Д. Тараз (Д.Г. Панфилов)
Ярополец - не для печати
(1993, 2009гг.)
4 – 5 сентября 1993г.
Ярополец – 180 лет со дня рождения
Натальи Николаевны Гончаровой – Пушкиной
(1812 – 1993 гг.)
Накануне позвонил директор пушкинского заповедника «Захарово» Александр Владимирович Доминяк и пригласил в Ярополец на День рождения Натальи Николаевны – ей завтра 180 лет.
Праздник проводится под эгидой Международного общества пушкинистов, Московской Патриархии и спонсоров (каких – так я и не узнал до конца поездки).
Утром в девять часов я у Белорусского вокзала «по левую руку Горького». Постепенно собираются все приглашенные. Подходит новенький «Икарус» - собственность Московской Патриархии: новенькие наглаженные шелковые занавески, чистота, блеск.
Все расселись по своим местам, много свободных мест. Старший группы представляется: «Александр Сергеевич Пушкин – контр-адмирал, прапрапраправнук поэта, Президент Международного общества пушкинистов, в которое входят потомки Пушкина, живущие как у нас, так и в США, Франции, Англии, Германии». Контр-адмирал приукрасил, он никогда не был потомком Александра Сергеевича, просто однофамильцем. После этого он представляет нас друг другу:
- праправнучка А.С. Пушкина Надежда Сергеевна, худощавая седая старушка, довольно подвижная, с ней ее внук прапраправнук А.С. Пушкина Юрий Герман. Худощавый молодой человек с глубокими залысинами, бросается в глаза портретное сходство с Густавом Фризенгофом;
- праправпранучка А.С. Пушкина Вельяминова, полноватая, медлительная женщина, явно молодящаяся;
- прапраправнук Кологривов;
- прапрапраправнук Ганнибала, мужчина средних лет с курчавой шевелюрой и заостренным носом, с ним прапрапраправнучка Ганнибала Татьяна Викторовна Ходатай;
- прапрапраправнучка барона Дельвига Косаковская Ирина Александровна;
- прапрапраправнук Нащёкина, инженер, связанный с ракетной техникой, долго жмвший в Тюро-Таме;
- председатель Российской Дворянской Думы князь Голицын, вылитый Олег Стриженов в фильме «Сорок первый»;
- два корреспондента радио и телевидения;
- писатель, журналист, организатор Пушкинской премии, вернее, «возродитель и воскрешатель» ее в наше советское время, автор более чем 300 статей о А.С. Пушкине Сёва, большой друг потомков поэта (фамилию его так и не запомнил, переспросить постеснялся, на всех представлениях и приемах его рекомендовали – «А это наш Сёва!»);
- представитель Московской Патриархии Александр Николаевич Архипов, молодой, модно одетый мужчина в сером костюме, в укороченном сером плаще, с кожаной папкой, с которой никогда не расставался. В осанке так и лезет наружу пажеское воспитание;
- спонсор Сергей Николаевич, мужчина 40 лет, рязанского склада, грузноватый, но очень подвижный, с круглым лицом, черными усами и быстрыми живыми глазами. Чем он занимается, какое у него дело – так он нам и не сказал, а мы и не спрашивали;
- директор музея «Астафьево» Анатолий Семенович Коршинов, в его музее штаб-квартира Международного пушкинского общества;
- директор пушкинского музея-заповедника «Захарово» А.В. Доминяк и я.
После знакомства и представления автобус отходит, и через два часа без всяких приключений и остановок мы в Волоколамске.
Погода нас балует: тихо, ярко светит сентябрьское солнце, даря нам последнее тепло уходящего лета. «Есть в осени первоначальной унылая прекрасная пора».
Подкатываем к зданию администрации, бывший горком партии. Здесь нас встречают:
- Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, одет в парадное убранство, на голове высокий белоснежный шелковый тюрбан с вышитым в центре золотым двуглавым орлом (как называется этот головной убор по-церковному – не могу сказать). На груди на золотой цепи золотой крест и украшенная каменьями панагия. Черная шелковая ряса облегает высокую, около двух метров, стройную не по годам фигуру (ему бы не в церкви служить, а полком преображенцев командовать). От него веет силой и спокойствием. Он сразу с первого знакомства располагает к себе.
- рядом с ним два игумена и местный священник, все в парадном одеянии, с посохами, но поскромнее;
- представитель и советник Вице-президента России А. Руцкой со своей охраной;
- атаман Всероссийского казачьего войска Мартынов в казачьей военной форме, с крестами Георгия на груди, с красными лампасами; вокруг красочно разодетая казачья охрана с саблями и нагайками. Зачем им нагайки – не знаю, ведь приехали-то не на конях, а в автомобиле. Видать, для форса!
Площадь оцеплена милицейскими пикетами.
Владыка Питирим приглашает нас войти в здание администрации испить чайку с дорожки, «а потом мы проведем митинг – собрание с горожанами».
Поднимаемся по мраморной лестнице на третий этаж по красной ковровой дорожке. Длинная большая светлая комната, где когда-то гуляла советская партократия. В центре зала сдвинуты в длинный ряд столы, застеленные белоснежными дорогими скатертями, свисающими до пола. По центру стола дорожка из коробок шоколадных конфет, рядом вазы с разнообразным печеньем, мёд, сахар-песок и куски голубого «кускового» сахара. Кипят четыре красивых самовара, на них заварные чайники, рядом банки растворимого кофе двух сортов. Венчают чайный стол хрустальные трехъярусные вазы с грушами, яблоками, виноградом. Хоть мы и не из «голодного края», но от изобилия и неожиданности разбегаются глаза, поэтому несколько смущены.
Владыка Питирим радушно приглашает всех к столу, первый наливает себе чай, показывая пример смущенным гостям. С удовольствием пьем бразильский кофе с печеньем, заедая его конфетами с ликером.
Попив чайку, мы через 40 минут выходим на улицу. Перед зданием три микрофона, красные дорожки, куча фотографов, корреспондентов радио и телевидения.
Охрана Владыки, казаки и телохранители Руцкого сбиваются вокруг нас в тесный круг, а уже за ними группами по 3-4 человека – милиция, которая выглядит убого и обделенно на фоне опереточных стражей порядка. На площади много любопытных, полно ребят, всем интересно, что это за сборище, ведь никому ничего заранее не объявляли.
Владыка Питирим берет микрофон и приглашает всех подойти поближе. Кто подходит, а кто, наоборот, после приглашения подался назад, поближе к домам, окаймляющим площадь.
Владыка Питирим просит кого-то: «Дайте мне микрофон, я ругнусь еще раз». Берет микрофон, и его зычный голос, усиленный динамиками, гремит на всю округу: «Люди! Вы меня знаете, я два раза не повторяю!»
После этого народ подается к микрофонам.
Владыка Питирим говорит речь, смысл ее сводится к одному: в России всё порушено, в сердце народном незыблемо сохранилась лишь религия и любовь к Пушкину, вот на этой основе и должно начаться возрождение новой России, возрождение нашей духовности, культуры.
Представитель Вице-президента, атаман Мартынов, председатель Христианской партии, замминистра культуры России – все они говорят то же самое, но несколько иными словами: возрождение казачества, объединение русских людей вокруг Пушкина, его поэзии, духовности, гуманизма.
Владыка Питирим опять подходит к микрофону: «У нас присутствуют представители Международного общества пушкинистов (повышение в должности мне приятно), потомки поэта, его друзей, люди, которые давно горячо любят и пропагандируют Пушкина. Председатель общества, потомок поэта Александр Сергеевич Пушкин сейчас всех их вам представит!»
Опять контр-адмирала тянут в потомки А.С. Пушкина, он скромно стоит и не возражает. Начинается представление нашей делегации, затем общая фотография – сначала нас одних, затем с жителями Волоколамска. Готовых фотографий нигде я так и не увидел.
После этого эскорт машин отправляется в гости к имениннице Наталье Николаевне в Ярополец, где прошла часть ее детства, куда к теще приезжал Пушкин.
Впереди милицейская «Волга» с «мигалкой», за ней на черной «Волге» Владыка Питирим с игуменами, следом представитель Вице-президента России на «Волге», за ним его охрана, потом «Волга» атамана Мартынова в сопровождении охраны казаков, и только потом наш «Икарус». Замыкают колонну автобус с местными властями и милицейский «Рафик».
В Яропольце нас встречает местный священник, идем в церковь Великомученицы Екатерины, что на территории усадьбы Гончаровых: внутри простенький иконостас, скромное убранство.
Священник рассказывает, что несколько месяцев назад воры залезли в церковь и украли шесть икон. Две из них XVII века. Убегая, четыре иконы спрятали в кустах, которые пролежали там под дождем более недели, пока их случайно не нашли. Они сильно подпорчены, и сейчас «не смотрятся». Самые ценные иконы так и не нашли.
Затем обходим все помещения. Тихо спрашиваю, почему церковь названа именем Екатерины.
- Так звали мать Натальи Николаевны!
- Но ведь ее звали Наталья Ивановна!
Священник что-то пробормотал невнятное, смутился и ретировался. Больше я его не видел.
Очевидно, не знает, что когда Загряжские строили церковь, хозяйка имения носила имя Екатерины, в честь ее святой и дали имя церкви.
Владыка Питирим пропел за упокой души «боярина Александра и боярыни Наталии», и все двинулись на улицу.
У входа во «Дворец» Владыка Питирим предлагает нам всем устроиться, «бросить свои вещички», а затем продолжить обход имения.
Нам с Доминяком вручают ключи от комнаты левого флигеля, где жила с детьми Наталья Николаевна.
Второй этаж, высокая комната, три больших окна. Белоснежное постельное белье, новые шерстяные одеяла, перьевые подушки, на всем висят этикетки, все еще «ни разу не одёванное».
Бросаем в шкаф дипломат и сумку и выходим на улицу.
Нас уже ждет директор местного пушкинского музея, которая в двух словах рассказывает о Яропольце, о его хозяевах, после чего ведет нас в свой музей.
В двухэтажном здании на втором этаже музей занимает две комнаты. Первая, самая большая, посвящена В.И. Ленину (это уже как водится!), он приезжал сюда с Крупской и включал свою «лампочку Ильича». Меньшая комната посвящена Пушкину и Гончаровым.
Экспонаты все примитивные, в основном фотокопии, но много книг о Пушкине с дарственными надписями авторов, собрано все «с миру по нитке», но с большой любовью.
Здесь же мраморный бюст основателя Яропольца князя Ярополка. Самая ценная вещь в музее – XVI век. Но места ей в первой комнате не нашлось! Ленин пересилил Ярополка.
Из музея отправляемся на могилу гетмана Дорошенко, прадеда Натальи Николаевны. Когда-то над мраморным надгробьем была часовня. Когда строили коммунизм, она кому-то помешала, и ее разрушили. Сегодня Международное общество пушкинистов при содействии Владыки Питирима приступила к воссозданию этой часовни.
Осмотрев могилу Дорошенко, отправляемся по тихой зеленой улочке опять в имение. Время около 14 часов, и нам предлагают отобедать, так как дальше предстоит большая программа. Какая программа – никто толком не знает, и все мы идем в столовую, расположенную в одном из хозяйственных флигелей.
В большом зале столы на четыре человека. Садимся – я, Доминяк, Коршинов («Астафьево») и баронесса Дельвиг.
Подают салат (помидоры со сметаной), суп с вермишелью и большим куском мяса, жареную курицу и компот. Нас сразу насторожило: супа мало, а кусок мяса на полтарелки, обычно, мы приучены к обратному – мясо надо искать в супе.
Быстро обедаем и выходим на улицу. Солнце, тепло, тихо. Все в сборе, и мы отправляемся по пушкинской аллее вдоль берега реки Ламы в обход по имению. Красота необычайная: громадные сосны, золото осенних берез, кленов, а река будто не течет, а застыла, и золотые листья на черной воде не плывут, а просто качаются.
Все разбились на группы, у каждой своя беседа – о литературе, об истории, о болезнях. Вдоль прудов идем к развалинам имения графа Чернышёва, это ему было когда-то продана половина Яропольца, и он стал соседом Натальи Ивановны, именно в семье Чернышёвых брат Натальи Николаевны Дмитрий безуспешно будет искать руку и сердце Александры Чернышёвой, а Пушкин будет выступать если не сватом, то ходатаем.
Во время прогулки беседую с Татьяной Ганнибал.
- Испытываете ли Вы какую-либо тягу к своей фамилии?
- Нет, отношение обычное.
- Занимаетесь ли литературой, стихами?
- Никаких стихов, читаю много, но в основном современную литературу.
- Чем любите заниматься?
- Особенно ничем! Это здесь я Ганнибал, а дома просто Ходатай, мужнина жена, а это – очереди, дети, семья, работа.
Во время беседы особого блеска ума не видно, обычная советская баба с ее интересами и запросами, но завитки волос на висках выдают породу.
Беседую с баронессой Дельвиг: прошла войну санитаркой в нейрохирургии, два инсульта, но выкарабкалась. Читает много стихов, пародий, то тараторит без умолку, то вдруг замолчит и о чем-то думает. В Рязанской области есть полуразрушенное имение баронов Дельвигов, но она там ни разу не была, хотя Международное общество пушкинистов начало подготовку к реставрации этого имения.
С директором «Астафьево» Анатолием Семеновичем Коршиновым беседуем о Гейченко. Он делится: «Когда Семен Степанович был совсем плох, я приехал к нему, каюсь, в кармане был портативный магнитофон, и я в последний раз записал его. Но, к сожалению, беседа не получилась, он то просил судно, то, чтобы я помог ему сесть на него, и все это сопровождал такими выражениями, что их ни в одном словаре нет. Позже я приехал хоронить его. Народу была уйма, но официальные лица особого участия не принимали, больше обозначали свое присутствие заместителями, это очень бросалось в глаза. Видно, его талант и беспокойный характер всем им поперек горла стоял!»
Затем посетовал на свое здоровье, на камень в почках, перешли на медицину, затем опять на Пушкина.
В разговоре он мягок, интеллигентен, эрудит, хорошо знает литературу, с ним приятно иметь дело.
Прогулку заканчиваем у центрального входа во «Дворец».
Не успели сесть на скамейки на вечернем солнышке, как нас стали обносить горячими пирожками с капустой, яблоками, курагой. Подавали их в плетеных корзинах из запеченного теста. Владыка Питирим отломил ручку от корзинки, начал ее грызть с хрустом крепкими зубами.
«Эта закуска для молодых зубов», - шутит он.
Пирожки очень вкусные, поэтому сначала едим все подряд, а затем начинаем выбирать: «где с капустой?», «не хочу с курагой!»
Только пирожков наелись на свежем воздухе, Владыка Питирим объявляет: «Нас приглашают на ужин, уже все готово».
Сытые, не успевшие отойти еще от обеда, и «перекусивши» до отвала горячими пирожками, вынуждены принять приглашение. С вздохами и ахами направляемся в обеденный зал.
Теперь столы сдвинуты в длинный ряд, покрыты белоснежными скатертями, кругом вазы с дорогими цветами.
На столе чего - только нет: от такого изобилия мы уже давно отвыкли.
Длинная цепочка – забор из двухлитровых бутылок с водкой «Кристалл», помимо этого перед каждым прибором стоит точно такая же «персональная» бутылка. По краям и в центре стола большие двухведерные кувшины-амфоры со светлым монастырским вином. На блюдах колбаса и сервелат шести сортов, ветчина бочковая, копченая, отварная, формовочная, заливное мясо. Всевозможные салаты из помидор, болгарского перца и огурцов с сыром, сметаной, с майонезом – в общем, на любой вкус.
В вазах яблоки, виноград, груши. Гнездами бутылки с минеральной водой. На блюдах горячая жареная телятина, жареные белые грибы в больших хрустальных ладьях, в масле картофельная соломка. И все фырчит и шипит, прямо «с пылу, с жару».
Все расселись, кому где понравилось, стоя прочитали молитву «Хлеб наш насущий…»
Владыка Питирим обращается к потомкам Пушкина: «Мы в Америке издали Библию, и я хочу Вам ее подарить. Это очень дорогое издание, оно стоит 270 тысяч долларов. Почему так дорого, судите сами».
Под аплодисменты он вручает книги. Библия в четырех футлярах, один из тисненой кожи, каждая страница и красная строка из сусального золота, им же украшены иллюстрации. Буквы не печатные, а написаны кисточкой.
От белой зависти можно умереть.
После вручения Библии, «ахов» и «охов», следуют тосты за А.С. Пушкина, его потомков, отдельно за старейшую из них праправнучку Надежду Сергеевну.
Ганнибалы, Дельвиг, Нащекин почему-то книги не получают и несколько смущены и обижены, хотя стараются не показывать вида.
В зал вносят большой цветной телевизор и начинают показывать видеофильм, снятый в июне, когда сидящие за столом потомки ездили в Болдино на день рождения А.С. Пушкина.
Внимания присутствующих хватает на десять минут, а затем шумное застолье распадается на отдельные группы со своими разговорами.
Баронесса Дельвиг начинает читать пародии на «Онегина», затем пародии на стихи Пушкина, читает мастерски, с юмором, свободно играет голосом; затем переходит на анекдоты, тоже связанные с поэтом.
Заканчивает под аплодисменты жующей публики, села довольная, откровенничает: «Я же не зря готовилась». Чем я ей приглянулся, не знаю, но она мне вручила миниатюрное издание «Эпиграммы» А.С. Пушкина, корявым почерком написав:
«Многоуважаемому Дмитрию Георгиевичу от баронессы Дельвиг».
Время 23 часа, наевшиеся и напившиеся, мы решаем сделать передышку, но тут появляются громадные бисквитные пироги с яблоками, пирожки с капустой, картошкой, курагой, яблоками, мёд; вносят кипящие самовары, конфеты, кофе и уже традиционную водку «Кристалл».
Опять пошли тосты, опять «ганнибаловщина».
И только в 24 часа мы шумной толпой вываливаемся на свежий воздух.
Владыка Питирим обращается к нам: «Тут для нас приготовили маленький концерт, приглашают посмотреть и послушать».
Все идем в «пушкинскую» комнату, в ней он останавливался в дни приезда в Ярополец. Стены зала расписаны по типу гобеленов, кругом цветы, у стены рояль, рядом кресло и журнальный столик с цветами. Полукругом несколько рядов мягких пуфиков.
Общество пушкинистов МАИ начинает маленькую музыкально-литературную композицию по письмам поэта к жене, между письмами звучит музыка Шопена, Баха, Моцарта, Россини в исполнении пианиста и виолончели. Все говорит о хорошем музыкальном вкусе исполнителей и организаторов.
После чтецов выходит народная артистка Бабкина.
«Мы думали, что Вам исполнить в такой знаменательный день, и решили, что лучше всего – русские народные песни, ведь А.С. Пушкин так любил их, а Наталья Николаевна сама хорошо пела».
И под аккомпанемент двух аккордеонистов она начинает первую песню:
«Милый мой дружок,
Возьми меня с собой,
Там, в краю далеком
Буду тебе женой».
Подходит к А.С. Пушкину и ведет его танцевать, тот неуклюже топает вокруг нее, а она вертится перед ним бесом, подмигивает, смущая его еще больше. Под аплодисменты он целует ей руку, она его в щечку, нарочно оставляя на щеке громадный след от яркой губной помады.
А.С. Пушкин садится рядом с Владыкой Питиримом, тот смеется вместе со всеми, хитро подмигивает ему, а он ничего не понимает, пока я жестами не показал ему, чтобы он снял помаду со щеки.
Следующая песня «Валенки». Только зазвучал проигрыш мелодии, как Бабкина подошла ко мне и вытащила меня танцевать.
Как я плясал, не знаю, ибо никогда этого раньше не делал, но, когда после танца я, поцеловав ручку Бабкиной, уселся на свое место, все бросились меня поздравлять, а баронесса Дельвиг даже поинтересовалась: «Это вы сразу так стали танцевать, или заранее с ней репетировали?!»
Владыка Питирим сидит без головного убора, уже без посоха, по-домашнему прост, на щеках румянец от выпитого, весело смеется, комментируя песни и наши «пляски».
Исполнив третью песню, Бабкина заявляет: «Я тут привезла массу нарядов, чтобы перед Вами повыпендриваться, поэтому, когда я буду убегать переодеваться, Вы без меня не скучайте».
И она убежала в соседнюю комнату, вернувшись через пару минут уже в новом наряде.
Пела она много, все дружно хлопали.
Ее сменил певец Большого театра Вуколов, который стал исполнять романсы на стихи Пушкина, а затем романсы и народные песни пушкинской поры. Устав, он попросил пятиминутную передышку.
Чтобы заполнить паузу, собравшиеся стали читать стихи Пушкина, я рассказал два своих «Камешка из Сороти» о приданом Натальи Николаевны и о судьбе Полихрони Калипсо.
Затем опять Вуколов стал петь.
Уже стало сереть небо, на часах четыре утра, когда мы, возбужденные, вышли на воздух.
На дворе у клумбы стояли столы, уставленные цветами, самоварами, горячими пирогами, пирожками, корзиночками из теста, сделанными руками монашек Иосифо-Волоколамского монастыря. Тут же ряд бутылок «Кристалла» и монастырское вино.
Началось утреннее чаепитие на восходе солнца.
«К сожалению, я должен Вас оставить, - заявляет Владыка Питирим, - у меня завтра, а , точнее, уже сегодня, в Москве срочные дела, надо быть там. Но Вам я оставляю своего заместителя Александра Николаевича, Вы его уже знаете».
Усаживаем в «Волгу» Владыку Питирима, вместе с ним уезжает представитель Вице-президента, атаман Макаров, выступавшие артисты. Кавалькада машин вместе с охраной выезжает из имения Гончаровых, а мы при первых утренних лучах отправляемся спать.
Постелить постель уже нет сил, раздеваюсь и валюсь на незастланную, только закрыл глаза и провалился в сон, как раздался вежливый стук в дверь: «Пора вставать, уже девять часов, завтрак готов. Нас ждут с утра в Иосифо- Волоколамском монастыре».
Боже, какой завтрак! Мы еще не отошли от ужина и «утреннего» чаепития. Доминяк, я и Юра Геринг, заблудившийся после чаепития во «Дворце» и забредший спать к нам в комнату, приводим себя в порядок и идем завтракать, дав себе слово ни к чему за столом не прикасаться.
Вид у всех усталый, помятый. На завтрак чудесный творог, сметана, которая стоит «горкой», какао, горячие булочки с маслом, рубленые котлеты с макаронами, отварные яйца.
Все наваливаются на «кисленькое» - творог и сметану, чтобы отойти от ужина.
Выходим после завтрака на улицу, нас встречает проливной дождь. Когда он так незаметно подкрался, никто не знает!
Прощаемся с гостеприимным Яропольцем, садимся в автобус и едем в Иосифо- Волоколамский монастырь, где похоронена мать Натальи Николаевны Наталья Ивановна и другие представители рода Гончаровых и Загряжских.
В монастыре нас встречает меланхоличный монах, начинает показывать собор, иконостас. Говорит вяло, голос бледный, блеклый, скучно и не интересно. Не дано!
Но у меня свой гид, почти два года А.В. Доминяк был директором музея Иосифо- Волоколамского монастыря, он уводит меня из собора, водит по монастырю, показывает место захоронения Натальи Ивановны и надгробную плиту, которая снята и лежит метрах в тридцати от могилы, ближе к собору.
Самого захоронения, как такового, нет – все сравняли с землей, все поросло луговой травой. Не покажи Доминяк, где была могила, так бы и прошел по ней по траве, не приметив.
В соборе в подвале осколки каменных плит, где четко видны надписи «Гончаро…», «Гонча…», «…чаров» и другие. Кто такие, в каком родстве с Natali и ее матерью, никто объяснить не может. Потерянные могилы, потерянные люди.
В монастыре большое хозяйство – есть птичник, коровник, пасека, оранжерея, пруд с рыбой, который под крепостной стеной сообщается с озером.
По настенной галерее обходим всю крепостную стену.
Заходим в музей «Библии», единственный подобный музей в России, другого такого нет.
Здесь собраны все Библии – от первых рукописных до последних печатных современных. Питиримовской «Золотой Библии» тут пока нет.
Заходим в надвратную церковь, тут нам показывают ларец, дорогой работы, где лежат мощи Андрея Рублева и Дионисия.
Так как мы гости Владыки Питирима, для нас делают исключение и открывают ларец. В нем два черепа – один Андрея Рублева (поменьше), другой Дионисия (побольше).
- Почему череп Андрея Рублева у вас? Ведь он похоронен в Андрониевском монастыре?
- Да, там! Но когда делали перезахоронение, то нам его отдали. Нам просто повезло.
Всматриваюсь профессиональным взглядом в череп Рублева. Швы плохо просматриваются, будто замазаны какой-то пастой, а сверху лаком. Сам череп по форме, по размерам, по толщине кости больше подходит под женский.
- А это точно череп Андрея Рублева?
- Да, было несколько экспертиз, и они подтверждают это.
Все равно, это утверждение меня не убедило. Отработав столько лет в нейрохирургии, отличить на глаз череп мужской от женского как-нибудь смогу.
Спонсоры дарят нам всем наборы открыток, фотографии имения Ярополец с высоты птичьего полета, все садимся в автобус и отправляемся в Волоколамск, где нас уже ждут в музее-церкви для встречи с потомками декабристов.
А.С. Пушкин представляет сначала всех нас, затем представляют «декабристов».
Вся встреча занимает не более 30 минут, нас торопят на обед. Стоило ли проводить такую встречу-блиц?
Опять за стол?! Да мы «после вчерашнего» еще отойти не можем.
Нас особо не спрашивают, сажают в автобус и везут в кафе «Молодежное».
Заходим в полуосвещенный зал. Когда я увидел столы, то понял, что живыми отсюда не выпустят.
На длинных белоснежных столах цепью стоят бутылки «Кристалла»; помимо этого перед каждым прибором отдельно стоит персональная бутылка и букет из кока-колы, пепси-колы и фанты. В центре стола три громадные амфоры с монастырским вином, каждая на ведро.
Осетры на громадных блюдах с пучком травы в пасти, заливная осетрина, красная рыба, копченая осетрина, заливное мясо, по шесть сортов копченых колбас и сервелатов, карбонат, «шейка», шесть сортов ветчины – все это на блюдах вдоль стола, параллельно водочным бутылкам.
Помимо этого перед каждым на жостовских подносах стоит персональное «блюдо», где лежит все перечисленное в обрамлении зелени.
Помимо этого салаты на любой вкус – оливье, помидоры с сыром, с майонезом, с болгарским перцем и огурцами, с крабами, с грибами, с кальмарами.
Посуда великолепная. Рюмки и бокалы хрустальные, ножи и вилки с черенками из оленьих рогов.
На столе в хрустальных вазах бананы, виноград, яблоки, груши, персики.
Ешь – не хочу!
Пир во время чумы!
Стоя читают традиционную уже здесь молитву, затем А.С. Пушкин поднимает тост за «новорожденную» Наталью Николаевну, за Александра Сергеевича.
А дальше пошли тосты за возрождение России, за русское искусство, за литературу.
В разгар обеда появляется председатель Христианской партии России, поднимает тост за гуманизм Пушкина, за его возрождение в умах и сердцах людей. Затем по кругу каждый предлагает свой тост. Хочешь не хочешь, а пригубить надо, хотя никто никого не насилует, нет традиционных «ты меня уважаешь?»
Наевшись и напившись, чокаемся и пьем кока-колу.
Вдруг незаметно грязная посуда и приборы исчезают, как по мановению волшебной палочки, и заменяются на новые. И тут нам несут монастырский борщ!
В каждой тарелке горой возвышается кусок индюшатины и постной свинины!
И это все надо съесть? Где вы были раньше? Почему не предупредили?
А от дымящегося борща такой аромат, что не попробовать грех.
Пробуем борщ, следует тост за тех, кто сварил такой вкусный борщ. Под «Кристалл» тарелки наполовину пустеют.
Опять смена декораций на столе, и нам несут монастырские отбивные.
Это на большом блюде перед каждым лежат черепицеобразно две отбивные, каждая как книга обычного формата. Перед ними полукругом, как радуга, гарниры: ряд жареных грибов, следующий – жареные помидоры с баклажанами и болгарским перцем, ряд жареной картошки, ряд всякой «травы».
И хотя места уже давно нет, но расстегиваем все пуговицы, распускаем ремни и принимаемся за свиные отбивные. Пошли опять тосты, тосты, тосты!
За окном сумерки. Есть и пить давно невозможно. Пора бы и вставать из-за стола. Но тут опять появляются кипящие самовары, опять горячие бисквитные пироги с яблоками, пирожки в корзиночках, коробки дорогих конфет с ликером, два сорта кофе, чай «с травкой» и без.
Наконец, последний тост, и мы выходим на воздух. Дождь утих, тепло.
Надежду Сергеевну Пушкину сажают в «Волгу», ведь ей уже 97 лет, и в автобусе после бессонной ночи ей будет тяжеловато.
Все с ней прощаются, кому-то она подписывает книгу Русакова «Потомки Пушкина».
В автобус нас не пускают. В дверях стоит один из спонсоров, в руках две бутылки импортного лимонного ликера и стакан. Каждый должен выпить «на посошок», без этого не поедем.
Никакие мольбы и уговоры не помогают, приходится пригубливать.
Наконец, все в автобусе. Волоколамск остается позади, весь автобус дружно засыпает.
Через час нас будят: «Санитарная остановка! Мальчики налево, девочки направо!»
Все выбираются на свежий воздух – рядом лес, свежо – хорошо!
Но войти беспрепятственно в автобус никому не удается. У дверей его спонсор занимает привычное место, он изрядно выпивший, и поэтому несговорчив: «Всем по последней, чтобы была не последняя!»
Приходится пригубливать лимонный ликер – глоток в себя, остальное на землю.
«Молодец, входи!»
Все рассаживаемся по своим местам, и через час мы у Белорусского вокзала.
Теплое прощание, обмен телефонами, и все мы разбегаемся в разные стороны.
А.С. Пушкин, посетив Ярополец, писал жене, что теща встретила его гостеприимно.
Но думаю, все равно, нас встретили гостеприимней, чем поэта в свое время, за что ему низкий поклон и спасибо.
11 – 13 сентября 2009г.
Ярополец.
Общество пушкинистов Московского авиационного института (МАИ) пригласило меня на конференцию в имении Натальи Ивановны Гончаровой в Яропольце, посвященную 185-летию со дня рождения Натальи Николаевны Гончаровой – Пушкиной – Ланской.
Когда-то на руины имения Гончаровых махнули рукой и, от греха подальше, передали руководству МАИ, мотивируя тем, что рядом находится учебный аэродром и авиабаза МАИ «Алферьево».
Чиновники исходили из того, что ребята в институте здоровые, силушки хватает, пусть покопаются на руинах имения, глядишь, что-нибудь и получится, а не получится, какой с них спрос, ведь они не строители, не архитекторы и не реставраторы.
Прошло пятнадцать лет, и заброшенное разрушенное имение, приготовленное Министерством культуры и Пушкинским Домом к самоуничтожению, превратилось в архитектурно-парковую жемчужину на берегу речки Лама.
Профессорско-преподавательский состав и студенты МАИ сделали достойный и неоценимый подарок не только памяти А.С. Пушкина и роду Гончаровых, но и всей национальной культуре.
11 сентября 2009 года, когда спала жара короткого бабьего лета, от проходной МАИ отошел двухэтажный автобус с хозяевами и гостями, и взял курс на Ярополец по Волоколамскому шоссе. За кольцевой дорогой мимо окон замелькали поля, грибные перелески в раннем осеннем золотом уборе, кокетливые елочки с приподнятыми юбочками. Деревенские сады и палисадники гнутся под тяжестью спелых яблок. Их в этом году уродилось, как никогда. У въезда в имение Гончаровых селяне бойко торгуют райскими яблоками – 15 рублей за большое ведро. Бери - не хочу!
Нас встречают работники музея и предлагают бросить вещички в комнаты, после чего идти в столовую и отужинать. Мне достается высокий уютный люкс. Высота потолков более семи метров. Номер обставлен по последнему слову современного дизайна: полированная мягкая кровать, журнальный столик на колесиках, бельевой шкаф с большим зеркалом, наглаженное белоснежное постельное белье в громадных алых розах (кстати сказать, белье меняли каждый божий день!), цветной ковер на всю комнату, большой холодильник, плоский телевизор со спутниковой «тарелкой», которая ловит более 30 программ (жалко, смотреть его было некогда!), в буфете хрусталь на все случаи жизни, на громадных венецианских окнах гардины темно-вишневого цвета и белоснежная кружевная тюль до пола.
В соседнем люксе разместилась прапраправнучка А.С. Пушкина Юлия Георгиевна Пушкина с мужем.
Внешне имение Гончаровых выглядит как крашенное пасхальное яичко, клумбы утопают в цветах, вокруг блеск и чистота, как в операционной. Когда первое впечатление от встречи проходит, то глаз замечает, что, не считая четырех люксов, внутри имение уж больно смахивает на трафаретную гостиницу районного масштаба, эдакий типичный «Дом отдыха» колхозников и передовиков района. На полу затертые ковровые дорожки, на стенах репродукции фотографий и рисунков генеалогического древа Гончаровых и Пушкина, уже набившие оскомину, вдоль стен на полу какие-то «пальмы» и «фикусы», вода в кранах ржавая и к питью не годится. В столовую воду возят на водовозке. Мебель в номерах убогая, перегороженные комнаты маленькие и смахивают на монашеские кельи.
Единственное, что радует глаз – библиотека и читальный зал. Это книгохранилище может поспорить со многими престижными библиотеками столицы.
Наскоро устроившись, я поспешил в столовую, которая располагалась на втором этаже в доме управляющего имением Дюшана, прямо напротив его могилы у стены церкви Великомученицы Екатерины.
Когда-то в этих залах «трещал паркет под каблуком», и мы отмечали 180 лет со дня рождения Натальи Николаевны. Нас тогда было мало, но гонора и самомнения было «выше крыши». Одних родственников А.С. Пушкина было восемь человек, да еще самозванцы, да еще Нащекины, Дельвиги, церковно-советское начальство, познания которых о Пушкине остановились на фразе «А.С. Пушкин – Великий поэт». Никакой выпивки сегодня не планируется, присутствующие – рафинированная интеллигенция, обстановка товарищеская и доброжелательная, хотя у некоторых нет-нет да и проскакивают нотки зазнайства.
На ужин четыре блюда, все вкусно приготовленные, разнообразные и сытные. В качестве официанток четыре студентки второго курса МАИ в униформе стюардесс Аэрофлота. Все, как на подбор, одного роста, стройные, изящные, сама вежливость и воспитанность. Вот такой, наверное, была когда-то Наталья Николаевна. Спрашиваю у профессора С.Н. Морозникова:
- «Откуда Вы набрали таких топ-моделей?»
- «А это наши студентки. Задолго до сегодняшнего вечера был объявлен конкурс, это привилегия второго курса, выбираем четырех «самых-самых» умных, эрудированных, воспитанных пушкинисток. Они здесь уже три дня, как входят в роль официанток и гидов. Девочки довольны, во-первых, они открыли для себя Пушкина и Наталью Николаевну, во-вторых, их бесплатно кормят, да еще за работу они получают хорошие деньги, что для студентов немаловажно».
Вечером все гости собираются в пушкинской комнате. В ней жил поэт в дни приезда к «любимой» теще. По плану начинается научная часть «праздничных мероприятий». Перед вечерним заседанием председатель пушкинского общества МАИ Лариса Борисовна Сомова обратилась ко мне:
- «Я была у вас в Захарово. У вас там все так официально, серьезно, а у нас по-домашнему, раскрепощено и мило. Сами увидите!»
Выступления участников мне не понравились (да было их всего три!). Уж больно примитивно, мелковато, на уровне открытого урока в десятом классе, а не научного общества. В общем, ни качества, ни количества. Организаторы «мероприятия» попытались как-то скрасить серые выступления «Детскими сценами» Р.Шумана в исполнении студентки консерватории Анастасии Гришуткиной, но у рояля западали восемь клавиш, поэтому «сюрприз» получился со знаком «минус». И уже совсем бестактно прозвучали стихи и проза, посвященные Елизавете Воронцовой. В этих стенах уместнее было бы вспомнить стихи и письма поэта к жене, а не к ее сопернице. Интересно, как бы реагировала на выступление Наталья Николаевна, будь она в зале. Прапраправнучка Пушкина Юлия Георгиевна попыталась рассказать о прошедшем Международном съезде потомков Пушкина в Москве, но все выступление свелось к тому, какие потомки истинные, а какие самозванцы, на которых тут же выплеснули ушат грязи.
После окончания официальной части все вышли на свежий воздух. Ночью имение выглядит очень красиво, от громадных окон падает свет на клумбы, на бюст А.С. Пушкина, на правом крыле возвышается в ночи белая глыба церкви.
Все разбились на группки и начали непринужденный разговор.
Меня окружили тесным кольцом и «пытают» о ненормативной лексике Пушкина. Особенно старается доцентка кафедры культурологи МАИ Валентина Ивановна Сороковикова, утверждающая, что все это выдумки завистников поэта, и он никогда ненормативную лексику не применял.
Слушатели этого разговора просят:
- «Прочтите что-нибудь».
Читаю четверостишие из «Телеги жизни» без поправок и многоточий В.А. Жуковского. У слушателей немая гоголевская сцена. Хором просят прочесть что-нибудь еще. Очевидно, понравилось. Отсылаю всех к английскому изданию «Пушкин без многоточий», к сборнику А.С. Пушкина «Стихи не для дам» и к своей «Ненормативной лексике А.С. Пушкина», вышедшей ограниченным тиражом только для служебного пользования. Тут же следует вопрос:
- «А у вас в Захарово она есть?»
- «Да, но только не для любителей «клубнички», а для исследовательской работы».
От дальнейших расспросов спасает Сергей Николаевич:
- «Оставьте в покое Дмитрия Георгиевича, время уже позднее, а ему завтра рано вставать».
Слушатели, наконец, меня отпускают, и я со своим спасителем поднимаемся ко мне в номер. Наконец, мы одни, и можно поговорить по душам. Он ставит на стол бутылку коньяка, коробку конфет, виноград, яблоки, и мы еще целый час беседуем про пушкинское житье - бытье и поднимаем рюмки за Наталью Николаевну, а то как-то не по-русски быть на дне рождения и не выпить за именинницу. Вдоволь наговорившись и обсудив все гончаровские проблемы, расходимся в первом часу .
Утром в коридоре столкнулся с прапраправнучкой Юлией Георгиевной Пушкиной. Разговорились, беседа неинтересная, на бытовом уровне, творчество прадеда знает слабо, в вопросах литературы пушкинского окружения разбирается плохо, путается, вся беседа свелась к тому, как ее все любят, а вот Ганнибалов и Юрия Германа не уважают, потому что они строят козни (какие?!). Досталось и прапраправнуку Нащекина, вспомнили приезд прапраправнука Дантеса. Здесь наши взгляды и оценки полностью совпали.
В девять часов завтракаем – вареные яйца, сыр, молочная пшенная каша, жареная курица с картофельным пюре, горячая булочка, кофе или чай с лимоном на выбор. В десять часов подкатывает автобус, и мы отправляемся в Белую Колпь в бывшее имение князей Шаховских. (Белая Колпь – так звали большую белую птицу, некогда жившую в этих краях). Кто такой князь Шаховской, чем он дорог для Пушкина – в автобусе никто толком объяснить не может, и почему нас черт несет к нему в гости, остается для всех загадкой. Хотя знания о Шаховском у меня мизерные и основаны в основном на Черейском, пытаюсь рассказать пилигримам, что знаю, читая в автобусе «ликбез» профессорско-преподавательскому составу МАИ.
Князь Александр Александрович Шаховской – поэт, драматург, член «Беседы любителей русского слова», начальник репертуарной части петербургских императорских театров. Он переделал для сцены «Руслана и Людмилу» («Финн»), «Бахчисарайский фонтан» («Карим Гирей»), «Пиковую Даму» («Хризомания»). Пушкин вспомнил о нем в «Евгении Онегине»:
«Где вывел колкий Шаховской
Своих комедий пыльный строй».
Шаховской поддержал Пушкина в общелитературной борьбе против Греча, Полевого, Булгарина. Неоднократно его видели вместе с поэтом в Академии наук.
В квартире Шаховского (ее называли «чердаком» за то, что она располагалась под крышей на последнем этаже) часто собиралась театрально-литературная богема, бывал там и Пушкин.
Поэт написал на Шаховского остроумную эпиграмму, но дословно я ее не помнил, так как специально к беседе не готовился, поэтому рассказал своими словами. Когда мы вернулись в Ярополец, то в библиотеке все с удовольствием ознакомились с нею.
«Угрюмых тройка есть певцов,
Шихматов, Шаховской, Шишков,
Уму есть тройка супостатов –
Шишков наш, Шаховской, Шихматов,
Но кто глупей их тройки злой?
Шишков, Шихматов, Шаховской».
Сегодня усадьбы князя Шаховского нет. Есть только место, где она была когда-то. В зарослях борщевика, кустов и громадных кленов стоят две кирпичные развалины без окон, дверей, крыши, полов. Груды кирпичей разбросаны по ямам, по тропинкам. Это все, что осталось от некогда блестящей усадьбы современника и друга Пушкина, соседа Гончаровых по усадьбе. С чувством горечи и безысходности бродили мы по руинам, осознавая, что имение Шаховского для нас навсегда потеряно, как и 2 500 культурных памятников России, если верить президенту Д.А. Медведеву, заявившему об этом в Великом Новгороде 17 сентября 2009 года.
После обеда все снова собираются у памятника А.С. Пушкина. Архитектор-реставратор прапраправнучка Н.И. Гончаровой Валентина Ивановна Жилина, внешность которой даже отдаленно не напоминает гончаровскую породу, стала рассказывать о возрождении усадьбы, о приезде поэта в гости к теще. Но обо всем этом вскользь, мимолетно. Больше о Дорошенко, о Чернышёвых, но нам бы хотелось слышать побольше о Наталье Николаевне, ведь она почти три года прожила здесь с детьми, чем она занималась, с кем встречалась, что делала, как жила, с кем переписывалась, кто к ней приезжал из Москвы и Петербурга. Нам хотелось прикоснуться к архивам Яропольца, поговорить о Натали – верной жене и любящей матери, ведь сегодня ее день. Но гид наш молчала, а на вопросы реагировала так, как-будто мы своим любопытством открывали для нее Натали. А в завершении, когда она повела нас лесом по пушкинской тропе, заблудилась, завела нас в болото, из которого мы еле выбрались, измазанные грязью и тиной, как черти.
В общем, экскурсия по усадьбе не потянула даже на «троечку», и больше смахивала на преодоление «полосы препятствий» из курса молодого бойца, только без автомата.
После ужина Валентина Ивановна Сороковикова (культуролог МАИ) представила «новую» книгу «Пушкин в русской философии». Книга великолепная, читается, как художественный роман, но считать ее «книжной новинкой» немножко некорректно. Вот уже четыре года, как Рената Александровна Гольцева (главный культуролог России) выпустила в РАН второе ее издание со своим «Вступлением» и дополненное новыми авторами. В общем, презентация опоздала на четыре года.
Зато презентация Ларисы Борисовны Сомовой (председателя общества пушкинистов МАИ ) книги «Ярополец. Лица, история, судьбы» вызвала большой интерес. Это настоящая энциклопедия о хозяевах Яропольца от гетмана Дорошенко до наших дней.
Великолепный справочный материал для научных изысканий.
Под занавес перед нами выступил генеральный конструктор боевых современных самолетов, академик РАН, бывший полковник авиации Георгий Иванович Житомирский (фамилия изменена!). Смущаясь и заикаясь от волнения, этот седой великан ростом под два метра, с лицом, изуродованным шрамами и рубцами, поведал, что в течение многих лет писал книгу, которую назвал «Воспоминания».
- «Мне советовали назвать ее «Мемуары», но какие это мемуары – дневников я не вел, многое забыл. Под Кенигсбергом меня сбили, на одном крыле дотянул до своих, раненый и обожженный попал в госпиталь, где мне пришили нос, губы, уши. Лицо было так изуродовано, что я себя не узнавал. Когда выписался, боялся, что не разрешат летать. Но командир полка был гуманный человек, понимая, что я умру без неба, он вызвал меня и сказал, что направляет на учебу в Военно-Воздушную Академию в Москву. Товарищи по полку, а это были летчики от Бога, провожая, говорили мне: «Смотри, Жорка, учись хорошо, и построй нам такой самолет, чтобы мы не горели в небе. Построишь и доложишь нам!»
Я 50 лет создавал такую машину, научил летать семь боевых самолетов, пока построил то, о чем мечтали мои товарищи. Но докладывать сегодня уже некому – от полка остался только я и Вадик Соловьев».
13 сентября после обеда на том же автобусе мы тронулись в Москву домой. Все молчали, каждый думал о чем-то своем. Что повело этих пилигримов в дорогу за тридевять земель? Что объединило их – разных по возрасту, образованию, интеллекту, социальному положению в сплоченную семью единомышленников? На ум приходят строчки Ф. Тютчева:
«Пока в России будет Пушкин,
Метелям не задуть свечу».
А раз так, я спокоен за судьбу России.