Сингулярий-глава 3

Маркус Виль
3. Вперед в прошлое -2
Вторая мировая пришла в деревню осенью 1941 года.   Районный центр Орехов  наводнился  доселе невиданными людьми и техникой. По пыльным дорогам, похожие на громоздких черепах, катились танки. Судя по радиосводкам, немцы , подобно хищнику продолжали вгрызаться в мякоть страны, их не останавливали взорванные отступающими мосты и плотины, они грезили скорой и сиятельной победой Третьего Рейха. Благодаря радио, жители Новопавловки испытывали перед неведомым Зверем животный ужас, по сравнению с которым, кроличий ступор от  удавьего взгляда  вполне бы сошел за храбрость. « Куда бежать?» -подобная мысль для оставшихся в деревне жителей была сродни выбору между молотом и наковальней.
  Немцы вошли в деревню  с какой-то уверенной, победной ленью . Их основные силы перемещались на восток в эшелонах или по центральным дорогам, для периферии хватило одного  танка и грузовика с солдатами.  Постепенно  Н-а стала для них перевалочным пунктом ,  люди в форме менялись здесь  с калейдоскопической скоростью. К удивлению селян, с приходом немцев, конец света не наступил и солнце не погасло. Евреев в Новопавловке не было отродясь, коммунистов поглотил фронт, по ночам никто здесь не партизанил ,так что поведение оккупантов можно было назвать благодушным. Мирное население продолжало работать на полях ,  урожай пшена и картошки обещал быть обильным и поэтому голод на зимнем горизонте не маячил. Формально люди как бы продолжали трудиться в колхозе, однако его предвоенное название «Заветы Ильчиа», вслух никто не произносил. Если в деревне и постреливали, то сугубо в тренировочных целях. Однажды выпившие солдаты устроили охоту на курицу : бедная , пала смертью храбрых на огороде , не добежав каких -нибудь метров пять до укромного места. Таким образом,  пережившие два тяжелейших советских десятилетия , крестьяне привыкали к симбиозу     с непрошеными гостями .
       Из немецких нововведений запомнились установленные на колхозных полях виселицы. Превентивная мера была призвана в корне пресечь воровство. Помогло. На казалось бы безлюдный баштан( не то что сорвать арбуз), а и зайти было страшно. В итоге судьбы висельников местных миновали, а вот в районном центре за кражу полевой почты ,прямо на церковной площади, повесили молодую девушку. Пример оказался назидательным, во всяком случае петли других виселиц  оставались пустыми вплоть  до ухода оккупантов из деревни . В этом степном районе партизан не было , а очаги сопротивления наподобие молодой гвардии вспыхивали в основном в городах и районных поселках . Здесь ,на ровной глади земли,  от немцев не спрячешься. После войны стало известно о  приказе  Генштаба организовать в районе днепровских    плавней партизанское движение. С этой целью был даже сброшен десант, однако группа продержалась недолго: первый же контакт с местным населением оказался для десантников роковым. Их выдал  один из старичков ,собиравший  в плавнях  травы .Вернулся в деревню и все рассказал  немцам. Карательная экспедиция была короткой и приказ Генштаба остался невыполненным. Старичок был  из неблагонадежных , «бывших» кулаков, так что после войны его проступок вычислили и предателя  поставили к стенке.

Весной 43-го многие из  молодежи  были  угнаны на работы в Германию. Алену сия участь миновала , но когда случилась эта история,  ее младший сын и невестка  ( дед и бабушка Карабина) почти  полгода  находились в трудовом лагере города Миллакер. Старший сын где-то воевал,  от него уже давно не было никаких вестей и это наполняло сердце Алены тоскливой, ноющей в самом сердце болью. .
За два года  жители Н-и смирились с военным временем  и жизнь вошла в стабильную ,в своей кривизне, колею. В  домах  (самое большее три дня)   квартировали немецкие офицеры и солдаты, фронт откатился далеко и никто из захватчиков особо не лютовал . Впрочем, военной  машине требовалось новое пушечное мясо и мясо ни в чем военной машине не отказывало. Германское присутствие  в Новопавловке  вскоре и вовсе ограничилось  блокпостами на железнодорожных переездах, да старостой поневоле-  угрюмым дядей Федором с центральной улицы.
  . Через время, когда волна второй мировой наткнулась на кулак Сталинграда и влекомая инерцией покатилась вспять ,  звуки губных гармошек стали  пьяными и нестройными , ночной смех начал отдавать истерикой , а сквозь   деревню мрачными колоннами прошли  пришибленные холодом и войной  румынские солдаты, потерянные и нелепые  в чужой степи , вдали  от родного  Бухареста. Их приход обернулся повышенной смертностью домашнего скота  : под выстрелами румынских винтовок полегло немало свиней и коров  . Чубатые вояки в песочной форме, со знанием дела свежевали туши и тут же поджаривали на кострах свежатину . Судя по той суматошной деятельности,  которую румыны   развернули в селе , времени  у них было в обрез.   Они общались при помощи энергичных жестов ,были импульсивны и безалаберны. Так , один из солдат, забредший к Алене во двор, пошел в сортир ,оставив свой автомат на лавке . Она даже взяла в руки железную «игрушку»,  с тем немым удивлением дикарки,  которая любуется  подаренными  ей бусами. Любопытство было острым, палец сам непроизвольно лег на гашетку . Автомат ожил ,выплюнул несколько пуль   ,  согнав  с насиженного места  румына, который громко ругаясь, спешил к Алене , по ходу натягивая подштанники. 
  Румыны ушли , а за ними показались покидающие Восток немцы. В те дни в дом Алены, вместе с большим чемоданом, занесло  нового постояльца. Он был высокого роста , жилист и подтянут , с нервным бледным лицом,  втиснутым в золотую  оправу очков. Смерив хозяйку дома  недолгим, бесцветным взглядом , новый жилец  занес свой багаж в самую светлую комнату, возложил на кровать и  принялся разбирать личные вещи. Алена украдкой заметила как на столе появились часы: желтая металлическая статуэтка с циферблатом, массивный серебряный портсигар и кобура. После манипуляций с чемоданом, немец снял  головной убор , обнаживший на его голове  короткий спортивный полубокс. Заметив ,наконец, что Алена все еще стоит в дверном проеме он произнес:
-Вы хотели что-то  спросить?
Фраза была слегка пропитана акцентом , но в хорошем знании этим человеком русского языка , сомневаться не приходилось. Как   оказалось  , фамилия  нового постояльца Лемке ,а его дед и бабушка были русскими немцами, переехавшими на историческую родину в начале века. Прибыв в дом  Алены  Лемке снял военную форму,  облачившись в кожаную куртку ,теплый , под горло  свитер,  плотные штаны и кепку . В таком виде  он и отлучился из дома почти на весь день , возвратившись только под вечер  . На куртке был налет коричневой пыли , а на ботинках черная  скорлупа грязи. Немец  поужинал и после того как Алена унесла грязную посуду, заперся   у себя в комнате. С Аленой он был вежлив , но общался мало , впрочем и хлопот особых не доставлял. Более того, подарил ей три плитки шоколада, весомый шмат шпика и свиную тушенку.
 
По утрам  Лемке обычно  увозила  блестящая ,  черная машина . Она останавливалась возле  дома ,через мгновение   чертиком из табакерки , из салона выпрыгивал  долговязый молодой парень  , открывал перед Лемке дверцу  и  застывал в почтительном ожидании, когда тот усядется. Лемке сосредоточенно шагал к автомобилю, сжимая в левой руке небольшой кожаный портфель.
    Всего немец пробыл у нее в гостях  три дня, в течение которых военная ситуация  поменялась в корне. За это время здесь  стало больше суеты , на ночном небе  все чаще вспыхивало далекое зарево, а вскоре к его свету добавился  приглушенные расстоянием звуки канонады.  В обе   стороны пылили по дорогам  грузовики, словно пытаясь в  хаосе перемещений выбрать верную траекторию. Кое- как  до слуха местных жителей доходили и последние новости с фронта. Людоед взявший непомерно большой кусок, пятился назад, вместе с человеческими костями  отрыгивая огромные,  так и не переваренные  его желудком, территории. Но создавалось впечатление , что все это мало касается Лемке. Его лицо оставалось скупым на эмоции. О том  , что немец немного не в себе , Алена догадалась на второй день его пребывания в доме. Вечерним небом распоряжались сумерки,  когда черная машина вернула  Лемке к калитке. Он подходил к дому держа у носа белый платок , на котором отчетливо выделялись темные пятна. От ужина отказался , сразу же уединившись  в своей комнате. Вскоре ее четыре окна наполнились тусклым янтарным светом от горящей свечи . Заглядывать что там делает постоялец было бесполезно. Только иногда , сквозь плотно задернутые  занавески просачивался его угольный силуэт, очевидно Лемке мерил шагами комнату. Относительно странностей своего ночного времяпровождения он еще накануне предупреждал Алену.
--на родине своего деда я  немного заболел...Простуда наверное . К часу  поднимается температура, может быть жар и плохо. Если вы услышите шум за моей дверью не обращайте внимания. Я когда болею ,иногда создаю шум. Да  .-будто бы вспомнил он и через секунду добавил: --я вам советую все ваши дела заканчивать с сумерками, часов с 10 выходить из дома не рекомендую, даже в туалет. Все люди ночью становятся другими , а сейчас война. Я должен быть уверен что двери после 10 в доме будут заперты. И вот что еще , у меня в комнате должен стоять таз с холодной водой, приносите его вечером ,утром меняйте.
    Выполнить инструкции немца было несложно ,как правило Алена ложилась спать рано, но в эти дни сон почему то не вешал на веки гири . Она лежала на кровати , всматриваясь в черное дно потолка , и когда отсутствие света становилось невыносимым , зажигала свечу. Даже в самые пасмурные дни войны ей не было так тоскливо как сейчас. В душе ворочались  десятки недобрых предчувствий , лица  родных и просто знакомых  пробегали перед глазами , улыбчивые и грустные  , раздраженные и злые, с искаженными гримасами и застывшими взглядами. Так смотрел на нее старший сын Коля от которого с сорок первого ни слуху ,ни духу , ни похоронки.   Вспомнился и прошел перед глазами  муж, умерший в 38-ом после месяца тюремных побоев . Однажды  на одной из вечерних скамеек, комментируя гибель Кирова, он неосторожно пошутил , насчет того , что скорее б их там всех перебили  ,народу было бы легче . Шутка получилась злой и уже через сутки укрепив кулак свинчаткой дробила ему почки и ребра в тюремной камере. Свобода вернулась через пять недель , но была грошовой и ненужной ,бывший солдат царской армии заходился в долгом изнуряющем кашле , пока один из мучительных приступов не закончился смертью. 
Алена перекрестилась, пытаясь мысленно отогнать видения , однако призраки прошлого прятались по углам комнаты, издавали шорохи и вздохи  .  Ускользающие от взгляда , при мерцающем свете огонька,  уходящие в темные силуэты , они также внезапно покидали  ее  поле зрения, как и появлялись в нем. 
  . На часах было  за двенадцать, когда в комнате Лемке послышался шорох и звуки шагов. В абсолютной тишине они были четкими, правда, чуть приглушенными пространством между комнатами. К шагам  вдруг примешался шум речи ,однако разобрать слова  Алене не удалось. Похоже,   немца  настиг очередной приступ недомогания , который сопровождался разговором с самим собой. Голос  Лемке звучал временами громче , делал паузы , словно ожидая  реплики невидимого  собеседника. Алене казалось что она разбирает отдельные слова , но вот уловить о чем говорит постоялец, никак не могла. Когда же влекомая испугом и любопытством, она подкралась к двери Лемке , саморазговор смолк , оставив только дробь неспешных шагов. Воздух в  сенях был  холодным  и Алена увидела как в полумраке с ее губ сорвалось белое облачко , а нос ,как у собаки стал холодным. Пожалев , что не накинула на плечи тулуп она собралась было вернуться на цыпочках в свою комнату , когда за стеной  вновь раздался голос. Что то лязгнуло, потом Лемке громко и как будто раздраженно произнес по русски:
- это невозможно, я не могу...
Дальнейшее Алена помнила плохо. Она ощутила, как качнулся под ногами, ставший ледяным пол, а проход  в ее комнату из которого в сени проникал хрупкий свет свечи,  словно отдалился от нее на огромное расстояние. Из комнаты немца донесся  резкий и громкий шорох, как будто взлетела стая птиц. Страх и паника рождались из живота , острое чувство тревоги и ужаса выбравшись из воронки пупка ползло вверх,  охватывая грудь и плечи  , пытаясь заглянуть в лицо. Она закрыла глаза и пошла в этой искусственной слепоте  вперед , чтобы  побыстрее вернуться в комнату.
  Прилив  сознания  застал ее  дрожащей под двумя одеялами на кровати. Ночного страха не было, но  вместе с рассветом в комнату проник сильный холод. Удивительно , но печная стена остыла  ,будто кто  -то, единым вздохом,  высосал из нее все тепло.  Морозный воздух в комнате Алена решила угомонить с помощью новой порции дров, но разведенное пламя лишь вяло лизало очаг . Поплотнее запахнувшись в тулуп,, вооружив глаза нервным огоньком свечи, она все же решила заглянуть в комнату Лемке. Немец лежал на диване и , казалось, спал. Его забытье сопровождалось хриплым дыханием,  лицо немца покрывала испарина, но когда Алена коснулась пальцами его лба, тут же в испуге их отдернула. Кожа Лемке была холодной, как у мертвеца, словно внутри его черепа застыл лед.
  Она медленно окинула взглядом комнату , в которой все оставалось по старому , за исключением стоящей на столе бутылки и двух рюмок между которыми лежал  пистолет .Возвращаясь на цыпочках к себе Алена заметила,  что в ведре, поставленном возле  комода белеют несколько носовых платков , испачканных темными кляксами.
  С наступлением утра пламя в печке стало смелее и  дом постепенно  отеплел.  Это был последний день как для Лемке, так и для расположенных в деревне немецких частей. К вечеру армия вермахта в спешном порядке покидала Новопавловку . Утро, с набрякшим сыростью небом , белесым налетом  инея  на сухой траве ,казалось,  бесконечно далеким от жаркой вечерней суматохи. В этот день машина приехала позже , но от этого ритуал ухода Лемке из дома не изменился. Только на этот раз он шагал нетвердой  походкой очень уставшего человека. Подняв воротник шинели он даже как то накренился вперед и шел рывками ,  будто кто-то невидимый толкал его в спину.
    Примерно через час , после того как машина с Лемке уехала , со стороны реки послышались взрывы и стрельба. Это длилось не больше двадцати минут  , после чего все стихло . Небо на горизонте оставалось хмурым и тихим , застывшим , как на картинах, но затишье в  мгновение ока обернулось новой бурей,   эхо канонады сначала одиночное и далекое ,постепенно нарастало , накрывая деревню волнами небесной ярости. Алена снимала с бельевых веревок    постиранные наволочки  , когда  во двор ,пробив ветхие деревянные ворота  въехал забрызганный грязью автомобиль Лемке. От неожиданности ,она едва успела подхватить табурет с тазом , преграждавшие путь машине.  Та остановилась,  уткнувшись лобовым стеклом в , висящие над землей байковые рейтузы.  Шофера не было, на его месте  Алена увидела свесившего голову Лемке. Он был один в машине. Через мгновение  немец шевельнулся и предпринял слабую попытку выйти наружу. Рассмотрев его измазанное в земле и в крови  лицо, Алена невольно вскрикнула . Она помогла немцу выбраться из машины, после чего, не в силах удержаться на ногах, тот кулем осел на землю. Офицер был тяжело ранен. Бледно голубой, нордический глаз Лемке остался на лице в циклопическом одиночестве, из правого глаза торчал тонкий, древесный обломок с оперением на конце. . Лемке порывался что-то сказать, но выходило нечленораздельно ,словно во рту перемешались слова . Он выпучивал глаза , на губах его выдувались красные пузыри  :
-онь ,онь ...-шептал раненый, судорожно хватая Алену за рукав трясущимися почерневшими  пальцами. Третье «онь» округлило рот Лемке в последней гримасе, прошелестело по губам и рассеялось в воздухе, тело немца выгнулось в судороге и через секунду застыло неподвижно .После минутной заминки  Алена решила  оттащить мертвеца  во времянку, дверь которой с лета была заперта , так что в нее никто и не заглядывал. «Хотя нет ,лучше  в сарай»—подумала  она- Оказавшись за гранью жизни, Лемке  стал неимоверно тяжел и Алене пришлось изрядно потрудиться, чтобы добраться до сарая. .Пока она волокла немца за ноги, в небе стал нарастать мерный, протяжный гул. Подняв  голову Алена заметила несколько  самолетов , отсюда с земли похожих на иголки, пронзавшие серую осеннюю высь. Застучало и со стороны железной дороги , видимо с Орехова шел немецкий эшелон. Пока Алена затаскивала  Лемке в сарай, самолеты принялись разрешаться от  бомб. Аккорды войны  зазвенели в ушах свирепой, гремучей какофонией . Судя по всему, главной мишенью  авиации был  поезд, издав отчаянный и протяжный гудок, стук его колес целиком утонул в грохоте взрывов. Оказавшись в полумгле сарая ,Алена примостила мертвеца возле дров и в надежде переждать налет, присела на корточки .За всю войну эта была вторая бомбардировка деревни, в первый  раз,  сопровождая     отступление  советских войск, бомбили немцы. Сарай трясло, лихорадочно читая про себя молитву Алена заткнула пальцами уши  и только для Лемке   хаос снаружи был уже безразличен.  По сравнению с воздушной атакой, звуки наземных сражений дробящиеся на стрекот автоматов и  взрывы гранат, уже не так пугали Алену. Она приоткрыла дверь, осторожно выглянула во двор. Дом выглядел тихо и  как-то робко, словно испуганно вжавший голову в плечи, человек. Алене показалось,  что даже крыша его стала  пониже. Деревья, как глухонемые  жестикулировали голыми руками-ветками ,  дрожала бельевая веревка, будто струна, которую трогает невидимый музыкант. Постепенно плотный свист ветра заглушил гул самолетов , стихия  рассвирепела  так,  что Алена не решалась выходить из сарая. Но и ветер гулял по двору недолго- он стих  столь  же внезапно как и начался, совершив  удивительные метаморфозы. В поразившей все вокруг  тишине, Алена видела как сквозь дверную щель медленно вползает желтая стрелка луча ,воздух в сарае остановился  и  пространство  наполнилось теплом настоящего летнего дня. Тишина стала настолько полной , что  шорох , раздавшийся  за спиной Алены , показался ей скрежетом по стеклу. Она   быстро обернулась: вдоль трупа Лемке  короткими перебежками струилась мышь полевка ,через секунду серый комок скрылся в глубинах сарая , вновь оставив ее наедине с мертвым. Подождав с минуту она открыла дверь и выглянула во двор. В солнечных лучах ,словно пузырьки в подсолнечном масле застыли пылинки . В небе гордо сверкал медальон солнца, настолько яркий , что казалось будто светило двоится , как бы умножаясь, выпрыгивая из самого себя. По сетчатке ее глаз поползли огненные шары , чтобы от них избавиться Алена стала смотреть в землю. Вскоре слух различил первую пробоину в тишине : у забора послышались торопливые , шаркающие шаги. Мирная  походка деда Кривоноса  как то не вязалась с бомбежкой, да и сам старик ,остановившийся возле калитки , являл собой образец вселенской невозмутимости. В уголке его губ торчала кривая цигарка ,  с кирпичного цвета лица на Алену глядели светло-синие ,тронутые хмельным блеском , глаза. Дом Кривоноса находился на отшибе села    и вполне соответствовал  фамилии хозяина. Это была покосившаяся ,  готовая рухнуть в любой момент  хата , мазанная кое-как , с нелепыми локонами накрывающей крышу соломы. Во время оккупации в доме недолго жили румынские  солдаты , а сам Кривонос вроде как переехал к сестре в Орехов. Когда наступила великая отечественная бойня он в одночасье лишился сына и внука, без следа канувших в ее мясорубке. После этого старик обратился призраком самого себя, обреченным по воле судьбы  , таскать  ненужную, сморщенную горем  плоть. Последний раз она видела Кривоноса месяца три назад ,  когда ходила в Орехов на вещевой рынок. Тот шел по улице, измеряя шаги какой-то ободранной  и кривой палкой. Он сильно тряс головой и что-то бубнил себе под нос. В такт дряхлой походке колыхались пустые рукава накинутого на плечи пиджака. Несмотря на сходство с сумасшедшим одет был Кривонос чисто, видать постаралась сестра. Алену он заприметил, на мгновение из глаз убралась муть и взгляд старческих зрачков стал пристально ясным. Но это был миг , после которого зрачки вновь зашторило  помутнение, челюсть задрожала и сквозь редкие обломки зубов процедились слова. Зрелище было жутким: указывая на Алену палкой Кривонос брызгал слюной и шипел : «Ведьма и сука! Ты ж ведьма и сука!» Она ускорила шаги, а когда на почтительном расстоянии повернула голову ,старик все еще стоял посреди улицы тыча в ее сторону клюкой.
  Сейчас Кривонос вернулся к своему довоенному виду. Он был свежевыбрит, вместе с ним во двор вошел и запах «Шипра». Появление его здесь было странным и неожиданным . В вопросе старика Алена увидела обратную сторону  его сумасшествия.
-Алена, до тэбэ Гришка нэ заийзжав сьогодни пэрэд рыбалкою?
Она не сразу поняла, что речь идет о внуке Кривоноса, красивом двадцатидвухлетнем парне Гришке Отпетом, получившем свое прозвище при непонятных и темных обстоятельствах . В селе говорили, что одна из покинутых гришкиных любовей обратилась как-то за помощью к чернокнижнице. На него вроде бы навели порчу и по сценарию ведьмовой козни  даже   наложили заговор на смерть. Пугливо перешептываясь между собой, люди говорили о таинственном сатанинском отпевании, после которого к имени Гришки и прибавился  страшный титул . Как привязался, так и стали твориться с ним худые вещи: то тело все волдырями и язвами пойдет , то подкожный жир улетучиваясь превращал его за месяц в обтянутый кожей скелет. Многие в своих мыслях предали Кривоноса-внука земле, о нем   говорили «не жилец» и сочувственно качали головами. Гришка почти не выходил из дома, но наведываться к нему никто не спешил, очевидно боясь заразиться от него порчей. Приходила только Алена- первая гришкина женщина, для который порченный  по прежнему оставался пахнущим молоком мальчишкой. Надкусив запретный плод ,он , шагнувший на перекрестки амурных дорог, тем не менее, часто захаживал к своей первой , как друг , которому нужен дельный совет. Когда случилось несчастье Гришку покинули все кроме близких и Алены .Его приятели , втайне завидовавшие любовным успехам своего товарища , заговорили между собой о нехороших болезнях,  которые Григорий неизвестно где подхватил. Поэтому к придуманным ими  недугам сельская молодежь относилась брезгливо, отныне считая дом Кривоносов рассадником  заразы.
  А в начале 1939-го   Отпетый месяцев на пять исчез из деревни. Это дало почву для новых слухов и кривотолков, по одной из версий Гришку увезли в город и заперли на триппер-даче ,чтобы не сеял свою хворь где ни попадя. Осень  того же года началась с мистики: в ясную сентябрьскую ночь в соседней деревне вспыхнул и сгорел дотла дом тетки Галины, про которую говорили, что она черноротая ведьма и уже многих в могилу свела своими кознями.  И вот,  то ли самогонный аппарат рванул, то ли зловредные обряды дали сбой-только утро предъявило сотрудникам милиции догорающее пепелище, со скрученным в спираль человеческим огарком посередине. Через день в Конке утонула и покинутая гришкина любовь по имени Света.  Прыгнула с мостика и больше живой над водой не появилась. Почуяв неладное , одна из местных девушек героически бросилась спасать подругу. Благодаря ей  утопленницу вытащили на  берег, но несмотря на все усилия, откачать Свету не удалось.
    Через неделю Гришка вернулся в деревню бодрый и повзрослевший, правда волосы слегка тронула седина. Одержанный  над темными силами мистический триумф, придал его фигуре ореол тайны . Гришу по прежнему обходили стороной, так  что нити былого общения со сверстниками и просто односельчанами оказались оборваны. Пробыв в Н-е от силы неделю , он уехал на заработки в город   и до войны его видели в деревне может раз, может два. В 41 Гришку забрали в армию и с тех пор Н-а стала для него пунктом невозвращения. Смертный заговор , который он так удачно обошел в предвоенные годы все таки сработал, когда в самом начале войны ,под Перемышлем, Гришку разорвало артиллерийским снарядом. Весть о его гибели вскоре  разнеслась по деревне и одна из бабок даже мрачно пошутила :
-Ты подывысь…Щоб хлопця загубыты ци дви сучки  вийну накаркалы. 
Когда невесть откуда взявшийся дед Кривонос упомянул о внуке, Алена еще находилась под очарованием внезапно вспыхнувшего летнего дня. Солнечный свет выкупал стоявшую во дворе машину Лемке, ее корпус сиял на солнце как начищенная монета, а контуры,  в таком изобилии горячих лучей, слегка дрожали. Но Кривонос не обратил никакого внимания на автомобиль, его будничный вид  продолжал удивлять Алену, как впрочем и заданый стариком вопрос. Понимая ,что дед  тихо помешан она решила сменить тему  :
-Вы куда йдетЭ, дядьку Михайло?-мысленно Алена ущипнула себя за руку. Все это было похоже на сон который неизвестно кому снится. Как выяснилось старик шел к своему приятелю ГаманУ за табаком.
-Ты чого по такий спэци тулуп одягла? У сраци не засвэрбыть?- Кривонос смерил ее смешливым взглядом и повторил вопрос про Гришку .
Алену охватило чувство, что подобный разговор уже был, но когда и где, вспомнить никак не могла. Опыта  бесед с сумасшедшими у нее никогда не было, поэтому и брякнула первое, что пришло в голову: 
-Якого Гришки, дядя ? Вин жэ на фронти загынув.  А ГаманОва хата вже год як згорила, вы чого дядя?- быстро-быстро застучало сердце, кровь алым опалила щеки .Был такой разговор, или что то подобное! Может и правда вещий сон когда-то снился, что стоит вот так Кривонос , смокчет  свою папироску и спрашивает про внука.   
Визитер запнулся в шаге , скорчил гримасу, будто не расслышал ее слов. Но нет , все расслышал , выпятил на Алену глаза :
-Ты дура, скажена , що ти мэлешь? На якому фронти, хто загынув? Дурак Грышка що с тобою сплутався, я ж  казав йому, що ты на передок слабА,  ще й на голову хвора — взгляд Кривоноса оставался злым , он сделал движение ртом и смачно сплюнув  на землю показал Алене спину.
    «Чего на старого обижаться? Не война ли вышибла ему мозги? Потерять за год сына и внука , мало кому удается пережить такое» - подобные мысли вертелись в голове Алены , когда она быстрым шагом пошла к калитке. Она гадала, как он вообще попал сюда, когда в Орехове, по всей видимости, идут бои. Шансы выжить у старика, гуляющего как ни в чем не бывало  по линии фронта , ничтожны
-Дядька Мыхайло ,та стойте вы!— крикнула вслед Кривоносу Алена —а , как вы з Орехова прыйшли , там же  нимцив , як гивна?
  Дед повернул голову, показал ей свой злой профиль, махнул рукой  и грязно выругался, послав   Алену  именно на тот мужской  орган, которым так прославился в деревне его внук Гришка. Шаркающей походкой он удалялся от нее и останавливать старика ,похоже ,  не было смысла. Но , словно о чем-то вспомнив, Кривонос вдруг обернулся . Лицо у него было озадаченным и хмурым.
-Чэкай , а ты чого удома? Чого не в пОли?
-Якэ поле ??? Вийна скризь. Вы б краще йшли  додому , дядька Мыхайло  , якый Грышка , якый Гаман?
-Ты ось що... краще  Мишку свого на цвынтари видвид, а   Гришку того, не чепай. Якщо узнаю, що знов  до тэбэ ходыть, возьму  ломаку та пэрэйебу, ясно?
Последний аргумент убедил Алену , что с Кривоносом  лучше не связываться , пусть идет куда шел. Она вернулась во двор , солнце успело прогреть тулуп так ,что по  спине пробежал первый ручеек пота. Скинув тяжелую одежду на табурет Алена осмотрелась вокруг. Чудеса да и только!В  цветке ворочал желтыми от пыльцы лапками шмель, на бреющем полете совсем рядом от ее лица прошелестела  стрекоза, низко над землей, похожие на «мессершмитов » , одна за другой,  пронеслись ласточки.
В случившееся было трудно поверить , тем более Алена помнила озноб  прошедшего утра, помнила, что едва не околела ночью от холода. До зимы оставалось всего ничего. В задумчивом смятении она вернулась к сараю. Труп  Лемке как-то не вязался с окружившим ее летом, но вместе с тем она чувствовала: не окажись сейчас за дверью мертвого немца - сойдет с ума. Но нет , мертвец никуда не делся, он все также лежал возле дров, сложив по швам руки .В  распахнутой серой шинели , облаченный в офицерскую форму   труп- выглядел нелепо и жутко. Лицо Лемке на не заляпанных кровью местах приобрело бледную синеву, из пустой глазницы с вывороченным и раздробленным глазным яблоком ,  сочилась багровая слизь. «Погодь» -вдруг сказала себе Алена : она ведь отлично помнила , что из глаза Лемке торчал обломок,    сейчас же  его и в помине не было. Неужто вывалился, пока тащила труп в сарай? Она  продолжала  вглядываться в страшную, черную впадину на мертвом лице Лемке. Уцелевший глаз немца был открыт и как ей казалось , пытливо смотрел  на нее  черной точкой замершего зрачка, из-за порога смерти .  Она не решилась закрыть его веком и отвела взгляд от немца.
Во дворе все было по-прежнему : солнце успело перевалить за зенит, но от этого не стало менее жарким. Тишина была звенящей и общей : в ней нашлось место и мирному стрекоту кузнечиков и далекому пению птиц, а также черным истуканам ворон, облепивших  росшую возле времянки  грушу. Молчаливые птицы восседали на ветках выпятив черные грудки,  с неким зловещим достоинством. Стая не издавала ни звука и ,  а казалось, просто наблюдала за снующей по двору Аленой. ВорОн было так много, что можно было подумать, что ими плодоносит груша ..   Алены с детства считала их недобрыми птицами. , а потому  схватив увесистый   ком земли , метнула им в сторону дерева. Несколько ворон лениво, будто нехотя, вспорхнуло с веток , но посчитав   угрозу детской, вернулись на  свои места .
«Ах вы ж, сучки—вслух выругалась Алена и схватив веник решительно отправилась к груше . На этот раз стая не стала испытывать судьбу,  а синхронно переметнулась  на другое дерево , шагах в двадцати от нее . От ворон Алену отвлек женский смех, донесшийся вместе с ветром, со стороны переезда. Смех двоился : перелив первого разбавляло тонкое повизгивание второго. Так и есть,  с огорода было видно , как через рельсы переходят две человеческие фигурки. Женщины  звонко беседовали  и Алена подумала , что голоса ей смутно знакомы.  Она решила пойти навстречу , до идущих было метров сто и через второй десяток шагов фигуры заметно выросли. Алена услышала  как зашумела за  спиной  стая ворон и заразив  черными оспинами небо, птицы  исчезли  в густой синеве дня.  Алена этого не замечала, потому что с каждым шагом сердце ее стучало чаще , словно грозясь выпрыгнуть из груди, прямо в картофельную лунку. Одну из женщин них она вроде бы узнала - это была Света с Могилянки (но что она сейчас здесь делает?), а вот в узнавание второй верить не получалось. Она отлично помнила цвет ситцевого платья, которое было на спутнице Светы. Такого ни у кого в селе не было. Когда Алена в замешательстве остановилась, подруги не замечая ее продолжали беседовать. Походка их была неторопливой  и дуэт   все еще находился на почтительном расстоянии. Алена стояла  как вкопанная, чувствуя как щеки ее обволакивает горячим. Что-то в окружавшем ее было не так. Теплое облако воздуха гладило ее лицо , однако в спину,  одновременно, повеяло чем-то холодным, словно из разрытой могилы. Она обернулась- унылый  осенний пейзаж  вновь   предстал перед глазами  : черная  земля , кое-где поросли жухлой травы дрожат на ветру .Теперь тепло  облизывало лишь затылок и спину Алены , в лицу же ударил сырой, промозглый ветер, заставивший ее пожалеть о брошенном во дворе тулупе. Вновь подставив  «осени» спину , она взглянула туда , где еще возможно пылало лето. Но вместо него, ввысь, со страшным грохотом выдулся красный гриб взрыва. Немецкий поезд, сорванный с рельсов сброшенными бомбами ,  источал огонь и смерть. Толпа военных, выживших после налета, металась вдоль железнодорожной насыпи. Немцы в спешном порядке эвакуировали раненных, люди спешили подальше от пожарища : в эшелоне было еще несколько цистерн с горючим, грозящим в любую секунду взорваться. Состав  напоминал огромную, перебитую в нескольких местах змею . На рельсах чудом устоял только локомотив , но и он , накренившийся и помятый,  не выдержал  инерции очередного взрыва с  глухим скрежетом завалился наземь. Среди огненной катастрофы , истерических криков и громких офицерских команд , Алена  высматривала в языках пламени силуэты двух женщин , чьи голоса все еще звенели в ее голове.
  Напрасно: все было миражом , вещественными  оказались только смерть и хаос , вызванные разгромом немецкого состава. Холодный осенний ветер вернул ее к дому . Понемногу начинало смеркаться и в тускнеющем на глазах небе отсветы пожарища вспыхивали все ярче. Заглянув в сарай Алена увидела , что труп Лемке превратился в темное пятно,  едва различимое с землей. Что делать с мертвым постояльцем она еще не решила ,  в одном только была уверена: на ночь в сарае его не оставит.
    Между тем остатки  немцев  покидали село. В густом октябрьском  вечере прошумели и растворились люди и техника. Алена и раньше слышала , как катятся танки , так что по железному  лязгу определила  : несколько боевых машин как раз  проезжают мимо ее дома. Просто так оккупанты из Новопавловки не ушли  , вскоре в районе центральной улицы загремело и на небе показались красные сполохи. Казалось закат хочет повернуть вспять из-за горизонта , зарево было таким ярким ,что Алена вряд ли бы   удивилась покажись на глаза диск солнца. Потом оказалось,  что горели дома на второй  бригаде( так, почему- то, называли тогда центральную улицу). Не тронув  Могилянку и Вознесенку немцы все же  решили оставить  Новопавловке огненный автограф.Пожары на центральной заставили селян, чьи дома превратились в полыхающие факелы, укрыться в лесопосадке . Алена об этом не знала. Она стояла у калитки, наблюдая зловещие блики войны , на многие километры осветившие украинскую степь. Уход немцев стал фактом и прибытие советских войск было лишь вопросом следующих дней.
Ей , как и жившим на двух , нетронутых немцами улицах , конечно повезло. Дом остался цел, а  она, несмотря на все потрясения, живой и невредимой. Алена все думала о женщинах беззаботно шагавших  через переезд , особенно о  той, в ситцевом голубом платье. Неужели они ей померещились? Неужели появление из ниоткуда старика Кривоноса , полет шмеля и летнее тепло –это плод ее захворавшей фантазии? Ощущение , что все это происходило с ней и раньше  было до тошноты головокружительным . Она присела на лавку возле дома , в надежде избавить голову от тягостных мыслей.
Обрис черной машины, похожей на огромный катафалк , вернул ее к действительности. Уже полностью стемнело , но на небе не проклюнулось ни одной звезды. Впрочем угадать где находится луна , труда не составляло. Ее бледное пятно едва-едва просвечивало сквозь пасмурную завесу осенних облаков. В мутном полусвете двор выглядел совсем по чужому . Сквозь порывы крепнущего ветра по земле забарабанили капли дождя. Сначала дождь вел себя робко , словно стесняясь собственного вероломства , но спустя минуту зарядил в полную силу , заставляя Алену быстро собрать белье и вернуться в дом.
Перед тем как уснуть, она все же решила освободить сарай от трупа. Под могилу для Лемке Алена отвела место в палисаднике   возле большого куста крыжовника .
Дождь поутих и работа спорилась, земля успела взрыхлиться и на черенок лопаты  налипали комья грязи. Через час ,смахивая со лба  перемешанный с дождевой водой пот,  Алена увидела , что почти  по пояс стоит в яме.  Оскальзываясь среди мокрой и мягкой земли , она с трудом   кое-как выбралась из  могилы, оперлась о стену дома и перевела дух. Нужно было приступать ко второй части работы, а именно к захоронению Лемке. Еще с полчаса она потратила на то , чтобы переместить  тело немца из сарая к краю могилы. Подстелив под мертвое тело простыню Алена  , пыхтя от напряжения, тащила его за ноги стараясь не обращать внимания на бледный  шар коротко стриженой головы, болтавшийся на плечах погибшего.
  Усилие рук -и то что еще сегодня ходило, перебирало вещи , кидало в ведро окровавленные платки, тяжело рухнуло на дно ямы. Алена словила  себя на мысли , что к смерти Лемке относится равнодушно. Во всяком случае смерть дворового пса Брома вызвала в ней куда больше печали.
 Она механически орудовала лопатой , стараясь как можно быстрее завершить  мрачную работу. Постепенно могила выровнялась с землей, Алена поработала и граблями, ровняя поверхность палисадника .Результат своих усилий она осветила  керосиновой лампой, но несмотря на бледность света, увидела что погост выглядит аккуратно. 
- Ну все, слава господи- вслух произнесла  Алена осеняя могилу   крестным знаменем. 
На кухне, чтобы прогнать легкий озноб и прийти в себя,  она плеснула в кружку самогона,  выпила залпом, слегка поморщилась. Пила она это  редко , вкус самогонки  , хоть и дважды очищенной , сваренной из абрикосов, ей совсем не нравился , но сейчас  напиток пришелся в самый раз.
  По телу разлилось уютное тепло,а, в голове зашумело и при движении Алену   качнуло в сторону.  На душе полегчало , и вскоре стало клонить ко сну. Необычный день проходил , он теперь как и труп Лемке , укладывался в гробницу  времени ,  под неусыпным контролем тикающих в комнате часов. Туда , где еще вчера немец мерил шагами пол , Алена решила не заходить. Накормив печь дровами,  она, переоделась в чистое и  устроилась на панцирной кровати,  под толстым стеганым одеялом. Последней  мыслью перед сном,  вспыхнувшей и сразу же погасшей  в голове, было : Как там Лемке в яме? Наверное ему неуютно...Непроглядная темень , рот набит землей, в пустой глазнице тоже земля...