Когда я был очень маленький, я думал, что моя мама никогда не спит, что мамы – это такие все время работающие и никогда не ложащиеся спать люди. Я утром просыпался - мама уже хлопотала по дому, когда я, сморенный дневной беготней и играми, засыпал, она еще хлопотала по дому. Если я почему-то просыпался ночью, а такое случалось, когда я болел, мама не спала и была рядом, сидела на табуретке, поправляла мне одеяло, влажную тряпочку на лбу, если температурил, поила меня водой или чаем, давала какие-то порошки и микстуры, рассказывала сказки, напевала про серенького волчка. Когда я подрос, я понял, конечно, что мамы спят так же, как все люди, только спят они гораздо меньше остальных людей. Гораздо меньше.
Запад Россию не любит. Так было всегда, с незапамятных времен, так и сегодня. Я не историк, не буду вдаваться в научные исторические экскурсы, в документалистику, конкретные события и даты. Я попытаюсь объяснить причины этого взглядом со своей простой, житейской колокольни, опираясь на наблюдения, сопоставления и размышления. С незапамятных времен в Европе отношения между людьми строились, как мне кажется, с индивидуалистических позиций. Там человек всегда и во всем заботился только о себе и до некоторой поры своих детях. О других он заботился только в той степени, чтобы не влезть, выражаясь простецким языком, в их жизнь. Выражение, мой дом – моя крепость отражало именно тот факт, что я не лезу ни к кому, не лезьте и вы ко мне. Я забочусь о себе вы – о себе. На этом и строилась вся тамошняя жизнь. Возможно, я чуток сгустил краски, где-то упростил, но канва европейской жизни была именно такова. Таков и сегодняшний менталитет европейцев и их потомков - американцев.
На Руси все было не так. Русские люди с тех же самых пор на первое место в своей жизни ставили общинные интересы, поэтому для нашего предка главным было не его семья, его дети (хотя и это не сбрасывалось со счетов) а благополучие общины, в которой он жил. Думаю, во многом это объяснялось суровыми природными условиями в местах проживания русичей. Всем известно, что и климат, и ландшафтные характеристики, и растительность наших мест весьма отличались от европейских условий, даже в те стародавние времена, и успешное выживание в этих условиях зачастую было просто невозможно без совместных действий людей.
Это первый фактор, который ставил европейца, попавшего на Русь, в тупик. Для его менталитета было странным, что наши люди были общинными и это его, европейца-индивидуала, настораживало и пугало. Второй фактор, который угнетающе действовал на жителя Европы – это наши пространства, природные условия, дремучие леса и могучие реки, размеры которых буквально парализовали страхом волю человека, не привыкшего к таким размахам жизненных пространств. У них там, в Эвропах, от Парижа до Берлина полтора дня на лошади, а в России-матушке за два дня по ее лесным дорогам едва ли сорок километров проедешь. Третье, что буквально подавляло европейца - богатство территорий проживания русских. Здесь было все, о чем только тогда можно было мечтать, и было в таких количествах, которые заставляли кружиться головы жадных до богатств разных там немцев, французов или лживых англичан. Когда читаешь что-то об отношениях Англии и России,(и не только России, но и остального мира) то буквально поражаешься исключительной способности англичан к обману и лжи. Одно время я прямо даже считал слово Англия и слово ложь синонимами. В народе говорят, что нельзя верить цыгану, думаю, англичанину нужно верить еще меньше.
Получается, что иностранцы ничего не понимали в нашей жизни и стране. А все непонятное для человека всегда страшно. Поэтому они боялись и боятся нас до сих пор. Поэтому и не любят нас, ибо как можно любить то, чего боишься? К нынешним временам представления среднестатистических (а если говорить честно, то и не только их) европейцев о России и русских очень мало изменились, даже не смотря на налет цивилизованности, которой они так кичатся, заносчиво полагая, что они стоят неизмеримо выше нас в развитии и поэтому могут указывать нам, что демократично, что не демократично, что правильно, а что совсем не так.
Запад нас не любит. Не любит и боится. Для чего я это написал? - спросит читатель. Написал я этого для того, чтобы лучше пояснить свою мысль, о том, почему наш народ так разительно отличается от европейских народов, хотя исторически мы имеем где-то общего предка. Бесконечные нападения европейских стран на Россию с целью завоевания и присвоения ее богатств, привели не только к отчуждению между европейцами и народами, населявшими нашу страну, но и к еще большему сплочению наших людей, что было необходимо для защиты от внешнего врага, и что значительно облегчалось наличием старинного фундамента общинных отношений, о которых я говорил выше. Вот это все и привело к созданию того загадочного русского характера, о котором до сих пор с оттенком какого-то чуть ли не мистического страха и восторга говорят европейцы и особенно, европейки, как я заметил из своего общения с представителями тамошних народов.
С тех пор так и кочует по Европе призрак непонятного русского, который живет в городах, где по улицами бродят медведи, который парится в ужасно жарких строениях, именуемых банями, а потом прыгает оттуда в снег (разве здравомыслящий человек такое делать будет?), который может сутками ходить по своим дремучим лесам и добывать там себе и пушнину, и золото, и самоцветы, и все, что только его душа пожелает. Для нас, русских, а здесь я этим именем называю всех, кто живет на территории нашей страны, на самом деле никакой загадки нет, и мы голову себе подобной чепухой не морочим.
Меня, однако, удивляет не факт нелюбви и страха Запада к нам, не загадочный русский характер. Меня удивляет, что есть в нашей стране феномен, который, как мне кажется, есть только у нас, и который почему-то до сих пор не замечен, а если кем-то и замечен, то не получил должной оценки. Вот именно это меня и удивляет – не замечен! Не могу сказать, намеренно, или нет. Я не социолог, терминов социологических не знаю, поэтому прошу меня простить за самовольство и некоторый авантюризм, если я введу термин феномен русской женщины.
Когда я чуток подрос, я, как говорил выше, понял, что мамы все-таки спят. Но спят мало, меньше всех остальных людей. Спят мало, а работают много. Удивительно много. Работают столько, что становится иной раз непонятно, как может человек столько трудиться. Расходовать столько сил и физических, и душевных, и при этом оставаться в живых.
Мама работала всегда, мамы моих друзей, как я видел, тоже работали всегда. Они работали в колхозе, на очень тяжелых работах. Они работали у себя на огородах, чтобы хоть что-то вырастить, прожить на этом, и не умереть с голоду зимой. Пусть у читателя не кривятся недоверчиво губки. Это реально. Русская деревня сразу после войны жила просто фантастически тяжело и голодно. Буквально в нищете, на грани выживания. Так жили мы все: я, мои друзья, друзья моих друзей. Шикарной едой считалась полба. Полба – это каша, сваренная из зерен пшеницы без соли и на воде, потому что ни соли, ни молока в достатке не было. Далеко не каждая семья могла себе эту полбу варить часто. В большинстве случаев обходились щами из дикоросов, если стояло лето. Зимой, ближе к весне, жили вообще очень голодно. Мы, дети, как чуда ждали отела коровы, потому что на столе появлялось сначала вареное молозиво, а потом и молоко. Хлеб пекли из картошки пополам с отрубями. Был он черный и неимоверно клейкий, его даже жевать было трудно. Мало, наверное, кто помнит, какой был вид русской деревни весной. Практически все дома, крытые, как известно, соломой, к весне оголялись, потому что солому с крыши скармливали домашнему скоту. И стояли эти дома до конца лета, до обмолота ржи и пшеницы, до новой соломы, наводя грусть и печаль своими жиденькими худыми стропилами…
Женщины работали всегда и везде. Нередкой была картина, когда сельчанки впрягались в плуг по два-три человека, пахали свои огороды, потому что председатель колхоза не давал лошадь для вспашки, ибо лошади были заняты в хозяйстве колхоза. Меня спросят, а почему не мужчины впрягались? Отвечу, впрягались и мужчины. Те, которые вернулись с фронта, а вернулись далеко не все. В моем селе, довольно большом, было более тысячи дворов, пять колхозов. Так вот, половина села были солдатки, так называли тех женщин, у которых мужья не вернулись с фронта. Эти солдатки и пахали на себе. У кого была корова, пахали на коровах, но это было рискованно: корова могла сдохнуть…Женщина, да простят меня за это слово, сдохнуть не могла. Не имела права. Она знала, что у нее дети, и она отвечает за них перед совестью. Общины, конечно, как таковой официально не было, но она была в менталитете народа. Была, я уверен в этом. Мало кто сегодня знает русское слово помочи. Когда, например, мой отец или кто-то другой затевал что-то крупное сделать, то собирались все, кто мог и был свободен, чтобы оказать помощь (вот она, община) Это и называлось помочи, видимо, от местного варианта слова помощь. Причем собирались сами, без дополнительной просьбы.
Помню, как убивалась в смертельном, неизбывном горе мать моего друга Вовки Солуянова, когда его отца, сельского кузнеца, вернувшегося недавно домой с войны, убил ударом в лоб копытом колхозный жеребец, которого почему-то небрежно привязали в станке, пытаясь подковать. А назавтра она встала в четыре утра и пошла на работу в поле. А вечером работала в своем огороде. Кормила детей, которых было трое, стирала, (прошу учесть, стиральных машин, порошков и даже мыла тогда не было, тогда стирали щелоком, сегодня мало кто знает, что это такое), варила, ухаживала за больной лежащей на печке парализованной матерью. И так каждый день. Из года в год. Каждая женщина. В каждой деревне, селе, хуторе на всем пространстве великой, величайшей и богатейшей в мире страны, народ которой веками жил в нищете.
Я был мал, но хорошо понимал все это, хотя бы потому, что и сам с малых лет бесконечно работал дома. И полол, и окучивал, и колол дрова, и носил воду, и поливал огород. Когда случалось и, как говорится, везло, нанимался на лето подпаском в сельское стадо. Работа была это для мальчишки адская, но зато сытная. У нас был порядок, по которому пастухов и подпасков кормили по очереди утром и в обед хозяева тех коров, которых мы пасли, и нищие, полуголодные женщины, порой отрывая от себя и детишек, чтобы не ударить в грязь лицом перед соседкой, отдавали нам, пастухам, лучшие куски.
Вернемся к женщинам. Мне никогда не доводилось слышать от них жалоб, стенаний. Может, они и плакали ночью в подушку, но никто не видел их слез. Утром они вставали и шли. Вставали и шли, вставали и шли. Не смотря на такую страшно тяжелую жизнь, они никогда не падали духом, поддерживали друг друга в беде, коли такая случалась у кого, растили и воспитывали своих детей, любили оставшихся в живых мужей, обеспечивали жизнь стране, встающей из руин и развалин. Думаю, что подвиг этих простых женщин, этих людей изумительного мужества и стойкости, еще ждет своего художника, который сможет, сумеет описать все так, чтобы это стало ясно каждому из ныне живущих, дошло до сердца любого из нас. Лично я убежден, что наша страна вышла победительницей в этой жуткой бойне в наибольшей степени именно благодаря нашей женщине, русской женщине. Я не хочу обижать европеек, но пусть меня простят те, кого я называю еврофилами, я сильно сомневаюсь, что они, взращенные на евроценностях индивидуализма, смогли бы выдержать такие испытания и остаться женщинами, прекрасными, красивыми и любимыми, как женщины России, наилучшие женщины в мире.