Дом под липами

                … горшее из страданий – не знать,
                какое решение принять.
                П.Коэлью


                1. Семейство Анчупанов


    Семья Анчупанов, несмотря на то, что у них была большая семья: муж, жена и пятеро детей – жила в достатке. Дом у них был кирпичный, стоял он под липами, и вела к нему аллея тоже липовая, что было очень красиво, особенно в пору цветения. Хутор так и назывался – «Лиепас».
    Уже то, что дом был кирпичным, по тем временам в сельской местности считалось признаком обеспеченности. Когда дом строился, ещё живы были родители Индулиса Анчупана, нынешнего хозяина, отец был мужиком, крепким аж до 70 лет, что и позволило ему помочь обеспечить сына на долгие годы вперёд: соорудить большой дом с хозпостройками, разработать землю вокруг дома и позади него – всего 38 соток – и обнести всю эту усадьбу добротным деревянным забором.
    Когда старый Анчупан стал хворать, он наказал сыну и его молодой жене Зенте посадить сад. Сад поднялся за три года. В шезлонге, под яблоней в саду, и умер тихо 75-летний старик.Хоронили его пышно, со всей Латгалии понаехали друзья и родственники, которых было немало.    
    Индулису о ту пору было чуть за тридцать. Жену свою Зенту взял он из-под Лудзы. Была она на пять лет моложе его, и он её очень любил, каждую ночь, почитай, брал – так пять детишек и настрогал, плотник этакий.
    Работал Индулис много – и по дому, и на ближайшей птицефабрике, а Зента по хозяйству крутилась да детей воспитывала. Как родила последнего ребёнка, ближе к сорока разнесло её, пухнуть стала Зента как на дрожжах. А тут и беда стряслась. Индулис дрова на зиму заготавливал, да не успел отскочить подальше от собственноручно спиленной сосны – вот и накрыло его дерево могучее, переломав не только кости, но и шею. Не спасли его ни в Резекне, ни в Риге, куда перевезли по воздуху, на вертолёте.

    Горько причитала Зента: «Ну, что ж я теперь делать-то буду?» Старшей Анне было 15, Эдгару, второму, - 13, третьему Петерису – 10, Зите шесть, а младшенькому Ояру вообще два годика. Ладно, первым двум немного  осталось, а вот с последышами – всё впереди. Вопрос о среднем образовании ни для кого уже не стоял.
     Анна заканчивала девятилетку, собираясь в сельскохозяйственный техникум поступать, не так далеко от дома. Эдгару, лучшему спортсмену школы, сулили большое будущее, вплоть до профессионального спорта, и его уже теперь удалось устроить в среднюю спортшколу-интернат под Ригой, на полное государственное.  Остальных же тянуть ещё да тянуть. «И зачем мы с Индулисом столько нарожали!» - горевала женщина, но делать нечего, оставалось уповать только на свои руки, на детское пособие да на стареньких родителей в Лудзенском районе, хозяйство которых держалось ещё крепко.
    Сад разросся, давал много яблок, слив и вишен почти ежегодно. Варили варенья, консервировали и даже в Резекне на рынок кое-что возили, благо от Индулиса остался старенький «жигулёнок», а права оЗента тоже успела спроворить. Земля тоже кормила: картошка, все овощи свои были, а родня Индулиса подбросила двух поросят  и семейку кролей, и клетки для них тоже соорудили. Корова была своя, доилась исправно. В общем, есть-пить хватало, но работать приходилось без преувеличения от зари до зари.
    Мало-помалу дела подвигались, но скучно было Зенте в одиночестве: младшие дети играли, Петерис на пять дней в школу уезжал. По выходным он с Анной матери помогали по хозяйству, но в будни – хоть волком вой. Пока молода была – ещё так-сяк, а вот стареть начала – совсем тоска заела. Тут Мара с соседнего хутора и подвернулась, научив Зенту самогон варить: «Смотри - дело это прибыльное, гнать тебе есть из чего. И самой когда-никогда нужно, и мужики покупать потянутся».
    Стала Зента варить пойло да продавать потихоньку – и вправду подспорье ощутимое – как бы зарплата появилась, а то, кроме детских пособий да выручки от излишка яблок, денег живых вообще не было, а ведь что-то Эдгару послать надо, и старшенькой дать, когда приезжала.

    Как-то они с Марой сели за столик, под яблоней ещё Индулисом вкопанный, поставили сковородку с картошечкой жареной, огурчики солёные да сало копчёное от первого из бывших поросят… Захорошело на душе у Зенты, ушла печаль, а энергия – вот она!..
    … Так потихоньку и пристрастилась она к этому делу. Баба она была видная, и не старая ещё – 43 года всего, а полнота после смерти мужа вся в земля ушла с потом.
    Снова соседка пришла:
    - Ты вот что, Зентиня, - булок не ешь, шпека – самый чуток, да и чёрного хлеба поменьше, про селёдку думать забудь – тогда нынешнюю фигуру сохранишь – может, кто и приженится. А работник тебе в хозяйстве не помешает. Сколько сама-то сможешь тянуть – ну, до пятидесяти…
    Послушала Мару женщина, ещё больше похудела и похорошела, а тут к соседке брат старший погостить заехал – полста недавно разменял, а сам овдовел годом раньше, под Екабпилсом жил. Вот и сосватала их подруга, сказав Гирту:
     - Дети у тебя все взрослые, а ей только последышей двоих поднять. Дом и хозяйство здесь – что надо, а ты свой хутор продавай, да сюда переезжай, если договоришься с Зентой. 
    Подумал Гирт, подумал, да и постучал однажды ночью в окошко Зенте, благо собак она не держала. Та, истосковавшаяся по мужской ласке, не знала, чем его и ублажить. Гирт остался доволен, да так, что на следующий день от сестры к ней и перебрался. Выпить он тоже не дурак был, так что по вечерам по стаканчику с Зентой пропускали они после трудов праведных регулярно, а то и с утречка.
    И всё было бы хорошо, если бы как-то в выходной день не обратил Гирт свой трезвый взгляд на вошедшую в расцветную пору Анну, приехавшую на пару деньков к матери погостить, как в годы учёбы приезжала. А пошёл ей уже двадцать первый годок, и работала она нынче по контракту у богатого крестьянина зоотехником. 
   Очень приглянулась Гирту грудастая девка с длинной косой. Взглянул он на Зенту, потом на дочку её – ясно в чью пользу сравнение. Анна укатила, хотя работала она и неподалёку от хутора матери, а Гирт принялся Зенте подливать побольше. Поначалу компанию ей составлял, потом та настолько втянулась, что с бутылочкой и вовсе не расставалась, нося её постоянно в кармане передника и посасывая её, как телок вымя.  Сам Гирт это дело тоже любил, но решил себя попридержать: очень уж понравилась ему Анна. Решил он: поспешать надо, а то уведут девку.


                2. В баньке


    Сверстницы Анны давно разъехались по городам, и не только Латвии. Кто поступил в вузы, кто замуж вышел, кто просто жил в «гражданке», но с детьми.
    Однажды к ней приехала одноклассница Ария, которая жила нынче в Вентспилсе, портовом городе с весьма свободными нравами, а теперь звонила ей от родителей.
    - Аннушка, как же я по тебе соскучилась. Я сюда приехала на машине своего Иманта – ну это тот, с кем я живу, я тебе, кажется, писала. Сам он приехать не смог, но со мной его друзья, точнее, один друг – моряк, на танкере в море ходит механиком, -  а второй двоюродный брат. Оба никогда не были в Латгалии, так вот я решила им показать. Ты не прочь составить нам компанию?  Хотим прокатиться в Аглону* и Даугавпилс. А ещё парни соскучились по настоящей деревенской баньке – с паром, с жаром, добавила подруга, когда Анна с искренним сожалением отказалась от поездки. - Я слышала, что твой отчим – или кем он там тебе приходится? – перестроил вашу старенькую баню по-современному, но она всё же деревенская, а не какая-нибудь джакузи с душевой кабиной. Ты могла бы для нас её организовать? Я помогу, разумеется. Лучше всего на завтра, где-то после 9 вечера.
    Анна была рада такому времени. Это значило, что мать с Гиртом уже будут спать, так как оба встают очень рано – работы много, а ей хозяин дал несколько дней отгула, которые она, разумеется, проводит в «Лиепас».
    Ближе к вечеру она незаметно шмыгнула в баньку, чтобы всё подготовить. Воды в бочке было достаточно. В предбаннике стояли аккуратные штабеля с берёзовыми поленьями – видно, отчим для себя готовил, но решил отложить своё мероприятие.
    Анна вымыла полки, приготовила ковшики, тазики, веники, в предбаннике вывесила чистые полотенца. Резиновые тапочки там стояли всегда, их нужно было только ошпарить для профилактики.
Она всё оглядела и осталась довольна. Баньку она затопит завтра, часам к семи, нисколько не боясь, что из дома увидят дым – скорее всего, отчим к этому времени будет уже «хорошим», да и мать, наверно, тоже. В конце концов, она может сказать, что и самой надо помыться, так как завтра собирается поехать в костёл в Резекне. Вообще-то дым трудно заметить, потому что банька стоит за домом, а сразу за баней начинался смешанный лес, где она с детства привыкла промышлять ягодами и грибами.
     На следующий день с утра она сходила в магазин, кое-что купила для пикника, хотя знала, что и подруга со своими парнями много чего привезут из Даугавпилса.  Ближе к семи она с сумкой отправилась в баню. Предбанник был тесноват для застолья, но рядом с банькой стоял столик с двумя скамейками. Уже к восьми вечера в бане было тепло. Поддав воды на тлеющие угли, можно будет париться на двух широких полках.
    Было пять минут десятого, когда к забору тихо подъехала машина, и в калитку тихо (Анна предупредила, чтобы не шумели) просочились трое молодых людей с пакетами из супермаркета. 
    Ария представила ей молодых мужчин, которых называла парнями, но обоим были хорошо за тридцать. Её двоюродного брата звали Райвис. Он был крепкого телосложения, высокого роста и производил впечатление знающего себе цену человека. Второй представился Валерием. Он был русским, но по-латышски говорил хорошо, а по возрасту лет на пять уступал своему приятелю Райвису. То, что он был русским, Анну не смутило, так как она была латгалкой, а не латышкой. Голубоглазый симпатичный Валерий, державшийся скромнее Райвиса, ей понравился сразу.
    Ария отвела подругу в сторону и сказала:
    - Этот Валерий вернулся из шестимесячного контракта. Он устал, ему требуется женщина. Мужик перспективный, неженатый, живёт в Вентспилсе с родителями, а ты ему понравилась – мне об этом уже шепнул мой кузен. Ты как, не против с ним?..
    - Против него – нет, но с ним – это другое дело. Не то, чтобы против, но не сейчас – это точно: я же до сих пор девушка.
    - Ты шутишь, Анна?! Некоторые из наших, даже те, кто после нас учился, уже детей понарожали, а ты, такая хорошенькая?.. Когда-то же надо начинать…
    - Да не было просто никого поблизости, а кто был – шантрапа и пьянь.
    - Зато сейчас есть! – Она посмотрела на Анну оценивающим взглядом, задержав глаза на большой её груди. – О, девонька, да ты в отличной форме, всё при тебе. Недаром у Валеры так глаза блестят.
    - Я не против наладить с ним отношения, но не знаю, что получится, если он сразу захочет меня.
    Тут к девушкам подошёл Райвис:
    - Ну, вот что, дорогие дамы, откроем-ка нашу заветненькую и выпьем за встречу и знакомство.
    И он повёл обеих к столику около бани, где всё привезённое ими и принесённое Анной уже было разложено и расставлено.
    Райвис раскупорил красовавшуюся на столике бутылку «Белой лошади» и разлил виски по пластмассовым стаканчикам. Все выпили, закусили, а Анне за чем-то, как хозяйке, пришлось отбежать в дом. Когда же она вернулась, в баньке уже горел свет, окно было задёрнуто занавеской, и мелькали тени. Она с волнением открыла дверь и сразу оказалась в руках полуобнажённого Валерия.
    - Хочу тебя! – горячо прошептал молодой загорелый мужчина, не давая Анне возможности хотя бы положить на скамейку принесённые простыни…

…. Оглушённая болью, пронзившей её, Анна вскрикнула. Валерий зажал ей рот рукой:
    - Всё будет хорошо, Аннушка. Ты лишилась девственности, но обрела меня. Теперь я постараюсь, чтобы тебе было приятно. Миленькая…
    Он целовал её губы, всё больше проникая в её лоно.
    - Я уже в тебе, деточка, не нужно так напрягаться, постарайся расслабиться, и ты не пожалеешь.


* Городок в Восточной Латвии (Латгалии), между Резекне и Даугавпилсом. Духовный центр католиков Латвии, место паломничества, резиденция главы местной римско-католической церкви, посещаемый иногда понтификами.


                3. Крутые виражи жизни


    Пребывая в сладостной невесомости, и, казалось бы, отрешённости от всего происходящего, кроме какого-то нового состояния её тела, Анна всё же иногда слышала, как через стенку в предбанник доносились стоны и крики Арии, которая находилась в руках неутомимого Райвиса.
    Валерий же, получивший мужское насыщение, ласково смотрел на Анну, которая так легко ему досталась, не понимая, что неопытная девушка просто не устояла перед его бурным натиском: сказалось и его обаяние, и то, что ей приглянулся русский моряк, и своего рода реклама со стороны Арии, и гостеприимство девушки, которой неудобно было отвергнуть ухаживания мужчины, неожиданно для неё оказавшиеся столь стремительными.      
    Это была удивительная девушка: Валерий, который неплохо зарабатывал с юности, привык, что все его сексуальные партнёрши – как профессиональные, так и те, которые попадали в его объятья по велению плоти, а иногда даже и  сердца, - обуславливали нахождение в его постели некоей материальной компенсацией, не обязательно денежной, а эта крестьяночка так искренне, как ему показалось, отдалась ему! Эта искренность, которую он, впрочем, не вполне адекватно оценил, ошеломила и ещё больше привлекла его к Анне. 
   - Да, однако как преображает людей страсть и любовь, - высказалась Ария, когда они с Райвисом прошли через предбанник во двор, чтобы отдышаться после жары и бурного секса, а заодно пропустить по глоточку горячительного и по сигаретке.
    - Ну, в любовь со стороны Валерки я вряд ли поверил бы, - возразил ей Райвис, – это у него не впервые, а вот Анна, боюсь, прикипит к нему.
    Когда Ария с Райвисом ушли во двор, Анна снова прижалась всем телом к Валерию. Он целовал её запёкшиеся губы и твердил, сам не веря в то, что говорит:
   - Ты не сомневайся, девочка, через три месяца я тебя заберу отсюда, и мы поженимся. Я сейчас должен пройти курсы в Риге, иначе меня не выпустят в рейс, а потом будет небольшой каботажный контракт в пределах Европы на месяц-полтора. После него я и приеду за тобой.
    Анна слушала его, мало что понимая, кивала головой и плакала. Она почему-то чувствовала, что это чудо, случившееся с ней сегодня, больше никогда не повторится. Нет, она, возможно, будет с мужчиной, но Валерия она никогда больше не увидит.

    Забегая вперёд, скажем, что интуиция не подвела девушку: Валерий, действительно, после курсов в столице, во время которых они перезванивались, отправился в море, но не на полтора месяца, о чём он ей говорил вполне искренне, а в контракт на полгода – крюинговой компании, от которой он работал, неожиданно для него потребовался старший механик на танкер, работавший на постоянной линии между Индонезией и Новой Зеландией, а оттуда через полтора и даже три месяца так просто не вернёшься. Отказываться от такого предложения (а это было ещё и повышение в должности с резкой прибавкой в окладе) Валерий не только не захотел, но и не мог, иначе поссорился бы со своими работодателями, искать же новую работу пришлось бы долго. Так что путь Валерия домой казался очень долгим.
    Валерий не стал скрывать от Анны того, что им предстояло встретиться не раньше, чем через полгода. Он позвонил ей из Вентспилса, когда узнал о своей срочной отправке в этот злополучный для девушки контракт, и результатом этого звонка стала короткая встреча в аэропорту Риги, откуда Валерий вылетал в Сингапур через Копенгаген. Клятвы, объятья, несколько поцелуев, слёзы – вот и всё: Валерий бодро зашагал на фейс-контрол, а Анна понуро отправилась на 22 автобус, чтобы доехать до железнодорожного вокзала.

    Добавим, что Ария и Райвис, который, разумеется, не был никаким кузеном, после визита в «Лиепас» расстались, чтобы вернуться к своим основным спутникам жизни. Ария и вовсе исчезла из поля зрения не только Анны, но и своих родителей, отправившись со своим гражданским мужем в Ирландию.
    О Валерии же Анна, сидя в вагоне поезда «Рига – Зилупе»,  размышляла так: либо он вообще обманет, и она его больше никогда не увидит – и это скорее всего – либо просто забудет какую-то мимолётную девчонку из латгальской глубинки.
    О том, как далека она была от истины, какие крутые виражи иногда преподносит жизнь, особенно людям, работающим в экстремальных условиях, она не могла себе и представить.
    А с Валерием случилась вот какая история. Ещё в начале контракта, когда судно, покинув Сингапур после смены части экипажа и небольшого ремонта в доке, зашло за грузом сырой нефти в Джакарту, произошёл страшный, но вполне типичный случай: в машинном отделении их танкера индонезийский наркоконтроль обнаружил схрон с несколькими килограммами героина. Конечно, были допросы, временный арест судна и прочие «радости жизни», которые, с азиатской точки зрения, завершились для Валерия и подчинённой ему машинной команды вполне благополучно – их не посадили в тюрьму с очень сомнительными шансами на жизнь вообще, зато карьера на этом рухнула: все механики во главе с молодым «дедом»* были списаны с судна по приказу судовладельца и за свой счёт должны были добираться до родных мест. В «сименс буке» (паспорте моряка) у всех появилась «чёрная метка», а это уже перспектива длительной безработицы.
    В Латвию Валерий, ещё не заработавший денег на столь далёкий перелёт, вернётся лишь через несколько лет…   


* Так моряки между собой именуют старшего механика на судне.



                4. Незапертая дверь


    Как-то в воскресенье Анна пошла прибрать баньку: надо было помочь помыться маме, так как она в понедельник уезжала в Даугавпилс в больницу.
     Зента опять располнела и плохо себя чувствовала, поэтому местный врач выписал ей направление на обследования. На вопрос дочери, в какое отделение она едет, мать ответила:
    - В какое-какое? В гинекологию, конечно. Этот Гирт, спьяну, наверно, устроил мне внематочную беременность. После обследования скорее всего останусь на операцию. Я боюсь, доченька, ведь возраст уже.
    - Мама, ни о чём не думай. Хозяин даст мне отпуск, я останусь здесь за хозяйку. Дети будут сыты, скотина ухожена.
    После мамы в баню отправился Гирт. Он сказал, что сам уберёт за собой. Если бы Анна видела, с каким вожделением смотрит на неё отчим! От его глаз не скрылись изменения, происшедшие с падчерицей: походка стала мягче, женственнее, груди распирали все её платья и блузки, в глазах поселилась грусть.
    Иногда, подходя к её двери ночью, Гирт слышал, как Анна ворочалась во сне, плакала или вскрикивала по-русски:
    - Валера, я люблю тебя, приезжай.
    Все эти изменения Гирт связывал с приездом этой Арии с компанией, которую он толком и не разглядел. Он только успел столкнуться с Арией во дворе, когда она что-то грузила в багажник. Он хорошо знал такой тип женщин. Если бы другие обстоятельства, он бы легко договорился с ней провести совместную ночь.
   
    В первую ночь после отъезда Зенты Гирту не спалось. Его манило к себе девичье тело Анны. «Может, попробовать?» - подумал он и на цыпочках, чтобы не услышали младшие дети, подошёл к спальне падчерицы. Та мирно посапывала во сне, и тогда он толкнул дверь, которая, вопреки его предположениям, оказалась незапертой.
    Анна спала чутко и сразу открыла глаза, пытаясь в темноте разглядеть, отчего скрипнула дверь – может, у Зиты что-то стряслось или у младшенького? И тут она увидела Гирта.
    - Что вы здесь делаете, Гирт? – вскрикнула она. – Что-то с мамой? Звонили?
    - С мамой всё в порядке, она мне звонила почти в полночь. Завтра поеду к ней.
    - Тогда в чём дело?
    - А вот в чём!
    Гирт сгрёб её в охапку, смял, сжал, с остервенением раздвинул ноги.
    - Гирт! Что вы делаете?! Я сейчас закричу.
    - Кричи! Только детей напугаешь, но они ничего не поймут. Маме твоей всё равно – она спилась, понимаешь? А я хочу тебя – давно, как только увидел впервые. Думаю, что люблю. Во всяком случае, не могу без тебя больше. Да и ты одинока, нет никого, а тебе ведь  уже двадцать второй год.
    Борьба продолжилась молча. Прошло несколько минут, но силы были не равны, к тому же страсть мужчины к тёплому, нежному, размягчённому после сна телу Анны была настолько велика, что она не могла не передаться молодой женщине, уже несколько недель после Валерия не испытывавшей мужской ласки. И стоило Гирту войти в неё, лаская руками грудь, как он мгновенно почувствовал отдачу со стороны девушки. Сдавливая стоны, он углублялся в её лоно.
    А с Анной вновь произошло то, что тогда, с Валерием: она обмякла и, совершенно не ощущая себя, отрешилась от действительности. На миг ей показалось, что это Валерий целует её, и, вжимаясь в неё поглубже, вибрирует бёдрами. Ей стало хорошо, сладостно, покойно.
    Гирт закончил быстро, но не отпускал Анну, ожидая, когда волна накроет и её. И вот он почувствовал, как её тело под ним конвульсивно дёрнулось, попытавшись освободиться. Он дал ему свободу.
    - Пить! - попросила она.   
    Гирт вскочил с кровати и принёс воды, которую она жадно, взахлёб выпила.
    Он смотрел на неё с обожанием и одновременно с глубоким интересом. Он знавал многих, молоденьких в том числе, но ни одна из них не была для него столь желанна, как эта. И надо же такому случиться! В этой Богом забытой дыре расцвёл такой прекрасный цветок.
    Анна, откинувшись на подушку, отдыхала. Обцеловав её тело, он спросил:
    - А всё-таки, кто же был у тебя первым?
    - А тебе не всё равно?  - не слишком дружелюбно ответила она, но потом, помедлив, проговорила: - Один парень, которого я вряд ли увижу ещё.
    - Ладно, ладно, Аннушка, молчу. Признаю, что вопрос был некорректный. Дорогая моя! – он вновь наклонился над ней. – Спасибо тебе! Всё было удивительно, просто волшебно. Хочешь, повторим?
    - Нет! Посмотри, уже четыре часа. Скоро вставать, работы много. А тебе к маме собираться, надо прикинуть, что ей отвезти. И как это вас угораздило сотворить такое!
    - Я и сам не знаю. Мы с ней уже полгода спим раздельно, после того, как она пристрастилась к алкоголю по полной. Правда, недель пять тому обратно она попросила прилечь с ней, её знобило, она вскоре уснула. Может, у меня нечаянно что-то во сне произошло, а она на это место легла. Другого объяснения нет ни у меня, ни у неё.

    А другое объяснение было. Ночью Зенте захотелось выпить. Видя, что Гирт крепко спит, она спустилась на кухню, достала штоф и плеснула себе грамм двести. Выпила, закусила. Тепло разлилось по телу. Увидев свет на кухне,  из своего домика напротив вышел работник-молдаванин Штефанэ, которого они наняли на пару месяцев. Он постучал и, видя, что хозяйка уже хороша, предложил ей выпить – попробовать своего, молдавского, домашнего. Это довершило дело. Штефанэ хотел помочь хозяйке доплестись до спальни, но ноша эта оказалась ему непосильна.
    - Возьми меня лучше здесь, милый, - промычала Зента, изголодавшаяся по мужику.
    Женщина оказалась темпераментной. Работник старательно выполнил пожелание хозяйки и ушёл довольный, сытый и пьяный.
    Вот как получилось, что Зенте теперь предстояла операция, но никто, кроме уехавшего на родину Штефанэ, о причине этого не знал.


                5. Гирт и Анна


    Гирт отправился к жене, а Анна пошла на кухню, готовить завтрак для детей, которым скоро вставать, чтобы ехать в школу. Работы было, как всегда, много.
    Крутясь на кухне и в подворье, Анна размышляла о том, что же произошло между ними. И поняла: ЭТО было неизбежно. Вчера она не смогла оттолкнуть Гирта, не сможет и в дальнейшем. 
   «С мамой он не живёт, а только изображает мужа. Мужчина он в самом соку, красивый даже. И не дурак. С какой же целью он пробрался в дом и женился на женщине старше себя, к тому же имеющей пять детей? Ну, соседка-сестра сосватала. Но никто никого не сосватает, если нет мотивации. Как женщина, мама вряд ли его привлекала. Тогда что?»
    Она чувствовала, что ответ на этот вопрос где-то рядом, однако  нащупать нить не удавалось никак. Но она разрешит загадку, обязательно разрешит.

    Встали дети.
    - А ну-ка умываться – и к столу!
    - А что сегодня на завтрак, Анна?
    - Молочная каша. Немного творога. И чай со вчерашним сливовым пирогом.
    - А когда мы из школы вернёмся в пятницу? – пропищал Ояр, только две недели, как пошедший в первый класс. Он только что доел творог, а теперь приступил к пирогу.
    - В пятницу на обед будут щи из свежей капусты, тушёный кролик и компот из свежих фруктов. Из каких – выбирайте с Зитой сами.
    - Из слив, конечно! – заявила пятиклассница Зита. – Правда, Ояр?
    - Конечно, из слив. Мы тебя любим, Аннушка!
    С проселка раздался гудок школьного автобуса, и дети выбежали за забор.

    Гирт вернулся из Даугавпилса к обеду. В ответ на немой вопрос Анны, он сказал:
    - Там всё в порядке. Пока идёт обследование, а операция дня через три. Дальше – по её состоянию.
    - Бедная мамочка, что ей приходится выдерживать! - не выдержала Анна. 
    - Клянусь, я не трогал её! Но тут у меня одна мысль появилась: схожу-ка я к нашим строителям, попрошу их домик построить.
    - Для кого это?
    - А ты не догадываешься?
    - Гирт, - насторожилась Анна, - я ни на что тебе согласия не давала.
    - У тебя нет другого выхода. Моя ты теперь, понимаешь? Моя, Аннушка! И я сделаю всё, чтобы ты меня полюбила.
    Он подошёл ближе, поцеловал её в губы, а она не отстранилась, но и не ответила на поцелуй.
    - Ты как после вчерашнего, не раскаиваешься?
    - Нет, мне было хорошо, - не стала лукавить Анна.
    - Ты настоящая – честная и прямая. За это я ещё больше люблю тебя.
    - А не за мою молодость?
    - Конечно, за молодость и красоту прежде всего.
    Он стал собираться в путь.
    - А обедать?
    - В Даугавпилсе перекусил, но ужинать приду. Мне кое-что решить надо.
    - Для этого ты и водку с собой берёшь?
    - Она может пригодиться для переговоров.
    - А где ты дом собираешься строить?
    - За липовой аллеей, между домом моей сестры Мары и перелеском. Там ведь тоже наша земля, точнее, Зенты, но я с ней договорюсь, если ты не будешь против.
    Он придвинулся к ней поближе.
    - Если у нас родится ребёнок, будет где качели поставить. А, главное, мать сговорчивее будет.
    - Сколько комнат планируешь?
    - Три. Плюс веранду и кухню. По ходу стройки можно будет и о террасочке подумать. Денег у меня хватит – на дом точно, но не на землю.    
    Он ушёл, а Анна долго смотрела ему вслед. В её сердце Гирт уже поселился, но пока ещё в самом дальнем уголке.
    Она прилегла на диван в гостиной. Неожиданно она ощутила жгучее желание, пронзившее всё её существо. «От чего это? Его же нет рядом, - удивлялась она, медленно погружаясь в сон. – Неужели я полюбила его?»

    Не волнуйся, Анна. Это всполохи вчерашней бурной ночи. Ты стала настоящей женщиной. Ты ещё не знаешь, но вчера произошло зачатие: слишком много чувства и страсти вложил Гирт в обладание тобой. Пройдёт девять месяцев, и ты станешь мамой. А вот женой Гирта – не сразу: судьба снова сделает крутой вираж. Она любит пошалить. Держись, Анна!

    Когда Анна проснулась, было уже пять вечера. И тут она поймала себя на мысли, что ждёт Гирта и новостей, которые он принесёт с собой.
    Гирт явился почти в семь, голодный, слегка навеселе и довольный своими переговорами с шабашкой местных строителей, которые пообещали при хорошем и регулярном финансировании сработать дом до холодов. После ужина и всех вечерних крестьянских дел, они уже вместе отправились в комнату Анны.
    Перед тем, как лечь в постель, Гирт прочитал ей целую лекцию о подробностях задуманного проекта, который предполагал, что ей придётся обязательно уволиться от своего «кулака» и помогать строителям в разных мелочах и кормёжке, а это не два ребёнка, приезжающие на выходные и каникулы.
    - Я уже сегодня отстегнул им триста латов – за согласие начать и быстро закончить. Можно теперь в ваши объятия, моя принцесса? – он картинно склонился перед ней и поцеловал руку.
    - Да, - тихо прозвучал ответ.
    В полумраке Гирт нашёл её губы и долго не мог оторваться. Сегодня Анна уже не только не отбивалась, а сама обвила его шею руками и с неожиданной теплотой в голосе проговорила:
    - Я соскучилась.
    Тогда он медленно, нежно и тактично принялся за дело…



                6. Тайное становится явным


     Операция у Зенты прошла успешно, но обследования выявили целый букет других болезней, поэтому в стационаре пришлось пробыть больше месяца. Побывала она и у диетолога, который долго беседовал с ней и составил схему малокалорийного питания на две недели с повторами. Алкоголь ей был запрещён полностью. «Последствия могут быть необратимыми», - припугнул Зенту доктор.
    Гинеколог посоветовала Зенте побольше заниматься с мужем сексом, так как если у неё была в этом плане бурная жизнь (пять детей-то – не шутка), то её отсутствие теперь нанесёт большой вред здоровью.
    По возвращении из больницы Зента не прикасалась к алкоголю аж две недели, но, видя, что Гирт не выказывает никаких поползновений к возобновлению интимных отношений, сначала пала духом, а потом сварила самогонки и так насладилась «первачком», что еле добралась до кровати.
    На следующее утро она вышла во двор покормить кур и кроликов и тут заметила нового работника, которого нанял Гирт для помощи Анне, так как сам был всецело занят какой-то работой, на которой пропадал  почти весь день. Чем он занимался на самом деле, она пока не знала и о том, что дом строился на её земле, тоже, так как  за забор своего хутора не выходила.
    Работник на этот раз был местный, он немножко был знаком с Зентой и её повадками, которые выработались после смерти первого мужа, поэтомуотмахнулся от неё:
    - Некогда мне, я после работы у вас должен идти ещё дом строить. – Сказал и отбежал от неё.
    Зента в изумлении побрела назад, к дому: «Он что, с катушек слетел? Какая стройка? Какой дом? У нас же есть дом, пока что лучший в округе. Ишь, что выдумал!»
    Она заглянула в кухню и увидела Анну, завтракавшую на ходу.
    - Что ты там бормочешь, мама?
    - Да вот работника нового увидела, Язепа, а он, видно, сбрендил. Сказал, что бежит какой-то новый дом под липами строить.
    Анна спокойно доела свой бутерброд и сказала:
    - Он не сбрендил, мама. Дом, действительно, строится. Фундамент уже заложен, стены начинают класть. До зимы будет готов.
    - А для чего? Что, нам тесно здесь?
    - Сейчас не тесно, мама, - спокойно сказала Анна, - но, может, станет тесновато. Дело в том, что я в положении, второй месяц пошёл.
    - Вот это я понимаю! Ай, да дочка, ай да молодец! Пора мне бабушкой стать, пора. И от кого же ребёночек-то у тебя?
    Она вытащила пробку из штофа, а из банки солёный огурец и, налив полстакана, залпом выпила.
    - За твоего ребёночка будущего, а моего, стало быть, внучка! – и хрустнула ядрёным огурчиком, аромат от которого распространился по кухне.
    - А ребёночек от Гирта, мама! Понимаешь, как-то так случилось… Ну, в общем, не выдержал он, а у меня силёнок не хватило оттолкнуть. Не царапать же его было!
    - От Гирта?.. – вырвалось у неё, но Зента уже захмелела, на старые-то дрожжи, поэтому вполне миролюбиво продолжила: – И это понимаю, доченька. Мужик он ладный, женщина ему нужна постоянно. А я располнела, вся в болезнях, да вот ещё выпить не дура. Я своё отрожала, да и за пятьдесят перевалило. Любил меня твой отец очень, да и Гирт по первости не обижал. Но уж всему своё время. Вы только не афишируйте пока, потом всё уладим.
    Она подошла к дочери и поцеловала её.
    - А сладкий он, Гирт?
    - Сладкий, мама.
    - Хорошо тебе с ним?
    - Так хорошо обоим, что порой оторваться не можем.
    - Ну, тогда счастья вам и согласия, - проговорила мать заплетающимся языком и отправилась спать.
 
    Анна не ожидала такой реакции матери на то, к чему она так долго готовилась и уже две недели держала в себе, не зная, как всё это подать. А тут вдруг всё оказалось настолько просто! Хоть какой-то толк от самогона.
    Она понимала, что когда мать протрезвеет ненадолго, ей будет очень тяжело переварить сказанное дочерью только что. Но Анна так думала совершенно напрасно: Зента была из тех женщин, которые, если нужно, всегда отыщут себе партнёра, тем более, что для мужиков всегда найдётся первачок, но сейчас матери, конечно, не до того, чтобы думать о таких вещах. От Гирта же она постепенно отвыкнет, да и, по счастью, она с ним не была зарегистрирована, зато дети для неё всегда были на первом месте. К тому же сама Зента, в отличие от дочери, начинала свою интимную жизнь намного раньше и уже беспокоилась о женской судьбе Анны.


                7. Тайна Гирта раскрыта


    К концу января Анна была уже на пятом месяце, и животик выделялся. Работать по дому ей с каждым днём становилось труднее. Видя её состояние, Гирт нанял опытного профессионала из города, чтобы ускорить «зависшее» строительство и завершить его хотя бы к рождению сына. Зента стала меньше пить, переживая за дочь.
    В марте снег начал таять. Анна часто выходила на солнышко, чтобы погреться. Как-то к ней подошла Мара, сестра Гирта:
     - Правильно, Аннушка, раскрасавица ты наша, гуляй побольше, воздух в марте целебный. Скоро ли рожать собираешься?
    - В мае, - ответила Анна. – Уже скоро. Гирт ждёт не дождётся.
    - А как дальше будет, решили?
    - С мамой ничего улаживать не нужно: она всё поняла и ничего не имела против того, чтобы поменять сожителя на внука. Внучок ей даже предпочтительнее. Кусок земли под новым домом она переписала на меня. А Гирт обещал ей всяческую помощь по хозяйству и с детьми тоже. Я, конечно, тоже подключусь, как только подниму немного сыночка.
    - Вот радость-то какая! Наконец у Гирта будет жена по сердцу! – отреагировала соседка и, поцеловав Анну в лоб, пошла к себе.

    На другой день Анна поехала в поселковую поликлинику на очередной осмотр у гинеколога. Ей сказали, что всё хорошо, никаких проблем с предстоящими родами быть не должно, желательно только попить витамины, а ещё лучше поездить на уколы. И врач выписала нужные рецепты. 

    Назад Анна поехала не на автобусе, а на легковушке, куда её пригласил Айнар, тот самый строитель, которого нанял Гирт, чтобы ускорит сооружение дома. Так что домой Анна вернулась часа на полтора раньше, чем планировала. Позвонить домой, чтобы предупредить об этом Гирта, она не смогла: разрядилась батарейка на стареньком телефоне.
    Когда Анна прошла во двор, в доме было тихо, лишь в комнате матери ей почудились какие-то звуки. Она подумала, что Зента снова в подпитии и ворочается, стараясь уснуть. Дети были в школе.
    Анна приоткрыла дверь комнаты матери - может, ей какая-то помощь нужна, и ужасная картина предстала её взору: Зента, немного захмелевшая (початая бутылка стояла неподалёку) с приподнятой юбкой полулежала в кресле, а Гирт, навалившись на неё на полусогнутых ногах, охаживал её на полную катушку, как видно хорошо, потому что мать визжала от удовольствия. Гирт, похоже, тоже основательно приложился к огромной бутыли:
    - Поцелуй меня, Аннушка, - отдуваясь, приговаривал он в то время как сама Анна стояла на пороге комнаты позади него.
    Зента впилась губами в его губы. Тогда он рванул на ней кофточку, пуговицы разлетелись, и Гирт стал жадно терзать её большие груди.
    Не помня себя от ужаса, Анна стала закрывать дверь, чтобы не видеть больше этого кошмара, но тут ей на глаза попался лист бумаги, видно, упавший со столика и долетевший до двери. Она подняла его с пола и прочитала текст. Это была дарственная матери на имя Гирта: мать отписывала ему дом и все хозпостройки. Землю, сад, баньку, а также небольшой вклад в банке она завещала младшим детям.
    Так вот что задумал Гирт, когда появился в этих краях! Вот почему в последний месяц он ни разу не спал с Анной! Не её беременность была тому причиной – он занимался матерью. Теперь-то Анна разгадала загадку, мучавшую её не один месяц, – почему же Гирт поселился у вдовы, обременённой пятью детьми. И вот темпераментная, долгое время лишённая любви Зента – по пьяной лавочке, конечно, – подписала то, что он ей подсунул.
    Анна подхватила дарственную и, держась за сердце, поднялась к себе. В комнате она ещё раз взглянула на бумагу, и тут до её сознания дошло то, что она держала в руках незаверенный документ. Это немного меняло дело. В коридоре стояла кадка с фикусом. Анна судорожно вырыла ямку и сунула под корень листок.
   

                8. На круги своя


    Спрятав зловещий документ (который, правда, ещё не был документом с юридической точки зрения), Анна вернулась в свою комнату, разделась и легла в постель.
    Через некоторое время послышались шаги: шаркающие – это мать, и осторожные, явно, на цыпочках – это Гирт.
    - Посмотри, - вполголоса сказал Гирт, - спит ли она.
    - Спит, намаялась с дороги, - ответила Зента.
    - Намаялась, как же! Дура ты, Зента! Она, похоже, приехала раньше, на попутке, потому что у рейсового два часа окно в расписании. Вот она-то и взяла бумагу, больше некому. Значит, и нас могла видеть… 
    - Если взяла – отдаст! – сказала Зента.
    - Держи карман шире! Не с этой целью она её подхватила.
    Они ещё о чём-то пошептались, а потом мать тихо зашла в комнату и стала суетливо рыться в карманах Анниной куртки и её сумочке. Анна делала вид, что крепко спит. Зента, убедившись в том, что документа нигде нет, вернулась в коридор.
    - Если взяла именно она, то спрятала хорошо. А самое паршивое, что она прочитала то, что там написано. И как это мы не закрылись! Какой же я болван! Это всё твой самогон дурацкий. Короче, если найдёшь бумагу – в печку её немедленно! Да-а, вот же дурачьё  старое, не заперлись…
    - А почему это мы закрываться должны были?! Ты же как бы муж мой ещё, хоть и гражданский.
    - А Анне я кто?
    - Анне?
    - Да, Анне! Кто я ей?
    Мать, немного подумав не до конца ещё трезвой головой, ему ответила:
    - Полюбовник.
    - Ещё раз что-то подобное скажешь – придушу. Она мне – жена. Я её люблю, запомнила?
    - Запомнила, запомнила, - пробормотала Зента и пошла вниз, видно, выпить.
    Гирт ещё немного постоял в состоянии озадаченности, потом отправился к новому дому, куда должен был сегодня приехать новый бригадир «шабашки». 
    Стройка там вновь разгорелась. Стены стояли давно, крыша тоже, а вот внутренняя отделка и, главное, все коммуникации – на это деревенские мужики явно не тянули без Айнара.
    Когда возня у её двери затихла, Анна тихонько поднялась и стала лихорадочно собираться. Она решила, что уедет отсюда. «Пусть думают что хотят!» - решила она, а перед её глазами стояла непристойная сцена, свидетельницей которой она невольно стала. Сейчас она ненавидела Гирта. Ребёнок будет только её!
    Анна быстро собрала сумку и собственные наличные деньги, вышла на крыльцо. Дома было тихо – значит, мать угомонилась и спит. Анна выскользнула через калитку, но пошла в сторону шоссе не по липовой аллее, чтобы не нарваться на Гирта, а лесной тропкой, которую хорошо знала с детства, так как сама с младшими детьми её и протоптала в поисках ягод. Пока она не знала, куда поедет – просто ушла из дома, от людей, жизнь с которыми больше не представлялась ей возможной. Ей хотелось вычеркнуть Гирта из жизни, но мысль об этом перемежалась с другой – о том, что маленькую лазейку для него оставить всё же нужно:
    «И всё равно, сколько бы времени ни прошло, я буду ждать его, пока он не отыщет нас. Забыть его совсем - это невозможно, это очень больно». В своих мыслях Анна впадала из одной крайности в другую. Это было настоящее смятение чувств. Единственное, в чём она была уверена – это в том, что, невзирая на все обстоятельства, любит Гирта. Она всё ещё ощущала его в себе. Прикладывая руки к животу, она ощущала толчки и улыбалась: маленький Гирт всё настойчивее заявлял о себе.

    Она прошла километра два, присела на косогор и откинулась на ствол берёзы. Расслабилась. Ей вспомнились все ночи любви с Гиртом. Боже, как же он был нежен с ней! Безусловно, он тоже любил её.
   Однажды в лесу их застал сильный дождь. Они выбежали из леса на поле, где стоял старый полуразрушившийся сеновал. Из разных его уголков он нанёс охапок сена и устроил подобие ложа. «Раздевайся, - приказал он Анне, - насквозь промокли». Она сняла с себя всё, кроме трусиков. «И это – тоже!» Сам быстро снял мокрую куртку, рубашка под которой осталась сухой. Её постелили под себя и на жёстком, спрессовавшемся сене любили друг друга до умопомрачения. Потом (она это смутно помнила) он бегал куда-то и отливал Анну водой. Ничего не поняв, так как на время потеряла сознание, она вновь протянула к нему руки.
    - Какой же ты стала пылкой, страстной женщиной, Аннушка, - сказал он, нежно целуя неприкрытые участки тела.
    - Это ты меня сделал такой.
    - Как хорошо, что я встретил тебя, что ты не уехала никуда и ни с кем из этих краёв, сделав меня счастливым!
    - Наверно, я ждала тебя. Скажу по секрету: ты мне понравился с первого дня.
    - А я полюбил тебя с первого взгляда.
    - Говорят, любовь с первого взгляда – самая сильная.
    - Мы не разлюбим друг друга, Аннушка. Я буду работать, любить тебя, а ты – воспитывать наших детей.
    - И сколько ты хочешь?
    - Сколько Бог даст, столько и хочу.
    Незаметно она заснула. Проснулась от голоса Гирта:
    - Анна вставай, тебе пора.

    Она разомкнула глаза: «Ничего себе присела: часа полтора прошло. Хорошо, что Гирт разбудил меня во сне. Как это возможно?»
    Встала, отряхнула платье, застегнула куртку и пошла дальше.
    Она вышла на шоссе в стороне от остановки автобуса и решила голосовать: беременной не откажут. А выбор маршрута зависел от того, какой автобус подойдёт сюда раньше – на Резекне или на Даугавпилс. Первым подкатил резекненский. «И хорошо, - подумалось ей, - быстрее на поезд сяду».

    Через полтора часа она уже сидела в поезде «Зилупе – Рига». Глядя на проплывающие вокруг родные места, она глубоко страдала. Она не знала, к кому едет и зачем, как и не знала, какое решение принять.
    «Ничего, сыночек, - утешая себя, обращалась она к тому, кто ехал вместе с ней, - ты найдёшь своего папу и простишь его, если он не найдёт нас раньше».
    Она доехала до Екабпилса и сошла. Прогулялась по окрестностям вокзала, но город не привлёк её к себе. Она любила природу, простор. Поэтому уже через час она проголосовала, и её подобрал водитель-дальнобойщик, гнавший полную фуру в сторону границы с Россией – стало быть, ровно в том направлении, откуда она приехала.
    Машина двигалась мимо оград, липовых и берёзовых аллей, перелесков, соснячков. Перед глазами Анны встал их недостроенный дом под липами. Ей стало тяжело. Она заплакала.
    - Что с вами, - спросил шофёр. – Вам плохо? Может, выйдем на воздух?
     Маленький комочек внутри неё больно бил ножками. Он, наверно, чувствовал, что наделала его мама, и не понимал этого.
Шофёру она сказала:
    - Да, мне действительно неважно. Высадите меня, пожалуйста, в Резекне.
    Взять такси в Резекне при наличии полного кошелька проблемой не было. Через полчаса она вышла из машины на липовой аллее рядом с родным хутором.
    Она спрятала тяжёлую сумку в кустах и пошла к строящемуся дому, со стороны которого, несмотря на поздний час, всё ещё доносился шум. Сквозь весенние сумерки она разглядела человека, бегущего ей навстречу: конечно же, это был Гирт.   
    Он подхватывает её на руки и кружит в радостном восторге.
    - Гирт, где ты, пора заканчивать! – кричит кто-то из дома.
    - Да подожди ты, ко мне жена пришла, дай насладиться.
    Мужчина выглядывает из незастеклённого окна и понимающе улыбается. Анна молчит: она оцепенела от счастья.

    Через месяц Анна рожает мальчика и называет его Гиртом. Гирт-старший привозит обоих из больницы в новый дом под липами.


                18.01.15