Письмо отца сыну

               
     Зима в тот год наступила рано. Снег выпал уже на Покров и больше не растаял. К середине ноября мороз спустился с гор и, как видно, не собирался покидать город в ближайшее время. С каждым днем он набирал силу и крепчал,нарастающей стужей ублажая зиму.

     В автобусы было не пробиться по утрам и вечерам. Толпы народа на остановках до работы и после работы. Карманникам  раздолье. Они наловчились вытаскивать портмоне с деньгами не только из карманов, но и сумок. У зазевавшихся пассажиров ухитрялись  воровать  меховые зимние  шапки  прямо с головы.

     До 1 января 2011 года оставалось всего семь дней. В школе уже установили елку, нарядили  ее, украсили разноцветными гирляндами и новогодними стенными газетами коридоры и классы.

     На сцене проходили генеральные репетиции новогодних спектаклей. Через день по особому графику  учителя начнут проводить новогодние праздники для  классных  параллелей.

     И только Александра Ивановна Горелова, директор крупной школы  на  полторы тысячи учащихся,статная, дородная, славянского типа красавица лет пятидесяти,  совсем не ощущала приближения чудесного праздника, волшебного Нового Года. И виной всему было  письмо, принесенное ей почтальоном.

     Письмо пришло на ее имя, вернее, на имя директора школы с припиской внизу: передать Забродину  Николаю, ученику 7 класса лично в руки.  Письмо Александра Ивановна Горелова получила три дня назад. И вот уже четвертый день  это письмо лежит на ее директорском столе:  неврученное, нераспечатанное, непрочитанное. И от этого нет Александре Ивановне покоя.

     Письмо прислал сыну его отец,  Забродин  Альберт  Степанович, проживающий в  Иркутске. Год  назад  он  тайком  уехал из семьи, забрав с собою  двух  младших детей. Уехал, не  простившись: ни с женой, ни с сынишкой, ни с дочерью Аленкой, третьеклассницей. Уехал, бросив  двоих  детей на  произвол судьбы,  так как их мать в то время лежала в туберкулезном отделении на длительном  лечении.  Детей пришлось срочно устраивать в школу-интернат  города.

     С  семьей  Забродиных  школа  знакома уже седьмой год. Родители были пьющими людьми, ведущими  аморальный образ  жизни.  Полтора года назад мать заболела туберкулезом. Отец пить перестал, заботился о своих четверых детях, навещал  жену  в больнице. И вдруг,словно летний град, это его неожиданное бегство  из  семьи.

     Вскоре жену его, тридцатичетырехлетнюю Екатерину Семеновну,  выписали из больницы. Александра Ивановна  хорошо помнит, как сидела Забродина, худая, с потухшим взглядом, в старом поношенном пальто, у нее в кабинете, рыдала, умоляя
помочь ей остаться в ведомственной квартире, когда-то выделенной  организацией  мужу.

      После увольнения мужа с работы и его переезда в другой город, руководство предприятия решило выселить женщину с детьми из квартиры, поскольку  у них образовалась большая задолженность по квартплате.

     Куда только не звонила Александра Ивановна! Какие только высокие пороги не обивала!Но квартиру все-таки отстояла. И детей вернули матери из школы-интерната.

     Почти год с семьей Забродиных у школы не было никаких проблем. Дети были  аккуратно одеты, школу посещали исправно, учились в меру своих способностей, участвовали в художественной самодеятельности  классов.

     И вдруг, дети перестали посещать занятия. Классные руководители  эабили  тревогу. Дверь квартиры была постоянно заперта, на стук никто ее не открывал. И вот сегодня завуч школы, классные  руководители вместе с Председателями  родительских  комитетов  классов и участковым инспектором милиции обошли всех соседей,  расспрашивая о данной семье.

     То, что они услышали от соседей, а позднее и увидели сами, не укладывалось ни в какие рамки. Оказалось, что мать детей вышла второй раз замуж и переехала  к новому мужу. А насчет детей она рассудила так: « Уже не маленькие! Николай – семиклассник, Аленка – четвероклассница . Пусть живут одни, привыкают  к  самостоятельности, в жизни им это пригодится. Деньги на питание буду выдавать, квартплату погашать. Чего еще им надо?!»

     А у детей в квартире перебои с отоплением, да еще и окно кто-то выбил. Чтобы не мерзнуть, дети перебрались в маленькую каморку, где хранился разный хлам. Убрали оттуда все, что смогли, перенесли  туда  электроплитку, постель соорудили на полу. Дверь решили никому  не открывать. Целыми днями сидели в каморке, ожидая мать.  А она все не шла…

      Выходя от соседей, по чистой случайности, завуч увидела Николая на улице,  когда тот бежал домой с буханкой хлеба в руке.

      Поблагодарив коллег, директор дала им задание связаться по телефону с  сотрудниками Отдела по опеке и попечительству несовершеннолетних. Когда  классные руководители и завуч  вышли из кабинета, она решительно взяла  конверт  в  руки и долго рассматривала его с обратной стороны, словно надеялась заглянуть внутрь.

      Затем она опять отложила его в сторону. Но, вдруг,  решившись, Александра Ивановна быстро вскрыла конверт, вынула письмо и начала  читать.

      « Здорово, сын! Не думай, что твой папка забыл тебя. Прошел уже целый год. Не забыл. Просто было некогда писать письма. Пока работу нашел, пока в общежитии обустроился, пока девчонок в школу определил…

       Я теперь сам и варю, и стираю. Ты плохо обо мне не думай. Пить я бросил  совсем, закодировался.

      Про мать твою я даже думать не хочу. Тварь она последняя и гадина. Никого она не любит. И тебя  тоже не любит. Смотри, как бы она там с тобой  чего не сотворила. Знаю я ее. Ей бы только пить, да с мужиками шляться. Ты, Колян, уже почти взрослый мужик. Все  понимать  должен.

       Когда она была в больнице, однажды убираясь в квартире, я нашел конверт с фотографиями, где она пьяная  в голом виде перед  мужиками извивалась. А еще я нашел письмо от одного зэка, в котором тот писал о том,  что рад  узнать,  что у нее от него дочка растет.

       Сейчас мне это все «до фонаря», а тогда у меня просто «крышу снесло»,  и я решил уехать от греха подальше.

       Мне  тут на работе намекнули, что если бы у меня, отца-одиночки, было трое детей на иждивении, то мне бы и квартиру двухкомнатную дали вне очереди, и материальную помощь бы  оказывали регулярно. Вот я и решил тебя к себе забрать. Ты как, не  против?!

      Ты, сынок, сходи в милицию и попроси,чтобы тебя ко мне отправили. Скажи им, что денег у папки нет на дорогу. Ты уж там пусти слезу, пусть тебя за казенный счет отправят. Ничего! Государство не обеднеет.

      А матери не говори, что ко мне уезжаешь, пусть она, подлюка, попереживает,  поплачет. Ей это только на пользу пойдет. Пусть она с Аленкой остается, хватит с  нее и этой  зэковской кровинки До встречи. Жду. Твой отец».

      Дочитав письмо, Александра Ивановна сидела, как оглушенная. И даже то, что отец звал сына к себе, радости не вызывало: « Что даст отец сыну?  Чему доброму научит его?  Каким  человеком  станет Николай, живя рядом с озлобленным отцом?
А никому не нужная Аленка? Что станется с нею?»

      Уже больше недели лежит на столе у  директора школы письмо. Распечатанное. Прочитанное. Но до сих пор так и не  врученное адресату. Правда, сделать это еще не поздно, поскольку и Николай, и Аленка пока еще находятся  в  детприемнике.  Решается вопрос о лишении их матери родительских прав и об определении детей в школу-интернат.

       И сотрудница Отдела по опеке и попечительству несовершеннолетних, и инспектор по делам несовершеннолетних заверяют директора школы,  что  все  у детей будет в порядке. Государство позаботится о них.

       « А будет ли в порядке?»  - не перестает думать Александра Ивановна. Правильно ли поступила она, когда распечатала  чужое письмо, вмешавшись в чужую жизнь, затронув чужую боль? Нет у нее однозначного ответа, как нет и уверенности в своей правоте.  Время рассудит.

       А за окнами школы стонет и рыдает горько, словно обиженный кем-то ребенок, разбушевавшаяся к ночи метель.Тополиные ветки непрерывно стучат в стекла,тревожа   воображение. И слышится Александре Ивановне в этом непрекращающемся стуке ветвей одно: « Помогите! Помогите! Помогите!»