В нашей семье дни рождения всегда были и остаются особыми праздниками. Нас родилось и выросло у родителей девять сыновей и дочерей. Дни рождения, особенно когда все повзрослели, разлетелись из родительского гнезда и зажили самостоятельной жизнью, стали очень важной возможностью собраться вновь всей семьёй, повидаться, обсудить любые животрепещущие вопросы, помочь друг другу да и просто испытать радость общения. Теперь многие уже ушли навсегда, нас, бывших детей, осталось всего четверо, но пошли внуки, так что на дни рождения мы по-прежнему собираемся большой семьей. Говорим о том о сем, советуемся, обсуждаем важные для всех дела и вопросы.
И вспоминаем прошлое. Конечно, в основном мы, старшие. Это ни с чем не сравнимое удовольствие. Прежняя жизнь будто на некоторое время возвращается к нам. У нас так много общих чувств и воспоминаний, что при каждой встрече могли бы сидеть до утра. Среди прочего очень любим вспоминать книги, прочитанные в детстве и отрочестве, и то, что с ними было связано.
- ...А еще я помню, как мы все сидим на кухне. Свет не горит – видимо, вообще отключён. Горит газовая плита, и огонь освещает кухню. Тускло... Аточка насушила длинных черных сухарей...
Младший брат, которому сегодня шестьдесят семь, неожиданно передергивается, будто снова оказался в той далекой темноте пятидесятых годов, и в руке у него жесткий черный сухарь. Загадочно и страшновато…
- ...Она рассказывает нам какую-то сказку, - возвращается он в день сегодняшний. – Знала их очень много. Кончит рассказывать одну – мы немножко поканючим, и она принимается за новую. Пожалуй, она любила рассказывать нам сказки не меньше, чем мы слушать их. Я хорошо помню свет той горелки, точнее, газовой конфорки. В темноте сказки звучали особенно.
Он снова умолкает. И, будто для того, чтобы подальше отогнать ту детскую страшноватость и сухари, спасавшие от голода, накладывает в тарелку два салата и добавляет большой кусок холодца.
Я улыбаюсь счастливой улыбкой: так приятно, что вспомнили мои давнишние подвиги! В семье среди детей я была третьей по возрасту, то есть одной из старших, после меня шло еще четыре брата и две сестрички. Да, я действительно очень любила рассказывать им сказки.
- А потом, позднее она рассказывала нам уже не сказки, а романы, - вспоминает младшая, на сегодня единственная моя сестра Таня. – Рассказывать могла сколько угодно. Кончит один – и уже на ближайшей прогулке или просто вечером принимается за другой роман. Она очень много читала.
- А как рассказывала «Трех мушкетеров»! – вступает в разговор еще один брат, Володя, для меня тоже младший. – Очень подробно. И каким голосом!.. Как артистка. Я просто поражался. Буквально каждую запятую передавала своим тоном. Когда я стал читать это сам, еще раз удостоверился, как же хорошо она знала роман. И другие не хуже!
- Вечно рассказывала нам Гюго, - подхватывает Таня. – «Тружеников моря», «Отверженных», «Собор Парижской Богоматери», «Человек, который смется»... И всё очень детально. Это ж надо такую память иметь!
Но едва наш общий разговор откатывается в другое русло, как я – конечно, наедине с собой, - вдруг пускаюсь в одиночное плавание по морю воспоминаний.
Память... Может быть, у меня действительно была хорошая память. Но главное – в другом. В том, что чтение книг с самого детства составляло очень важную часть моих интересов и жизни. Во-первых, они заменяли многое из того, чего совершенно не было в трудной реальности. А во-вторых, самым главным для меня во всех рассказываниях и пересказах прочитанного младшим была моя большая любовь к братьям и сестрам, глубокая, очень материнская по своей сути и жалостливая любовь ко всем, хотя я сама была подростком.
Безусловно, чтение не само пришло в мою жизнь, даже детскую. У меня были учителя: папа, мама и старший брат Виля.
Нам очень повезло: мы выросли в доме, где книги всегда почитались. В родительской комнате вдоль всех стен, от пола до потолка, высились стеллажи. Одним из самых заметных предметов мебели в квартире была высокая раскладная лестница-стремянка. Она поражала любого человека, впервые заходившего к нам: зачем в доме такой неуютный предмет? Мы нетерпеливо объясняли: чтобы добраться до верхних книжных полок и достать то, что решили почитать. А зачем столько книг, спрашивали знакомые, неужели нет библиотек? Что было ответить? Конечно, библиотек в Москве всегда хватало. И, тем не менее, совершенно особое значение имели в нашей жизни вот эти книги, всегда стоявшие перед глазами; никто в семье не согласился бы продать и часть из них ради того, скажем, чтобы приобрести одежду. Нас воспитали в полном почтении к книге. Детство наше (да и отрочество) пришлись на тяжелые сороковые и пятидесятые годы. Жили мы трудно, тем более что семья в национальном отношении была смешанной, русско-еврейской, так что нам в детстве досталось немало огорчений и переживаний на эту тему.
Некоторые книги мы читали все вместе, усевшись в кружок. Любимыми авторами были Аркадий Гайдар, Лев Кассиль, Жюль Верн и другие.
Очень любили мы негритянские «Сказки дядюшки Римуса». Как интересно было то, что там рассказывалось! Всем очень нравилось, что Братец Кролик, такой умный и хитрый, хотя маленький зверек, умеет обманывать больших и сильных зверей, обводить вокруг пальца всяких имущих дураков. Нам казалось, что эта книга – гимн торжеству справедливости, в ней мы находили мысли и чувства, хорошо знакомые нам самим. Братец Кролик умел постоять за себя! В мыслях мы вместе с ним наказывали своих обидчиков, смеялись над негодяями.
А как нам нравилась Матушка Крольчиха, ее дом, семейный уют. Никуда не денешься от бедности и ущербной жизни тех дней!.. Когда мы читали об уюте, аккуратности, добротности в доме Матушки Крольчихи, замирало сердце, пробуждались сокровенные мечты о том, чтобы и у нас всё было так же...
Конечно, нашими главными духовными наставниками были родители. Именно они, а особенно – папа, приучили нас всех сызмала читать. Но, вечно занятые проблемами заработка и жизнеустройства, они не всегда находили время, чтобы читать с нами вместе. Здесь до поры до времени главным был наш старший брат Виля. Замечательный ученик в школе, разносторонне развитый человек, он и сам читал без конца, и очень любил посадить нас в кружок, сесть на главное место и читать какую-то книгу всем сразу, объяснять трудные места. Он часто ненадолго прерывал чтение и начинал говорить о разных попутных вещах, пытаясь всячески расширять наш кругозор. Безусловно, Виля сильно влиял на наши знания, вкусы и интересы.
Он ушел от нас навсегда несколько лет тому назад, и когда это произошло, было настолько горько, будто снова умерли мама и папа и мы еще больше осиротели.
Я и сейчас, стоит произнести имя Вили, сразу вижу много-много слоев нашей жизни. Вот он в наши совсем юные годы показывает нам диафильмы с помощью аллоскопа. При нашей бедной жизни купить их было трудно, просто не на что, так он экономил на своих школьных бубликах и приносил в дом новые диафильмы, в итоге собрав солидную коллекцию их (а началом ее стали его пленки, которые сохранил со времени собственного детства). Другая картинка: мы все стали старше, и в нашем доме зазвучала классическая музыка, тоже дело Вилиных рук. Он обладал очень хорошим слухом. До войны немного учился играть на пианино, но потом стало совсем не до этого. Любовь к музыке воплотилась у него в коллекционирование пластинок, и такие имена, как Ойстрах, Коган, Гольденвейзер, Кнушевицкий, Горовиц, Пикайзен и многие-многие другие, стали нам знакомы с детских лет. Как и музыка, которую мы слушали в их исполнении, записанном на пластинки фирмы «Мелодия». Что уж говорить о книгах – он оказал очень сильное влияние на наше развитие и вместе с папой и мамой по-настоящему прививал нам любовь к литературе. До самых последних своих дней, живя давным-давно отдельной, своей семьей, он считал для себя высшим удовольствием приобретение новых книг, что многие годы было совсем не просто.
Пока мы росли, Виля часто называл себя Заммам. Это так и было: он без конца помогал маме, обоим родителям, в семье очень многое держалось именно на нем. Он даже гордился тем, что из детей старший в семье, следовательно, следующий по значению для нас после родителей человек. Как бы трудно он ни жил сам в своей самостоятельной жизни, стоило чему-то случиться в нашей общей семье или кому-то обратиться к нему со своей бедой, у него обязательно находились желание и силы помочь.
В его глазах навсегда сохранилась совершенно особая мягкость, доброта, нежность. Даже когда все давным-давно уже были взрослыми, иногда могло показаться, что вдруг разомкнутся створы Времени и мы снова окажемся в царстве своего детства. И Виля обязательно будет делать для нас что-то хорошее: помогать маме лечить нас, если кто-то заболел, торопиться за продуктами, чтобы скорее всех накормить, помогать каждому в учебе, ставить пластинки на свой самодельный проигрыватель и учить нас не только наслаждаться музыкой, но и хоть немного понимать ее. Классика ведь!
И, конечно, что-то рассказывать или читать нам.
...Вот я вижу какой-то обычный вечер из нашей детской (моей уже подростковой) жизни. Виля сидит с книгой за столом, а мы все расселись кто как и где. Нас восемь, его нетерпеливых слушателей: четыре его младших брата и четыре младших сестры. Все жадно и с огромным интересом склонились над толстенькой, изрядно потрепанной книжкой, с картинками, как тогда было положено издавать детскую литературу. Мы слушаем старшего брата Вилю, а он читает нам вслух, таинственным голосом, будто и сам участвовал во всех описанных приключениях. Будто вместе с друзьями и бандитами искал спрятанные Флинтом сокровища где-то на необитаемом острове посреди океана.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо – и бутылка рома.
Песенка, ставшая в моей душе настоящим сокровищем!..
Мы слушаем Вилю с таким нетерпением, что давно повскакали с мест, где сидели. Не сомневаемся: хотя пока он нам этого не говорит, сам-то точно знает, где именно находятся сокровища: а вдруг мы разболтаем кому-то? Знает и другое, это понимаем и мы: каким бы страшным и предательским ни был бунт мятежников и коварный обман, которому они подвергли своих благодетелей, взявших их на борт шхуны и отправившихся на поиски таинственного острова, он сам, наш мужественный, добрый и умный Виля, надежно стоит на страже тех благородных людей, которые организовали это путешествие: Джима Хокинса, доктора Ливси, сквайра Трелони и капитана Смоллета. Он, если что, и мы в этом абсолютно уверены, немедленно присоединится к ним, едва получит сигнал о помощи, и тогда их будет уже не четверо, даже не пятеро, а гораздо больше, потому что наш смелый Виля равен, наверное, сотне мужественных борцов за правое дело. И ровным счетом никакого значения не имеет тот факт, что Виля находится в России, в Москве, а пираты – где-то в середине мирового океана, и что сейчас на дворе середина ХХ века, а они жили и «работали» лет двести тому назад. Какое это имеет отношение к нашему богатейшему воображению? Да мы и сами совсем не дома, не у себя, мы тоже там, в океане, мы вместе с Джимом Хокинсом прознали про секретную карту, где нанесены точные данные о месте сокрытия сокровищ, и, узнав про это, тут же поделились со славным человеком доктором Ливси, «по совместительству» и судьей данного поселения. Именно мы помогли организовать путешествие за сокровищами. Мы полны энтузиазма и решимости, смелости и честности, праведного духа и желания во что бы то ни стало разыскать сокровища, когда-то отобранные бандитами-пиратами у тех, на кого они напали, кого уничтожили, присвоив их богатства себе. Нам почти столько же лет, сколько четырнадцатилетнему Джиму, а если кому-то и гораздо меньше, это тоже не имеет никакого значения. Юный возраст при нашей необоримой смелости – не помеха. Мы обязательно победим. Мы найдем сокровища. Справимся со страшными пиратами. Настоящими чудовищами – даже в зоопарке таких нет, только где-нибудь в джунглях. Главное – что нас поведет за собой наш старший брат, столь же добрый, сколь и смелый, столь же умный, сколь и находчивый.
...Я не знаю, сколько вечеров подряд читали мы эту удивительную книгу. Как мне жаль современных детей: при всех достижениях ХХ1 века и тех удовольствиях, которые им дают компьютерные игры, фильмы-ужастики и прочая дребедень, они не имеют и десятой доли того колоссального удовольствия, не просто азарта, которое давали нам книги в принципе, и «Остров сокровищ» в частности. Мало что еще могло так заполнить наши души чувством абсолютного счастья, как те книги, которые мы читали в детстве. Прекрасная книга «Остров сокровищ» занимала среди них особое место. Имя автора мы обязательно проговаривали полностью: Роберт Льюис Стивенсон, торжественно и парадно, будто называли чины и регалии какого-нибудь великого полководца.
Если бы кто-то сказал нам в те дни, что вся эта книга – вымысел авторской фантазии Стивенсона, который из-за плохого здоровья вынужден был значительную часть своей короткой жизни прожить на островах в теплых морях и писал-сочинял своих книжки, именно ограниченный в возможностях своей реальной жизни, зато в свободном полете фантазии, мы бы не поверили. Неужели никогда не было замечательного Острова сокровищ? И Джима Хокинса тоже? И доктор Ливси существовал только в воображении писателя, как и сквайр Трелони, капитан Смоллет и все бандиты-пираты? И даже не было в настоящей жизни бывшего бандита Бена Ганна, который, оставленный собратьями-пиратами на необитаемом острове, прожил там тяжелую жизнь, раскаялся, искупил свои грехи и стал нормальным человеком? Ну как же не было всех этих людей, когда вот же они-мы собрались все вместе вокруг своего бесценного капитана брата Вили! И тут, среди нас, сидит благородный и храбрый мальчик Джим Хокинс. И доктор Ливси тут. И все остальные тоже. И если бы какой-то человек вдруг решил спросить у нас, кто из нас кто конкретно, мы бы в первую минуту растерялись, потому что каждый видел за всеми хорошими вместе – себя. Но при необходимости конкретизировать мы бы моментально «поняли», кто из нас есть кто, и каждому нашлось бы имя положительного героя из этой книжки. Вот с отрицательными, с этими дикими страшилами, никто из нас ассоциировать себя не хотел. Но и то, как сказать, вполне возможно, что, если бы пришлось, и эти роли мы сыграли бы не хуже.
Ах, как я помню все ощущения тех дней, пока мы слушали Вилю!
Вот сидит Джим дома, в гостинице «Адмирал Бенбоу». У него чудесные родители, это нам особенно понятно, потому что и у нас замечательные родители. Семья живет тихо, непритязательно. В гостинице-таверне останавливаются заезжие люди. Хозяева люди небогатые, имеют лишь самые скромные доходы на прожиточный минимум. У милых и простых людей нет особо высоких духовных запросов, только как-то жить-выживать, растить своего чудесного сына.
И в этот добрый, почти патриархальный, хотя и такой далекий от нас мир вдруг врывается страшный человек, пират-бандит. Жизнь семьи переворачивается с ног на голову. Всё преображается. Сокровища... Как их разыскать? Бандиты... Как уберечься от преступников?
Мне и всем нам так понятны простота и доверчивость семейства Джима! Надо купить яхту, это делает сквайр Трелони. Хорошо. Надо найти капитана. Находят. Капитан Смоллет. Хотя не сразу, но налаживаются и отношения. Доктор Ливси – сама живая совесть. Джим – тоже. Чудесные люди. А вот те, кого они нашли в качестве команды на свою шхуну, оказываются распоследними негодяями. Такими, которых и в дурном сне невозможно было бы увидеть. Доброта и наивность положительных героев ввергают их в ужасные переживания и опасности.
Наверняка точно так же было бы и с нами. Потому что и мы такие же люди. Тоже добрые и очень наивные. Доверчивые и простые душой.
Но это станет ясно совсем не сейчас, потом, хотя и скоро. А пока шхуна поднимает паруса, и сказочное путешествие за сокровищами начинается.
О, как вытянулись наши физиономии! Будто мы и впрямь решили во что бы то ни стало разглядеть разворачивающуюся на волнах шхуну. Вот она аккуратно выплывает из залива гавани. Вот выходит на большую воду. Путешествие началось! И погода благоприятствует. И ветер дует именно такой, какой нам-им нужен. И курс шхуна «Испаньола» взяла абсолютно правильный. Ласковое, приветливое солнышко освещает шхуне путь в этот и без того светлый и радостный день.
Шхуна плывет по волнам, разрезая их своими мощными винтами, набирая скорость. И мы не просто плывем на ней за таинственными сокровищами, которые преобразят и сделают по-настоящему счастливой нашу жизнь. Мы еще умудряемся и купаться в теплом море, под ласковыми солнечными лучами. Мы плывем по воле ветра и волн, не нарушая морского движения. Поднимается волна, и мы оказываемся на ее невысоком гребне. Она опускается, и опускаемся мы, и это совсем не страшно. Потому что уже следующая волшебная, голубая волна подхватывает нас, и мы взлетаем вместе с нею. И снова скатываемся вниз. И так плывем, перекатываясь на волнах. Вместе с нами плывет, перекатываясь от одной радости к другой, наша мечта.
К вечеру, усталые и счастливые, мы сидим вместе с матросами, как и Джим со товарищи, за вкусным и сытным матросским ужином и понятия не имеем о том, что это лютые бандиты. Ужин сготовил виртуоз-кок, Долговязый Джон Сильвер. Правда, он не только длинноногий, но еще и одноногий, и наивный Джим вдруг вспоминает, что говорил ему поселившийся у них в таверне страшный человек: хуже и опаснее человека, чем одноногий на костыле, нет никого на свете. Вспомнил Джим, что их постоялец просил обязательно сообщить ему, если такой матрос появится в таверне. Уж не он ли это? Но... Так не хочется омрачать славное начало плавания! Мало ли есть одноногих людей на земле! Да и ужин он сготовил прекрасный. Вот только жаль, что вся команда готова пить ром бочками. Ведь напьются, а потом – кто их знает, что они станут делать? Нет, не хочется об этом думать. Пока – не хочется. Мы плывем в интереснейшее путешествие за таинственными сокровищами, которые помогут нам разрешить все наши бесконечные материальные трудности и из бедняков сделать если не богачами, это нам совершенно не нужно, то хотя бы нормально живущими людьми.
У каждого, конечно, наряду с общими мечтами существуют и свои собственные, сугубо индивидуальные. У меня – о том, что я пустилась в кругосветное путешествие. Один из любимейших моих героев тех времен, человек, которого я беспредельно уважала, - Магеллан. Я читала тогда несколько книг о нем. Одолевала вместе с ним все величайшие трудности, которые возникали в его кругосветном путешествии. Я открывала мир вместе с ним. Вот и сейчас на шхуне «Испаньола» я и он плывем, чтобы сделать великие открытия относительно устройства земли. И попутный ветер, и заигрывающие с нами волны, и улыбчивое солнышко, и замечательные люди на шхуне – частицы осуществляемой нами заветной мечты, не менее того... В течение шести своих подростковых и юношеских лет я мечтала стать географом, путешественником, первооткрывателем новых тайн Земли!
О чем конкретно думали все остальные, я сказать не берусь, но за одно ручаюсь: у каждого мечты были столь же бурными.
Так мы плывем... Так мы мечтаем... День первый, за ним второй, третий... И вместе с Джимом Хокинсом понятия не имеем о том, что нас ждет страшное предательство. Нам, как и ему, не нравится, что матросы упиваются ромом чуть ли не до скотского состояния. Что на шхуне нет порядка. Еще не развернулись полной мерой события, но уже совершенно ясно, что грядет беда. И когда Джим, забравшийся в бочку из-под яблок (а мы, естественно, вместе с ним), услышал и узнал, что вся нанятая команда это просто-напросто пираты, что это те самые люди, которых так опасался моряк, пришедший однажды к ним с матушкой в таверну «Адмирал Бенбоу» и предупредивший Джима, что самый опасный человек на земле – одноногий Джон Сильвер, Долговязый Джон, как его называли бандиты, - Джим понял, что вот она, настоящая пиратская братия, очень заинтересованная в добыче сокровищ, плывет на их шхуне и готовит мятеж прямо посреди океана, - мы слушаем Вилю, разинув рты. Мы готовы не просто выскочить из нашей комнаты и скорее бежать на помощь Джиму и его друзьям. Мы готовы выскочить из самих себя.
Жизнь Джима с тех пор как бы остановилась. Но и стала куда более активной, чем прежде. Ему нужно предупредить своих. Ему нужно, чтобы свои приняли какие-то меры. И нам вместе с ним нужно делать что-то такое, чтобы не допустить гибели замечательных людей и торжества страшных негодяев-пиратов.
Однако мы, наверное, адаптировались к предательству быстрее, чем Джим. Конечно, помогали те личные переживания, которые были у каждого из нас. У брата Вовы, например. Чего стоило одно предательство его дворового дружка! У них были какие-то общие дела. Однажды они вместе оказались на реке. Подошли, смотрели на воду с высокого берега. Знали, что вода тут глубокая, место опасное. Но чего можно опасаться, если с тобой рядом друг! Да если ты ни с того ни с сего окажешься в воде, он же тебя непременно спасет, сомнений быть не может!
И что же делает «верный друг», отлично знавший, что плавать Вовка не умеет? Неожиданно с силой толкает его, и тот летит кувырком с высокого берега прямо в воду! Ему было так страшно, что он решился рассказать об этом случае дома лишь много времени спустя. Бог смотрел на него в ту минуту и хранил его. Бог был ему в помощь: он не только спас Вовку, но и тут же научил его плавать. Но сколько же страха пережил наш братишка! А было ему тогда всего восемь лет от роду! И, может быть, хуже всех его физических страхов оказалось ощущение дикого предательства друга...
А я? Некоторые предательства лучших подруг были еще впереди. А пока обычной была такая история. Училась я отлично, все предметы любила одинаково. В классе помогала всем, кто в моей помощи нуждался. Я не только всегда давала любой однокласснице списать свои выполненные задания, но много занималась со слабыми ученицами. С троечницами и даже явными двоечницами. Они охотно принимали мою помощь, считая ее совершенно законной и естественной. А то обстоятельство, что учительница велела мне «позаниматься с отстающими», принимали как нечто само собой разумеющееся. И если бы я отказалась – ну хотя бы потому, что мама, вечно ждущая моей помощи с малышами, сама замученная до изнеможения, не разрешила мне задерживаться в школе, - они бы восприняли как личное оскорбление, как мое предательство, как то, «чего всегда можно ждать от проклятых жидов» (для этих девиц даже наша русская мама тоже была «жидовкой»)... Нет, я не отказывала им в помощи. И не потому, что чего-то боялась, - просто потому, что сама считала своим долгом помочь тем, кому трудно. А вот их «долг» по отношению ко мне был весьма своеобразным: едва заканчивались наши занятия и девчонки вместо двоек и колов (тогда – совершенно законной отметки!) получали тройки (что означало бытие – в отличие от небытия) и даже четверки, как тут же принимались дразнить меня, издеваться и всячески показывать-выказывать мне свое величайшее презрение.
Так что мы хорошо знали, какими бывают предательство, подлость, опасность. И так же хорошо понимали, что в таких суровых жизненных обстоятельствах человек должен действовать. Вся жизнь нашей большой, многодетной семьи, в очень трудных материальных условиях была наполнена сложностями, постоянными драмами болезней, даже опасностями. Но и – действиями. Более того: мы очень хорошо знали, видели, чувствовали, понимали, что в суровейших жизненных обстоятельствах нужно быть непременно вместе, только так можно одолеть любую подлость и беду.
И потому, хотя все действия Джима Хокинса были чрезвычайно опасными, мы ни минуты не сомневались в том, что он победит: он прав, честен, справедлив. Их, хороших людей, было на шхуне четверо – против, наверное, пятнадцати мятежных бандитов, чуть ли не тех самых, которые из песни «Пятнадцать человек на сундук мертвеца...» И в каждом деле и действии Джима и его друзей мы были с ним, со всей четверкой. Мы разоблачали подлецов. Смогли удержать карту с указанием точного местонахождения всех сокровищ. Мы сумели уничтожить кое-кого из них. Мы вместе с Джимом и его друзьями – с ним даже больше, потому что он, мальчишка, был так нам понятен! – делали открытия, изобличали мерзавцев, укрывали то доброе и хорошее, что было, наказывали негодяев, когда это было возможно. И нами командовал наш замечательный старший брат Виля, очень добрый и справедливый человек: ему не хватало только бороды, которую отрастил гораздо позднее, и трубки, чтобы стать похожим на капитана Смоллета или доктора-судьи Ливси, оказавшегося способным умно и хитро возглавить борьбу с бандитами.
...А сколько чисто человеческих проблем решали мы вместе с Джимом и его друзьями! Взять хотя бы Джона Сильвера, страшнейшего из самых страшных бандитов! Ведь это же была целая эпопея – все его фальшивые преображения, сближение с Джимом и его друзьями, новые и новые предательства... Но в итоге он понял, что был негодяем, и решил стать человеком. По законам справедливости наши герои выделили ему долю сокровищ. Стало понятно, что когда он приедет в Англию, его не сдадут правосудию, он не будет судим и уничтожен за пиратство, сможет начать жить нормальной жизнью. Мы радовались за него вместе с Джимом. Сколько раз потом в собственной жизни каждый из нас радовался преображению какого-нибудь реального негодяя, не из книжки, соседа или знакомого, если только это было настоящее преображение! И Джим, и мы вместе с ним, и Виля, сообщавший нам обо всем своим завораживающим голосом, - все мы радовались за преобразившегося Джона Сильвера!
И вдруг неожиданный финал истории. Когда шхуна сделала остановку где-то в Аргентине или в Бразилии, Джон Сильвер сошел на берег, прихватив свои сокровища и усадив на плечо любимца попугая, ушел в город и растворился где-то в стране. На шхуну он не вернулся. Нашей первой горячей мыслью порывом было: Джим и его друзья должны немедленно разыскать Джона, они не могут плыть в Англию без опомнившегося, раскаявшегося Сильвера! Но не тут-то было: Виля поскучневшим голосом сообщил нам, что они не стали разыскивать его и отправились в Англию, оставив Сильвера в Аргентине или Бразилии. Тут нам было о чем подумать! Хорошо ли они сделали? Виля не навязывал нам никаких решений, предоставив самим разобраться в том, правильно они поступили или нет. И мы сами, каждый отдельно в своей душе и потом в пылу общих рассуждений поняли, что это было, наверное, единственно правильное решение. Что бы делал такой бывший бандит в Англии? Да он в принципе, при всех своих талантах, не умел жить нормально, а возвращаться к бандитской деятельности тоже стало для него невозможно: он хорошо разобрался в своих собратьях. Только и мог теперь, что жить в какой-нибудь экзотической стране, вдвоем с попугаем, заменявшим ему друзей, детей, нормальную жизнь. Потрясающе правильно тут распорядилась ситуацией сама жизнь, но сначала – Джим и его друзья.
Или взять Бена Ганна, бандита из бандитов, которого страшный Флинт, т от же Сильвер и некоторые другие «товарищи» когда-то оставили погибать на необитаемом острове. Что мог он? За три года он прошел настоящий путь раскаяния и переоценки всего и вся на свете. Он был рад, что Джим и его друзья решили взять его с собой в Англию, домой, к нормальной жизни. А мог ли он так жить? Мы, идеалисты, не сомневались: конечно, ведь он раскаялся и исправился. И Вилин завораживающий голос убеждал нас в этом. Но Бену Ганну было куда труднее, чем мы думали. Он где-то долго болтался, пока не промотал всю свою долю сокровищ, а потом... Мы с замиранием сердца слушали: ну что же стало с Беном Ганном потом?! И вдруг узнали, что он пошел в садовники к капитану Смоллету, то есть «на постоянную работу», да еще такую, которая держалась узами настоящего понимания и товарищества! Наше самое первое чувство было: ну что это за работа – садовник? Стал бы, например, одним из руководителей британского флота... А было ли у него для этого хоть что-нибудь, мы не задумывались. И лишь потом поняли: да это же опять самое мудрое из всех возможных выходов и решений. И редкая возможность для Бена Ганна начать жить нормальной жизнью, на которую он, раскаявшийся в своих грехах, искупивший их долгим и мучительным наказанием, теперь способен.
Или еще проблема: уже начались между двумя группировками «разборки», уже идет открытая война, и положительных героев совсем мало: те же четверо да еще Бен Ганн, а негодяев больше и они опасны. Остров, на котором они оказались, малярийный, но, к счастью, не весь. Кое-кто из негодяев заболевает малярией. Доктор – один на всех, Ливси, и они жаждут поймать его и уничтожить, как и всех его соратников. А он оставляет им в условленном месте лекарство, которое излечит их от кошмарных приступов малярии, повторяющихся каждые шесть часов, и вообще спасет им жизнь...
Нам не по нутру сверхблагородство доктора Ливси, однако можно ли было в той ситуации не помочь? Он же врач, для него лечить – святое дело... И постепенно Вилин и наш гнев – не против доктора Ливси, конечно, а против самой такой ситуации – стихает, отпускает нас. И мы теперь вздыхаем с облегчением и все наперебой восхищаемся истинным благородством доктора Ливси. И это вовсе не то, что если тебя ударили по правой щеке, тут же подставь и левую для второго удара. Это настоящий гуманизм, ради которого вообще стоит жить.
Еще один трудный вопрос. Добро победило. Все взбираются на шхуну, поражаясь мужеству, уму, силе духа и тела подростка Джима. Осталось поднять якорь – и да здравствует путь домой, да здравствует родная Англия! Но что делать с тремя негодяями из стана врагов, которые вовсе не изменились, не раскаялись в своих грехах и ищут любую возможность, чтобы вонзить нож в спину каждого из команды Джима Хокинса? Убить их? Уничтожить? Уже можно. И мы галдим наперебой, убеждая друг друга, что это было бы очень правильно и справедливо. Еще важнее убедить нашего «капитана» Вилю: пусть он только отдаст приказ, и дело с концом.
Но Виля... молчалив и непроницаем. Мы далеко не сразу догадываемся, почему. Он ведь читал эту книгу несколько раз и прекрасно знает, как поступили Джим и его друзья. Он согласен с ними! Но мы уверены, что он действительно размышляет, сомневается, думает о том, какой путь был бы самым справедливым. Ну же, Виля, скажи, что этих мерзавцев надо убить и отомстить им за все подлости!
Виля, глубоко разделяя наши переживания, тяжело вздыхает. Мы так верим его, что никакого подвоха не чувствуем. Знаем: он поступит именно так, как хотели бы мы. Он возвращается к книжке и читает нам о том, что Джим и его друзья решили оставить трех негодяев на острове. Причем выложили им много еды, воды, лекарств. Взять их с собой они никак не могли. Убить – тоже. А вот оставить – могли. И это дает надежду, даже нам, наивным идеалистам, на то, что они всё продумают и раскаются, как это случилось с Беном Ганном.
На «Испаньоле» поднимают якорь, и шхуна плавно уносится вперед – по воле волн, ветра и добросердечия героев книги. И по волнам наших мечтаний, конечно, тоже.
...На всю жизнь сохранилась в моей памяти изумительная картинка, как все мы сидим в большой комнате вокруг старшего брата Вили, как наши души целиком погрузились в книгу. И как нам кажется, что это вовсе не фантазия, а книга про нас. Сколько самых разных чувств пережили мы, слушая, как нам читает ее Виля! Сколько потом пережили разных чувств, читая «Остров сокровищ» каждый по-своему, и не раз, много раз! Какое благое воздействие оказывала эта книга на наши юные души, навсегда засеивая в них добрые зерна! Чтение этой книги вспоминается мне как удивительно счастливая пора и всё пережитое в связи с ней как нечто очень важное, чуть ли не самое важное и в тогдашней нашей жизни, и во всей последующей.
...Шхуна «Испаньола» набирает скорость. Погода нам благоприятствует. Ветер надул паруса до предела. Скорость у шхуны отличная. Мы плывем, и нас сопровождают стайки рыб, птиц, большие морские рыбины и животные, которые с восхищением и уважением отплывают чуть в сторону, понимая, что мы плывем к очень правильной и праведной жизни! С этого Острова сокровищ мы увозим свою долю их: доброту, благородство, чувство справедливости, любовь к тем, кто любви заслуживает, и совершенно необыкновенное мужество, способное одолевать даже очень большие жизненные трудности.