2. Вперед, в прошлое.……………………………………………………………
Дорога в деревню заняла чуть более двух часов. Карабин сошел на знакомой с детства станции , от которой остались теперь жалкие руины в виде здания с пустыми окнами, и обваленной местами, дырявой крышей.. Окошко железнодорожной кассы было затянуто паутиной, а вместо магазина продуктов где он ребенком покупал ириски и сладкие плитки - зияла одна стена. Он не был здесь с тех пор , как закончил университет. Когда то дом с голубятней под крышей, глубоким колодцем во дворе и виноградником, казался ему центром мира. Он вспоминал, как тайком от всех, выходил ночью во двор, ложился на прохладную траву и завороженно смотрел на звездное небо .Бархатное безлунное полотно скрадывало очертания гаража , колодца и дома , так , что казалось ничего вокруг нет и он один на один с непостижимой детскому уму вселенной. Он пристально всматривался в черное, до тех пор, пока тело не обволакивала невесомость , а острые стальные точки не становились ближе , как если бы до них стало подать рукой. Привыкшие к темноте глаза отчетливо различали полоску Млечного пути и он, с затаенным дыханием, ощущал свою сопричастность к великим таинствам космоса. В городе такого неба нет, Млечный путь далек и невидим из-за электрического света и дыма, разве что выплыть в лодке на середину Днепра, подальше от фонарей и заводов. Но лодки у Карабина не было
После смерти деда, дом постепенно пришел в упадок. Неудивительно. Дед был его «атлантом», и когда он умер, в доме не осталось ни «хребта», ни души. Как писала бабушка в своем дневнике «батька живе на два дома», при этом жутко ревнуя его к сельской куме, которую считала его второй женой. Половину зимы дед проводил в городской кваритире и Карабин помнил насколько мучительны были для него эти дни. Земледелие было у деда в крови, он любил и сеять и жать, и то, что для других являлось тяжелой весенней пахотой, для него являлось необременительным священным обрядом. Он копал, обрезал, что то прививал и прикидывал, потом начитавшись умных книг по садоводству, скрещивал , с шутливым удивлением взирая на плоды своих трудов. На фруктовых деревьях созревали невообразимые гибриды, виноградная лоза прогибалась от сочных и спелых гроздьев, а на баштане сверкали на солнце арбузы, желтели огромные дыни с розовой и сладкой мякотью. В перепачканных штанах со множеством карманов и неизменной бесфильтровой «Ватрой» в уголке губ , дед , казался Карабину вечным. В детстве он всерьез думал, что скорее угаснет солнце , нежели замолчит вой болгарки и стук молотка в его мастерской.
Но черепахи умирают , оставляя после себя пустые панцири. Когда дед умер - дом опустел- родные приезжали сюда все реже , сначала раз в месяц , потом раз в полгода, пока не подорожал бензин и ездить в такую даль стало накладно. Продавать дом смысла не было ,по нынешним временам он стоил копейки, тем более находился вдали от трассы. Сейчас Карабин с трудом себе представлял, что от него осталось...
По ту сторону железнодорожного полотна стеной возвышался густой перелесок, откуда струилось птичье пенье, в деревьях посвистывало и куковало –азбуку пернатых разбавляли бодрое кваканье лягушек и мерный шорох росшего у речки камыша. Осенью здесь, как правило , было тихо, лишь свистел ветер да каркали вороны. За деревьями пряталась замуленная, словно болото, река Конка.Когда то ее гладь утюжили пароходы ,но теперь берега обильно заросли осокой и камышом, дно затянуло илом и от воды шел устойчивый болотный запах. Продолжая дышать глубоко и жадно , Карабин быстро зашагал по узкой, влажной тропинке. Он аккуратно обходил широкие лужи, с весельем наблюдая как из под ног, то и дело, вылетают лягушки, будто затевая олимпиаду по прыжкам в длину.
Карабин не стал не сразу идти к дому ,а сделал небольшой крюк (в полтора километра)в сторону местного сельмага, где он надеялся купить чая и каких-нибудь консервов. Вскоре тропа свернула направо и стала пошире. За невысокими холмами, которые в детстве Карабин принимал за древние скифские курганы, виднелось село. Новопавловка состояла всего из трех, но очень длинных улиц, что тянулись вдоль полей, посадок и огородов. «Могилянка» и «Вознесенка» шли параллельно друг другу, разделенные пашней , а третья («Кривой Рог»), на которой, собственно, и находился сельмаг, змеилась перпендикулярно им . Из-за сельмага и здания «сильрады» улица криворожская считалась центральной. За время восьмилетнего отсутствия Карабина, Новопавловка преобразилось не в лучшую сторону. Во-первых жители села постарели , за всю дорогу он не встретил ни одного человека младше пятидесяти. Многие дома покосились, безлюдные дворы заросли бурьяном. Жители села постепенно дряхлели , застыв в топях времени, молодежь же, кто поактивней, стремилась уехать в город. Те , кто был ленив и остался , через некоторое время спивались либо подсаживались на дешевые самодельные наркотики. Таких примеров было немало. Мать рассказывала, кто из его сверстников и приятелей детства , окончили свои жизни, так и не добравшись до тридцати.
Небо над деревней оставалось слегка пасмурным , но светлым . Ветра почти не было, на широких лугах мирно мирно паслись коровы всех мастей и Карабин подумал, что сей пасторальный пейзаж был бы чудесной локацией для съемки рекламного ролика о молоке .
Сельмаг открывался в девять , и в запасе у него было еще целых двадцать минут. У магазина уже толпились морщинистые дядьки, приехавшие сюда на своих велосипедах. Большинство из них предпочитало местную «униформу» : кепка, спортивные штаны еще советских времен , затертые пиджак(часто клетчатый) из грубой материи поверх рубашки или свитера. Дядек было семь , четверо из них были обуты в калоши на босу ногу. Лица у мужчин были ирландского типа- красноватые ,кровь с молоком, у двоих, правда, с синюшными печатями алкоголизма. Их громкий разговор вскоре разбавили подошедшие к сельмагу бабушки в чистых платках и три дородные женщины, сверкавшие золотыми улыбками. Ни одного ребенка Карабин пока не видел ,казалось деревня превратилась в резервацию куда свозили всех , кто не оставлял после себя потомства.
Собравшиеся обменивались местными новостями , мужчины , то и дело, отпускали сальные ,впрочем, не обидные шуточки, бабули и тетки щебетали о чем-то своем. Человеческий разговор был разбавлен шумом из мира домашних животных: степенным эскортом по дороге прошли гуси ,всем своим видом показывая ,что магазин им до лампочки, отдаленным эхом раздавались мычание и блеянье, хрипло орали петухи.
В девять часов двери сельмага не открылись. Народ тревожно зашумел , незлым словом поминая некую Степановну , как догадался Карабин, «царицу» местной бакалеи. В этом он убедился минут через десять, когда велосипед Степановны ,словно трон на колесах , скрипя седлом и треща спицами, мягко скатился с обочины к крыльцу сельмага. Бытовым велоспортом занимались все жители деревни , на примере дюжей продавщицы , ягодицы которой полностью скрывали под собой седло, было видно, что комплекция езде не помеха . Степановна на велосипеде выглядела комично , словно миниатюрный слоник оседлал железного богомола. Она проехала сквозь строй людей гордо и неспешно, как нимфа вернувшаяся с королевской охоты. С натугой отделив тело от радостно лязгнувшего под. ней велосипеда „Украина ”, она окинула веселым взглядом собравшихся , кивком головы важно здороваясь со всеми. Минут через пять лязгнул замок и люди один за другим потянулись в сельмаг. Прилежно выстояв гомонящую очередь Карабин купил банку сардин ,сигареты, кирпич ржаного хлеба, после чего продолжил свой путь. Он пошел к дому напрямик через сельское кладбище, несмотря на то, что тропа была мягкой и кое-где даже чавкала под ногами. Миновав скромные погосты ушедших в небытие селян Карабин взошел на пригорок откуда открывался панорамный вид на деревню. Теперь только прямо, мимо Могилянки , а там и до дома сов сем недалеко.
……………………………………………………………………………………………………………..
Двор его счастливого каникульного детства выглядел сиротливо. Многие в селе промышляли сдачей металлолома, так что железные, вкопанные в землю трубки, по которым некогда вилась густая виноградная лоза, исчезли. Только квадратная бетонная площадка в середине двора напоминала о растворившемся в пространстве металлическом гараже. Сам же дом зиял квадратами полуразбитых окон , из которых , будто из ветхих, вмурованных в стену челюстей , торчали клыки пыльных, стекольных осколков. Карабин обошел здание с тыльной стороны и убедился, что дни его сочтены: слоем красной окаменелой пудры, обнажая бледность первоначальной мазанки, ссыпались на землю кирпичи. Раны были обширными и грозили катастрофами : часть стены местами вздыбилась, словно пораженная флюсом щека- опасно было и в палисаднике, где Карабин собрался производить раскопки- в любой момент его могло бы прибить кирпичным градом. Задумываться о вероятной угрозе не хотелось и он шагнул внутрь дома. Что ж, в отсутствие жильцов, сюда много раз проникали.Верхняя половина двустворчатой двери была сорвана с петель и валялась неподалеку. В маленьких сенях, служивших тамбуром между двумя комнатами, было сыро и пусто, только в углу чучельно застыл покрытый паутиной веник. Карабин вошел в первую из комнат, мысленно восстанавливая картину из детства : бабушка с мухобойкой в левой ,а книжкой Ветхого Завета в правой - руках, лежит на массивной, застеленной толстой периной, панцирной кровати. Она полуспит из –за чего мухобойка роняется на пол, а Ветхий Завет шлепается на перину. Мешавшая ей читать муха из вялого полусонного бабушкиного противоборства выходит победителем. Черная и жирная точка назойливо жужжит под деревянными балками потолка , кощунственно щупает лапками фотопортрет прадеда в форме царской армии , ее триумф подобен триумфу гипнотизера вогнавшего бабушку в надежный и спокойный сон. Но рано или поздно траектория мухи завершается посадкой на человеческую плоть, поэтому не мешкая, Карабин, будто палочку в этой эстафете смерти, подбирает упавшую мухобойку и замирает в ожидании. Пару раз он пытается перебить полет мухи под потолком, но промахиваясь, создает своим орудием такие ветряные потоки, что рисуя в комнате панические зигзаги, насекомое бьется в окно , сползает по внезапно ставшему твердым воздуху, усиливает жужжание и как бы предчувствуя скорую смерть, пытается отлепиться от стекольной глади. В следующую секунду муха размазана по ней мухобойкой, в белесой кашице ее внутренностей изрядные вкрапления красного : успела таки соснуть бабушкиной крови!
Сейчас в комнате не было ни мух , ни кровати с периной, ни бабушки…В живых остались только истрепанный, пахнущий плесенью диван, деревянный комод с зеркалом во весь рост ,да круглый стол посередине. Ах да, из под потолка все также щурился прадед, облаченный в рекрутскую форму царской армии. Рядом с его портретом висело и выжелтенное временем фото его жены, прабабки Карабина Алены Михайловны. Фоторяд дополняли прикованные к противоположной стене портретные снимки молодого деда и его родного брата, погибшего в сорок втором где-то в Карелии. Кажется, тога ему было чуть больше двадцати.
Карабин присел на корточки и прилагая недюжинные усилия выдвинул нижний, протестно заскрипевший ящик комода: в нем, среди затхлого тряпья, тюбиков, пустых красных кругляшей из-под вьетнамской звезды, лежал старый фотоальбом, который он решил забрать с собой.
Во второй комнате тоже царили хаос и запустение. Кто-то снес книжную полку и на полу, как трупы после расстрела, вповалку лежали книги, одну из которых Карабин узнал даже не приседая на корточки. Это было литературное наследие Страны Советов, идеологическая единица из огромной литературной серии «Пламенные Революционеры», рекомендуемой к прочтению и коллекционированию всем партийным функционерам. Обильно припорошенный пылью коричневый фолиант оказался довольно увесистым романом о жизни Джузеппе Гарибальди. Рядом с «ПР-кой» валялись военные мемуары Жукова и Баграмяна, «Сильные духом « Медведева , шпионский роман Самбука и руководство по виноделию. Собрав все книги в аккуратную стопку , Карабин определил их на подоконнике и отряхнул покрытые пылью руки.
Наконец он прошел в кухню , теперь абсолютно пустое , разделенное надвое тряпчаной перегородкой, помещение . Никакой кухонной утвари, тем более газовой плиты не сохранилось. Пропал и красный , похожий на баллистическую торпеду , баллон. В ящике колченогого, накренившегося стола, мародеры гуманно оставили ржавый консервный нож. Развернувшаяся перед Карабиным картина мало его смутила : кто будет охранять давно покинутый дом? Рано или поздно его разберут по кирпичику , тем более есть кому это делать - по соседству живут амнистированные жена и муж—оба алконавты, напротив молодая семья( мама говорила, что они варят ширку . Прямо посреди огорода, огороженного живой изгородью кукурузы, по словам матери росло маковое Эльдорадо. Она даже хотела заявить в ОБНОН, но Карабин ее отговорил. Мама боялась за своего родного брата, дядьку Карабина, что после смерти деда, месяцами жил здесь . У дяди было слабое здоровье и инвалидность (в молодости заночевал на холодном песке, получил туберкулез, оттяпавший скальпелем половину правого легкого)так что сельский воздух для его полуторашных легких был наилучшим лекарством. Но в один из зимних дней дяди не стало. Его труп обнаружила случайно зашедшая в дом соседка , у которой он покупал молоко и мясо. Накануне хоронили какого-то семикисельного родственника , дядя посидел на поминках, якобы выпил со всеми , а потом ушел. Во всяком случае так говорили те, кто общался с ним в тот день . Проведенная в районном центре судмедэкспертиза зафиксировала , что к моменту смерти дядя находился в сильном алкогольном опьянении, очевидно упал и ударился головой( в пользу этой версии говорил сильнейший кровоподтек на затылке). Это выглядело правдиво , как впрочем и предположение, что дядю кто-то ударил в пьяной ссоре, однако искать среди местной алкашни убийцу, милиция не стала, посчитав что эта смерть выглядит посредственно и буднично, как сотни или даже тысячи ей подобных. В наши то переломанные времена.
«Если тут жить: нужен карабИн и злой дворовый пес, а то и целая свора доберманов –доставая сигарету из пачки подумал КарАбин- «собачья жизнь превратила многих в мутантов и с этим не поспоришь». Он помнил как на краю сельской улицы в ветхом ,полуразваленном доме жил мужчина , прозванный местными жителями «Исусиком». Тот был красив лицом, говорил мягко, с блаженной улыбкой на устах, однако, в отличие от божьего сына не проповедовал, а просил . Приехав в деревню, «Исусик» как змея кожу, сбросил все, что связывало его с городом, где в вылинявшей от времени хрущевке жила его мать: тихая, интеллигентная женщина, преподаватель в музыкальной школе. «Исусик» крепко и беспробудно пил , подбирал все, что плохо лежит, но вместе с тем был абсолютно безобиден. Орудовал он преимущественно в соседних селах: то тихо свернет голову курице , то уткой или гусем разживется. Делал он это аккуратно и до поры до времени никто его с поличным не ловил. Мать наведывалась к нему раз в месяц, привозила продукты, и на возвращение сына к нормальной жизни вряд ли рассчитывала. Люди считали его юродивым. Иногда та или иная сердобольная старушка приносила «Исусику» молоко и яйца, а то и целую курицу. На свои тихие промыслы ( добычу пищи и металла), «Исусик» ходил изо дня в день. Один раз ему все же не повезло- похитителя домашней утвари и твари вычислили , пришли домой и побили так, что живого места не оставили. Кто именно это сделал никто и не выяснял. Кто жалел, кто-то считал, что поделом. когда кто-то из селян вспомнил вдруг про блаженного. «Исусик» жил на окраине деревни. в полуразваленной, вросшей в землю глиняной хате. Там он и умер.
Его похоронили на сельском кладбище ,но уже через год могила заросла сорной травой , табличка с надписью «Иван Андреев 23.10.1950-27.07.1991» выгорела и стерлась, и лишь покосившийся на всхолмье крест напоминал о жившем в Новопавловке бедолаге.
Задумавшись о вечном, Карабин вспомнил , что приехал сюда как раз ради своеобразной игры с вечностью. Отчасти им двигало любопытство и ожидание археологического чуда , отчасти коммерческий интерес (куда нынче без него?). В палисаднике, если прабабушка не напутала (впрочем рассказанную ею легенду подтверждал и дед), был похоронен погибший в годы войны немецкий офицер. Это не совсем неизвестный солдат, во всяком случае, по словам прабабки Алены у него была исконно немецкая фамилия Лемке, как у героя одного из ранних фильмов Михалкова.