- Проходим вперед, граждане, и не забываем оплачивать проезд, - ленивым голосом произнес Виктор заученную фразу и повернул ручку закрывания дверей. Автобус медленно и, как бы нехотя, тронулся по скользкому асфальту с утрамбованным колесами снегом. Виктор глянул в салон. Начало фразы «проходим вперед» было явно лишним, поскольку в автобусе ехало человек семь, а вот концовка была как раз к месту. На прошлой остановке в автобус сел неуклюжий подросток – длинный, сутулый, в каком-то нелепом коричневом пальто и, похоже, вообще не собирался оплачивать поезд.
- Ну что за жмоты эти городские, - подумал Виктор, - ведь стоит-то всего пять копеек. Сам он перебрался в Питер из деревни, отслужив, как полагается, в армии, и почему-то все время подмечал у этих городских какие-то мелочные привычки. Виктор был высокого роста и крепкого телосложения. Даже в армии старослужащие давали ему поблажки, предпочитая не связываться, поскольку на вид он явно обладал физической силой, которую он, впрочем, почти никогда не применял, поскольку с ним никто не ссорился. В городе, после кратких курсов, его быстро распределили водителем автобуса, затем он встретил свою нынешнюю жену, и они уже ожидали пополнение семьи. Словом, все вроде хорошо, вот только работа малость занудная, хотя и хорошо оплачиваемая. Красотами Питера во время движения автобуса Виктору любоваться не приходилось, поскольку работал он на Энском маршруте, который пролегал через унылые новостройки и бесконечные пустыри. В час пик в автобус набивалась угрюмая заспанная масса народа, но сейчас было почти пусто. За окном падал мокрый снег, небо, как всегда, было серое - почти такого же цвета, как посеревший со временем снег на пустырях, перед такими же серыми бетонными застройками.
А в салоне, тем временем, от скуки, пассажиры начали вяло общаться. Нескладный подросток в коричневом пальто принялся вдруг громко икать.
- Его надо напугать, - предложил один очкарик.
- Ну и чем ты его напугаешь? - спросил другой пассажир, - бабой-ягой, что ли?
- Так, внимание граждане, предъявите билетики, - сказал третий – похожий на студента.
- А вы что, контролер? – спросил подросток.
- Да-да, - продолжил студент, - билетики предъявляем.
- А где ваше удостоверение контролера? - не унимался подросток, - а никакой вы не контролер, не верю я вам.
Тут одна явно деревенская пенсионерка, в сером платке и старом заношенном пальто, произнесла на свой сельский манер, - ня верю, ня верю, а икать-то пярестал, - после чего все пассажиры дружно грохнули со смеху.
- Ах, вам билет, - сказал бодро подросток, - а вот вам билет, - продолжил он и тут же оторвал билет, явно не бросив в кассу положенных пяти копеек.
- Ну это уж слишком, - подумал Виктор, - хрен с ним там, когда зайцами ездят, понятное дело – дети еще, но билеты в наглую бесплатно отрывать – это уж слишком.
Он вспомнил недавнее собрание водителей, где парторг автопарка нацеливал водителей на контроль за оплатой проезда, мол, привозят денег в кассовом аппарате существенно меньше пассажиропотока, помноженного на статистические коэффициенты транспортной нагрузки. Ишь закрутил научно. Да еще пригрозил лишать тринадцатой зарплаты тех, у кого количество пятаков в аппарате не соответствует количеству оторванных билетов, как бы в качестве компенсации ущерба государству. На этом месте Виктор не выдержал и задал вопрос, - это что же такое получается, товарищ парторг, в кассе трех пятаков будет недоставать, а у меня премию в двести рублей заберут, как компенсацию?
- Да именно так, как компенсацию и в качестве воспитательной меры, - парировал партийный босс.
Тут Виктор встал и пошел к выходу.
- Ты куда, собрание не закончено, - заметил партийный руководитель.
- А в туалет приспичило, - огрызнулся Виктор.
- Ну-ну, давай-давай, - зло протянул парторг.
Виктор остановил автобус, встал и медленно прошел к кассе. - Ну и где твои пять копеек, которые ты только что опустил, - обратился он к подростку. Кассовый аппарат самообслуживания был устроен так, что опускаемая мелочь была некоторое время видна. Она лежала на резиновой ленте под прозрачным пластиком. По мере прокручивания ручки выдвигающей билет наружу через прорезь, эта резиновая лента с медяками также прокручивалась, и медяки исчезали в контейнере. Но это происходил не сразу. В первый момент после пользования кассовым аппаратом было видно, сколько денег было опущено.
Подросток понял, что отпираться бессмысленно и вяло произнес, - дяденька у меня сегодня нет, можно я завтра заплачу десять копеек, а сегодня так.
Виктор пошел к кабине, открыл дверь на улицу и сказал, - выходи.
Тут какая-то худая интеллигентка в очках вдруг начала возникать, - простите, за что вы выгоняете ребенка зимой на пустыри? Если вам пять копеек надо, то, пожалуйста, я заплачу, вот. И она опустила в кассу пятак.
- Значит так, пассажирка, - хмуро сказал Виктор, - я обязан высадить из автобуса всякого, кто не заплатил за проезд в любом месте маршрута, что я и делаю, давай на выход, – продолжил он, обращаясь к подростку. Тот медленно побрел к выходу.
- Это безобразие, - заявила пассажирка в очках, я напишу письмо в ваш автопарк.
- Это пожалуйста, - буркнул Виктор, - мне еще благодарность объявят, вон читайте правила, - и он ткнул на прикрепленную над окном пожелтевшую бумажку, озаглавленную «Правила пользования общественным автотранспортом», которую, естественно, никто и никогда не читал, в том числе и он сам.
Во время дальнейшего движения автобуса вдоль пустырей и отдаленных новостроек в салоне была полная тишина. Пассажиры явно враждебно смотрели на Виктора. У него самого тоже испортилось настроение. – На хрена я его высадил, - думал он, - просто вспомнил этого придурка парторга и разозлился, ну да хрен с ним с зайцем, пусть через пустыри зимой прогуляется – мозги проветрит, не повредит.
На третий день после происшествия Виктор проснулся после ночной смены в хорошем настроении. Два предыдущих дня у него почему-то был какой-то неприятный осадок от сцены в автобусе, но сейчас все прошло. На улице был разгар питерской зимы, светило редкое зимнее солнце и его спальный район из окна казался не таким убогим, как обычно. Хлопнула входная дверь – это видимо пришла его жена Люба. Она была уже на пятом месяце. Люба долго не заходила в комнату, возилась с чем-то в коридоре и, наконец, появилась с красными заплаканными глазами. Виктор вопросительно посмотрел на нее, но не стал задавать вопросов, знал, что супруга сейчас сама расскажет, в чем дело.
- У Вали Бирюковой у нас на работе, сын подросток погиб, горе-то какое, - сказала Люба. Мы по очереди у нее дежурим, чтоб руки на себя не наложила. Я сейчас от нее, не могу, та плачет и я вместе с ней. Сынок для нее ну все был, в две смены пахала, чтоб купить чего-нибудь, и вот на тебе, господи, не дай бог пережить такое. У него какая-то болезнь была, я не помню как называется, ну в общем он падал без сознания. Вот так упадет, отлежится, встанет и пойдет. А тут черт его дернул через пустыри пешком возле Володарского, как он туда попал, никто не знает. Ну видимо упал в снег да так и замерз, снегом замело, через два дня только и нашли. Мужик какой-то с собакой гулял, ну та давай лаять и снег копать, так и нашли. Валя то плачет, то сидит, качается, пальто его гладит и шепчет что-то, господи, какой ужас видеть все это.
Ну а ты как, - после паузы обратилась Люба к мужу, - есть будешь?
- Ты знаешь, - сказал Виктор, помрачнев, - я пожалуй пойду немного пройдусь. Он надел свою затертую кожаную куртку и вышел из дома. – Вот черт, ведь это же он, - думал Виктор, - ну что ж он, идиот, сказать не мог, там типа – дяденька, я больной. Все совпадает и высадил он его на пустыре возле Володарского. Он вспомнил, как этот неуклюжий подросток, сгорбившись, стоял на остановке, когда Виктор отъезжал. Ну кто же мог знать, - думал он, - ну был бы я на его месте в четырнадцать лет, так ни хрена б со мной не случилось. Я б еще водилу обматерил и вдогонку отъезжающему автобусу снежком бы в стекло залепил. Черт, ну почему так по дурному все получилось?
Виктор не сомневался, что выяснение всех обстоятельств этого несчастного случая лишь дело времени. Та очкастая на работу письмо написать обещала, письмо получат, ну и закрутится. Скорее всего, еще и срок дадут, ну, типа, за неумышленное там, по неосторожности. Сроки за это небольшие, он-то отсидит и выйдет, он-то здоровый, а этого парня жалко, ну я откуда знаю, больной он или нет, я что, доктор что ли.
Виктор подошел к заведению, которое в простонародье называлось «разлив» или «автопоилка», поскольку там продавались алкогольные напитки в разлив мелкими порциями. Как всегда, возле дверей несколько опустившихся алкашей выпрашивали мелочь на порцию портвейна.
- Слышь, сынок, - обратился один из них на костылях к Виктору, - подлечи инвалида, дай двадцать копеек, на стаканчик не хватает.
- Я тебе щас вторую ногу оборву, - станешь первой группы, вместо второй, - зло ответил Виктор.
Такое явное хамство в среде алкоголиков не приветствовалось, и несколько слегка поддатых мужиков зло посмотрели на Виктора, но, встретившись с угрюмым взглядом и измерив визуально фигуру Виктора, никто не решился на конфронтацию. Виктор прошел вовнутрь и, отстояв очередь, купил бутылку портвейна. Пил он ее за столиком один под взглядом обиженного алкоголика. Для Виктора это было не много, он мог выпить втрое больше и уйти не качаясь. После выпитого легче не стало. Он вышел, и пошел по улице, натыкаясь на прохожих. Вдруг возле магазина «Тысяча мелочей» он увидел то самое коричневое пальто и знакомый сгорбленный силуэт. Виктор тут же подскочил к парню, развернул его к себе и узнал, да это был он, тот самый «заяц».
- Тьфу ты, черт, - закричал Виктор, - это ты, так ты жив?
- Дяденька, вы чего? – закричал подросток, - пять копеек что ли надо, щас мамка из магазина выйдет, она отдаст, пустите.
- Да иди ты со своими пяти-копейками, - уже радостно прокричал Виктор.
- Что здесь происходит? – Виктор услышал сзади женский голос.
- Да вот алкаш какой-то пристал, денег просит, - тут же нашелся подросток.
- Безобразие, - сказала женщина, - отпустите ребенка сейчас-же.
Виктор сообразил, что он все еще сжимает худые плечи парнишки. Он отпустил.
- Пойдем, Костик, - сказала женщина, - хулиганье, алкаши, житья от них нет, когда уже эту автопоилку закроют, понаехали тут…
Виктор стоял и улыбался. Отлегло. – Зря я того алкаша обидел, подумал он, - надо пойти угостить, и вообще надо прекратить собачиться по любому поводу. Из-за пяти копеек чуть человека не убил, парторг мудила установку дал, ну ездят зайцами ну и хрен с ними, вон обещают коммунизм скоро построить, все бесплатно будет, как раз пусть с городского транспорта и начинают.
Он подошел к «разливу».
- Слышь, сынок… - начал было тот же самый алкоголик, но узнав Виктора, осекся и замолчал.
- Конечно, отец, - ответил Виктор, - пойдем возьмем чего-нибудь на двоих, ты чего предпочитаешь?
Инвалид не двигался и настороженно смотрел на Виктора. Виктор придержал дверь, - ну заходи быстрей, там еще в очереди стоять, - сказал он, - вон сейчас портвейн марочный расхватают, рислингом придется травиться.
Инвалид наконец поверил, заулыбался, и радостно застучал костылями ко входу. Виктор придержал дверь, давая ему войти, и оба скрылись внутри.