Кристиан. Глава 9

Анастасия Маслова68
В разгар неожиданно разыгравшейся интриги мне следует покинуть особняк Велиаров и пределы Мидиана, поскольку есть ещё одна немаловажная персона, которую обязательно следует отметить. А именно это Кристиан де Снор.

Он жил далеко от Мидиана, в городке, описание коего можно было услышать в рассказе Даниэля. Может, это тот самый, где мой герой получал высшее образование, или же другой – значения не имеет. Это крупица из массы тех бледно-серых и оскудело-скучных мест, осенённых равнодушным небосводом с бетонным оттенком. И , как мы уже знаем, в каждом таком городке есть свой парк с улыбками ярко-жёлтых одуванчиков, что точно монетки раскиданы по блёклой траве. Но мы не забываем , что на дворе ноябрь , успевший собрать редкие остатки света и тепла в свою казну. Лик мрачной природы в клетке слепых фасадов домов, её нищенское убранство, наш новый знакомый, Кристиан де Снор, предпочёл бы благоуханным садам Семирамиды и девственным Эдемовым кущам. Его эстетическое чувство было не только своеобразным и не каждому понятным, но еще и превосходно развитым. Ведь он художник.

Все двадцать четыре года своей жизни он провёл в этом городке, но в глубине его трепетало желание закрепиться в совершенно ином месте. У него был город Мечты, куда он с радостью бы отправился, чтобы там уединённо творить. Слова «уединённо» и «творить» - отлично характеризуют его натуру. Частичка «бы» - отражает его положение. Под ней подразумевается недопустимость его переезда в Город Грёз. Причина очень приземлённая и банальная – у него не было таких денег, чтобы обеспечить себе на новом месте благополучную жизнь. Кристиан знал, что в городе Мечты не так-то просто обосноваться. Да, в слове «художник» есть одна примечательная деталь в первых четырёх буквах. Де Снор усиленно пытался исправить это и понемногу откладывал накопления, что из-за медленного продвижения казалось безнадёжным.

Внешность Кристиана можно назвать утончённой. Он - роста выше среднего, худ, аристократически бледен. Его светло-русые прямые волосы, чуть доходящие до плеч, привыкли быть убранными назад , посредством чего всецело открывался прекрасный высокий лоб с чуть заметными надбровными дугами. Брови же были тёмными и длинными. Той же изящной продолговатости придерживались и узкий нос и сдержанные линии губ. Его рот в уголках своих еле заметно запечатлел честолюбие. Очертания нижней части лица его тверды, но подчиняются холодной тонкости. Миндалевидные глаза обладали светло-карим цветом, что делало их в полумраке совсем чёрными, а при ярком освещении в них виделась изумрудная зелена. Они взирали на окружающий мир с роковой затаённостью и в тоже время с беспристрастностью. Когда же он увлечённо рисовал, всецело отдаваясь обожаемому делу, то взгляд отражал идею каждого движения кисти, то сосредоточенной на мельчайших деталях, то экспрессивно быстрой.

Мало, кто понимал его картины, где присутствовал и замысловатый сюрреализм и веяние упадочных настроений , точно перекочевавших из книги Бодлера «Цветы Зла». Его, как яркого представителя декадентства, Кристиан необычайно любил, имея свойство воодушевляться его поэзией. На холстах де Снор создавал феерии, в которых таял упоительный сумрак, ощущалась внутренняя надломленность и драматичность силуэтов, зияла опустошённость, кровоточил эротизм, горчила полынь. Это - его абсентные видения в опиумном чаду. Но он предпочитал пить только красное вино, а курить - дорогие крепкие сигареты, пользуясь мундштуком – это ему исключительно шло.

Творил он в совсем небольшой квартире, состоящей из, своего рода, мастерской и спальни. Первая комната – для его любимого дела. Она просторна, с высоким потолком, украшенным старомодными лепнинами. Здесь кроме мольберта и столика с необходимыми кистями, палитрами и прочим, находился ещё и старый телевизор, который ничего никогда не показывал кроме ряби, пустая картинная рама,часы с застывшими стрелками, протёртое кресло в стиле барокко. В мастерской расположилось огромное количество полотен де Снора, заполоняющих почти все стены. Но кое-где проглядывали бледно-зелёные бумажные обои с оттенком сарторовской тошноты.

Вторая комната была предтечей мастерской. Она - для снов, которые он отчётливо запоминал, и для частых встреч длиною в ночь с его пассиями. Игры подсознания и женщины его вдохновляли – только поэтому он их любил.

Де Снор не брезговал заказами картин, которые противоречили его вкусу. Его просили изображать пейзажи, натюрморты и портреты с натуры . Он работал механически в этом случае, не созидая и не раскрывая потаённого. Потребитель хотел, например , чтоб на яблоках были жирные блики, даже если плод завял; чтоб на портрете оказались сглаженными все недостатки и изъяны. Творец же наоборот считал, что увядание плода, шрам или ассиметрия на лице, являются прекрасными. Если бы он добавлял что-то от себя, то лишился бы клиентуры, а значит, и основного дохода, что некстати. Де Снор не забывал о том, как хочет переехать в город Мечты…

В этот вечер мы застанем Кристиана в следующем амплуа. Он стоит в электрическом свете напротив мольберта, на котором - чистый холст. Де Снор не решается на нём пока что рисовать. Его торс лишён одежды, узкие и испачканные краской штаны болтаются на бёдрах. Во взоре – затишье перед бурей и кристально-прозрачный абсент. Видно по тяжёлым векам, что художник несколько вял. В тонких, длинных и ледяных пальцах – чёрный гладкий мундштук с тлеющей третью сигареты. В душе его – мёртвая муза. Это своевольное божество в последние дни было весьма привередливо и неблагосклонно к Кристиану – пропали сны, сладострастие не подразумевало сладости и страсти, поэзия Бодлера не предрасполагала к тому, чтобы де Снор самозабвенно принялся писать. Ныне же он ждал провидения, наощупь искал потаённое, но натыкался на колкую пустоту. Заказов тоже не наблюдалось.

Кристиан точно хотел оставить этот холст для чего-то особенного, а не пятнать его неодухотворёнными мазками. Итак - зияющая белизна напротив него; пустота – внутри.

Де Снор выбрал черноту сна, который предполагал отсутствие грёз. По крайней мере, он так думал.

Он падает поперёк кровати на спину, от чего та издаёт резкий стон. Еле чуялся завсегдатай запах табачного дыма, горчинки пота и множества женских духов: сладких, лёгких, цветочных… Они накладывались друг на друга, перебивали , составляя букет – постылый, унылый и больной… Кристиан всегда хотел испить до дна аромат именно «цветка зла» - совершенного, прекрасного, идеального для него …
Через некоторое время он делает одну вещь, что в скором будущем изменит многое. Изменит - на корню и явственно.

Он просто засыпает и более ничего.