Так нельзя больше!
Работа в цехе велась круглосуточно в три смены, но для лучшего знакомства с производством Попсуева временно определили в первую смену. Когда бригада уходила в другие смены, его подменял бригадир.
Узнав, что Берендей в тридцать лет стал начальником цеха и уже девять лет руководит коллективом, Сергей решил повторить его путь. С утра он осваивал операции, а после обеда изучал ветхие, захватанные пальцами, пропитанные запахом масла инструкции и чертежи, время от времени посещая участок, дабы приглядеть за рабочими. Как-то проходя мимо чайной, услышал рыдания. Заглянул. Аппаратчик Валентин Смирнов, упомянутый Берендеем на диспетчерской, присосавшись к бутылке, судорожно глотал вермут. Оторваться от бутылки он не смог. Попсуев ткнул в него пальцем и голосом Левитана произнес:
— Еще увижу — уволю к ядрене фене! — и вышел.
Смирнов от спазма глотки закашлялся и побагровел. Со смены Валентин ушел очень веселый.
— Грядут перемены, — пророчески изрек он в душевой. — Ой, ребята, этот змей похлеще Берендея будет. Жизнь при нашем царе Лёне была лучше и ядрёней.
По-свойски Валентин посетовал и Берендею, но тот только радостно рявкнул: — А! Давно так с тобой надо! Скройся с глаз!
После смены Попсуев поднялся к Закирову. Проходя мимо открытой двери кабинета ОТК, он услышал: — Попсуев! Можно вас?
Светланова сидела в кресле и холодно смотрела на него.
— Никита Тарасыч попросил показать мое хозяйство. Завтра в восемь двадцать жду вас здесь.
Попсуев поклонился и вышел.
— Она всегда такая? — спросил он у Закирова.
— Всегда, — ответил тот. — Ты в общагу? Айда ко мне, Нинка к матери ушла, перекусим. Это хорошо, что она такая. Благодаря ей наш цех три года кряду занимает классные места.
Двухкомнатная малогабаритная квартира на втором этаже выходила окнами на узкую улицу, по которой нескончаемым потоком громыхали на выбитой дороге машины. Закиров достал из холодильника кастрюлю с борщом, нарезал колбасу, сыр, задумчиво посмотрел на четвертушку бородинского хлеба.
— А позовем-ка твою Несмеяну. Она выше живет.
По спине Попсуева пробежал холодок, а внизу живота сладко заныло. Через пять минут Закиров привел Светланову.
— Здравствуйте, Несмеяна Павловна, — произнес Попсуев.
Та удивленно взглянула на него: — Здравствуйте, Попсуев, коль не шутите.
— Вы чего это? — спросил Орест. — За знакомство?
— А вы давно знакомы? — обратился Сергей сразу к обоим.
— Да лет двенадцать уже, а? — посмотрел на Несмеяну Орест. — На вступительном познакомились. Она шпоры в чулок заложила, а они вниз скатились, к щиколоткам...
— Как у петуха, шпоры, — сказал Попсуев, рассмешив Ореста. Несмеяна лишь скользнула по нему холодным взглядом.
Светланова сосредоточенно хлебала борщ. «Как она похожа на ту девочку». Борщ был отменный. Какой и должен быть, каким помнил его Попсуев. Тогда ему было лет семь…
…На кремовой скатерти из далекой Венгрии, с вышитыми готическими темно-вишневыми буквами и узорами. В глубоких фарфоровых тарелках с двойной тоненькой красной каемкой в подтарельниках. Отдельно тарелочка для косточек. На блюдечке красный перчик с косо отрезанным кончиком. Он его никогда не давил ложкой в тарелке — не разрешали, но очень хотел. В старинной селедочнице (не из сервиза) нарезанная мясистая селедка со сладкими плавничками в душистом горошке и прозрачных колечках лука. Самодельная горчичка, бьющая в нос, с крохотной золотой ложечкой... Мама с улыбкой разливает из супницы золотистый густой борщ, отец наливает ему в тонкий стакан крюшон, затем вытаскивает массивную пробку из хрустального графинчика, наклоняет его над рюмкой мамы, вспыхивают лучики...
— А теперь за здоровье, — сказал Орест.
Орест и Несмеяна перебрасывались короткими фразами о чем-то своем. Сергей слушал их и не слушал, пребывая в воспоминаниях о воскресном пире далекого детства, глубоких тарелках, с которых мама после обеда, что-то рассказывая и смеясь, сначала снимала салфеткой, а потом отмывала в тазике жирный золотисто-красный ободок...
— Говорят, вы спортом высоких достижений занимались? — спросила Несмеяна.
— Занимался.
— А что ж не достигли? По возрасту вышли? Не старый еще. И чего на завод? У нас ведь тут скукотища. Как и в спорте.
— Разве?
— Конечно! — усмехнулась Несмеяна. — Плавала, знаю. Цикл за циклом, туда-сюда, двадцать дорожек, десять, две. А в эстафете вообще абзац: первая! первая! первая! сердце в голове колотится.
— Сергей фехтовал, — сказал Орест. — Там не успеешь зациклиться.
— Там и думать некогда, — подхватил Попсуев, облизав ложку.
— Ничего удивительного, — согласилась Несмеяна. — Мне у братьев Гримм сказка нравится, «Три брата». Там младшенький до того лихо крутит шпагой, что под дождем сухой остается. Можете так?
— Думаете, фехтование это только вот это? — спросил Попсуев, вращая кистью ложку.
— Думаю, — спокойно ответила Несмеяна.
— Там одних технических испытаний…
— Сколько? — насмешливо спросила Несмеяна.
— Шесть. На растяжение, на разрыв, на структуру…
— Это вас испытывали? — женщина явно провоцировала его, но вдруг сменила тему: — Как там деканат поживает?
— Да живет как-то, — сдулся Сергей.
— Исчерпывающе. Вкусный борщ, Орест, спасибо. До завтра, коллеги.
Закиров проводил Несмеяну.
— Я сморозил не то? — спросил у него Попсуев.
— Да нет, всё в порядке. Она такая. Жалко ее.
Сергея потрясло это признание. «Жалко? Чего ее жалеть?» Посидев немного, он попрощался с хозяином и пошел спать. «Чего я глупею рядом с нею? Первый раз такое! — ему досадно было ощущать себя мальчишкой, запавшим на сумасбродку. — Чего подкалывала? Тоже запала?»
Ночь прошла в полудреме. Сергей долго ворочался в плену возбуждающих картин. Под утро ему приснилось, что Несмеяна не может отворить дверь своего кабинета, а он помогает ей, прикасается к ней, чувствует ее тело. Она отстраняется, тут же льнет к нему, а дверь никак не открывается...
— Нет, так нельзя больше! — ревел утром Попсуев под ледяным душем.
Вечная мерзлота
В восемь двадцать Сергей зашел к Светлановой. Молча кивнули друг другу, словно уже виделись сегодня. Попсуев смотрел, как Несмеяна закрывает дверь, и вспомнил о своей предутренней полудреме. Хотел сказать ей об этом, но раздумал. Потом решился, но всё равно не сказал. Так и шли молчком, хотя его так и подмывало спросить у гордячки, с чего это широкий подоконник под лестницей называют «кузней»?
В комнате ОТК контролеры сидели вдоль стен, как белые курочки на насесте. Одни что-то жевали, другие болтали или вязали. Светланова представила Попсуева.
— А это правда, что вы мастер спорта? — спросила та, что улыбнулась ему в коридоре. Тело ее так и играло под халатиком.
— У вас повод? — Сергей указал на два торта. — Поздравляю. Кого?
— А если меня? — подошла улыбчивая вплотную к нему, так что он ощутил запах ее духов.
Попсуев взмахнул руками, и именинница забарахталась, как муха в паутине, в кольцах широкой синей ленты, крепко охватившей ее стан. Попсуев прикоснулся губами к ее свежей щечке и произнес: — Поздравляю.
В комнате поднялся визг и смех. Все сбились вокруг них, освобождая пленницу от ленты и удивляясь, как это Попсуев умудрился слету окрутить девушку. Хитрого ничего тут не было, тренировка да была бы лента припасена. О Светлановой на минуту забыли. Та пережидала, когда барышни угомонятся.
— Попсуев, — прозвучал, наконец, ее голос, — Дайте ленту!
— Лента, пардон, подарок... — Сергей смотрел на именинницу.
— Татьяна, — сказала та.
— ...Татьяне. С днем рождения, Танюша.
— Так, девушки, восемь тридцать. По местам! — скомандовала Светланова. — Попова, в перерыв зайдешь.
— Чересчур строги вы с персоналом, Несмеяна Павловна! — сказал Попсуев, когда они вышли из комнаты.
Несмеяна презрительно улыбнулась: — У вас, Сергей Васильевич, есть опыт иного обхождения с подчиненными? Извините, мне туда.
— А кто ж мне покажет владения ОТК? — произнес Сергей, глядя ей вслед. Светланова не оглянулась. Вечная мерзлота! Но какая грация!
«Под белою кожей арктический лед, и капельки яда на кончике фраз, откуда в осе этот липовый мед? Откуда закваска, откуда экстаз?» — написал Попсуев на бумажке, свернул клочок вчетверо и сунул в кармашек рубашки.
Такая вот она, Несмеяна Павловна
Спроси художника, что главное в облике Светлановой, тот, не задумываясь, скажет: «Царская стать». Несмеяна Павловна была царственно самонадеянна, уверена не только в себе, но и во всех, кто рядом. Это порой раздражало окружающих, но и заставляло уважать ее. Несмеяне Павловне нельзя было соврать, потому что никто не мог, глядя в ее глаза, покривить душой. С нею было проще согласиться, чем спорить. Она не отстаивала свою точку зрения с пеной у рта, не повышала голос, никогда не требовала ничего сверх того, что было положено. Именно это выводило из себя непорядочных людей, когда им тыкали в лицо их же разгильдяйством. Ладно бы потребовала чего-нибудь заведомо невыполнимого, можно было бы и отмахнуться, и даже послать куда подальше.
Причем ей было всё равно, кто перед нею, токарь или главный инженер, одними и теми же словами и нотками она пеняла ему и требовала немедленного ответа. В этом смысле она была идеальным руководителем цеховой службы ОТК. Это понимали все, от контролера 1-го разряда до директора завода. К слову сказать, когда директор однажды обронил в разговоре, что думает сделать Светланову своим замом по качеству, к нему тут же потянулись начальники цехов с просьбой «повременить, а то придет всеобщий пипец».
Свою работу в должности мастера ОТК Светланова начала в 10-м цехе на участке комплектующих заготовок, где ей сразу же сказали, что сначала план, а потом уже качество. Несмеяна выслушала и возразила, что она закончила с отличием вуз и прошла практику на одном из лучших заводов министерства под Москвой, и у нее на этот предмет есть свой взгляд: прежде всего качество, а уж потом и план. И что она не пропустит брак, ни под каким соусом. «Романтичная бабенка!» — переглянулись производственники, но когда она в первый же день вернула половину дневной выработки, а на следующий день всю, поставив под угрозу месячный план цеха и завода, ее вызвали к главному инженеру Некрасову.
Она пошла к нему в сопровождении двух контролеров. В предбаннике мастера поджидал не по чину суетливый начальник ОТК Чугунов.
— Вас пригласили одну, — сказал он ей.
— А я пригласила еще двоих, — возразила она.
Чугунов не нашелся чем возразить. «Тряпка», — лишний раз убедились контролеры. Зашли в кабинет. Там сидел начальник цеха с технологом.
— А вот и соколиный глаз, — кивнул главный инженер на стулья и тут же привычно повысил голос: — Да ты знаешь, мастер ОТК, девчонка!..
Девчонка вдруг встала и звонким и ледяным голосом отчеканила:
— Я Несмеяна Павловна. Если вы, Владимир Ильич, позволите еще хамить мне, я уйду.
Некрасов погасил свой гнев, но с раздражением спросил:
— Зачем вы привели контролеров… Несмеяна Павловна? Я вызвал вас одну.
— Они покажут то, что вы предлагаете мне пропустить, закрыв соколиный глаз, в годные. Девочки, покажите главному инженеру. А он вам скажет, пропускать это или не пропускать.
Контролеры достали из сумки две болванки, забракованные по геометрическим размерам и по внешнему виду, и бухнули их Некрасову на стол. Тот наклонился, разглядывая, коротко вздохнул. Раздраженно ткнул пальцем:
— Тут явно, чистота не та, а тут что, в минусе?
— Да, на десятку провалились.
— И что, все такие? — в голосе его был вопрос-ответ: ведь нет, только эти одни?
— Нет, процентов тридцать годные.
Некрасов сухо кивнул и мрачный как туча, стал ждать, когда женщины покинут кабинет. Не успели они закрыть двери, за их спиной начался такой разнос, которого потом долго не слышали в дирекции. После этого начальник ОТК избегал всяких встреч со Светлановой и в цех посылал своего зама, а в цехе к ней все стали обращаться по имени-отчеству.
— Некрасов-то зачастил в десятый цех, — зашептались через две недели заводские кумушки.
Самодеятельность
В конце смены позвонила секретарша Берендея, тот вызвал Попсуева к себе на семнадцать часов. Осенью цеху сорок лет, надо готовить самодеятельность. В кабинете Сергей увидел среди прочих Закирова, Светланову и Татьяну.
— Значит, так, — начал Берендей. — В прошлый раз мы договорились начать с акробатов. Стас, Татьяна, шпагата и статики поменьше. Поноси ее на вытянутых руках. Смотри, не урони, Лиепа. На заднем плане проплывают образы ветеранов, портреты готовы?
— Может, из политбюро кого? — спросила секретарь партбюро.
— Остынь, Петровна, — отклонил предложение Берендей. — Рассаду высадила? Вот и хорошо. Займись-ка ты лучше спортсменами. Лето короткое, но позора может много принести. Кстати, он, — начальник указал на Попсуева, — мастер спорта, да еще международного класса!
— Сдается мне, мастер будет хорош в художественной гимнастике, с лентой, — бросила Несмеяна. — Он сегодня провел у нас мастер-класс.
— Правда, что ль? Выступишь?
— Только после ее поцелуя.
Светланова, поджав губы, покинула кабинет. Берендей мрачно посмотрел ей вслед.
— Ты, Сергей Васильевич, не трогай ее, Христом богом прошу!
— Хорошо, Никита Тарасыч. Я ж только подыграл ей.
У проходной возле доски объявлений маячила Татьяна. На ней было светло-коричневое пальто, модные сапожки, шапочка, хорошо оттенявшая и подчеркивавшая ее упругие щечки и задорный носик. В свете фонаря она золотилась, как подсолнух. От Сергея не ускользнуло, что на доске новых объявлений нет. Он ускорил шаг, так как не хотел задерживаться, но девушка обернулась и улыбнулась ему.
— Домой? — поинтересовалась она. — Как вы ее!
— Кого?
— Царевну нашу. Смотрите, начальник опекает ее.
Они вышли через одну вертушку.
— Анастасия Сергеевна родственница? — спросил Сергей, вспомнив, что у Татьяны и начальника его участка одна фамилия.
— Бабушка. Она меня и устроила в ОТК.
— Хорошо в ОТК?
— А чего плохого? Чисто и радостно. На шестой разряд сдам, бригадиром стану, мастером. Мне царевна пообещала.
— А разве от нее это зависит?
— А от кого? Она что решит, то и будет. Даром, что одна живет.
— Семьи нет?
— А вы не знаете? — недоверчиво покосилась на него Таня. — Закиров не сказал? Они вместе приехали из Москвы, Несмеяна и Орест, нет, не в том смысле, что вместе, они из одной группы, оба холостые... Как вы.
— А я, может, не холостой…
— Ага, знаем!.. Закиров сразу к нам попал, а Светланова в десятом на входном контроле работала. Однажды попалась она на глаза Некрасову…
— Кто такой?
— Главный инженер, бывший. Увидел ее и зачастил на входной. Оборудовал там всё, а через полгода в контору перетащил, руководителем группы. У обоих заклепки полетели, целый год такой лямур стоял, что в главке завидовали. До Некрасова, говорят, царевна с Берендеем встречалась, тот даже жениться на ней хотел, а тут эта блажь…
— У Светлановой блажь? — вырвалось у Попсуева.
— О, да вы не ровно дышите к ней… Как-то в ДК Берендей подошел к Некрасову в коридоре и пригрозил, если тот не женится на Несмеяне, то прибьет его. Говорят так. А тому куда жениться, дети, супруга — родня замминистра. Он, правда, не из пугливых был, Некрасов, но так совпало, что через месяц укатил со своими в Москву на повышение. Берендей тут же уломал начальника ОТК перевести Несмеяну к нам. Теперь вот мается. Он даст команду, а эта свое гнет. Кому понравится? Наверно, не рад уже. Говорят же, своих не держи под собой, на шею сядут.
— Она же не в его подчинении, — возразил Сергей.
— Попробуй его ослушаться.
Долго шагали молча, не чувствуя неловкости от молчания. «С такой свяжешься, не развяжешься, — думал Попсуев о Несмеяне. — А Танька ничего, шпагат делает, и ладненькая такая. Интересно, Стас Михайлов кто ей?..»
— Может, в кино сходим?
— Ой, давайте! — с готовностью откликнулась Татьяна. — В ДК «Дон Сезар де Базан» идет! С Боярским! Про любовь!
Рис. http://hostmypics.com/images/2015/02/18/a56dc4f277f2f62e.jpg