Шурочка

 

 Я  знала их  много,  этих убеленных сединой   людей, воевавших за Родину. Среди них были  только  мужчины и лишь одна женщина.  Война и для мужчин   большое испытание,   что говорить  тогда  про женщин…
 
 Александра Захаровна Игнатьева  жила одна и занимала половину   небольшого  старого дома без всяких удобств.  Низенькая кухня да комната с прохудившейся от времени крышей  и  верандой, обтянутой клеенкой  –  вот и все было   жильё ветерана войны.   
 
 Молодые  соседи за стенкой   старушку  недолюбливали и всячески прижимали - отняли добрую половину  огорода, включали телевизор  на полную мощность и слушали громкую музыку до ночи, а еще завели огромную злую собаку, которая бегала на длинной цепи и беспрерывно лаяла, нарушая покой  ветерана.

 Александра Захаровна никому не жаловалась, молчаливо  терпела эти притеснения, избегая скандалов.    Из соцзащиты к ней  никто не приходил помочь,  а  помощь  была  очень   нужна.
  Это  была невысокая худенькая пожилая женщина с яркими,  голубыми,  добрыми глазами.   Открытая по натуре,  она сразу располагала к себе,   и  мы быстро с  ней подружились.


  Как-то по моей просьбе она рассказала  свою историю,   и я записала ее в рабочий блокнот. И вот  недавно наткнулась на эти записи.  Думаю,  что судьба этой женщины заинтересует  читателей.

 Родилась она под Москвой, в деревне Жаворонки Можайского района в большой крестьянской семье.  Когда началась война,  Шурочке исполнилось всего лишь 14 лет. Отец вскоре ушел на фронт,   деревню  в июле  разбомбили немцы,  и мать при бомбежке убило. Дети остались одни. Братья вскоре перебрались к родственникам в Серпухов, а Шурочка поехала в Москву к  сестре Кате, которая к тому времени уже  училась  в   институте.
   
  Катя была очень талантливой   и работала сотрудником газеты, она снимала   комнату  в коммунальной квартире, где кроме неё  в этой квартире жили четыре семьи.    Было тесновато, но жили дружно.
 
 Немцы подходили всё ближе к  столице,  началась массовая  эвакуация, заводы  отправляли  на Урал и в Сибирь, редакцию газеты, где работала Катя, эвакуировали  в Куйбышев, а  Шурочка не поехала – осталась  в  Москве с чужой бабушкой.
 
  А  НЕМЦы  УЖЕ В БИНОКЛИ РАССМАТРИВАЛИ МОСКВУ.
 
 16 октября была слышна канонада в самой столице.  Началась паника. Люди бежали из города,   по словам  Александры Захаровны,  куда глаза глядят,  и Москва погрузилась во  мрак, отключили свет и воду. Даже метро в этот день не работало.  На улицах   были баррикады.   Жители тащили свой скарб   и спешно эвакуировались, но  Сталин остался в Москве, и это вселяло  надежду москвичам. 
 
 Вечером  Шурочка услышала, как по радио  выступал  товарищ Пронин  - тогда председатель Моссовета. Он успокаивал москвичей,   говорил, что  Москву  отстоим и немцам не отдадим. И паника  прекратилась,  а  в столице были  введены  комендантский час и военные патрули.
 
 В то время уже была введена карточная система, по которой можно было получить продукты по твердым ценам.  У Шурочки не было ни карточек,   ни денег.  Она решила идти  на фронт   и   17 октября пришла в военкомат Кировского района. Ненависть к врагу жгла ее  сердце.
- Дяденька, возьмите меня на фронт! – просила Шурочка   пожилого  военного.
- Какой тебе фронт! Уходи отсюда!  - сердито говорил  ей он.
 
 А она не слушалась – каждый день приходила в военкомат и садилась в уголок. Так и просидела  настойчивая девчонка  там до  весны.  За зиму она выросла и превратилась в красивую девушку с пышными   волосами.
Весенним  апрельским утром, когда  Шура сидела  и   смотрела,  как   солнечный зайчик  играл на полу, она  услышала,  как  один военный сказал другому:

- Да возьми ты эту девчонку. Неужели она тебе не надоела?
- Куда я её возьму?  Она  же -  совсем  малолетка.
Тут Шурочка соскочила со стула  и снова стала просить:
-  И вовсе я не  малолетка,  мне уже семнадцать лет,- слукавила  она,   прибавив себе  целых два  года…
- Ладно, -  сказал  майор.  -  Девчонка ты настойчивая,  возьмем тебя,  поедешь   в часть,   а  там как  хотят.
   
  Так решилась судьба Шурочки,  её  записали  и отправили на сбор   в зенитную батарею  в   Барвиху,   а  с ней еще 27 человек.  В то время по приказу Верховного Главнокомандующего  набирали 100 000 тысяч девушек  -  зенитчиц  защищать небо Москвы.  Вчерашние  школьницы стали   солдатами,   и Шурочка стала  одним из них.

  Нелегко было  Александре  Захаровне вспоминать то военное время,  она    надолго замолкала  и задумчиво смотрела   вдаль, оживляя в памяти  свою далекую тревожную юность.
-  А дальше – то,   что было?  - спрашивала   я.
-  Переодели нас, надели мы солдатские шинели,   приняли  присягу, -  рассказывала  Александра Захаровна. – И стали   заниматься боевой  и политической подготовкой.   На этих краткосрочных курсах  научилась я работать на станции орудийной наводки – СОН - 2.  Так   стала я зенитчицей,    а  бог хранил меня.


    Стойко переносила  Шурочка  все тяготы военной службы:   в мороз и непогоду, в любое время суток она готова была поддерживать  доверенную ей боевую технику.   Порой так хотелось выспаться и  поесть вволю!   А  хлеба не хватало.
-  Чем   же  вас  кормили? - спрашиваю я.
- Давали суп, кашу, омлет,  галеты.   Иногда даже приходилось сырую  картошку есть.

- А когда Вам было страшно?
- Два страха было у меня. Первый, когда меня  посадили на гауптвахту за небольшую провинность  - старшина  у нас сердитый   был, а меня  сразу  невзлюбил. На гауптвахте давали всего 2-3 сухаря  и кружку воды. Так двое суток я  просидела.
А второй был страх, когда шла  одна  темной ночью,   сквозь кромешную тьму под проливным дождем   с донесением на  КП   через лес,   который еще недавно был занят  немцами,    и вдруг филина испугалась – он как заухает!
 
  К концу первого года службы ранило меня при бомбежке, когда бежала я после выполненного задания   на обед.  У меня захлюпала кровь в сапоге, и  стала   я  терять сознание. А в это время к нам   на дирижабле прилетел комбат, увидел меня, подбежал,  взял на руки и отнес  в  санчасть.  Сделали мне там перевязку и отправили в  санбат. Но я поправилась скоро – молодая была, здоровая.  Оклемалась и снова в свою часть. Вскоре получила я  орден Красной звезды,  потом еще орден  Отечественной войны 2 степени.
 
-  А День Победы   помните?
-  А как же. Рано утром к нам в казарму прибежал старшина,  весёлый такой и говорит:
- Девчонки, дайте патефон,   -  а потом как закричит:
- Война закончилась!    
 
 Что тут началось!  Мы бесились и радовались, как сумасшедшие.  Я садилась на шпагат  – спортивная тогда была, ловкая. Потом все танцевали, и старшина нас приглашал по очереди.  Все радовались, что живые. Потом к нам приехали два героя Советского Союза – Папанин и еще с ним  другой.   Папанин сказал:
- Война для вас закончилась, дорогие девчата.  А трудности мы постепенно преодолеем. Карточную систему партия   отменит.  У вас будет всё впереди.
 
  Так  и случилось.  Меня  демобилизовали  в конце июля 45 года.  К тому времени  переписывалась   я   с  одним  летчиком,   звали   его Аркадий Алексеевич.   Осенью  сорок  пятого года мы с ним поженились, а через год родился  у нас сыночек Леонид, хорошенький такой, беленький. Столько было радости!  Жили мы хорошо, дружно.   Муж любил меня и звал Шурёнушка.  Работал он летчиком  – испытателем, а я трудилась в столовой  кулинаром.   Мечтала я прожить с Аркашей до конца дней.
 

* * *

  А  в 1956 году случилось страшное несчастье -  погиб мой Аркашенька   во  время  ночного полёта в  пяти километрах от военного городка, когда отрабатывал фигуры высшего пилотажа.  Перед этим полетом у меня было нехорошее предчувствие -  так не хотелось мне его отпускать, прощалась долго с ним. А он успокаивал, улыбался:
- Ты только жди, Шурёнушка, ничего со мной не случится. Береги себя и сына.
 
 У меня  после этого несчастья  сердце словно окаменело от горя.  Хоронила я портрет мужа, камни да песок…
 
  Замуж   я больше так и не вышла, сына вырастила, выучила на геофизика, и уехали мы с ним потом на Стрижевой нефть добывать.   Он работал на буровой, а я в столовой поваром.

  И опять несчастье мою жизнь подкосило – погиб   мой сын  трагически в 78 году. Он уже женатый был к тому времени,  и остались мои внуки  Илюша и Сережа без отца. А уж как он их любил!

  В 80-м году переехала я сюда в Горно-Алтайск   и  с  81 года стою на очереди на квартиру. Но не дают мне квартиру. А у меня 27 наград и 56 лет трудового стажа,-   говорила   старая женщина    с  сокрушением.

  Жила она  очень скромно –  всего на две тысячи рублей в месяц, покупала только   самые необходимые продукты.  Всю оставшуюся  сумму от пенсии  бабушка  отправляла переводами  своим внукам – студентам  в  Омск,   считая своим долгом поддерживать их  материально.

Квартиру Александра Захаровна   при мне так и не получила,   потом  я ушла из школы,    к  Игнатьевой заходила редко,  чаще  звонила ей по телефону а через несколько  лет узнала,   что она уехала из города.  Мне  была очень интересна  дальнейшая судьба этой  женщины,   и я спрашивала у ветеранов, где  Александра  Захаровна?  Жива ли она?

   Но никто не мог дать мне определенного ответа, и только недавно  председатель городского совета ветеранов  сообщила мне при разговоре, что  квартиру Игнатьевой всё-таки дали примерно  в   2011 году, там  поселились её внуки, а потом квартиру продали. Сама же Александра Захаровна  будто бы  уехала в Омск и потерялась.  Какая-то с ней приключилась  якобы трагическая история.

   Так  и потерялся  след  этой удивительной женщины,  которая   юной  девочкой- школьницей    ушла  на фронт защищать   Москву.

  Уходят из жизни наши дорогие  ветераны,    из   женщин их  осталось совсем немного.   В  войну   эти    Дуси,  Машеньки,   Шурочки,   Зои  бесстрашно взяли в нежные,  девичьи  руки  грозное  оружие.    Беспощадное  время  посеребрило их когда-то густые,  золотистые косы, избороздило лица морщинами,  но  душой они  остались   всё   также  прекрасны.   А какой  славный след оставили   нам!
И как вдохновенно сказал о них Роберт Рождественский в своем известном стихотворении «Зенитчицы»!

Как разглядеть за днями след нечеткий
Хочу приблизить к сердцу  этот след…
На батарее были сплошь девчонки,
А  старшей  было восемнадцать лет.
Лихая челка над прищуром хитрым,
Бравурное презрение к войне…
В то утро танки вышли к самым Химкам.
Те самые с крестами на броне
И старшая, действительно старея,
Как от кошмара заслоняясь рукой,
Скомандовала тонко:
- Батарея - а – а!
( ой, мамочка!..)
Ой, родная!..)
Огонь!
------------------------------------------
Зенитчицы кричали и стреляли,
Размазывая слёзы по щекам,
И падали и поднимались снова
Впервые защищая наяву
И честь свою (в буквальном смысле слова),
И Родину, и маму, и Москву.

  Я смотрю на  подаренный мне портрет,  где Шурочка в солдатской гимнастерке,  тогда  еще совсем  юная девушка с  лучистыми светлыми глазами и пышными локонами, а  на груди  уже сияют боевые награды.
Всё будет в ее жизни после войны – счастье любви и безмерное горе, но она сумеет  достойно прожить свою жизнь,  как и ее фронтовые подруги -  Дуси,  Маруси, Зои, Любочки.

 Пусть же  их имена   и  славные, ратные дела не забудутся в памяти народной!

На фото Шурочка в 1944 году.