Сын и мать Тарасюки обосновались на жительство в Ельниках в 1945м году, сразу после окончания войны. Тогда по всей стране в поисках лучшей доли с мешками и чемоданами перемещались миллионы граждан и появление новых соседей ни у кого не вызвало особого интереса. Тарасюки купили на окраине большого посёлка небольшой домик с огородом и стали жить какой-то странной обособленной жизнью. С соседями они почти не общались, во дворе у них всегда была тишина, лишь иногда прерываемая ленивым гавканьем беспородной собаки на цепи. При встрече на улице с соседями, Тарасюки отводили глаза в сторону, быстро проговаривали своё дежурное здрасте и старались поскорее уйти от разговоров. Наверное, староверы - судачили соседки - или какие-нибудь баптисты...
Тридцатилетний Степан вскоре устроился на железнодорожной станции охранником и работал там сутки через трое, а мать, кряжистая лет пятидесяти Оксана, занималась хозяйством. На зависть всё ещё отмечающим победу соседям-бездельникам они почти сразу-же засадили весь свой приусадебный участок зеленью, завели пару коз с поросёнком, да десяток кур с горластым петухом, этим и жили. Примерно через полгода, Степан купил по случаю у какого-то отставного генерала вывезенный из Германии трофейный мотоцикл с коляской и несколько раз в день увозил на нём на станцию мать с двумя большими корзинами. В одной корзине лежали прикрытые чистой тряпицей свежеиспечённые, вкусно пахнущие пирожки с мясом, рисом и жареным луком, а в другой десятка полтора бутылок с козьим молоком, заткнутых импровизированными пробками из свёрнутых газет...
Большие пассажирские поезда через местную железнодорожную станцию проходили несколько раз в сутки и каждый раз, как по расписанию, Степан подвозил мать к небольшому перрону прямо к прибытию очередного состава. За десять минут стоянки поезда Оксана успевала распродать весь свой нехитрый товар. За пару пирожков и бутылку молока она брала с всегда голодных пассажиров по пять рублей, и товар её разлетался буквально в минуты. А в стране между тем был никем не объявленный голод. Хорошо в этом плане жили лишь рабочие тяжёлой индустрии, торговые работники, многочисленные парт аппаратчики, да сотрудники силовых структур. Иногда Оксана разнообразила свой нехитрый гешефт пучками зелёного лука или редиски с грядок, варёными вкрутую яйцами, да картошкой сваренной в мундире. Перерыв в торговле наступал лишь на время дежурства Степана и так продолжалось уже целый год...
Иногда по вечерам Степан загружал чем-то тяжёлым люльку своего мотоцикла и уезжал на целый день, а с некоторых пор соседи стали замечать появление в доме Тарасюков неких молодых девиц. Опять Степан привёл какую-то шалаву - незлобно судачили любопытные соседки, но все их вопросы к Оксане по поводу скорой женитьбы Степана оставались без ответа, ещё больше распаляя их любопытство. А девицы одна за другой вскоре буквально испарялись без следа.
Всё-бы так и продолжалось, если-бы на окраину большого села в поисках комнаты не забрели однажды две подруги Таня и Валентина, студентки местного, недавно открывшегося педагогического техникума.
Девушки медленно обходили все дома на тихой Зареченской улице и опрашивали хозяев, не сдаст-ли кто им на двоих комнату. Подойдя к очередному дому, самая бойкая из подружек Валентина постучалась в калитку и вошла во двор, а Таня осталась сидеть на лавочке у забора. Прошло уже боле получаса, а девушка обратно из дома не выходила. Всё это насторожило Татьяну и, прождав подругу ещё час, она поспешно пошла искать милицию.
В сопровождении участкового милиционера Татьяна смело зашла в уже знакомый дом, но на вопрос о подруге хозяйка, слегка смутившись заявила, что мол была девушка, интересовалась жильём, но вскоре ушла. Она не догадывалась о том, что девушка приходила к дому не одна и поэтому врала напропалую. Между тем, по селу давно уже ходили слухи о том, что в округе куда-то стали пропадать молоденькие девушки и парни подростки. Вскоре по звонку участкового в райотдел милиции к уже знакомому дому подъехала машина с оперативниками, и они начали обыск. Хозяйка дома сидела на табуретке поджав губы, и на вопросы оперативников отвечала что-то путанное, при этом глаза и руки выдавали её крайнее волнение. Неожиданно милиционеры обнаружили в сенях хорошо замаскированный люк с лестницей в большой подвал дома, прикрытый надвинутым на него большим сундуком.
То, что оперативники увидели в подвале, потрясло их видавших всякое... Подвал под домом представлял собой самый настоящий разделочный цех с большой дровяной печью и плитой. Прямо на бетонном полу там стояло множеством чанов, больших алюминиевых кастрюль и сковородок. На специальных крючках висел набор ножей всех размеров, а к одному из массивных столов была прикручена болтами большая промышленная мясорубка. Вот тут они и догадались, что за топор с окровавленным обухом и налипшими волосками стоял на кухне за шкафом, хотя сама хозяйка дома божилась, что этим топором не позже чем вчера рубила головы курам. На нескольких, покрытых алюминиевыми листами столах были разложены ещё тёплые части женского тела, а в отдельном чане были сложены кости и внутренности. Тут же на большом железном крюке была насажена за челюсть отрезанная голова девушки, с которой в специально сделанный бетонный сток всё ещё капали остатки крови...
О такой неожиданной находке сразу-же было доложено партийному руководству области и пошли звонки по ВЧ до самой Москвы. В дальнейшем, во избежание самосуда и паники среди местного населения, дело это было строго настрого засекречено. Со всех сотрудников милиции так или иначе имеющих отношение к этому событию была взята строжайшая подписка о нераспространении какой-либо информации. Через пару месяцев в Сталинске закрытым судом мать и сын Тарасюки были приговорены к высшей мере наказания, расстрелу. Верховный суд РСФСР оставил это решение без изменения, а сам приговор был приведён в исполнение в октябре 1947го года, в центральной тюрьме города Сталинска, впоследствии переименованного в Новокузнецк...