для конфликта. Я считаю, что к вам предъявляются вполне справедливые и обоснованные требования. Капитан Михеев, между прочим, выполняет именно мои указания. А вы обязаны им следовать.
- Товарищ подполковник! Я, конечно, в курсе ваших требований, но нельзя же всё доводить до абсурда. Ну какая может быть работа при постоянном дёргании?
- А вы, товарищ Гуров, выполняйте все указания старшего по званию. Тогда вас, пожалуй, и дёргать не будут.
У Гурова, похоже, начало лопаться терпение.
- Я не знаю, как убедить вас, товарищ подполковник. Но как человек я прошу вас его урезонить. И если этого не сделаете вы, то сделаю я!
- Что значит – урезонить? Вы мне что, угрожаете, товарищ старший прапорщик?
- Нет, просто предупреждаю. И не смотрите так на меня, прошу вас. Любому терпению может наступить конец. Моему тоже!
- Так. Вы уже переходите все допустимые границы, товарищ старший прапорщик! Выполняйте данные вам указания и прекращайте спорить. И теперь предупреждаю вас я. Если что-то позволите себе выкинуть в этом роде, то вы будете за это строго наказаны. Ясно вам это?
Гуров уже не знал, что ответить. Последних слов командира он как будто уже не слышал, словно впав в некую прострацию. Такое, видимо, происходит с людьми, потерявшими какую-либо надежду.
- Я не слышу от вас ответа, товарищ старший прапорщик. Поняли вы меня?
- Понял,- коротко ответил Гуров.
- Тогда идите и несите службу как положено. И помните, что я вам сказал.
- Разрешите идти? – тут же встав, произнёс Гуров.
- Идите.
- Есть!
Гуров, больше не сказав ни слова, вышел из кабинета и последовал обратно на свой объект. Только одно обстоятельство мучило его всю дорогу. Лишь бы этот Михеев снова не стал бы придираться к нему по этому же поводу. Гуров хорошо знал свой характер. Если его довести, что называется «до кипения», то он явно этого не выдержит. Тем временем, знакомая дорога снова привела его обратно на объект. Повторив те же утренние действия с переодеванием, он сел за свой рабочий стол. Эх, только бы не Михеев! Если командир не поддержал его, Гурова, то надеется здесь больше уже не на кого. Придётся отбиваться самому. А это уже может быть чревато последствиями. Никто его здесь, в принципе не поддержит.
Стоило его солдатам вернуться с собственного обеда на объект, как частые шаги Михеева не заставили себя долго ждать. Дверь открылась, и капитан собственной персоной предстал перед Гуровым.
- Товарищ старший прапорщик! Почему у вас солдаты сидят и не работают?
- Они только что пришли с обеда, товарищ капитан.
- Но сейчас они не обедают. Почему сидят?
- Но не всё же сразу!
- Они у вас уже должны работать, товарищ старший прапорщик.
- Вот когда дам им задание, тогда и будут работать.
- Они уже должны работать!
- Товарищ капитан! Можно мне не указывать, как мне с солдатами поступить? Мне это решать, между прочим, а не вам.
- Предупреждаю, если вы сейчас же не займёте работой солдат, то я их у вас заберу.
- Послушайте, товарищ капитан! За этих солдат, между прочим, я непосредственно несу ответственность. И просто забрать их у себя вы не имеете права.
- А я вас, товарищ старший прапорщик, спрашивать об этом не собираюсь. Короче, я их у вас забираю.
- Что значит – забираю? Ваша личная собственность, что ли?
- Вас это уже не касается!
Такой тон, можно сказать, пробудил в Гурове зверя.
- Так. Выйдите с отделения, товарищ капитан!
- Что? Вы мне указываете?
- Я прошу вас покинуть мой объект, товарищ капитан!
- Да как вы со мной разговариваете?
- Как могу, так и разговариваю! Достали вы меня уже, товарищ капитан!
- Не достал ещё! Если достану – не обрадуетесь!
- Я требую покинуть мой объект, товарищ капитан! Не уйдёте сами – я помогу это сделать!
- Да какое вы имеете право?
- Вон, я сказал! И не вынуждайте меня применить силу!
- А если я её применю?
- Попробуйте! Я ещё в состоянии за себя постоять!
- Ну ладно, товарищ старший прапорщик, вы, у меня за это ответите!
На этой ноте и закончился этот горячий разговор. Естественно, это не могло не иметь своего продолжения. И оно наступило практически скоро. Гурову теперь вновь пришлось направиться в сторону штаба. Его, конечно, снова ждала встреча с командиром, но уже не такая безобидная, как перед обедом. Ясно, что разговор предстоял жёсткий, и Гуров, конечно, это понимал. Отступать ему однозначно было уже некуда.
- Разрешите, товарищ подполковник? – произнёс традиционную фразу Гуров, открыв ту же кабинетную дверь.
- Входите, Гуров,- уже более сурово произнёс командир, на этот раз уже не предлагая ему сесть.
- Товарищ подполковник! Старший прапорщик Гуров по вашему приказанию прибыл!
- Что же вы позволяете себе, Гуров? Кто вам дал право так разговаривать со старшим по званию?
- Никто не давал. Само получилось.
- Само это никогда так не происходит. Его всегда создают нарушители дисциплины. Такие как вы!
Отпираться здесь уже было бесполезно, и Гуров начал всё выкладывать начистоту.
- Понимаете, товарищ подполковник,- начал он,- капитан Михеев меня уже достал.
- Чем же он вас так достал? Своей требовательностью?
- Своей дуростью! Своим дёрганьем! Я уже не знаю, как вам объяснить это!
- А вы здесь не кричите, товарищ старший прапорщик! Не забывайте, где вы сейчас находитесь и с кем разговариваете!
- Я знаю, с кем говорю. Но я хочу, чтобы меня ещё и поняли.
- Чего же я по-вашему ещё не понял?
- То, что я тоже человек, и что моему терпению может наступить конец.
- Чего же такого вы не смогли вытерпеть?
- Постоянных придирок этого Михеева. Я уже говорил об этом.
- Я тоже вам говорил, что требования капитана Михеева абсолютно законны. И то, что он выполняет мои требования.
- Но не доводить же всё это до абсурда!
- Я от вас, товарищ старший прапорщик, ничего абсурдного в предъявленных требованиях не услышал. Всё, что вы мне сами говорили, не выходит за пределы уставных требований. Я считаю, что Михеев всё делает правильно. Разве я не говорил вам об этом?
- Товарищ подполковник! А разве я не просил вас вмешаться в эту ситуацию? Разве я не просил остановить капитана Михеева? Разве я не предупреждал, что всё это может привести к конфликту? Предупреждал, ведь. Почему же вы не вмешались?
- А во что, по-вашему, я должен был вмешаться? Я только что говорил вам, что Михеев выполнял, между прочим, именно мои требования, которые я ещё ни разу не отменял. Вам, товарищ старший прапорщик, следовало их выполнять, а не пререкаться с должностным лицом!
- Но это не означает, что он должен дурить на объекте.
- Это вы не должны дурить, товарищ старший прапорщик! Выполняли бы данные вам указания, и не было бы тут никакого конфликта, про который вы мне тут рассказываете.
- Этот конфликт можно было предотвратить, товарищ подполковник. А вы этого не сделали.
- Не вам указывать, товарищ старший прапорщик, что мне следует делать! К этому конфликту, если вам угодно знать, привела ваша личная недисциплинированность и неисполнительность.
- Свои обязанности я исполняю.
- Мне уже известно, как вы их исполняете. Вы очень грубо пререкались со старшим по званию, отказывались выполнять его требования, да ещё пригрозили, при этом, применением физической силы. Разве не так?
- Допустим.
- Нет, товарищ старший прапорщик, никаких «допустим»! С вашей стороны это уже не просто проступок, а настоящее преступление! Вы понимаете это?
- Понимаю. Но Михеев вынудил меня так поступить.
- Никто вас не вынуждал! Не рассказывайте мне сказки. Я не верю, что эти указания невозможно было выполнить. Но вы вместо этого перешли все границы! Вы нарушили закон, товарищ старший прапорщик! Вы знаете о том, что вас можно смело отдать под суд военного трибунала?
- Догадываюсь.
- Почитайте Закон о воинских преступлениях, и вам всё станет понятно. И не надо будет ни о чём догадываться.
- Почитаю.
- Вот так-то лучше. А за это вы будете строжайшим образом наказаны. А сейчас отправляйтесь к капитану Михееву и немедленно извинитесь перед ним.
- Никак нет.
- Я вас не понимаю, товарищ старший прапорщик. Что это значит?
- Это означает, что я всё-таки сожалею о случившемся, но в своих действиях не раскаиваюсь и виновным себя не признаю. А потому извиняться перед этим капитаном я не собираюсь!
- Вы отдаёте отчёт своим словам, товарищ старший прапорщик?
- Полностью!
- Это ваше окончательное решение?
- Да!
- Понятно. В таком случае, больше мне с вами разговаривать не о чем. Как командир я отдаю ваш поступок на рассмотрение суда чести прапорщиков. А он примет в отношении вас, я надеюсь, суровое решение. Идите!
- Есть, товарищ подполковник.
После этих слов Гуров медленно встал и тихо вышел из кабинета. Как же ему было обидно! Он, казалось бы, никому до этого не сделавши ничего плохого, должен теперь предстать перед судом чести. Какой же негодяй этот Михеев! Ну что он на него, на Гурова, так взъелся? Чем он ему так не угодил? А ведь нервы-то тоже не казённые! Много подобных мыслей сидело в голове у Гурова. Он долго ходил очень подавленным, нигде не находя себе успокоения. И если бы он увлекался спиртным, скорее всего, ушёл бы в запой. А так заглушить эту душевную боль оказалось ему нечем. Гуров подходил со своими переживаниями то к одному, то к другому сослуживцу. Однажды он, таким образом, подошёл и ко мне.
- Здравствуй, Паша,- услышал я сзади себя голос. Обернувшись, я, конечно, узнал Гурова.
- Здравствуй, Петро,- ответил я ему, пожав одновременно его похолодевшую от волнения руку.
- Скажи, Паша, ты в курсе, что у меня произошло с Михеевым?
- Конечно, знаю. Об этом, наверное, уже вся часть знает.
- Ты в курсе, что командир назначил мне суд чести?
- Разумеется. Нам это всем уже объявили.
- Скажи мне, Паша, прав я был или не прав?
- Ну, как тебе сказать? С одной стороны, конечно, прав. Михеев – это всё-таки буквоед. Всё доведёт до абсурда. Помнишь, как он во время тревоги поставил рядового Борисова шинели поправлять?
- Нет, не помню. Наверное, был в отпуске.
- Ну так вот. Когда офицеры приходили на объект после объявления тревоги, то они, раздеваясь, вешали свои шинели как попало. А Михеев поставил тогда Борисова возле вешалки, для того, чтобы он эти шинели поправлял. Приходит кто-то, раздевается, вешает шинель, а солдат тут же за ним её поправляет. Когда командир узнал об этом, он такой дал нагоняй этому Михееву, что тот, видимо, до сих пор пытается оправдаться за эту дурость.
- А теперь я страдаю от его дурости.
- Этого можно было ожидать. Но ведь и ты с ним круто обошёлся.
- Что было, то было.
- Знаешь, Петро, мы с тобой уже не первый день в армии. Прошли через Афганистан. Да у нас опыта – другим такого не наверстать. А потому этому Михееву стоило бы проявить побольше уважения, а не измываться как над нерадивым солдатом. В принципе, оно правильно, что ты дал ему отпор. Может, ты от этого здорово пострадаешь, но и он к тебе так больше приставать не будет.
- Так, значит, ты меня поддерживаешь?
- Конечно, Петро. Как мне тебя не поддержать. Мы же «афганцы» всё-таки.
- А сможешь ты заступиться за меня на суде?
- Конечно, смогу. Это не сложно.
- Значит, я могу на тебя положиться?
- Вполне. Только вот сильно ли тебе это поможет, я не знаю.
- Я буду надеяться.
- Да, ты прав. Верить надо в лучшее.
После этого мы с ним, что называется, разминулись. Но мне следует признаться, так и не удалось заступиться за Гурова. В тот день, когда состоялся суд чести, меня поставили в наряд, а потому физически на суде я присутствовать не смог. Специально так было сделано или нет, я не знаю, но перед этим командир части вызвал меня к себе.
После традиционного «разрешите войти» я уже сидел напротив командира.
- Я хотел спросить вас, товарищ старший прапорщик,- начал он,- вы в курсе того, что недавно произошло с Гуровым?
- Так точно. Мне это известно.
- Как вы думаете, я правильно сделал, что отдал его под суд чести?
- Трудно сказать. Но я полагаю, что можно было бы обойтись и без суда.
- Меня интересует вот что. Вы с ним оба были в Афганистане. А такие странности в поведении, которые, в частности, продемонстрировал Гуров, я почему-то замечал в основном именно за «афганцами».
- В этом есть доля правды, товарищ подполковник.
- А что вы имеете в виду?
- Видите ли, товарищ подполковник, Афганистан сыграл с нами одну злую шутку, которая снабдила нас одним довольно отличительным качеством. Нет, я не считаю это достоинством. Это, скорее всего, недостаток. И замечал я это за всеми, кто там был. В том числе и за собой.
- Признаться, я вас не понимаю.
- На войне жизнь всегда немного особая. Там постоянно привыкаешь к чувству опасности и перестаёшь со временем это ощущать. В результате чувство самосохранения немного притупляется, и это впоследствии сказывается на поведении. Человек становится как бы похожим на машину с неисправными тормозами. Где-то они сработают, а где-то нет. И это вовсе не смелость, а именно нарушение чувство опасности, повышение риска или чего-то ещё в этом роде.
- Вот теперь мне понятно.
- Возможно, это и есть то, что часто называют «афганским синдромом».
На этом наш разговор, можно сказать, закончился, и возвращаться к этой теме больше не пришлось. Но и на суд чести, однако, я тоже не попал.
Я не буду подробно рассказывать, как данный суд проходил. Со слов там находившихся он напоминал довольно скучное и монотонное зрелище. Гуров не стал ничего подробно объяснять, обвинив в происшедшем Михеева, а тот, в свою очередь, вылил на него всё, что знал. Но никто из присутствующих на суде так и не заступился за Гурова. Однако постановление суда чести оказалось для многих неожиданным. Дело обвиняемого решено было передать на рассмотрение военной прокуратуры. Удивляться, однако, здесь было нечему. Ведь Гуров, не смотря на своё подавленное состояние, так и не признал себя виновным в данном происшествии. Вот потому суд и принял такое суровое решение. Ясно, что здесь явно «запахло» уголовным делом.
Прошло ещё немного времени, и вот Гуров уже сидит в кабинете военного прокурора.
- Гуров Пётр Иванович,- начал он,- звание – старший прапорщик. Всё верно?
- Так точно,- ответил тот.
- Я подробно ознакомился с материалами суда чести и должен сообщить вам, что совершённые вами действия подпадают под статью о неуставных взаимоотношениях согласно Закону о воинских преступлениях. И не только под эту.
- Я знаю об этом.
- Надеюсь, вы в курсе всей меры ответственности, которая касается именно вас?
- Так точно.
- Тогда я не буду говорить об этом подробно. Или, может быть, вам кое-что пояснить?
- Нет, мне всё ясно.
- Хорошо, товарищ старший прапорщик, будем считать этот вопрос исчерпанным.
Гуров, признаться, уже готовился к худшему. Что говорить, суды чести даром никогда не проходят. Значит, и этот суд не станет здесь каким-либо исключением.
- Насколько меня проинформировали, вы, товарищ Гуров в целом по службе характеризуетесь положительно, никогда прежде не были замечены в грубых нарушениях воинской дисциплины,- продолжал прокурор.
- Не был,- со вздохом ответил Гуров.
- Честно говоря, вы не производите в данный момент отрицательного впечатления. Выглядите вполне нормальным человеком. Насколько я понял, вы служили в Афганистане?
- Так точно, служил.
- И где?
- На Кабульском аэродроме.
- Понятно. А я – в Баграме. Слышали про такое место.
- Слышал. Недалеко от Кабула.
- Знаете, Гуров, поскольку вы в подобной ситуации оказались первый раз, то я не стану направлять сейчас дело в суд военного трибунала. Но если подобное ещё повторится, то пеняйте уже только на себя.
- Я вас понял.
- Я ещё не закончил. В отношении вас я напишу соответствующее постановление, согласно которому ваши действия должны быть квалифицированы согласно Дисциплинарному уставу Вооружённых сил. Вам всё понятно?
- Так точно.
- Тогда я вас не задерживаю, товарищ старший прапорщик.
Дальше события, можно сказать, развивались уже по стандартному пути. Гурову, согласно постановлению прокурора, был официально объявлен строгий выговор, который, впрочем, через шесть месяцев по случаю какого-то праздника, благополучно сняли. А капитан Михеев со своими придирками к Гурову больше не приставал. Что же касается моих отношений с Гуровым, то они с тех пор никак не изменились.
Самоубийство.
Старший прапорщик Гуров заступил в наряд дежурным по автопарку в яркий солнечный и, к тому же, субботний день. Такое заступление в наряд фактически означало своеобразный негласный отдых от службы. Ну, в самом деле, выездов машин в субботу никаких. Начальство в этот день практически отдыхает. Закройся в парке, да сиди, книжку читай. Только докладывай время от времени, что у тебя на данном объекте всё в порядке. Ясно, что от таких дежурств обычно не устают. Но для Гурова этот наряд оказался особенным. Как говорится, если бы человек знал свою судьбу, а тем более судьбу другого человека. А этого, конечно, не знал, и ничего подобного, разумеется, не подозревал. Особенно относительно того, сколько неприятностей принесёт это дежурство. Впрочем, всё по порядку.
Случилось всё, когда этот субботний день уже начал клониться к своему закату. Гуров в это время сидел за дежурным столом и читал какую-то книгу. Вдруг он услышал, как лязгнула калитка ворот автопарка. Гуров инстинктивно выглянул в окно и увидел, что на территорию парка вошёл рядовой Казаков – водитель командирской машины. Затем скрипнула в «дежурке» дверь, и Казаков уже стоял внутри помещения.
- Разрешите, товарищ старший прапорщик? – спросил он.
- Заходи, Казаков,- ответил Гуров,- ты что-то хотел?
- Да, товарищ старший прапорщик. Мне нужно проверить свой автомобиль.
«Свой автомобиль», чтобы было понятно, это – личная машина командира части. Служебная, разумеется.
- У тебя что? Выезд? – спросил Гуров.
- Нет, товарищ старший прапорщик. Мне только проверить.
- Это приказ командира?
- Так точно.
- Хорошо. Иди, проверяй.
Солдат удалился из помещения, а Гуров сразу же успокоился. Раз выезда не будет, значит, в части всё спокойно. Можно немного и перекусить. Гуров достал из кармана свой складной нож с красной рукояткой и решил сделать себе небольшой бутерброд. Можно ещё и чайку вскипятить. А почему бы и нет? У Гурова для этого всё было. Пока кипятильник разогревал воду в стакане, Гуров, отрезав немного хлеба и колбаски, положил свой нож на подоконник. Эх, знал бы Гуров, какую роковую роль сыграет этот перочинный нож! Ни за что бы тогда не оставил его на подоконнике! Но что произошло, то произошло.
Через некоторое время Гуров увидел, как командирский «УАЗ» оказался перед его окном. Казаков вышел из машины и направился к этому открытому окну.
- Разрешите выехать, товарищ старший прапорщик? – обратился солдат.
- Куда ты собрался ехать?
- Мне надо тормоза проверить на ходу. А в парке для этого места мало.
- Хорошо,- сказал Гуров,- я тебя выпущу. Но чтобы только туда и обратно. Потом снова в парк. Ясно?
- Так точно, товарищ старший прапорщик.
Гуров сам открыл ворота парка и ждал, когда «УАЗ» будет выезжать. Но закрывать ворота после этого выезда он не стал – машина должна была сейчас вернуться обратно. Гуров решил это время пересидеть в «дежурке», но дойти до неё он не успел. Как раз в это время раздался невдалеке сильный грохот. Гуров сразу же выбежал за ворота парка, но так ничего и не увидел. Оглянулся ещё раз и, почему-то ничего не заподозрив, пошёл обратно на своё дежурное место. Сев за стол, он продолжал смотреть в окно, ожидая, когда же, наконец, этот «УАЗ» вернётся обратно. Но тот, однако, так и не возвращался. Но вместо машины в воротах парка появился… сам Казаков. Гуров тут же встал и просунул свой торс в открытое окно.
- Казаков, а где же машина?
- Здесь, недалеко,- ответил он, совершенно, при этом, не изменившись в лице.
Гуров хотел ещё что-то спросить, но вместо этого подал из окна своё тело назад, освободив тем самым, оконный проём. Солдат тем временем молча подошёл к окну и протянул руку к перочинному ножу Гурова.
- Зачем тебе нож? – тут же спросил Гуров.
- Сейчас принесу,- забрав нож, ответил Казаков.
Гуров, увы, опять ничего не заподозрил. Впрочем, оно было и понятно. Казакова он знал уже не первый день. Этот черноволосый сибиряк с посёлка Вознесенка Красноярского края, производил хорошее впечатление на Гурова. Спокойный, уравновешенный, нередко весёлый парень. Такие, как он, обычно, не вызывают нехороших подозрений. Не было таковых и на этот раз.
Прошло, наверное, не более двух минут, и Казаков снова появился в проёме окна «дежурки». Он молча положил на прежнее место нож и, не сказав ни слова, снова вышел из парка. А Гуров, к сожалению, так и не понял, что же произошло.
Тем временем уже кто-то успел доложить командиру, что с его служебной машиной что-то произошло. Кто-то это, значит, успел увидеть. Тогда дежурному по части капитану Колесникову были даны соответствующие распоряжения, и он пришёл тогда в автопарк.
- Гуров, ты в курсе, что произошло с командирской машиной?
- Никак нет, товарищ капитан,- ответил тот,- меня просто Казаков попросил выпустить его буквально на минуту из парка, но назад машина почему-то не вернулась.
- Он выехал на командирской машине?
- Да.
- Ты её сам выпустил?
- Да.
- Понятно. Если командир спросит, скажешь, что я тебе разрешил это. Понял?
- Да, понял.
На самом деле до Гурова так и не дошло, что всё это означало. Но Колесников сам начал объяснение.
- Казаков зачем-то заехал на заброшенную эстакаду, а там машина провалилась, продавив своими колёсами пол этой эстакады. Пробит поддон и всё масло вытекло наружу.
- Вот это да! – Гуров от такой новости даже раскрыл рот.
- Кстати, а где сам Казаков.
- Не знаю, товарищ капитан. В парке его нет.
- Точно – нет?
- Я сам видел, как он выходил отсюда.
- И куда пошёл?
- Не сказал.
- Но, может, ты это видел?
И Гурова тут же осенило. Он вспомнил, что заметил тогда буквально мельком, как Казаков повернул в сторону леса.
- Мне… мне показалось, что он… пошёл в лес.
- В лес? – переспросил Колесников.
- В лес,- подтвердил Гуров.
- Я иду к командиру! – чуть ли не в тревоге сказал Колесников и тут же вышел из помещения.
Дальше Гуров, полный неприятного ожидания, продолжал находиться на своём служебном месте, ожидая хоть каких-то вестей. Но почему-то ничего не происходило. В парк никто так больше и не пришёл. Заметил, правда, как солдат-фельдшер бежал куда-то мимо парка с медицинской сумкой. Но и это у Гурова почему-то не вызвало никаких подозрений. В это время раздался телефонный звонок. Гуров поднял трубку.
- Дежурный по парку старший прапорщик Гуров!
- Гуров, ты знаешь, что произошло? – Раздался на той стороне провода голос Колесникова.
- Нет, товарищ капитан, ещё не знаю.
- Казаков повесился!
- Что? – только и смог произнести Гуров, положив телефонную трубку.
Вот здесь-то его и подкосило. Он готов был уже услышать любую новость, но только не это. Только не это! Ну, как же так? И это в его дежурство? Да зачем всё это? Но тут он услышал, как скрипнула дверь, и в дежурное помещение вошёл прапорщик Рашевский.
- Тебе чего, Володя? – спросил его Гуров.
- По твою душу,- ответил тот,- ты уже знаешь, что произошло?
- Мне уже сообщили.
- А я уже сходил, посмотрел.
- Где это? – чуть не дрожа, спросил Гуров.
- Вон там, в лесу,- махнул рукой Рашевский.
- Слушай, Володя, побудь здесь за меня, пожалуйста. Я тоже должен это увидеть.
- Сходи. Тем более, что тебя снимают с наряда. Я теперь здесь буду вместо тебя.
- Тогда, вот тебе документация. Остальное потом обсудим.
- Хорошо.
После этих слов Гуров вышел из автопарка, даже не сняв со своего рукава повязки дежурного по парку. Затем он повернул в сторону леса, неся как бы в себе тяжёлый камень на душе. Как бы невольно он шёл по тому пути, по которому последний раз в жизни направился Казаков. Однако, искать дорогу к месту трагедии, в принципе, не пришлось, поскольку, как в ту сторону, так и оттуда шли разные любопытные. Да, такое увидишь не каждый день. Минут через пять Гуров был уже на месте. Там уже находилось несколько человек, в том числе главный инженер части.
- Что же ты натворил, Гуров? – строго спросил он.
Но Гуров в ответ не сказал ни слова. Как будто какой-то ком в горле застрял у него. Он подошёл к неподвижно лежащему телу Казакова, которого уже не только вынули из петли, но и закрыли его безжизненное лицо. Гуров поднял голову и увидел над собой упавшее дерево, которому не дали достать до земли мощные сучья его лесного «собрата». Да, здесь это всё и произошло. Гуров ещё раз огляделся, потом резко развернулся и направился обратно в автопарк, где его ждал Рашевский. Увидев его там, снял повязку с руки и стал передавать её Рашевскому.
- Иди в штаб, Гуров, там тебя командир ждёт,- сказал тот, надевая себе на рукав этот матерчатый атрибут дежурного по парку,- наряд у тебя я уже принял.
Командир встретил Гурова спокойно и без крика. Просил только всё подробно объяснить, что Гуров, собственно, и сделал. Потом пришлось писать «объяснительную записку» по этому трагическому поводу. Именно здесь, в штабе, Гуров узнал всю картину происшедшего.
Итак, Казаков решил проверить работу тормозов, закреплённого за ним автомобиля. Надо это было сделать «на ходу», для чего он и попросил Гурова выпустить его из парка. Но как только он выехал из ворот, то направил свой «УАЗ» в ту сторону, где и находилась эта заброшенная эстакада. Почему-то решил на неё заехать. Но её проржавевший пол не выдержал тяжести автомобиля, который своими колёсами продавил этот ржавый металл. Днище машины тоже опустилось, напоровшись поддоном на какую-то торчащую железку. Через пробитое отверстие хлынуло ручьём машинное масло. Казаков, увидев такую картину, и осознав, что же он натворил, вернулся потом в автопарк. Этой злополучной эстакадой уже давно никто не пользовался, а потому она успела обрасти молодой, но высокой порослью кустарников. Именно по этой причине Гурову не удалось увидеть того, что произошло с машиной. Но грохот от провалившегося автомобиля услышал также проходивший недалеко один офицер. Узнав командирский «УАЗ» он сообщил об этом самому командиру. А Казаков тем временем пришёл в автопарк. Видимо, в голове у него уже созрела идея о непоправимом поступке. Он подошёл к открытому окну дежурного помещения и взял с подоконника перочинный нож Гурова со словами «сейчас принесу». Зайдя в крытый гараж, Казаков отрезал канат от противодождевого тента стоявшего там грузовика и запихнул этот кусок каната к себе в карман – чтобы никто не видел. Потом вновь подошёл к тому же окну и положил нож на место. Гуров потом часто жалел о том, что не остановил тогда солдата. Казаков тем временем вышел из ворот парка и направился в сторону леса. Именно в этот миг Гуров видел его последний раз живым. Командиру, как уже говорилось, сообщили о том, что произошло с его машиной, после чего тот позвонил дежурному по части капитану Колесникову. Он решил сам отправиться в парк, где у него и состоялся приведённый нами разговор с Гуровым. Но стоило услышать, что Казаков пошёл в сторону леса, то тут же вернулся обратно в штаб, где и состоялась его встреча с командиром. Узнав также о том, что Казаков отправился в лес, командир позвонил в соседнюю Войсковую часть, попросив их о помощи. Там подняли по тревоге учебную роту солдат и приказали им прочесать лес. Одному из бойцов и довелось наткнуться на уже висящего Казакова…
Сам акт самоубийства состоялся, очевидно, так. Казаков, идя по лесу, наткнулся на частично упавшее дерево, под которым позже в тяжёлых раздумьях стоял несчастный Гуров. Потом солдат залез на этот ствол, соорудил там себе петлю из приготовленного каната, одел её на шею и спрыгнул вниз. До земли он, конечно, уже не достал. Крепкий канат прочно удержал на весу его худое тело.
Когда Казакова обнаружили в таком состоянии, то, конечно, немедленно доложили. Тут же позвонили в медпункт, чтобы вызвать врача. Но там никого не было, кроме одного фельдшера. Это его увидел Гуров, когда тот бежал с медицинской сумкой. Когда Казакова вынули из петли и спустили на землю, то сделать уже ничего было нельзя. Смерть уже прочно взяла его в свои объятья.
Весть о случившемся быстро проникла в военный городок. Колесников сообщил об этом Гурову. После этого в лес стали отправляться разные любопытные, и среди них – прапорщик Рашевский. Командир, увидев его выходящим из леса, приказал принять наряд у Гурова. Переодевшись в военную форму он пришёл в парк… Дальнейшее уже известно.
Гурова после написания «объяснительной записки» отпустили домой. Впереди его ждали следствие, тщательный допрос и томительное ожидание – что же будет дальше? Но спасло Гурова то, что это было в чистом виде самоубийство, без всяких доведений погибшего до такого акта. Поэтому вскоре это следствие было прекращено за отсутствием состава преступления.
Вскоре стало «общественным достоянием» ещё одна новость о погибшем Казакове. Дело в том, что незадолго до этого трагического события, он вернулся из отпуска. Во время этого отдыха Казаков наехал на одну женщину на своём мотоцикле. Пострадавшая, правда, отделалась только травмами, но этим происшествием там занялась милиция. Уголовного дела возбуждать не стали, но соответствующую бумагу в часть отправили. По её получении командир очень строго поговорил с Казаковым. Возможно, что он его о чём-то предупредил. И вскоре произошла эта неприятность с машиной. У солдата в душе, видимо, сложилось одно с другим, и он тогда решился пойти на столь отчаянный шаг.
Потом это происшествие стало обрастать различными слухами. Поговаривали, например, что Казаков заехал на злополучную эстакаду не один. Что у него в машине сидела ещё какая-то девица лёгкого поведения. Говорили, что у Казакова в организме при вскрытии обнаружили какие-то наркотики, что солдат, который обнаружил висящего Казакова, якобы так испугался, что даже наложил себе в штаны. Но это всё были слухи. Не было слухом лишь то, что гроб с телом Казакова без каких-либо прощаний отправили к нему на родину, где без всяких воинских почестей предали земле.
Дело жилищной комиссии.
В обитой тёмной кожей дверь щёлкнул негромко замок, после чего эта дверь слегка приоткрылась. В помещение вошли два офицера, один из которых был явно старше по званию, чем другой. Это был заместитель начальника службы тыла армии полковник Демидов. Вторым офицером оказался главный человек этого кабинета – командир здешней части, в которую и приехал Демидов. Данный визит можно было принять за обычную экспедиционную поездку, что является довольно частым явлением в офицерской жизни. Но перед приездом Демидова командира уведомили, что этот визит срочный, и что ожидается весьма серьёзный разговор. Но командир из этого телефонного звонка так и не смог понять, что здесь, в принципе, было срочного. Ведь никаких происшествий, по крайней мере, по тыловой службе, не было. Тем более, что эта сфера деятельности не имеет прямого отношения к боевой подготовке. Но раз Демидов уже здесь, значит, что сейчас всё станет ясно.
- У вас какое-то срочное дело, товарищ полковник? – начал не очень уверенно командир.
- Я бы не сказал, что оно срочное. Скорее, весьма интересное.
- Что-то произошло?
- Произошло. Скажите, у вас в части служит старший прапорщик Воровский?
- Так точно. Есть такой.
- Скажите, а где он у вас живёт?
- В общежитии, товарищ полковник.
- Но у вас ведь нет официального общежития.
- Официального нет. Но мы одну старую квартиру как бы отдали под общежитие. Надо же было где-то холостяков поселить.
- Но ведь Воровский не холостяк. Не так ли?
- Он женат, товарищ полковник.
- И дети есть.
- Одна дочь.
- Давно он служит в вашей части?
- Не меньше полугода, товарищ полковник. Я точно не помню.
- Но это и неважно. Дело в том, что в штаб армии от него поступило письмо или жалоба – называйте как угодно. В ней он сообщил о своём бытовом положении, а также о том, что с ним якобы несправедливо поступила ваша жилищная комиссия, то ли не выделив ему квартиры, то ли отдав её другому.
- Но мне никто не жаловался на это.
- Зато пожаловались нам. Вы ведь не так давно приняли эту часть, поэтому можете и не знать всего. Я бы, может, и не стал к вам приезжать, если бы не одно обстоятельство. Это письмо с жалобой Воровского дошло до самого командующего. А он, в свою очередь, уже приказал начальнику службы тыла, то есть моему шефу, подробно с этим разобраться. Вот почему я здесь.
- Что же требуется от меня, товарищ полковник?
- Мне хотелось бы с вами обсудить один нюанс, товарищ подполковник. Дело в том, что мы с вами вдвоём сейчас все подробности не выясним. С этим надо будет разобраться детально.
- Что вы имеете в виду, товарищ полковник?
- Нужна будет специальная комиссия, которая бы, как следует, изучила это дело. Ведь письмо Воровского – не единственная жалоба военнослужащих вашей части. Такие обращения к нам приходили уже не один раз. И все по поводу вашей жилищной комиссии.
- Понимаю.
- Так вот у меня к вам вопрос. Нам, может быть, прислать свою комиссию для расследования этого дела или вы создадите собственную?
- Можем создать и собственную.
- Хорошо. Но имейте в виду, что в её составе не должно быть никого из вашей жилищной комиссии. Иначе расследование просто не будет эффективным. Ведь против себя никто никаких сведений собирать не будет.
- Я вас понял, товарищ полковник.
- Подумайте, кого назначить туда. Естественно, что это должен быть грамотный офицер, разбирающийся в жилищных вопросах.
- У нас есть такой. Я его и назначу.
- Отлично. А теперь давайте вместе посмотрим документы этой жилищной комиссии и определим, что из этого подойдёт для расследования.
- Есть, товарищ полковник. Я сейчас распоряжусь, чтобы их принесли.
После того, как Демидов, ознакомившись с вышеупомянутыми документами, уехал, командир части решил сразу приступить к порученному делу.
- Товарищ подполковник! Капитан Колесников по вашему приказанию прибыл!
Так рапортовал только что вошедший в кабинет командира аккуратного вида офицер с небольшими усами.
- Садитесь, товарищ капитан.
Офицер молча сел. Но командир не сразу начал разговор, просматривая в это время какие-то бумаги.
- Сегодня к нам в часть,- начал командир,- приезжал полковник Демидов. Вы знаете, кто это?
- Так точно. Знаю.
- Мне им было сообщено о работе нашей жилищной комиссии. В штабе армии к ней есть претензии. Приказом командующего определено, что для расследования её деятельности нужно создать специальную комиссию. Мы решили обойтись своими силами.
- А почему приказом командующего?
- Старшего прапорщика Воровского знаете?
- Так точно.
- Его жалоба по квартирному вопросу дошла до командующего армией.
- Тогда понятно.
- Ничего не понятно. По документам жилищной комиссии как будто всё в порядке. Поэтому расследование этого дела решено поручить нашей комиссии, которую вы и должны возглавить.
- Я?
- Вы, товарищ капитан. Вы ведь сами не так давно занимались жилищным вопросом и знаете что к чему. Не так ли?
- Так точно, товарищ подполковник.
- Вот вы этим сейчас и займётесь. Кого ещё включить в эту комиссию, решайте сами. Потом мне доложите.
- Есть, товарищ подполковник. Только…
- Что только?
- Разрешите мне взять в помощники старшего прапорщика Гурова.
- Гурова? А это почему?
- Он тоже недавно занимался своим жильём и имел дело с нашей жилищной комиссией. В законах тоже разбирается. Так, что будет полезен.
- Хорошо, берите Гурова, хотя такими вопросами обычно занимаются офицеры. Кого ещё предложите?
- Всё.
- Считаете, что справитесь вдвоём?
- Вполне, товарищ подполковник.
- Что ж, я согласен. Возьмите эти документы и приступайте.
- Есть, товарищ подполковник. Хотя…
- Что ещё?
- А председатель жилищной комиссии, то есть майор Скрипкин, знает об этом?
- Только то, что эти документы у меня. Я специально не посвящал его в это. Поэтому и вы, и Гуров ничего ему не говорите. Не надо лишнего шума. Работайте спокойно.
- Мне всё ясно. Разрешите идти?
- Идите.
Колесников встал, быстро развернулся и вышел из кабинета.
Новую комиссию командир решил временно разместить в кабинете главного инженера – благо последний был в это время в очередном отпуске. Колесников уже сидел там за рабочим столом и вдумчиво рассматривал документы, вручённые ему командиром. Дверь кабинета в это время открылась, и на пороге появился старший прапорщик Гуров.
- Здравия желаю, товарищ капитан,- произнёс он.
- Здравствуй, Гуров. Заходи. Садись.
- Благодарю, - и Гуров сел напротив Колесникова.
- Я так понимаю, ты в курсе, что тебя назначили моим помощником в деле расследования жилищной комиссии?
- Да, я в курсе, товарищ капитан. Не пойму только, зачем.
- Ты Воровского знаешь?
- Андрея? Конечно, знаю.
- Он отправил письмо в штаб армии, и оно дошло до самого командующего.
- Воровский? – удивлённо переспросил Гуров.
- Да, Воровский. Его жилищная комиссия обошла не так давно с квартирой, и он сообщил об этом в своём письме в штаб армии. Вчера сюда приезжал Демидов и потребовал разобраться в этом вопросе.
- А кто это – Демидов?
- Зам начальника тыла армии.
- Понятно.
- Вот теперь нам с тобой и предстоит этим заняться. И об этом никто не должен больше знать.
- И с чего начнём?
- Я уже начал. С изучения вот этих документов.
- Что-нибудь обнаружили?
- Пока ничего. Документы вроде бы в порядке.
- А как список очередников?
- Список?
- Да. Ну, тех, кто стоит в очереди на жильё.
- Я понял тебя. Вот как раз этого списка я и не увидел.
- В этих бумагах его нет?
- Нет. Я всё просмотрел.
- А как же тогда принимались решения? Как определяли, кто первый на очереди, а кто нет?
- Резонный вопрос. И ответа на него мы в данный момент не имеем.
- Но, может, стоит его поискать?
- Ответ?
- Нет, список. Ведь должен он где-то проходить. Должен же у него быть хотя бы исходящий номер.
- Должен быть.
- И зарегистрирован он, должен быть, в строевом отделе.
- По идее – да.
- Ну, тогда…
- Тогда сделаем так. Ты, Петро, сходи в строевой отдел и попробуй там что-нибудь найти. Скрипкин там постоянно фиксирует свои документы. Может и этот список там есть. А я зайду к самому Скрипкину. Постараюсь у него что-нибудь выведать.
- Понятно.
- После всего этого встречаемся здесь.
- Хорошо.
- Оба, один за другим, вышли из кабинета. Гуров, естественно, сразу направился в строевой отдел. Зайдя туда, он увидел прапорщика Азимова, сидящего за компьютером.
- Тебе чего, Гуров? – тут же спросил он.
- Понимаешь, Юра, мне хотелось бы узнать, зарегистрирован ли у тебя один документ?
- Я все документы регистрирую.
- Это верно. Я хотел бы знать, какие документы в последнее время регистрировал майор Скрипкин.
- Зачем это тебе?
- Но это уж моё дело.
- Нет. Не имею права.
- Они что? Секретные?
- Нет.
- Тогда в чём же дело?
- Майор Скрипкин будет ругаться. Да ещё командиру доложит.
- Но ведь мы ему об этом не скажем. Не так ли?
- Пожалуй, но…
- Давай сделаем так. Ты просто раскроешь страницу учёта документов. А я как бы невзначай взгляну. Согласен?
- Хорошо, так и сделаем. Но имей в виду, Гуров, я тебе ничего не показывал.
- Само собой. Можешь на меня положиться.
Азимов сделал всё, что просил Гуров, после чего тот покинул строевой отдел. А через несколько минут после этого, в кабинете главного инженера, Колесников и Гуров снова встретились.
- Ну, что выяснил Петро? – Спросил Колесников Гурова.
- Ничего, если так можно сказать. Такого документа, как список очередников, в строевом отделе не числится. Скрипкин, похоже, его вообще не регистрировал.
- И у меня ничего. Скрипкин мне вообще никакого документа не показал. Сказал только, что такой список у него есть, и он находится у него в сейфе.
- В сейфе? Неужели это такой ценный документ?
- Видимо, так. Но если говорить серьёзно, то такого документа, мне сдаётся, вообще нет.
- Как нет?
- А вот так. Нет и всё. Решения жилищная комиссия принимала без ссылки на него. Такой документ нигде здесь даже не упоминается.
- Может его видели другие члены комиссии?
- Вряд ли. Все документы всегда находились у майора Скрипкина. И решения на заседаниях жилищной комиссии принимал всегда именно он. А остальные ему только кивали. Разве ты сам не видел этого?
- Видел. Получается, что от этих «кивал» мы ничего не узнаем.
- Само собой.
- Значит, мы должны с вами покинуть этот кабинет. Здесь, я чувствую, мы уже ничего не выясним.
- Верно. Я считаю, что нам надо будет поговорить с людьми.
- И начать, скорее всего, надо с Воровского. Он же написал это письмо.
- Правильно. Вот ты с ним и поговоришь. Как прапорщик с прапорщиком. А я встречусь с майором Рудиным. Ведь, кажется, с ним был спор за эту квартиру.
- Да, это так. Рудин тогда приехал, кажется, с Казахстана, и освободившуюся квартиру отдали именно ему. Хотя претендовал на неё, насколько я слышал, именно Воровский.
- Вот у Рудина кое-что я, может, и выясню. Он тогда, кстати, был на заседании этой жилищной комиссии. Я это точно знаю. Рудин на этот счёт сам раз проговорился. А Воровского туда, кажется, не пригласили.
- Хотя он и считался главный кандидат на эту квартиру. Но, боюсь, что Рудин вам ничего не скажет.
- Это тебе он ничего не скажет. А я с ним могу поговорить как офицер с офицером.
- Что ж, тогда я прямо сейчас иду к Воровскому.
Впрочем, последнего долго искать не пришлось. Он в это время был в наряде – дежурным по автопарку. Поэтому Гуров сразу обнаружил его в дежурном помещении, где тот сидел за служебным столом и о чём-то беседовал со своими дневальными.
- Привет, Андрей,- поприветствовал его Гуров, присев тут же на рядом стоявший стул,- как дела?
- Привет, Петро,- спокойно ответил Воровский,- у меня всё спокойно.
- Выездов машин, я смотрю, у тебя особо нет.
- Были выезды, но все машины уже вернулись в парк.
- Значит, ты теперь сидишь и просто отдыхаешь.
- Что-то вроде этого.
- Понятно. Мне с тобой, Андрей, поговорить надо. Можешь своих дневальных попросить выйти?
- Да, конечно,- отреагировал Воровский, после чего обратился к солдатам,- сходите, ребята, на территорию. Когда надо, я вас позову.
Двое солдат молча встали и также без шума покинули дежурное помещение. После того, как они ушли, Гуров начал свой основной разговор.
- Андрей, я хочу, чтобы ты пообещал мне, что данный разговор останется между нами.
- Хорошо, согласен.
- Скажи, Андрей, ты писал недавно письмо в штаб армии?
- Какое письмо?
- По твоему жилищному вопросу.
- Да, писал, но ответа так и не получил.
- Ответ уже пришёл.
- И где же он?
- Сидит перед тобой.
- Не понял.
- Сейчас поймёшь. Твоё письмо дошло до командующего армией, а он распорядился повести расследование по поводу действий нашей жилищной комиссии, которая и решала твой жилищный вопрос.
- Тогда понятно. Про такое я точно никому не расскажу. Кстати, Гуров, а почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Я занимаюсь этим расследованием.
- Ты?
- Представь себе, да.
- Сам или нет?
- Естественно, что не сам. Это расследование имеет вполне официальный характер.
- Это правда?
- Послушай, Андрей, а тебе не кажется странным, что я о твоём письме всё знаю?
- Да, действительно. И откуда тебе об этом известно?
- Сверху,- Гуров поднял указательный палец,- и это тебе доказательство, что я не вру.
- Один расследуешь?
- Нет, не один, но это неважно. Я хочу спросить, что ты там конкретно написал?
- Да ничего особенного. Я претендовал на одну квартиру. А её отдали другому.
- Рудину?
- Да.
- А почему ты решил, что эта квартира должна была достаться тебе?
- А кому же ещё? Вот скажи, Петро, ты знал такую гражданку Ханоныкину?
- Не знал, но слышал. Жила здесь такая.
- Это вдова одного майора, который служил раньше в соседней части.
- Я знаю об этом.
- После смерти мужа она, впоследствии, уехала из нашего военного городка, но квартиру свою официально не освободила. Детей у них не было.
- А ты, конечно, хотел занять эту квартиру.
- Верно. Но сначала надо было оттуда выписать эту гражданку.
- Согласен.
- Она там не жила уже больше года и, соответственно, за неё столько же не платила. По закону её можно было признать в судебном порядке безвестно отсутствующей, а впоследствии выписать из квартиры. О ней действительно нет никаких сведений. Может, её даже нет в живых. Кто знает? И я решил взяться за эту проблему.
- И как?
- Я обратился к командиру с предложением решить этот вопрос. Предложил даже свои услуги.
- Какие?
- Ну, допустим, я сам схожу к адвокату, напишем вместе заявление в суд, оплачу все расходы и так далее.
- А командир?
- Он согласился, и я начал действовать. Собрал разные документы, составил исковое заявление.
- С адвокатом?
- Да. Причём, я оплатил не только услуги этого адвоката, но и государственную пошлину в суд. Осталось только отвести туда документы .Но я, сам понимаешь, не мог действовать дальше от своего имени. Ведь в суд надо было обращаться от имени части, а для этого мне нужна была доверенность. Поэтому я снова обратился к командиру с этим вопросом.
- А дальше?
- Дальше командир забрал у меня все документы, даже квитанции об оплате, и пообещал решить этот вопрос.
- Ну и как? Решил?
- Решил. Он передал все документы майору Скрипкину, а тот уже представлял в суде интересы части.
- Так, если мне память не изменяет, квартиру эту отсудили.
- Да, но передали её потом не мне, а Рудину.
- Вопрос решала жилищная комиссия?
- Да.
- Ты на её заседании был?
- Нет. Меня туда не пригласили.
- Почему?
- Не знаю. Мне даже не сказали, когда она заседает.
- Ты в это время был здесь? В гарнизоне?
- Да. Утром вернулся со смены.
- Странно.
- Я думаю, тоже.
- Послушай, Андрей, но ведь ты же «афганец», имеешь льготы, в том числе на внеочередное получение жилья. Ты разве не говорил об этом?
- Нет. Но ведь про это и так все знают. Столько времени бьюсь за жильё, и всё без толку. Уже хотел жену с дочкой привезти сюда, прямо в кабинет к командиру. Пусть делает с ними, что хочет. Да вот ребята в общежитии отговорили.
- Естественно. Командир у себя в кабинете их точно селить бы не стал.
- То-то и оно.
- Скажи, Андрей, ты хоть говорил о том, что ходил к адвокату, составил заявление, оплатил услуги?
- Говорил. Но командир только развёл руками, сославшись на то, что решал не он, а жилищная комиссия. А майор Скрипкин сказал, что он со мной ни о чём не договаривался.
- Да, командир официально не может входить в жилищную комиссию. Но ведь и Скрипкин в его подчинении. Не повлиял, значит.
- И не пытался, я думаю.
- Но в штаб армии ты писал об этом?
- Писал.
- Тогда понятно, почему это письмо дошло до командующего. Слишком много всего ты там указал.
- Я не выдержал.
- И правильно сделал. Нечего было такое терпеть.
- Скажи, Петро,- у Воровского от последних слов Гурова явно поднялось настроение,- а мне дадут жильё?
- После такого, я думаю, да. Но не мне это решать, сам знаешь.
- Понимаю,- вздохнув, ответил Андрей.
Надо сказать, что Гуров ходил с подобными вопросами не только к одному Воровскому. Собирая необходимый материал, он обошёл ещё некоторых, кого коснулась эта проблема. И среди этих «некоторых» был также я.
Гуров ко мне пришёл прямо домой, где я на тот момент был дома один.
- Привет, Паша,- сказал он мне,- Я хотел бы поговорить с тобой.
- Заходи, Петро,- ответил я,- у меня как раз только что чайник вскипел. Вот за столом и поговорим.
Через минуту мы уже были на кухне.
- Так что ты хотел, Петро? – спросил я, разливая в это время кипяток по чашкам, - у меня, кстати, ещё печенье есть. Угощайся!
- Спасибо, Паша. Я хотел спросить тебя кое о чём.
- В чём же дело? Спрашивай.
- Скажи, ты имел дело с нашей жилищной комиссией?
- Разумеется. И не так уж давно.
- У тебя тогда, кажется, сосед умер?
- Да. Мы жили тогда все в одной квартире, но занимали разные комнаты. То есть это было жильё с подселением. Я с семьёй жил в большой комнате, а он в малой. Но после того, как он умер, я хотел с семьёй занять его, уже бывшую, комнату.
- А как ты узнал, что он умер?
- Когда у него был сильный приступ панкреатита, то моя жена вызвала ему врача, а тот – «скорую помощь». Однако, с того момента, когда его увезли, прошло уже около месяца, а вестей от него никаких не было. Тогда я решил выяснить, куда же он, собственно, пропал. В районной больнице я его не нашёл. Там даже не было сведений о нём. Но мне посоветовали сходить в морг. Там-то мне и показали запись, что наш сосед туда поступал. Его тела в морге уже не было, потому что к этому времени его уже похоронили. В нашей части об этом, кстати, даже не знали.
- И ты после этого обратился в жилищную комиссию?
- Конечно, как положено.
- Там, разумеется, пообещали рассмотреть этот вопрос.
- И не только. Командир тоже дал поручение с этим вопросом разобраться.
- Как решили этот вопрос?
- Элементарно. Там решили поселить в освободившуюся комнату двух холостых офицеров. Представляешь?
- Интересное решение.
- Очень. У меня – жена, сын, а тут два холостяка рядом живут. Да ещё, может, невест к себе водят. Оригинально, не правда ли?
- Да, забавней не придумаешь.
- Я даже предупредил это начальство, что в эту комнату никого больше не пущу. Знаешь, не подействовало.
- И как же ты поступил?
- Я подал в суд.
- И ты его выиграл.
- Да. Закон здесь был на моей стороне. Нашу часть в качестве ответчика представлял тогда начальник строевого отдела. Надо сказать, он очень плохо разбирался в юридических вопросах. Мой иск он не признал, заявив на суде, что мой покойный сосед у нас в части считался ещё живым, хотя со дня его смерти прошло уже два месяца.
- А был ли документ, подтверждавший его смерть?
- Да. Я сам ещё до суда ездил в ЗАГС, чтобы взять справку о его смерти.
- Понятно. Скажи, а на том заседании жилищной комиссии ты присутствовал?
- Да, был. Но там моё заявление даже не рассматривали. Только упомянули. Зато своё решение объявили почти сразу. При этом всё заседание шло не более двух минут.
- Голосование было?
- Не помню такого. Просто объявили решение и всё.
- И кто объявил? Скрипкин?
- Нет. Он тогда был в отпуске. Его обязанность исполнял замполит.
- Оригинально. За председателя был другой, а стиль работы остался прежний.
- Видать, Скрипкин так постарался.
- А кто же ещё? От него и пошло.
- Слушай, Петро, а почему ты этим интересуешься?
- Приходится интересоваться. Я сейчас расследую вот эту деятельность жилищной комиссии.
- Тебя назначили?
- Назначили. Но я прошу тебя, Паша, чтобы майор Скрипкин не знал о нашем сегодняшнем разговоре.
- Знаешь, Петро, я сейчас сильно занят на объекте. Поэтому Скрипкина я, скорее всего, в эти дни просто не увижу. Так что можешь быть вполне спокоен.
- Спасибо тебе, Паша, за чай и вкусные печенья, но мне надо идти. Ещё кое-кого опросить.
- Всегда - пожалуйста. Желаю удачи тебе, Петро!
Когда Гуров обошёл всех, кого хотел, он вновь посетил тот кабинет, где последний раз расстался с Колесниковым. Тот его уже ждал.
- Ну, как твои дела, Петро? – начал капитан.
- Неплохо, товарищ капитан. Со многими поговорил, в том числе, с Воровским. Собрал в результате кое-какой материал. Вот, можете ознакомиться.
Гуров положил перед Колесниковым исписанную общую тетрадь. Капитан одобрительно кивнул и стал перелистывать собранный Гуровым материал.
- Много же ты накопал, Гуров. Целый сборник.
- И всё факты.
- Да, такое оспорить невозможно. Молодец!
- А как у вас дела, товарищ капитан?
- Я тоже время не терял. Также поговорил с некоторыми офицерами. В общем-то, та же самая петрушка.
- А с Рудиным, простите, говорили?
- Конечно, в первую очередь.
- И что он сказал?
- Да ничего особенного. Привёз, говорит, свою семью с Казахстана. Русские оттуда, мол, сейчас уезжают. Всё становится казахским. Сказал, что у его детей там будущего нет.
- Детей? У него же только сын.
- Да, сын. Но он так выразился.
- А как насчёт квартиры?
- Ничего нового. Написал после приезда заявление в жилищную комиссию. На её заседании он был. Вопрос решили сразу в его пользу.
- Прямо сразу?
- Можно сказать и так. Скрипкин сам вынес это предложение. Никто не возражал. Так и приняли. Всё удовольствие заняло, по его словам, не больше минуты.
- Странно.
- Но факт.
- Простите, товарищ капитан, но это всё, что вам удалось выяснить?
- Да нет, не всё. Я разговаривал, например, с одним лейтенантом, который въехал не так давно в освободившуюся квартиру. Но мне было известно, что тот, кто занимал ранее эту квартиру, оставил её, не сделав там ремонт. Но перед отъездом он передал жилищной комиссии сумму денег, которую должны были отдать новому жильцу этой квартиры для проведения этого самого ремонта. Я тогда оказался случайным свидетелем при передаче этих денег. Но этот лейтенант никаких денег от жилищной комиссии не получил. Вся эта сумма осела, судя по всему, у майора Скрипкина.
- Решения всегда принимал, я так понимаю, один Скрипкин. Другие при этом только присутствовали. Никаких обсуждений и возражений. Только одно согласие. Даже ни во что не вдавались. Но чем же тогда руководствовался сам Скрипкин?
- А кто ж его знает. Нам про то уже не ведомо.
- Так, может, стоит заняться самим Скрипкиным?
- О нет. У нас на расследование личных дел Скрипкина полномочий никаких не имеется.
- Что же тогда делать?
- Ничего. Нам ведь что было поручено? Расследование дел только самой жилищной комиссии. Мы это выполнили. Материала вполне достаточно. Я его обработаю, скомпоную, так сказать. Потом мы с тобой всё это подпишем, и я представлю нашу работу командиру. А он пусть сам принимает решение.
- Значит – всё?
- Да, Гуров. Ты свою задачу выполнил, так что можешь идти отдыхать. Когда наш материал для отчёта будет готов, я тебе сообщу. К командиру уже пойдём вместе.
- Да, так будет правильней.
- Тогда – до встречи.
- До встречи, товарищ капитан.
Встреча эта, разумеется, вскоре состоялась. И вот, капитан Колесников и старший прапорщик Гуров сидят уже в кабинете командира. Последний в это время скрупулёзно просматривал составленный Колесниковым отчёт, периодически мыча что-то про себя.
- Молодцы, много материала собрали,- наконец проговорил он,- прямо как настоящие детективы.
- Старались, товарищ подполковник,- произнёс Колесников.
- Это видно, что хорошо поработали.
- Скрипкину дадите почитать, товарищ подполковник? – снова спросил Колесников.
- Обязательно. Кстати, прямо сейчас его и вызову.
Командир быстро набрал телефонный номер. После недлинного гудка на той стороне линии послышался чей-то мужской голос.
- Зайдите ко мне, товарищ майор,- немного раздражённо сказал командир. Потом повернувшись к Гурову и Колесникову, более спокойно продолжил:
- Хороший сюрприз вы ему подготовили. Ничего не скажешь.
- Пришлось, товарищ подполковник,- ответил на этот раз Гуров.
Но тут приоткрылась дверь, через которую тут же вошёл сам майор Скрипкин.
- Товарищ подполковник, майор Скрипкин по вашему приказанию прибыл,- отрапортовал он.
- Подойдите ко мне, товарищ майор.
Ничего не подозревавший Скрипкин спокойно подошёл к командирскому столу.
- Вот, товарищ майор, эти два военнослужащих, которых вы, конечно, хорошо знаете,- командир указал в сторону Колесникова и Гурова,- проверяли деятельность жилищной комиссии, которую вы в данный момент возглавляете. Можете взглянуть на их отчёт.
- А для чего? – недоумённо спросил Скрипкин.
- Сначала лучше ознакомьтесь,- ответил ему командир.
Скрипкин стал читать материалы, изложенные Колесниковым. Сначала майор просто нахмурился, потом стал краснеть и, наконец, основательно побагровел.
- Я не понимаю,- уже раздражённо начал говорить Скрипкин,- у меня что здесь? Сплошные нарушения? Что это? Пункт… такой-то… опять нарушение… Почему?.. Что-о? Мои действия подпадают под статью уголовного кодекса?.. Да вы что? Охренели совсем?
Последние две фразы прозвучали уже чуть ли не в состоянии крайнего возбуждения.
- Я просил бы без оскорблений, товарищ майор! – ответил тут же Колесников.
- Так, товарищ майор,- вмешался командир,- прошу не забывать, что вы находитесь у меня в кабинете, а потому прошу выбирать выражения.
- Прошу прощения,- товарищ подполковник,- немного стихнув проговорил Скрипкин,- но я не понимаю, по какому праву эти двое занялись подобным расследованием?
- По моему приказу, товарищ майор. И если угодно, согласно личному распоряжению начальника службы тыла армии. Вам этого достаточно, товарищ майор?
Последние слова командира сбили, наверное, всю спесь с майора Скрипкина.
- Но почему меня подводят под уголовную статью? – уже тише произнёс он.
- Не мы, а вы сами себя подвели, товарищ майор,- ответил ему Колесников.
- И это всё на основе реальных фактов,- вступил в данный диалог Гуров,- мы от себя ничего не придумали.
- А я ещё добавлю, что людей иногда судят и за более мелкие проступки,- подытожил командир,- поэтому, когда я прочитал этот отчёт, то, признаться, ничему не удивился. Нарушение за нарушением. Такое впечатление, что ни для вас, ни для других членов комиссии никакие законы не писаны. Как хотите, так и поступаете.
- Такого не может быть, товарищ подполковник,- попытался оправдаться Скрипкин.
- Но ведь есть. В этом отчёте очень чётко это изложено. Придраться не к чему. И не надо мне говорить, товарищ майор, что этого не было. Будете отпираться, приедет тогда комиссия из штаба армии и всё это проверит. Три шкуры ведь потом сдерёт. Вам тогда деться точно будет некуда.
- Ну… может и были… какие-то… нарушения,- губы у Скрипкина уже дрожали, - но нельзя же вот так!
- Так – это как? – Повысил голос командир,- вас, товарищ майор, поймали, можно сказать, на нарушении закона. Чего другого вы ещё могли ожидать? Я уж не говорю о том, сколько людей от вас пострадало.
- Кого же мы так обидели? – уже, побледнев, спросил Скрипкин.
- Почитайте ещё раз этот ответ, товарищ майор. Там всё подробно сказано,- командир снова протянул ему написанные Колесниковым бумаги.
- Нет, товарищ подполковник,- тихо сказал Скрипкин,- я не могу этого больше читать.
- Тогда не задавайте мне больше таких вопросов, товарищ майор. Капитан и старший прапорщик чётко сделали своё дело. Мне больше обвинений для вас уже не требуется.
Скрипкин уже не отвечал на последние слова командира и просто поглядывал куда-то в сторону.
- Так вот, товарищ Скрипкин,- продолжал Командир,- я отстраняю вас от должности председателя жилищной комиссии, а саму эту комиссию объявляю распущенной.
- Вы, товарищ подполковник? – удивлённо спросил Скрипкин.
- Да, именно я, товарищ майор. Сегодня утром мне позвонил полковник Демидов. Я думаю, вам известно, кто это. Так вот, он мне сообщил, что начальник службы тыла армии предоставил мне сейчас такие полномочия до образования новой жилищной комиссии, если сведения в отношении возглавляемой вами комиссии подтвердятся. Что, собственно, и произошло.
- Значит – это всё? – нерешительно пробормотал Скрипкин.
- Для вас – всё, товарищ майор. Вы свободны! Можете идти!
- Есть, товарищ подполковник,- и Скрипкин с этими словами тут же развернулся и покинул данный кабинет.
Командир снова повернулся к Колесникову и Гурову и довольно деловито сказал:
- Что ж, вы свою работу действительно выполнили. Можете быть тоже свободными. Отдыхайте!
Колесников и Гуров встали и, не сказав ни слова, тихо покинули кабинет.
Здесь эту историю, я думаю, можно и закончить. Дальше уже ничего особенного не произошло. Вскоре на общем собрании войсковой части избрали новую жилищную комиссию. Никакого уголовного дела здесь, разумеется, не возбуждалось Майор Скрипкин, насколько я знаю, никак не пострадал. Мне трудно сказать, насколько новая комиссия была честней старой, но старший прапорщик Воровский вскоре всё-таки получил жильё. Больше никаких жалоб и обращений по этой теме на моей памяти уже не было. Гурова ни к какому расследованию больше не привлекали. По окончании военной службы он получил квартиру в другом городе и навсегда уехал из этого военного городка.
2015 г.