Аннотация
Роман основан на биографических фактах из жизни легендарного американского композитора, иммигранта из царской России Ирвинга Берлина (1888–1989).
Глава I
Майским вечером тысяча девятьсот двадцать четвертого года к дому семейства Уэлман на званый обед съезжалась нью-йоркская аристократия. Миссис Франсес и мистер Аллен с парадной улыбкой встречали степенно подходивших к ним для приветствия гостей. Хозяева и приехавшая к ним знать участливо справлялись о здоровье, обменивались короткими фразами, осыпая друг друга комплиментами. Затем гости отходили, тут же присоединяясь к тому или иному образовавшемуся кружку беседующих.
— О, мистер Берлин! — вдруг заметно оживилась миссис Франсес, увидев молодого человека на вид чуть более тридцати лет в черном фраке.
Только что прибывший джентльмен засвидетельствовал ей и ее супругу свое почтение и после полагающейся церемонии приветствия принялся рассматривать собравшееся общество.
Ирвинг Берлин был тем, кем Уэлманы планировали сервировать гостям нынешний вечер, подобно тому как по указанию метрдотеля сервируют стол каким-либо деликатесным блюдом.
Берлин слыл одним из самых успешных и плодовитых композиторов своего времени. Одновременно он работал как поэт, музыкальный издатель и продюсер. Ирвинг нажил миллионное состояние собственным трудом, однако не принадлежал к аристократическому сословию. Высшее общество не могло принять в элитный круг еврейского иммигранта из России, чье детство прошло в нью-йоркских трущобах Нижнего Ист-Сайда.
Ирвинг не любил подобные светские вечера. Он приехал сюда, сделав одолжение своим хорошим друзьям Уэлманам, которые позвонили ему несколько часов назад и буквально умоляли принять приглашение.
Берлин рано овдовел. И хотя у него случались тайные связи с женщинами, все его мысли были поглощены постановкой предстоящего шоу, а сердце принадлежало музыке. В свои тридцать шесть Ирвинг слыл всемирно известным композитором, гордостью Америки. Его называли гением, самородком, королем джаза. «Он заставил всю Америку мурлыкать свои песни», — писала о нем пресса.
Тем временем гостиная наполнилась равномерными несмолкаемыми звуками голосов, доносившимися со всех сторон. Общество, состоящее из людей самых разнородных по возрасту и характеру, но принадлежавшее к одному социальному кругу, разделилось на несколько маленьких групп по обсуждению новостей, сплетен, культурных и политических событий.
Прислуга, облаченная в белую униформу, незаметными тенями проплывала между гостями, предлагая бокалы с искристым шампанским и изысканными винами. Хозяйка дома была довольна — вечер развивался в заданном ключе: разговор в гостиной не ослабевал, отовсюду то и дело доносился дружный смех, слышались голоса увлеченно спорящих мужчин и, в общем-то, никто не скучал.
— Джентльмены, мы можем спорить до бесконечности, но лучшей кандидатуры на новый президентский срок, чем мистер Кулидж, нам не найти, — пытался убедить своих собеседников пожилой банкир. — Все мы видим, что республиканская партия сейчас находится в сложном положении из-за скандалов, связанных с президентством Гардинга. Поэтому трудно прогнозировать, кто победит на предстоящих выборах. Однако я полагаю, что политический курс Кулиджа, направленный на снижение налогов и помощь частному бизнесу, должен подкупить избирателей.
— Полностью с вами солидарен. Мистер Кулидж — наш человек! Пусть говорят, что молчун, однако он всегда будет поддерживать бизнес! — согласился с ним собеседник.
— А вы слышали о новом термине «эффект Кулиджа»? — вступил в разговор другой джентльмен.
Все с любопытством посмотрели на него.
— Нет? Тогда слушайте. Президент Калвин Кулидж с супругой посетили птицеферму. Во время экскурсии первая леди поинтересовалась, как ферме удается производить так много яиц при таком небольшом количестве петухов. Фермер объяснил, что его петухи много раз в день общаются с курами. «Возможно, вам стоит повторить это мистеру Кулиджу», — сказала первая леди. Президент, услышав разговор, поинтересовался у фермера, всякий ли раз каждый петух общается с одной и той же курицей. «Нет, один петух общается с десятками кур», — ответил фермер. «Полагаю, вам стоит повторить это миссис Кулидж», — заметил президент.
Мужская компания разразилась громким хохотом.
— Вы бы не могли поведать эту историю моей жене? — давясь собственным смехом, попросил банкир.
— Нет, боюсь, что тогда я не буду вхож в ваш дом, — ответил рассказчик, явно довольный произведенным эффектом.
В то время как Берлин приблизился к одному из образовавшихся кружков, все взоры обратились в сторону вошедшей молодой белокурой красавицы. Во всем ее облике чувствовался природный аристократизм.
— Эллин Макки, — тут же пронесся шепоток среди гостей.
В Нью-Йорке фамилия Макки была у всех на слуху. Отец Эллин, Кларенс Макки, один из самых богатых людей Америки, обладал мультимиллионным состоянием и владел «Коммерческой кабельной и почтово-телеграфной компанией». Поэтому Эллин, которой месяц назад исполнился двадцать один год, слыла одной из самых завидных невест, а найти достойную партию для засидевшейся в девицах дочери давно стало головной болью мистера Макки. Два года назад отец впервые вывез ее на бал в фешенебельный отель «Ритц-Карлтон», представив высшему обществу.
Недавно ухаживающий за Эллин вашингтонский дипломат подарил ей кольцо, тем самым заявив о своих намерениях. Официальная помолвка еще не состоялась, но Эллин приняла подарок, хотя и не считала себя готовой к серьезным отношениям.
Привлекательной наружности дипломат, немного старше ее, не был тем, кого она любила, но отец быстро одобрил кандидатуру в зятья. Теперь довольный Макки с нетерпением ждал официального предложения, чтобы скорее передать дочь человеку, достойному ее руки, выполнив таким образом свой отцовский долг.
Эллин была высокого роста, грациозно сложена и так хороша собой, словно над ее ликом поработал великий художник: тонкие выразительные черты лица, сквозь бледно-матовую кожу слегка пробивается румянец, золотистые волосы коротко подстрижены по последней моде в стиле «гарсон» и уложены волнами. Одевалась она изысканно, в самых дорогих салонах Франции. И сегодня ее вечернее платье из легкой струящейся ткани сочно-голубого цвета, с очень открытой спиной и грудью, украшала длинная нить жемчужного ожерелья.
Приветливо улыбаясь, девушка подошла к хозяйке дома.
— Добрый вечер, миссис Франсес!
— Как поживаете, дорогая Эллин? — обняв ее, спросила та.
— Спасибо, хорошо.
— Я слышала, на днях вы были помолвлены? Кто же этот счастливец? — поинтересовалась хозяйка, невольно остановив свой взгляд на роскошном колечке.
— Нет, у нас еще не было официальной помолвки. Когда будет, я вас непременно приглашу, — ответила девушка, не желая афишировать имя своего возможного избранника.
— Ну, не забудьте! — погрозив пальчиком, рассмеялась Франсес.
— Обещаю — вы узнаете об этом одна из первых.
— Пойдемте, дорогая Эллин, вы пришли как раз к обеду, — она взяла девушку под руку, а затем обратилась к собравшимся: — Леди и джентльмены, пожалуйте к столу!
Заждавшиеся гости шумно проследовали в столовую вслед за хозяйкой.
Эллин знала, что с ее появлением многие переменили тему разговора, перейдя на шёпот. Девушку это не смутило. Не обращая внимания на сплетни и пересуды, она прошла с достоинством, предоставив всем право восхищаться своей красотой.
Наконец, когда гости расселись за столом, лакеи засуетились и начали подавать еду. И пока разливали по тарелкам суп, хозяйка обратилась к сидящим рядом Ирвингу и Эллин:
— Мисс Макки, вы, кажется, не знакомы с мистером Берлином?
— Ирвинг Берлин, — привстав, представился тот.
— Очень приятно. Эллин Макки, — промолвила девушка, с любопытством разглядывая молодого человека с коротко подстриженными волосами, аккуратно расчесанными на боковой пробор.
— Рад познакомиться, — произнес Берлин.
Он не принадлежал к тому типу мужчин, которые с легкостью покоряли сердца женщин благодаря внешней привлекательности. Напротив, Ирвинг был невысок, худощав, а тонкие губы в сочетании с крупным носом делали его лицо, скорее, некрасивым. И все же женщины обожали его! В нем таилось нечто неуловимо притягательное: возможно, живое лицо с искрящимися умом глазами, возможно, жизненная сила, бьющая в нем ключом. Он обладал неиссякаемым запасом неутомимой энергии и заражал всех вокруг своей жизнерадостностью.
— О, мистер Берлин, мне так нравится ваша песня «Что должен я делать?»1! — произнесла Эллин на том безукоризненно-утонченном английском, на котором привыкла говорить и думать.
Берлин улыбнулся и поправил: «Что же мне делать?»2.
Ирвинг писал стихи на языке нью-йоркских улиц, на котором говорил простой американский народ и он сам.
— Однако если здесь затронута грамматика, то я был бы рад воспользоваться вашей помощью, — продолжил он мягким голосом с чуть заметным идиш-акцентом.
Его большие карие глаза, обрамленные широкими дугами черных бровей, светились озорством, преображая лицо с неправильными чертами в подлинно прекрасное.
Эллин немного смутилась, но ей понравилось его чувство юмора, и они оба рассмеялись. «Боже, до чего она прелестна!» — подумал Ирвинг, невольно залюбовавшись мраморной белизной ее красивых плеч.
— Нет, нет, мистер Берлин, ваши песни так самобытны,
в них нельзя менять ни слова!
______________
* Здесь и далее по тексту цифрой-номером помечены примечания автора, расположенные в конце издания, на с. 181–184.
— Благодарю, мисс Макки. Признаюсь по секрету, мне самому они кажутся весьма симпатичными, — шутливо ответил он.
И они снова засмеялись.
Эллин была не то чтобы поклонницей таланта Берлина, но ей нравились его песни, поэтому и он вызывал в ней живой интерес. Она не уступала Берлину в остроумии, с непринужденной легкостью поддерживая беседу.
— Вы написали такое количество музыкальных произведений! Я не знаю никого, кто бы еще написал столько песен, ставших хитами! — сказала она с порывом.
— Правда? А я не знаю никого, кто написал бы столь много неудачных песен. Ведь из десятка сочиненных я отбираю к публикации не более двух, — без амбиций ответил Ирвинг и продолжал: — Если говорить серьезно, мои песни популярны, потому что я делаю то, что другие композиторы отказываются делать: не стыжусь писать американскую музыку и никогда не пытаюсь имитировать европейскую.
Берлин и Эллин увлеклись разговором, позабыв, казалось, об остывающей еде и собравшемся обществе. За столом велась несмолкающая беседа гостей, временами слышался смех, сопровождающийся звоном посуды и столового серебра.
Берлин и Эллин продолжили начатую тему.
— А чем вы занимаетесь, мисс Макки? Должно быть, учитесь?
— Я ушла из колледжа после первого семестра и сейчас беру только курсы французского. Моя мечта — в скором будущем заняться литературной деятельностью. Писать статьи для какого-нибудь издательства.
— И о чем вы хотите писать?
— О социальных проблемах.
— Вероятно, на модную сейчас тему равноправия мужчин и женщин? — его губы тронула снисходительная улыбка.
— А почему бы и нет?
— Любопытно, и какого же мнения придерживается столь юное создание в вопросах роли женщины в семье и обществе?
— Я не хочу оспаривать, безусловно, важную миссию женщины — приносить в этот мир новую жизнь, продолжать человеческий род. Однако почему-то в обществе женщина всегда рассматривалась как существо, стоящее на ступень ниже мужчины. А ведь женщина, как и мужчина, имеет право быть личностью, независимой хозяйкой собственной судьбы и самостоятельно выбирать свой жизненный путь. Она должна иметь свободу выбора мужчины, религии, иметь возможность реализовать себя не только в семье, но и в профессии, если это дает ей ощущение творческой радости, приносит удовлетворение и счастье. Вспомните хотя бы талантливых английских сестер Бронте, живших в прошлом веке. Они не могли опубликовать собственные произведения только потому, что заниматься литературой считалось не женским делом. Девушки вынуждены были издавать свои романы и сборники стихов под псевдонимом Братья Белл. Согласитесь, это несправедливо!
— Я уважаю любой выбор дам, но важно, чтобы они не впадали в крайности. Никотин, алкоголь, наркотики не красят женщину.
— Для большинства женщин сигарета — это своеобразный факел свободы, как бы еще один способ проявления равноправия: что дозволено мужчине — должно быть дозволено и женщине.
— Любопытный аргумент, — иронично подметил Ирвинг, невольно улыбнувшись уголками губ.
— Не усмехайтесь. К такому выводу после некоторых исследований пришли психологи.
— Эллин, вы часто бываете на светских вечерах? — изменил он вдруг тему разговора.
— Светским вечеринкам я предпочитаю шумные кабаре, где можно рассчитывать на неприкосновенность частной жизни и не подстраиваться под общепринятые стереотипы, навязываемые обществом. Там я могу быть собой: общаться с теми, с кем хочу, танцевать с теми, кого выбираю.
— А хотите, сразу же после обеда поедем в кабаре «Джимми Келли»?
— Вы меня приглашаете?
— А почему бы и нет? Или я отношусь к тем, чье общество вам не нравится? — глядя в ее глаза цвета утреннего неба, недвусмысленно спросил он.
— О, совсем напротив. Просто это немного неожиданно... Я согласна, — заговорщически улыбнулась девушка.