Таня вприпрыжку бежала по площади Пушкина. Она спешила: опаздывала на урок английского в языковую школу «Бенедикт», которая считалась лучшей в городе. Не то чтобы Таня отставала в языке, нет, она училась в классическом лицее, где преподавание велось на высоком уровне, просто такая уж она была неугомонная девочка: ей хотелось все успеть и все знать. Лицей, в котором училась Таня, тоже считался лучшим учебным заведением города. Дети туда поступали в восьмой класс и учились по одиннадцатый, до получения аттестата зрелости. Принимали туда учеников из всех школ города, конкурс всегда большой, вступительные экзамены трудные, поэтому учились там только способные и старательные дети.
Славился лицей и своей справедливостью: поступление не зависело ни от положения родителей, ни от их материальных возможностей – только от результатов экзаменов, которые сдавались письменно, причем работы зашифровывались, так что проверяющие не знали, чья работа попала к ним на проверку. Говорили, что в каком-то году не смог поступить даже внук губернатора – набрал мало баллов на вступительных экзаменах.
Учиться в лицее было гораздо труднее, но и интереснее, чем в обычной школе. Кроме обязательной для всех школ программы, лицейская включала спецкурсы по избранному профилю, которые вели преподаватели университета, и научную работу, «научку», которой тоже руководили преподаватели университета. С «научкой» можно было выступать на конференциях школьников не только в своем городе, но и поехать, в случае удачи, в Москву или Питер. А какие интересные сочинения писали в лицее! Вот, например, последняя тема, которая была предложена в Танином классе: «Какое из двух выражений кажется вам более правильным: «Око за око и зуб за зуб» или «Ударившему по правой щеке подставь левую»? Таня выбрала второе выражение. Она обосновала свою точку зрения, написала, что месть разрушает душу того, кто мстит. Привела много примеров из истории войны, вспомнила рассказы бабушки о том, как она со своей мамой подавали милостыню немецким военнопленным. Написала, что наша страна старается сохранить хорошие отношения с Германией, хотя видела от нее столько горя. Рассказала и о своем отношении к смертной казни, которая, по ее мнению, является не наказанием, а местью. Ибо наказание предполагает возможность раскаяния и исправления, а смерть делает это невозможным. Прощение, по мнению Тани, нужно больше для того, кто прощает, а не для того, кого прощают, потому что оно очищает и облагораживает душу. Не зря существует «Прощеное воскресенье», когда люди прощают друг другу все обиды, вольные и невольные.
За сочинение Таня получила 4/5. Как всегда, она "влепила" пару лишних запятых, да вместо двоеточия поставила тире. Запятые Таня любила. Каждая запятая – это знак того, что здесь надо остановиться ненадолго и задуматься, а думать – это всегда хорошо. А вот двоеточие ей не нравилось. Оно как будто обещало, что все самое важное сейчас будет сказано. Но обещание выполнялось не всегда, порой после этого знака сообщалось о какой-нибудь мелочи. Другое дело тире. Это знак категоричный, резкий, он свидетельствует о полном размежевании, раскрывает скрытую сущность чего-то или кого-то.
Андрей Владимирович, преподаватель литературы, Танино сочинение похвалил, а потом вдруг погладил ее по голове, как маленькую, и сказал: «Хорошая ты девочка, Таня, только жить тебе будет трудно». Таня зарделась от похвалы, а вот над второй половиной фразы не задумалась: взрослые иногда такое скажут...
Для своей научной работы Таня выбрала тему: «Проблемы добра и зла в произведении Лермонтова «Мцыри»». Поэму эту Таня знала и любила. Ей хотелось сделать главный упор на вопросе, является ли добром то, что сделано для человека против его воли, и всегда ли насилие над личностью – зло. Именно об этом говорили они сегодня с научным руководителем, оба увлеклись, и Таня чуть не забыла про урок английского.
Площадь Пушкина, где помещалась школа «Бенедикт», была обычно безлюдной. Машины по ней не ходили, людей в это время дня как правило не было. Но вот какая-то машина свернула с магистрали и выехала на площадь. Таня услышала шорох шин, но не оглянулась: она спешила, да и что ей за дело до чужой машины? И вдруг машина остановилась прямо возле нее. Молодой, очень симпатичный парень, открыл дверцу.
- Девушка, куда вы так спешите? Давайте мы вас подвезем!
- Нет, спасибо, я уже почти пришла, - улыбнулась в ответ Таня.
- А вот в этом вы ошибаетесь: дальше нам с вами по пути, а мы еще далеко не пришли.
Открылась задняя дверца, и сильные руки затащили упирающуюся и кричащую от ужаса Таню в салон. Ее посадили между двумя здоровыми парнями, один из которых быстро достал из сумки ее телефон, а второй сначала зажал ладонью, а потом залепил скотчем ей рот. Сидящий за рулем повернулся к ней лицом:
- Будем знакомы: меня звать Дима, а это мои друзья Вадик и Олежка. Да ты не пугайся, мы хорошие ребята, сейчас поедем ко мне на дачу, всего на одну ночку, будешь хорошо себя вести – утром привезем на это же место, ну, а будешь вести себя плохо – пеняй на себя, долго тебя искать будут.
Таня сидела, зажатая между парнями, как в тисках. Все происходящее казалось нереальным, как страшный сон. В голове крутились обрывки мыслей. «Глаза не завязывают, значит, убьют. Конечно, убьют. Но вначале изнасилуют. Мамочки, я не переживу! А пережить не дадут, убьют. А дома будут ждать, они же с ума сойдут, если я не приду ночевать. А Тема? Ведь он будет встречать меня с английского...».
В кармане у Димы зазвонил телефон. Он ответил, не выпуская руль.
- Да, мамочка! Нет, еще не доехали, в пути. Нет, там и заночуем, да не беспокойся, просто учить будем допоздна, какой смысл ночью возвращаться? Ну, мам, я ж тебе говорил, завтра зачет по медицинской этике. Да, знаю, у вас не было такой дисциплины, а у нас ввели. Делать нечего, вот и вводят всякую фигню. Представляешь, пять лекций читали по этой долбаной этике. Ну, честно тебе признаюсь, я не был ни на одной. Зато Вадик, он же у нас отличник, ходил и записывал все. Вот мы и будем учить по его конспектам. Да нет, не вдвоем, еще и Олежка с нами. Ты его знаешь, он из универа, с юрфака. Нет, конечно, ему этику не сдавать, у них там и так сплошная этика. Он просто с нами за компанию, отдохнуть на свежем воздухе. Ну, что ты переживаешь, там же полный холодильник еды, да еще твои пирожки. Мама, ну какое может быть пиво, мы же учить едем! А завтра прямо с дачи в институт, на зачет. Ну, пока, целую.
«Так, значит, они из мединститута, а Олег с юрфака, все говорят, не боятся, значит, точно, убьют», - тоскливо подумала Таня. Она не пыталась запомнить дорогу: во-первых, все равно убьют, а во-вторых, она страдала топографической тупостью, совсем не умела ориентироваться и знала, что все равно не поймет, куда ее привезли.
Ну, вот, наконец, и приехали. Дима заглушил мотор, и они вошли в хорошенький двухэтажный теремок. Таню вынули из машины и волоком затащили в дом.
- Ну, для начала – ужин, - сказал Дима и вытащил из сумки бутылку водки. – Будь умница, девочка, выпей. А потом пирожками закусим.
Он снял скотч с лица Тани и протянул ей стакан водки. Таня замотала головой, тогда Дима, продолжая ласково уговаривать Таню, запрокинул ей голову и стал вливать в рот водку из стакана. Вадик и Олег крепко ее держали, не давая вырваться. Таня захлебывалась, кашляла, но глотала. Она никогда в жизни не пила водки, отвратительный напиток обжигал ей горло, давило чувство полной безысходности. В голове билась одна мысль: убьют, убьют. Но до убийства было пока далеко. Опьяневшую и беспомощную, ее положили на диван.
- Ну, что, как всегда, жребий?- спросил Дима.
- Какой, к черту, жребий? – возмутился Вадик. – Сегодня моя очередь начинать.
- Ну, начинай!- легко согласился Дима. – Олежка, камеру готовь!
- Всегда готова, - откликнулся Олежка.
Дима подошел к Тане и погладил ее по голове:
- Ты не переживай, Вадик свое дело туго знает, тебе будет приятно.
Олежка включил камеру, и вскоре с дивана раздался крик Вадика:
- Пацаны, да она же целка!
- Повезло тебе, Вадя! Помочь, или сам справишься?
- Спасибо, уж как-нибудь сам.
- Погоди, дай я что-нибудь постелю, а то диван испачкаете.
Несмотря на весь ужас происходящего, Таня пыталась понять, почему эти ребята не боятся. Неужели они всех убивают и ее сейчас убьют? Ведь обещали утром отпустить, но глаза не завязали.
Не знала Таня, кем были родители ее мучителей. Отец Вадика – крупный бизнесмен, самый богатый человек в городе, мать Димы – врач, любовница вице мэра, а отец Олежки – председатель районного суда. Все три мальчика были любимыми детьми из благополучных семей. Все трое были уверены, что деньги и связи решат любую проблему. К тому же будущий юрист Олежка со знанием дела объяснил: доказать факт изнасилования не так-то просто, поди докажи, что все было не по взаимному согласию. «А экспертизу всегда можно купить,- добавил Вадик. – Напишут то, что им прикажут».
...Вадика вскоре сменил Дима, потом Олежка. Он передал Диме видеокамеру и насиловал Таню хладнокровно, словно выполняя важную работу. Потом снова подошел Вадик...
Для Тани все превратилось в сплошной беспросветный кошмар. Она уже не различала ни лиц, ни рук. Только боль, омерзение и ужас, ужас.
«Мальчики» угомонились под утро. Нет таких слов в русском языке, которыми можно описать все, что выделывали они с Таней. Распаленное воображение подсказывало им все новые способы получения удовольствия, они охотно и весело экспериментировали, проверяя на практике то, что видели на своих любимых порносайтах.
Дима периодически просматривал видеозапись и восхищался: «Ну, профи, ничего не скажешь, высший класс! Главное, наших рыл нигде не видно». «Фирма веников не вяжет», - отвечал довольный Олежка.
Оставив голую Таню, у которой уже не было сил даже плакать, лежать на полу, ребята взялись за ужин. Из холодильника извлекли ветчину, сыр, огурцы с помидорами, в микроволновке разогрели пирожки. В маленькие серебряные рюмочки разлили остатки водки. Комната наполнилась вкусными запахами. Таню затошнило. Дима протянул ей пирожок: «Будешь?» Таня замотала головой. «Ну, как знаешь, только ты зря отказываешься: моя маман классные пирожки стряпает. Ну, что ты смотришь так сердито? Подумаешь, девственности лишили. Сказал же, что утром отвезем где взяли, значит, отвезем. Ты же умная девочка, искать нас не станешь. Мы тоже умные мальчики: знаем, что у тебя есть младший брат. А с ним нам может быть ооочень интересно. Да не валяйся ты голая! Вот твоя одежда, смотри, Вадик как сложил ее аккуратненько. Придешь домой чистенькой пай-девочкой».
Таня, оцепенев от ужаса, молчала.
Наконец, аккуратно убрав со стола и вымыв посуду, парни разложили широкий диван, застелили его чистым накрахмаленным бельем, улеглись и моментально уснули.
- Скорее всего, не убьют, - думала Таня. – Отпустят. Бедные мама с папой! Наверное, извелись от волнения.
Таня представила себе, как она приходит утром домой, как расспрашивают ее измученные родители. Ведь надо будет рассказать маме... и папе. Да. И папе. И братишке, Юрашке, – тоже. И в лицее все узнают. А главное, потом надо будет жить. Жить грязной, опозоренной, жить с этими мерзкими воспоминаниями. Ведь это все было, и никуда это не денется. Никогда! А Тема? Таню передернуло. Никогда больше ни один мужчина к ней не прикоснется. Все грязь. Грязь и ужас. Да еще ведь они снимали на камеру. Выложат в интернет. Да, выложат так, что их лиц не будет видно, а ее опозорят на весь мир. Тугой комок подкатил к горлу, и Таню вырвало. Пустой желудок не мог исторгнуть ничего, кроме горькой желчи. Стало горько во рту, и еще горше на душе.
Таня огляделась. На широком раскладном диване, посапывая и слегка подсвистывая во сне, безмятежно спали ее мучители. На стуле, аккуратно сложенная, лежала ее одежда. В углу стоял тренажер, над ним прямо к потолку был привинчен турник, на стене под ним постер: накачанный мужчина и подпись «будь всегда в форме». «Годится»,- подумала Таня. Она оделась и осторожно, на цыпочках, прошла на кухню. В ящике стола, как будто специально для нее, лежал моток бельевой веревки. Таня знала, что нужно еще и мыло. На краю раковины стоял флакон с жидким мылом. Таня полила его на руки и намылила веревку. Теперь все готово. Она подставила табуретку, сделала петлю и перекинула веревку через турник...
Усталые «мальчики» спали так крепко, что не услышали стука упавшей табуретки.