ФЕНИКС.
Её опять выкрали!
Буквально: едва показалась во внутреннем дворе гостиницы, кто-то зажал сзади крепкой рукой ей рот и потащил немилосердным бульдозером к тонированному минивэну.
Молодой, высокий, сбитый мужчина, не произнеся ни слова, закинул маленькую худенькую девушку, как котёнка, в тёмный салон, где её «приняла» пара таких же немилосердных рук.
– «Вырублю», если пикнешь.
– Не лапай! Лучше плед дай – спать хочу.
Спокойный голосок невольницы на миг смутил «опера».
– С ночной я…
Как только водитель сел обратно в кресло, в салоне больше не прозвучало ни звука.
Охранник безмолвно извлёк из-под сиденья тёплый тёмно-синий плед, укрыл девушку на разложенном тут же сиденье, странно зыркнул на коллегу в зеркало заднего вида; тот не подал и вида, что ситуация эта весьма непривычна, да что там – нонсенс: чтобы пленница указывала служащим Системы, что делать?
Не понимая себя, парни выполнили всё беспрекословно, подумав, наверное: «Чего-то нам не договорили на инструктаже…»
Девушке же было начхать на их сомнения и подозрения.
Марина Риманс не была нахалкой или, хуже того, дурой, и ситуация эта совсем не забавляла, не ожидалась. Нет. Лишь раздражала.
Привычно ругнувшись под нос на неприличном и извечном, провалилась в сон – дежурство вышло не из лёгких: одиннадцать номеров выездных!
Группа путешественников из Вологды съехала из столичной гостиницы для госслужащих и депутатов, принеся ей деньги. Так заведение держалось на плаву, восполняя недостаток средств, потерянных в период очередного «режима» во время Пленума ЦК КПСС. Что делать – члены членами, а денежки считать приходится регулярно и отчитываться за них. Вот и пускали на постой простых смертных в номера недавно съехавших слуг народа и их прислужников.
Проснулась от ощутимого толчка, когда забугорный малыш-автобус попал небольшими колёсами в немалую русскую выбоину. Сквозь сон услышала тихий мат из уст водителя, язвительный смешок от охранника:
– Опять? Здесь же?!
– Забыл, ёпть…
Не раскрывая глаз, принялась размышлять:
«Чёрт, зачем меня опять выдернули? Ну, Сергеич, услышишь от меня пару ласковых! “Спустись через грузовой. Лучше боковым выйди”. Вот ведь зараза кагэбэшная! Провёл! А я-то, тупица, подчинилась, подумав, что он новый “хвост” за мной заметил.
Осторожно вздохнула, медленно повернулась на бок.
Почувствовала, как парень поправил сползший плед, накрыв её почти с головой.
– Заботливый, блин. Ладно, служивый, спасибо. Что-то сегодня зябко. Или опять простыла? Ёёё… забодал насморк. Надо идти на прогревание. Пять сеансов УФИ, и порядок на пару лет.
Негромко шмыгнула носом, вспомнив, что капли в сумочке, решила пока “не просыпаться”, а потерпеть.
– Куда меня? На Ближнюю? Если да – свои, если нет – либо Толик, либо… неприятности. Вот только сейчас мне их не хватало! Хорошо, что дочь у мамы.
Погрустнела, вспомнив свой пятилетний “звоночек”.
– Прости, роднулька, свою непутёвую мамку. И сама не рада, что попала в эту гэбэшную карусель. Если бы не Лёха… – задавив истерику, сжала эмоции и сердце в кулак. – Стоп! Не раскисать! Ещё неизвестно, что ждёт через несколько минут. Силы могут понадобиться…
Не успела подумать, как почувствовала под колёсами машины ровную гладкую дорогу.
– Лётное поле! Нет, только не туда! Опять самолёт?..»
– Подъём.
Низкий строгий голос вырвал из отчаяния, рука легла на женское плечо.
Села на ложе, «опер» подал таблетку и бутылку с минеральной.
– От укачивания, «Аэрон», – проследил, пока пила, забрал бутылку. – На выход.
Обернувшись, извлёк из мягкой небольшой сумки сзади матерчатую тёплую курточку с капюшоном, протянул.
– Надень. Там прохладно.
Когда выполнила приказ, показал глазами на соседнее кресло, а разложенное тут же собрал. Надел ветровку.
– Пошли, нас ждут.
Одновременно с ними вышел и водитель, тот самый плотный мужчина, что «принял» Мари в машине.
Идя под конвоем, лишь затейливо выразилась тихо, заметив на взлётной полосе знакомую «птичку»: небольшой реактивный самолёт.
На трапе у входа в салон стоял знакомый зрелый мужчина с седеющими висками.
«Михайлов! – безмолвно ахнула, стараясь “держать лицо”. – Значит, на Среднюю летим. Толик!»
– Семь минут опоздания, – густой басовитый голос укорил парней.
– Спала. Не хотели тревожить ямами.
– Ладно, верю.
Снисходительно, едва заметно усмехнулся, внимательно присмотрелся к невольнице.
– Легко одета, уставшая и, наверняка, голодная.
Спустился с короткого трапа в несколько ступеней, остановился перед гостьей.
– Здравствуй, «Пани».
– Честь имею, товарищ тюремщик! Баланда съедобна на вашем корыте? – её голос был прохладен, ровен, не располагающий к шуткам.
– Я лишь выполняю приказ, – убрал с лица улыбку. – Я Вас попрошу «птичку» нашу не обижать, на ней ещё лететь, может отомстить.
Негромко рассмеялся и положил на тоненькие плечики девушки тёплые руки.
– Поешь, выспишься и перестанешь ворчать.
– Зачем? – не смягчилась, не смирилась.
Упрямо наклонив-набычив голову, сверкнула недоброй зеленью глаз.
– Сам ещё не знаю. Послушаем вместе.
Вспомнил о служивых, поднял строгий серый взгляд.
– Свободны.
– Сумка! – метнула тут же взор в охранника пленница.
Покраснев, парень бросился к машине, повозился, вернулся с сумочкой в руках.
– За сиденье завалилась, – отдавая, прятал красивые тёмно-серые глаза в густых ресницах. – Простите. Чистого неба Вам.
– Время, – в проёме люка показался стюард.
…Она оказалась права: Средняя база.
Приуралье. Красота и ощутимая осенняя прохлада, полыхание жёлто-красных лесов, грибы-ягоды и… комары.
– Репеллент.
Михайлов протянул незнакомый баллончик с иностранной надписью и комаром на этикетке.
– Я буду находиться на болоте? – возмутилась.
В ответ посмотрел удивлённо, покачал головой.
– Тогда не нужно. Аллергия на запахи.
– Без запаха.
Увидев отрицательное покачивание светловолосой головы, прикрытой тёплым капюшоном курточки, безропотно убрал в карман аэрозоль.
– Ну, готова? Нас ждёт машина.
Через час были на незнакомой заимке в глухом месте леса.
«Территория небольшая, тщательно огороженная, строения компактные, приземистые, деревянные; хорошо скрывают сосны и лиственные деревья, не вырубленные без нужды. Красиво и скрытно. По периметру территории сторожевые вышки, дорожки тщательно выложены поперечными спилами брёвен: сухо, чисто, ароматно, здорово. Санаторий, блин…
Грустно вздохнула, окидывая внимательным взглядом всё вокруг.
– Хрен с самолёта или вертолёта разглядишь, куда уж спутнику браться… Научились маскироваться и прятаться, черти. Ладно, разберусь».
– На месте.
Остановившись у добротной постройки с чистыми стёклами больших окон и прозрачных дверей в пол на заграничный лад, сопровождающий обернулся, протянул репеллент с виноватой улыбкой.
– Съедят ведь. Возьми. Расчешешься. Знаю.
Смотря в упор, смилостивилась, оценила заботу, взяла, положила баллончик в карман курточки.
– Готова? Драться не станешь?
– Посторонние?
– Посмотрим.
В просторном светлом кабинете находились трое незнакомых взрослых мужчин с неподвижными, будто каменными лицами.
Тайком вздохнула, окатившись противной дрожью страха: «Это узкие “спецы”! Они что здесь делают? Да что твориться?..»
Покосилась на провожатого.
Быстро метнув взгляд, закрыл глаза на миг: «Не нервничай. Свои».
Неуловимо покачала головой: «Ну, дела…»
Не успела подумать, как в боковую, скрытую дубовыми панелями дверь вошёл он, куратор Анатолий Грек. Её друг, тайный воздыхатель и самый опасный человек на свете. Никогда не могла предугадать, чего от него ждать, с какой стороны нагрянет неожиданность, что из себя будет представлять.
Грек был близким и преданным другом её Алексея, ныне безвременно усопшего.
Его коллеги не оставили девочку без внимания после трагической гибели возлюбленного, включив без спроса в орбиту своих интересов: и присматривали, и опекали неназойливо, и охраняли, и берегли, как зеницу ока.
Поначалу, оглушённая потерей, была даже благодарна такому мощному «колпаку», лишь позже сообразила, что стала невольницей Системы. Потеряв любимого, обрела его друзей, работу и… недругов. «Хвост» вскоре стал привычным, и она быстро научилась отрываться и пропадать.
Ребята-«опера» приспосабливались к строптивому объекту, не раз и не два спасая и оберегая от неприятностей свободолюбивую упрямицу.
Лишь когда стало понятно, что к Мари начали проявлять определённый интерес «заклятые коллеги из-за бугра», негласно вписали в Семью. Тогда Анатолий и стал её ангелом-хранителем, помогая и наставляя, знакомя и вводя в специфический круг Конторы.
Наблюдая сейчас за статным, красивым, импозантным мужчиной слегка азиатской внешности, вспомнила один эпизод, произошедший вскоре после внедрения в «стаю».
…В тот день, пройдя несколько лекций и инструктажей, вышла в коридор из аудитории, замешкалась в незнакомой обстановке, беспомощно оглядываясь.
– Вам помочь? – притормозил рядом высоченный молодой парень.
– Я присмотрю за курсанткой, – тут же прозвучал спокойный голос Анатолия за её спиной.
Парень, кивнув, испарился.
– Прости, Мариш, опоздал на пару минут. Идём, – кивнув головой налево, повёл вниз по лестнице. – Устала? Голодна?
Грустно покачав головкой, не поднимала чудных глаз, старалась не провоцировать разговором, не улыбаться: «Будь осторожна, Машук! Он “поплыл” практически сразу, едва увидел в сквере два года назад. Не усугубляй страданий человеку».
Словно подслушав мысли, Грек рывком затащил её под лестницу, где было довольно просторно возле окна.
Тут обычно курили нетерпеливые, но это не приветствовалось – во внутреннем дворе место для курящих.
Сейчас площадка пустовала, чем и воспользовался: зажал девушку возле подоконника.
Не испугалась. Сохраняя спокойствие, мягко выставила ладони между телами, легко отодвинула на длину рук, вызвав мистический страх у взрослого сильного мужчины.
Как ни старался вновь притянуть, вжать в себя хрупкое тельце, поцеловать эти чувственные пухлые губы причудливого абриса, ничего не мог сделать. В маленькой Марине словно несколько мужчин было – в сталь превратились руки!
– Не стоило. Он этого не одобрил бы. Сам знаешь.
Выслушав с напряжённым, покрасневшим от возбуждения и натуги лицом, бессильно зарычал, сжимая пальцы на худых костлявых плечиках, причиняя боль, «сажая» синяки.
Смотря прямо в глаза, потемнев бесподобным тёмным изумрудом, лишь покачала головой.
– Тебе не победить. Лёша стоит между нами буквально. Видишь? Чувствуешь?..
Перевела загоревшиеся счастьем и любовью глаза куда-то выше, левее мужской головы, замерла, улыбаясь!
– Нет… Уйди! – бездумно просипел, передёрнувшись крепким телом.
Впившись в женское лицо взглядом, смотрел долго, потом стал ослаблять хватку рук, и чем слабее становилась, тем мягче был отпор. Даже не чувствуя сопротивления, не посмел обнять.
– Прости меня… Простите…
Прошептав через силу, не смог сдержать слёз и тогда сквозь их пелену увидел… Лёху!
Он стоял слева, смотря с лёгкой укоряющей улыбкой, будто говоря: «Ну, друг, ты и вытворил…» Поняв, что Грек его увидел воочию, призрак медленно растаял, поцеловав напоследок голову Марине любящим, таким грустным поцелуем!..
– Прости, Лёш… больше не повторится… – выдавил неслышно, побледнел, отшатнулся.
Ошалевшими глазами смотрел в спокойную зелень, в которой не было ни грана осуждения, лишь вдовья тихая печаль. Постояв, шагнул навстречу и ласково невесомо обнял.
– Ты простишь меня?
…Выслушав начальника, «спецы» безмолвно покинули кабинет, щёлкнув каблуками тёмных форменных ботинок. С ними вышел и Михайлов, кивком и тёплой улыбкой попрощавшись с Мариной. Последним кабинет покинул ординарец, поняв безмолвный приказ Грека.
Встав из-за стола, Анатолий протянул руку, помог подняться со стула гостье, усадил на чёрный кожаный диван у прозрачной французской двери, что выходила во внутренний двор-картинку.
– Здравствуй, Маринка, милая, – приник к её рукам с поцелуем. – Так рад тебе… Столько не виделись…
– Зачем? – окатила прохладой.
Мельком окинула лицо внимательным взглядом: загорелый до черноты, с выжженными, обесцвеченными до белизны прядями волос. «Ясно. С операции только что. Где, интересно? Пакистан? Афганистан? Аравия? Или Африка?»
Вернулась к беседе:
– Ну?..
Вместо ответа прижал её ладони к вспыхнувшему лицу, стал прятать серо-карие глаза, задышал часто и нервно.
– Ты дал обещание, – остудила грустным голоском.
Не отпуская ладоней, кивнул и поцеловал их несколько раз, крича безмолвно о любви.
Она знала.
– Ты не ответил на вопрос.
– Тревога.
– Ложь.
– Есть веские причины…
– Ответ неверен.
– Тебе показать отчёты?..
Вскинулся, загорелся возмущённым румянцем на смуглом скуластом лице, глаза прищурил, усугубив схожесть то ли с алтайцем, то ли с калмыком, то ли с якутом.
– Скажи честно, только и всего. Простую истину. Неужели так трудно? Отвык? – не отступилась: нужна была правда.
Медленно отпустил девичьи руки, выпрямился, побледнел.
– Зачем? – не сдалась. – Какое вам дело до простой обывательницы? Не пора ли оставить на произвол судьбы? Столько средств, такие силы задействованы – зачем? Я ведь никто. Пшик. Удачная оказия… Мусор гражданский…
Не договорила, оборвала, заметив краем глаза, что скрытая панель в стене вновь открылась, и в кабинет без стука вошли двое серьёзных пожилых мужчин в форме.
«Вот это да! Звёзд-то сколько… – безмолвно фыркнула, держа лицо бесстрастным. – Да и на груди “иконостас” целый. Вояки со стажем. Какая честь!..»
Не сдержавшись, криво усмехнулась.
Анатолий, задавив удивление на лице, встал и поднял Мари, требовательно взяв под локоток.
– Не скачите, молодые!
Седовласый генерал-майор с юными голубыми глазами по-отечески махнул рукой, отметая готовые сорваться с губ Грека приветственные слова. Подошёл к Марине, которая склонила светловолосую кудрявую головку в почтительном молчаливом приветствии, заглянул снизу в её лицо и… рассмеялся.
– Вижу-вижу… Смеётся, баловница! Наслышаны, наслышаны… – обернулся к коллеге с не меньшим количеством звёзд и регалий. – А ведь это она! «Пани»! Угадал Михалыч. Не потерял оперативное чутьё! Брильянт откопал!
Повертел в руках улыбающуюся пунцовую девушку. Всмотревшись внимательно в глаза, крякнул, когда весомо зыркнула, хмыкнул: «Ого, попала! Убила наповал!», отпустил.
– Мы на минуту. Едва узнали, что сюда доставлена – ринулись! Гражданское любопытство оказалось сильнее военной выдержки! Стареем…
Расхохотавшись, оба ветерана пожали руку Анатолию, подмигнули девушке и вышли тем же ходом.
– И как это понимать? Что за смотрины, ё-маё? Ты что, стервец, задумал?! – тут же накинулась на Грека с вопросами.
– Успокойся! Сам не ожидал, ты же видела!
Притянул, сжал в объятиях, замер, давая время прийти в себя от вспышки бешенства. Вздохнув, положил голову на её макушку, сильнее обнял.
– Не я тебя вызвал. Узнал о потребности в срочной эвакуации случайно, предложил своих ребят. Хотел убедиться, что доберёшься без происшествий. Накануне ничего необычного не заметила? Новые лица? Машины? Настораживающие события? – отвлекал умело.
Остыла, покачала головой, виновато затихла, уткнулась носом в его рубашку: пахла южным солнцем и лёгким парфюмом, явно дорогим, элитным.
– Что-то всплыло. Сам ещё не разобрался. Ночью прилетели. Голова чумная, как в тумане…
– Акклиматизация? Жара? Трудно было? – едва уловимо прошептала в грудь.
Кивнув, ласково поцеловал голову, громко застучал ретивым сердцем.
– С чьей стороны?..
Пожал крупными плечами, вздохнув.
– Разберёмся, не впервой, – свернула допрос – не время.
Головы не поднимала. Знала точно: посмотрит в глаза, Грек сорвётся – «на взводе». Хмыкнула понимающе: «Давно на “сухпае”. Срочно отправить к жене! Пусть оторвётся, порадует».
Почувствовал или «услышал», сжал сильно руки на её спине, затрепетал, застонал безмолвно: «С тобой! Тебя, любимая… долгожданная…», пальцы поползли вниз, на «мячики».
– Остановись и отпусти. Остынь. Говори, зачем я здесь, и отправляй домой.
– Нет! – очнулся, дёрнулся жёстким телом, сердце бухнулось о рёбра. – Пока не прояснится обстановка, и думать забудь.
Медленно нехотя разжал руки, любовно взял в ладони её личико, погладил большими пальцами впалые щёки, пухлые губы. Заскрипев зубами, зарычав, отпустил. Быстро отвернувшись, беззвучно выдохнув: «Желанная! Опиум мой! Яд!»
Подошёл к столу, что-то полистал, просматривая, почитал, нахмурился, тяжело вздохнул. Почувствовал колючий взгляд на затылке, потом между лопаток, скривил губы: «Расстреляла».
– Не спрашивай, – предугадал её порыв подглядеть, а то и вырвать доклад из рук, – не раскрою, закрытая информация. Да и не поймёшь – «музыка»*. Нужно дней пять, не больше. Поживёшь в гостевом домике за холмом…
– Нет! В общежитии, – тихо, твёрдо, непреклонно; взгляд вновь на затылке.
– Трусишь? – глухо, с болью, едва слышно; резко повернулся.
– Хватит одного покойника. Хочу, чтобы ты выжил.
– А ты? Почему о себе не волнуешься? Бессмертна?! – начал заводиться, прибавляя громкость.
– Я – кошка. Всегда приземляюсь на все лапы. Ничего со мной не случится, будете «пасти» или нет. Выживу, всем чертям назло. Живучая, как… саламандра.
– Феникс, – странным сиплым голосом, сильно побледнев, рванувшись к ней душой и телом.
– Почему именно он?
Подняла бледное лицо, разверзла огромные глазищи, сжала алые губы, выдвинула упрямый подбородок, руки завела за спину и сцепила в замок.
– Подойдя к роковой грани, погибает, сгорает в пепел.
Шагнув вплотную, положил руки на её плечи, слегка раскосыми карими, с серой обводкой глазами утонул в зелёном море.
– Но, едва сгорев, вновь возрождается, становясь более сильным и красивым, чем был.
Ласково притянув на грудь, поднял пальцами за подбородок худенькое личико с синими подглазниками, поцеловал: легко, нежно, пронзительно-волнующе, не оставляя ни крупицы сомнения – это любовь навек. Оторвавшись от хмельных губ, на миг закрыл глаза, справляясь с отчаянием и осознанием, что никогда не быть вместе – не уступит, не ответит.
Сжав сердце в кулак, сумел вернуться к разговору:
– Феникс – это ты и есть. Несгибаемая и несгораемая. С детства. Оставайся такой всегда, что бы ни выпало в твоей жизни. И сколько.
– А ты кто тогда? – смотрела в душу серьёзно, пытливо, терпеливо – этим всегда подкупала.
– Вечный страж, неотступная тень, вторая кожа.
Не сдержавшись, вновь приник к любимым губам, но поцелуй не продлил, почувствовав, как напряглась. Рук за спиной так и не расцепила.
– Мы – единый организм. Не пытайся насильно оторвать – погибнем оба: истечём кровью.
В кабинете повисла тяжёлая вязкая тишина, словно прислушиваясь к ним, пытаясь вырвать сокровенную тайну из сердец, ближе рассмотреть её, растоптать, не вынеся небесного сияния и девственной чистоты.
Тишину нарушали только крики птиц и скрип столетних сосен, окружающих базу где-то в густых лесах Приуралья.
Время серьёзного разговора ещё не пришло – понимали это оба: и Марина, и Анатолий.
Объединённые общей бедой и тайной, взнузданные в невыносимую и ненавистную упряжь государственной службы, где нет места побочным чувствам, они надеялись, что выживут, переживут все марши, забросы, операции и «программы», что дождутся той минуты, когда можно будет, в конце концов, откровенно поговорить, раскрыв или закрыв уже навечно сердца и души.
Души, которые сейчас горели, болели, кровоточили и помнили: Марина – об Алексее, Грек – о друге и коллеге, что поручил ему охранять и беречь свою возлюбленную.
Анатолий с того дня и делает это: стережёт, опекает и… безответно любит. И будет любить всегда. На любых условиях. Во все времена. В любых воплощениях и жизнях.
Его любовь тоже оказалась Фениксом…
* …«музыка», – профессиональный сленг разведки.
Май, 2015 г. Дополнение к романам «Скворечник на абрикосовом…» и «На пороге тёмной комнаты».
Фото из Интернета.
http://www.proza.ru/2016/01/25/801