9 жизней. Жизнь 3. Танго разбитых сердец. ч. 3

Галина Терешенок2
                ЮЖНЫЙ КРЕСТ.    

          - Давайте сделаем так, - предложил Роман. - Я и Жюльен дожидаемся Зальцберга с картиной и морочим ему голову…   

           - Как можно дольше, - вставил Андрэ.  -   
       
           - Совершенно верно, - не смог сдержать улыбки синьор Лопес. - А в это время дон Мигель с Вебером и Лыковым едут к каменоломиям и стараются узнать, там ли находится тайник, где хранятся картины. Варенька и княгиня, -церемонный поклон в сторону Юсуповой,- продолжают работу по сбору денег. Андрэ и Ангелина - на связи, - предложил Роман.   
            
              С планом согласились все и разошлись по домам, ожидая прибытия эсэсовца.  Наутро Делюгина ожидало очередное потрясение в его и так не скучной жизни. Зальцберг привез картину, при взгляде на которую уРомана сжалось сердце, а на глазах выступили слезы.   
             
              - Господин Лопес, где же ваш хваленный эксперт? - ворчливый голос нациста звучал глухо, как будто у Романа в ушах было по комку ваты.   
               
              - Скоро будет, не волнуйтесь. Хотите пива? - с трудом взяв себя в руки, гостеприимно спросил Лопес. 

               
              - Не откажусь. Единственно, что меня примеряет с этой чертовой Аргентиной, это пиво. Хотя у нас в Германии было лучше. По сравнению с ним ««Кильмес- Кристаль», лучшее местное пиво, коровья моча. -  Отставив пивную кружку и промокнув усы, Зальцберг откланялся  - Я зайду вечером, у меня в Байресе дела. -

               Делюгин, не в силах больше сдерживаться, позвонил Олеси 
            
             - Леся, - почти кричал он в трубку. - «Наш друг» привез картину. Я хочу, чтобы ты на нее взглянула. Наверно, я сошел с ума, но мне кажется, что я бродил по этим улицам. И при чем с тобой!

             -  Роман все еще продолжал смотреть на живописное полото, когда в номер вошла Ангелина. «Коммерсант» ощутил постороннее присутствие только тогда, когда женщина положила руку ему на плечо. И они стали смотреть вместе.  Они смотрели на грозовое небо, откуда вот - вот грянут раскаты грома и молнии осветят притихший в ожидании живительного дождя средневековый город.

                - Смотри, Ромочка, это же замок Сан Сервандо… 

                - А это королевский дворец Аклькасар, -перебивая друг друга,разом заговорили и замолчали, рассматривая полотно средневекового художника Эль Греко*, которого они оба знали лично. Откуда? Как? - сейчас эти и другие вопросы не имели ровным счетом никакого значения. Главное - они увидели Толедо. Изгибы реки Тахо, ее обрывистый берег, холмы, на которых раскинулся кастильский город.Роман и Олеся чувствовали, что до сих пор любят этот призрачный город, так же, как любил его сам Эль Греко. Они тосковали по этому городу, в котором здания по воле живописца не уходят в глубину, а поднимаются ввысь. Там у них были друзья, такие же возвышенные и утонченные, как и знаменитый испанский художник.

               
           Обсуждая очередной прыжок в «иновременье», в котором на этот раз сошлись как минимум три временные эпохи, Оксана и Слава решили заключить нечто вроде «пакта»* о вреде удивления всеми чудесами, постоянно происходящими с ними. 

           - Если это случается с нами, то возможно, полеты и скольжения во времени могут происходить и с другими, как ты думаешь? - обратилась к приятелю девушка.

           - Вполне возможно, - сразу же согласился тот. 

            - Но почему мы об этом ни разу не слышали?-

             - А мы что, об этом сами много болтаем? - с сарказмом спросил Вячеслав. - Я думаю, что самые талантливые из «хрононавтов» пишут изумительную фантастику, а иногда и исторические романы. Ну, а большинство - этак тысячи полторы - две человек - наслаждаются полетами во сне и наяву в одиночестве и никогда ничего ни кому не скажут. По вполне понятным причинам, между прочим. Никто не желает прослыть в лучшем случае чудаком… 

              Оксана помешивала ложечкой сахар в крошечной фарфоровой чашечке. Телевизионщики, как всегда после окончания трудового дня, сидели в своем любимом кафе   

            - В этом полотне, Слава, Эль Греко передал всю трагическую красоту вселенной, всю хрупкость и одухотворенность своей мечты.- 

             - Какой мечты? Сбить фреску Микеланджело « Страшный суд» в Сикстинской капелле и вместо нее написать свою фреску, более целомудренную и подходящую?- внезапно развеселился Слава.

              - Вячеслав, что ты такое говоришь? - рассердилась Оксана.-- Откуда ты взял такую ерунду? -

              - Это не такая уж ерунда. Об этом желании за кружкой пива в толедской таверне Эль Греко рассказал некоему Себастьяну Медина, - лукаво сощурился журналист. - И, кстати говоря, это и было основной причиной поспешного отъезда талантливого критянина* из Рима в Испанию. Итальянцы ему так никогда и не простили столь кощунственного заявления. -   

              - Синьор Родриго, вы дома? - высокая фигура французского виконта появилась на пороге комнаты. - О, да тут и прелестная Ангелина,- обрадовано улыбнулся Жюльен. - А где же наш «соратник»?- 

              - Его пока нет, но скоро будет. Езжайте домой, фрау Вебер, не нужно, чтобы этот наци вас видел, - перешел на официальный тон Лопес.

            Олеся понимающе улыбнулась и поспешила в тихий переулок, где стоял их коттедж. Поздно вечером туда ввалились оживленная и уставшая троица. По довольным лицам прибывших было видно, что поиски увенчались успехом. Ангелина торопливо усадила их за стол с только что зажаренными отбивными и забросала вопросами. 

        - Ты знаешь, мой ангел, все оказалось на удивление просто, мы даже не ожидали, - утолив первый голод, заговорил Франц.

           - Как говорят у нас в России, жадность до добра не доводит, - нравоучительно изрек Лыков, потягивая из трубочки матэ.

            Они ехали по ровной, как стол, пампе несколько часов и стали уже опасаться, что дон Мигель все - таки перепутал направление. Но вскоре, к немалому облегчению Франца, появилась горная гряда. Проехав еще с десяток километров, они увидели поросшие бурьяном  отвалы щебня. На шум мотора вышли два закутанных в пончо индейца.Индейцы настороженно смотрели на приехавших людей. Затем один из них неуверенно спросил: « Дон Мигель, это вы? Я - Хуан, помните, я приносил вам синие камни». 

           - Конечно, помню, Хуанито, - ласково, как с испуганным ребенком, заговорил аргентинец. - Что вы тут делаете?-

             - Сторожим, - жалобно ответил второй охранник. Он был совсем молоденький и было видно, что ему очень неуютно и страшно в заброшенном руднике.

           - Почему вы здесь, а не в сельве, где ваше поселение? - продолжал допытываться Мигель.
 
             - Туда недавно пришли злые белые люди. Они были вооружены винтовками и стали строить себе дома. Мою жену и дочь взяли работать, а нас с сыном отправили сторожить эти камни, - доверчиво сообщил старший индеец.   Он с надеждой смотрел на пришельцев, рассчитывая на их помощь.

            - Послушай, Хуан, давай договоримся - ты поможешь нам, а мы - тебе, - вступил в переговоры Вернер. - Нам нужно найти то, что прячут эти злые люди.-

               - Сюда постоянно приезжает только один человек - Гора, он сам заходит в пещеру. Мы туда не ходили, - уныло проговорил подросток. - Там живут духи и Гора с ними разговаривает.- 

               - Дон Мигель, вы хоть что - нибудь понимаете? Какие духи, какая гора? - обратился Лыков к аргентинцу. 

               - Я думаю, что так индейцы восприняли фамилию Зальцберга.Ведь «Берг» по- немецки - гора. Ну а духи…. Честно говоря, пробыв час среди развалин этих каменоломен, я и сам было решил, что здесь ворота в потусторонний мир, - вмешался Вебер. - Давайте попробуем отыскать тайник. -

                Аргентинец и Вебер взяли фонари, заранее припасенные, и полезли в зияющее среди насыпи камней отверстие. Для Сержа, оставшегося на поверхности, потянулись томительные часы ожидания.Когда он уже устал нервничать и решил лезть в каменоломню сам, Франц и дон Мигель, в пыли и каменной крошке, поднялись на поверхность. Они ничего не нашли. Поплутав по извилистым штольням, чуть не заблудились и с трудом обнаружили выход.

               - Итак, что будем делать? - выслушав отчет «кладоискателей», задала вопрос Ангелина. 

               - Княгиня, - церемонно обратился к Юсуповой синьор Лопес, - сколько у нас денег? -
                - 150 тысяч песо, - сверившись с бумагами, ответила та.

                - Сумма большая, но на покупку всех картин не хватит, - со знанием дела заявил Жюльен.

                - Я предлагаю план, - неожиданно вмешался дон Мигель.

                На следующий день синьор Лопес в присутствии Орнандо вручил Зальцбергу большой чемодан, в котором лежали пачки денег на 500 тысяч песо. Вручая его, Роман призвал на помощь всю выдержку. Он боялся, что «соратник» вздумает пересчитывать деньги. Ведь пачки с настоящими песо лежали только внизу и наверху, а в середине были «куклы», которые «экспроприаторы» мастерили всю ночь под руководством все того же Лыкова.  После полудня они втроем поехали на рудник, где их уже ожидали Лыков и Андрэ Янтаров. 

                Вебер и аргентинец остались в Буэнос - Айресе, решать организационные вопросы, связанные с дальнейшей транспортировкой картин и Зальцберга в СССР. Романа очень удивляло активное участие латиноамериканца в их авантюре. И вчера, не сдержавшись, он полюбопытствовал 

                -Дон Мигель, почему вы помогаете? Ведь это - довольно опасно.Ну ладно, еще картины. Но участвовать в похищении одного из вождей нацистов? Мне то что: если все получится, как мы задумали, погружу Зальцберга на корабль и уеду с ним. А вам здесь оставаться.- 

                -Причина самая простая. Мое кредо: Аргентина для аргентинцев.Мы - страна гостеприимная, но мы не хотим, чтобы наши гости нами командовали. А немцы даже здесь продолжают считать себя «расой господ» и соответствующим образом себя ведут. Меня это  не устраивает. Какого черта, здесь в конце концов им не Европа, здесь Америка… А по Зальцбергу давно плачет виселица. Пусть его судят там, в России.- 

                Роман побывал в посольстве, где его встретили тревожной вестью о надвигающимся путче аргентинских генералов. В государственных учреждениях царила растерянность и неразбериха, прежняя договоренность с правительством Перона о вывозе художественных ценностей уже не имела никакой юридической силы.

              - Действуйте по обстоятельствам, голубчик, - расстроено сказал советник посла. - Но на рейде стоит советский корабль, готовый не сегодня - завтра отчалить, - и дипломат со значением посмотрел на Делюгина.

              Проводив «группу захвата», Вебер пошел в порт, где у него были знакомые моряки. За 10 тысяч песо он договорился с владельцем быстроходного катера, который занимался контрабандой, в назначенный час выйти в море и доставить на ожидающий там корабль небольшой груз. От доставки на судно живого человека капитан категорически отказался: « Я честный контрабандист, синьор, и людократством не занимаюсь». Франц настаивать не решился.

              Дон Мигель срочно занялся поиском укромного местечка, где можно было бы на время спрятать нациста. Закончив дела, они встретились в коттедже Веберов, где уже нервничала «прекрасная половина» их группы.  Поздно вечером подкатил грузовичок, с которого спрыгнули два вконец перепуганных индейца, Орнандо и Лыков. Они выгрузили пьяного, ничего не соображающего Зальцберга и уволокли в коттедж. Вместо них в машину сели дон Мигель и Франц.  Грузовик покатил в сторону порта, к дальнему причалу, где стоял зафрахтованный Вебером катер. Ящики с упакованными картинами перенесли на судно, синьор Лопес остался сопровождать ценный груз, предварительно попросив Вебера позвонить в посольство и сообщить координаты, где контрабандистский катер будет поджидать корабль. 

             Когда ночью к болтавшемуся на волнах крошечному суденышку подошел океанский лайнер, у Романа мелькнуло искушение подняться на борт лайнера вместе с бесценным грузом и гори оно все пропадом. Но искра сомнения сразу же погасла, ведь в Байресе оставались еще дела. И самое главное, там оставалась Олеся.  Прощаясь с моряками, Делюгин услышал глухие отзвуки взрывов. 

              - Похоже на бомбежку, - озадачено произнес капитан советского лайнера.

             Роман поспешно попрощался и катер полетел по волнам в порт.  Буэнос - Айрес действительно бомбили. В столице Аргентины была произведена попытка государственного переворота.Самолеты морской авиации сбросили бомбы на центральные кварталы города, президентский дворец и здание военного министерства. Погибло несколько десятков горожан. Связь страны с внешним миром была прервана полностью. Зашевелились «синие рубашки» - аргентинские нацисты.

              Никто из «экспроприаторов» такого развития событий не ожидал. Было решено понадежнее спрятать Зальцберга и дожидаться лучших времен, благо хоть картины успели отправить в последний момент. Жизнь в русской колонии замерла, все были раздражены и подавлены. Даже неугомонные Янтаров и Юсупова притихли. 

            - Вот тебе, Оксана, еще один пример из жизни эмигрантов, - разглагольствовал Славка, уютно расположившись в кресле.

            Оксана, закутанная в теплый плед, уже неделю была на больничном. Вячеслав все больше убеждался, что все эти потусторонние события каким - то загадочным, непостижимым образом влияют на них.

            - Что ты имеешь в виду?- просипела девушка.

             - То и имею, Ксана,- ответил Слава, заботливо подливая в чашку приятельницы кипятка. - В моменты общественных потрясений, таких, как путч в Аргентине, особенно остро ощущается вся нелепость эмигрантского существования, так сказать, «жизни в гостях». Пока все вокруг спокойно, ты живешь, как другие, - с теми же заботами, приблизительно теми же интересами; но когда в стране что - то происходит - вот тут - то и обнаруживается разница между тобой, эмигрантом, и аборигенами, жителями приютившей тебя страны. Забастовки, политические демонстрации, газетная полемика вокруг какого - либо наболевшего вопроса, предвыборная борьба - все это кровно касается их, но как будто совсем не касается тебя, ты сразу же начинаешь чувствовать себя чужим, непричастным к жизни общества, ненужным ему. И эта ненужность, конечно же, сильно действует на психику и настроение наших друзей.- 

              Выбрав момент, Роман пришел к Веберам, когда Олеся была в мастерской. Немец понял, что сейчас состоится разговор, которого он так боялся.

            - Ты очень хороший человек, Франц. Но Олеся должна вернуться на родину. Она ведь тоскует и чахнет, в этой Аргентине. Разве ты этого не видишь? Ты должен думать о ней.-

             - Я всю жизнь думаю о ней. А кто же будет думать обо мне? - горько поинтересовался Франц. 

             - Пойми, дружище. Родина для русского человека - не просто место рождения, это часть его души; оторвешь - и уже никогда не будешь самим собой, до самой смерти останется открытая рана.-

             Делюгин повернулся и вышел, тихо прикрыв за собой входную дверь.   Поэтому Вебер ничуть не удивился, когда Ангелина изъявила желание показать Роману настоящую аргентинскую пампу.

            -Поедем куда - нибудь за город - хочу в пампасы, - сказала она. 

            Вечером Роман и Олеся вышли из душного вагона в каком - то поселке, километров в ста от столицы. Крошечная платформа была пуста, вышедший к поезду дежурный с любопытством посматривал на приезжих; когда рассеялся запах паровозного дыма и перестали гудеть рельсы, кругом воцарилась первозданная тишина, пахнущая пылью, сухим бурьяном и степью. Впереди до самого горизонта лежала ровное, точно застывшее травяное море. 

           - Я наверно, только из - за пампас и полюбила Аргентину, -  - призналась Олеся. - Здесь такой простор. Пошли в поселок, там есть гостиница.- 

          Днем над степью стояло огромное безоблачное небо, они уходили подальше, ложились в траву - тело постепенно становилось невесомым, медленно растворяясь в солнечном тепле, в запахах земли и полевых цветов. Так же пахло по ночам и в их комнате - они не закрывали окон. Тишина звенела и переливалась неумолчным хором цикад. На темном небосводе, усыпанным звездами, ярко сиял Южный Крест.   

          
         - Ты знаешь, Олеся, а ведь и у нас в России есть свой Крест. Северный. Созвездие Лебедя. Как будто летит по темному - темному небу белая лебедушка и никак не может догнать свою стаю. -   

            Роман повернулся и увидел, что молодая женщина заснула, а ее закрытые глаза еще не просохли от слез.

           - Совсем как ты, моя любовь, -грустно прошептал он и осторожно, как в детстве прогоняла дурные сны его мать, подул на слезинки.   

            Перед отъездом Роман проснулся очень рано. Обильная роса лежала на траве, и только одинокое облако над пампой розовело в лучах невидимого еще солнца. Со странным чувством утраты - а что, собственно, ему до этих мест? - смотрел Делюгин на уходящую к горизонту степь. 

              -Этого в моей жизни уже никогда больше не будет, - подумал он - и удивился, что так сжалось сердце; мало, что ли, было у него этих « никогда не будет». Пора бы и привыкнуть. Главное - увести отсюда в Россию Олесю. В том, что ему удастся ее уговорить, Делюгин почти не сомневался. Он точно знал, что она никогда его не забывала.   Когда рассвело, Роман осторожно разбудил недавно уснувшую женщину. Они поцеловались и посмотрели друг на друга. До него донесся чуть слышный шепот Олеси

                -Мы никогда не говорили о своих чувствах.- 

           Роман улыбнулся и с лаской провел пальцами по ее щеке  -Я люблю тебя, Олеся.-

             -Я люблю тебя, Роман. Я всегда жила с ощущением, что на свете есть ты. Я не поеду с тобой, любимый, прости, - по лицу Ангелины текли слезы.

             В гостиничном номере, только что таком уютном, воцарилось молчание, изредка прерываемое горестными всхлипами.  Делюгин, откинувшись на подушки, лежал, закрыв глаза. В глубине души он знал, что так и будет, но страшно боялся и не хотел этого. После прозвучавших слов он чувствовал опустошенность и грусть. Так же, как только что скрылось проплывшее над пампой пушистое облачко, уйдет из его жизни и Олеся. Да, но пока она была здесь - с ним, в этой комнате, в этой постели. Разве не подарок судьбы, что они оба остались живы, пройдя сквозь чудовищную мясорубку, беспощадно перемоловшую жизнь миллионов людей. Разве это не дар судьбу, что они все - таки живы, что они все - таки встретились? Это же чудо!  И сейчас оно принадлежало ему - не все ли равно, на какой срок? Его ладони касались этого чуда, касались и могли прикоснуться вновь. Мгновение - это не так далеко от вечности, как кажется на первый взгляд…   

            Погода, державшая как по заказу все дни,внезапо испортилась. Они стояли под навесом , поезд опаздывал, бесшумно моросил дождик. Станция была расположена на самом краю поселка, пампа подступала к ней вплотную. Роману подумалось, что трудно найти более типичный для Аргентины вид, чем этот: распахнутая во все концы ширь, линия телеграфных столбов вдоль рельс. Эта картина сильно напоминала российские пейзажи и Делюгин с болью в душе наконец полностью осознал, что он скоро уедет, а Олеся останется здесь. Они не смогут даже переписываться. При его то работе … 

            Когда Олеся вернулась домой и вошла в гостиную, она увидела сидящего в кресле Франца. 

            - Т - с -с… - Приложив палец к губам, прошептал Вебер. - Не надо ничего объяснять, Ангелина. Не надо ничего говорить. Возможно, в целом даже лучше, что так получилось. Я ведь неудачник, а неудачники должны ходить стороной, как прокаженные…  У каждого своя судьба…и лучше, что наши пути сейчас расходятся. Для меня самым страшным все эти годы было думать, что и тебя я втянул в свою орбиту. Такой человек, как я, должен быть совсем один.  Я не могу простить себе, что привез тебя в Южную Америку. Ты не знаешь, что ты для меня значишь…Ты - луч солнца, ты - мой ангел. Я хотел, чтобы у тебя было все: прислуга, бриллианты, яхта с твоим именем на борту. Я желаю, я хочу, чтобы ты была счастлива, сердце мое. Уезжай с Романом в Россию. Я же знаю, что всю жизнь ты любила только его. Только его. Помнишь, мы слышали романс, который пел Лыков? И Франц
 негромко пропел особенно поразившие его и оттого засевший в памяти, последний куплет:

 Разве жить сможет любовь на страданиях?
 Ежесекундно прося подаяния?
 Плетью из слов, ты её загоняешь,
 Жалости просишь, любовь убиваешь...

             - Я не хочу, чтобы ты страдала, чтобы ты убивала свою любовь. Уезжай вместе с Романом.-

               Слушая горячечный шепот человека, не раз ставивший на край бездны собственную жизнь, чтобы спасти ее, Олеся не смогла сдержать слез 

            - Такой человек, как ты, Франц, и дня не проживет один. Потому что ему нужна нянька! Поэтому я остаюсь здесь, с тобой. Не спорь, все уже решено. -

             За время отсутствия Романа и Олеси бригадный генерал дон Хуан Доминго Перон сложил с себя президентские полномочия и поднялся на борт парагвайской канонерки, чтобы отправиться в изгнание. Власть в Аргентине перешла в руки военной хунты.   В Буэнос - Айресе было относительно спокойно. Банки еще не работали, но магазины и конторы начали открываться. На центральных перекрестках и площадях стояли танки, по улицам медленно разъезжали на джипах патрули морской пехоты. Портреты свергнутого президента и Эвиты, его жены, были повсюду сорваны или заклеены плакатами с текстом воззвания, подписанного вождями переворота.  На следующее утро состоялось совещание « экспроприаторов».

           - Еле добрался до вас, - жизнерадостно сообщил Янтаров, появляясь в дверях. - --Военные развлекаются вовсю.-

             - Каждый развлекается по - своему, - хладнокровно пожал плечами Жюльен. - В Париже, где мы с Варенькой раньше жили, некий почтенный старец всю неделю ловил мышей для того, чтобы в воскресенье принести их в церковь и выпустить во время мессы.-

              Все дружно рассмеялись. 

           - Пока всеобщая неразбериха и бестолковость, надо отправлять Зальцберга, - категорически заявил Лыков. - Поверьте опыту старого офицера. -

             Но на рейде, как назло, не было ни одного советского корабля. Вебер снова отправился в порт. Ему повезло - почти сразу он встретил Рики Освальдо, капитана каботажного* судна «Санчо», делавшего регулярные рейсы между Аргентиной и Бразилией. Освальдо поздоровался по - аргентински - обнял и энергично похлопал между лопатками, словно пыль выколачивал. Франц ответил тем же. Рики,испанец, эмигрировавший в Южную Америку после гражданской войны в Испании, нацистов люто ненавидел и охотно согласился помочь. «Санчо» отходил от пирса* через сутки и надо было успеть переделать кучу дел.   Вебер деликатно взял на себя все переговоры. Роман и Олеся остались в доме одни. Они сидели, взявшись за руки и молчали.

            -Рома, ты не мог бы подарить мне что - нибудь на память, - спросила Олеся.

               - Да, конечно, я сейчас, - Делюгин поспешно выскочил на улицу и вошел в первый же попавшийся магазинчик.  К нему тут же подошла продавщица.

               - Кабальеро, добрый день, - пропела она, - я счастлива приветствовать вас. Желаете что - нибудь купить?- 

                - Мне нужно …посоветоваться. Я хочу сделать подарок женщине, на память. Изысканное и одновременно строгое.- 

                - Могу вам предложить бальные карнэ. Они пользуются большим спросом у девушек. В нашем магазине - большой выбор, это будет прекрасный подарок. Прошу вас, кабальеро!-

                Роман растерялся, когда перед ним очутился на прилавке целый ворох этих «карнэ» - записных книжечек, переплетенных в кожу, в парчу, в щелк, в чеканное серебро, в слоновую кость.  Делюгин выбрал темно- золотистую, узкого формата карнэ. Скромную и изящную.

             -Настоящий марокканский сафьян, бумага ручной выделки, японская, - одобрила продавщица. - Упаковать?-   

              Он кивнул, раскрыл и сделал надпись на первой странице.  Книжечка была аккуратно упакована в желтую папиросную бумагу.  Вернувшись, он протянул подарок Олеси. Та еле сдерживала слезы

              - Желтый цвет, цвет разлуки и печали. Все правильно. Но знаешь, Роман... Это просто счастье, что мы вновь встретились. Можно прожить много лет, ни разу не испытав ничего …настоящего. А можно за одну неделю пережить такое, что потом хватит тепла на всю жизнь. У нас с тобой это было… И этого у нас с тобой ничто не отнимет, ни годы, ни расстояния…  И еще знаешь что? Я счастлива и благодарна судьбе еще и потому, что через тебя я словно прикоснулась к Белоруссии. Милый, тебе просто не понять, как это много… -   

               Хлопнула входная дверь и вошли дон Мигель и Андрэ Янтаров, одетые в матросскую форму. Следом пришел Вебер. 

                - Ангелина, синьору Лопесу уже пора в порт. Родриго, пока вы собираетесь, я угощу наших друзей настоящим гавайским ромом.-

              Роман взял Олесю за плечи и слегка отстранил от себя. Он смотрел в любимое лицо, стараясь навеки запечатлеть в своей памяти каждую черточку, каждую морщинку. Затем глубоко, как перед нырком в морскую пучину, вдохнул и выскочил на улицу.  В порту уже стоял грузовичок дон Мигеля. За рулем сидел Лыков. Привалившись к нему, источая густой аромат адской смеси бренди, пива и шнапса, спал мертвецки пьяный Зальцберг. Дон Мигель и Андрэ, пошатываясь, подошли к грузовику, извлекли немца, наряженного в тельняшку и матросскую шапочку и поволокли к трапу «Санчо». Полицейский, дежуривший у трапа, лишь головой покачал: «Да, ваш приятель здорово повеселился…».  Устроив эсэсовца и заперев каюту, Делюгин вышел на палубу. Быстро наступила ночь и Буэнос - Айрес уже был виден на горизонте только россыпью далеких мерцающих звезд.  После отплытия «Санчо» «заговорщики» собрались у Веберов. Ангелина пыталась быть гостеприимной хозяйкой, но у нее все валилось из рук.

            - Голубушка, вы хорошо себя чувствуете? - сочувственно спросила Юсупова.  -    
              -Да, только немного побаливает голова.- 

           - И это неудивительно, после всех этих треволнений, - вмешалась Варенька. - Иди отдохни, мы тут сами справимся.-

              Ангелина прошла в спальню и открыла карнэ. На первой страничке твердым почерком Романа было написано

             - Дарю тебе эту книжечку, чтобы на ее страницах были записаны только счастливые события твоей жизни. И еще - стихи,которые нашептал мне ветер пампы:
  Ты моя звездочка,  ты моя ласка,
  Тайной всегда ты окутана, сказкой.
  Ты божество, мой святой небожитель,
  Ты моя вера, мой храм и обитель.
  Я для тебя написал эти строки, 
 Знать бы куда заведут все дороги.
  К чему приведут мои чувства и страхи,
  Может судьба очутиться на плахе. 
 Можно прожить свою жизнь безмятежно,
  Дни посвятить избраннице нежной, 
 Но тянет меня к тебе, дорогая,
  Я без тебя не могу, задыхаюсь…   

          Несколько лет Ангелина изредка получала почтовые открытки без обратного адреса. Они приходили из разных стран и континентов: из Вьетнама и Анголы, Кубы и Афганистана. Пока был жив Вебер, они, получив открытку, накрывали праздничный стол и пили вино за удачу синьора Лопеса. 

           Франц погиб внезапно. Нацисты все - таки узнали, что к исчезновению Зальцберга причастен Вебер. Бывший помощник эсэсовца Браун явился в дом и начал угрожать Францу. Видя испуганные лица Ангелины и Вареньки, хозяин коттеджа не слишком выбирал выражения, желая лишь, чтобы незваные гости убрались поскорее   

             - Не орите на меня, ясно? Тут вам не ваш вшивый вермахт, тут Аргентина. Ваш босс может поцеловать меня в зад. Вы также, Браун, - вежливо предложил Франц. - Не желаете? Тогда не откажите в любезности сделать поворот направо кругом. И если вякните еще хоть раз - я вам разнесу череп из моего винчестера. Марш отсюда! -

             Нацисты, опасаясь шума, торопливо ушли. Варя тяжело вздохнула: « Зря ты так, Франц. У бошей культ « фронтового товарищества», они все держатся друг друга и могут здорово отомстить». 

             - Ерунда, - отмахнулся Вебер.   

             Спустя несколько дней он получил приглашение от владельца латифундии*, разводящего крупный скот. Поместье находилось почти на самом побережье океана. Немного не доехав до него, машина была обстреляна из автоматов. Вебера грубо выволокли из салона и, не говоря ни слова, стали избивать. Окованные железом сапоги с треском ломали ребра. Затем его, захлебывающего кровью, бросили, как мешок, набитый старыми тряпками и уехали. Франц лежал и ощущал, как с истекающей кровью уходит его жизнь. В этом месте уже едва угадывались запахи земли - их начало заглушать соленое, крепко приправленное йодом дыхание атлантических волн. Привычно барон нашел острый луч Канопуса*, перевел взгляд левее и увидел их - как драгоценную пряжку на опоясавшей небо перевязи Млечного Пути - четыре маленьких ярких алмаза, наклонно расположенных по вершинам ромба… Созвездие Южного Креста. Это было последнее, что видел в своей жизни фон Вебер, потомок немецких аристократов, заброшенный неумолимым роком на противоположный край земли от родной Германии, всю жизнь рыцарски любивший женщину, зная, что она любит другого мужчину и дважды спасавший этого другого.

              -Майн гот*, как запутана эта жизнь, - последний проблеск мысли мелькнул и погас, навсегда погас в породистой голове барона. 

               Через несколько лет после гибели мужа Олеся решила вернуться в Советский Союз. У нее была смутная надежда найти Романа, хотя открытки не приходили уже давно.    Решение Ангелины Вебер вызвало много разговоров в русской колонии. Некоторые возмущались, мол, продалась Советам.Другие злорадствовали - пусть едет, там ее быстро образумят в Сибири. 

            Обсуждая проблемы Олеси, журналисты, жители ХХ1 века,когда поездки за границу стали обыденным делом, с трудом верили, что человека могли бросить в тюрьму лишь за то, что он жил за границей.

           -Стереотип мышления, что ты хочешь? - горячился Слава. - Меня другое удивляет: откуда это злорадство. Казалось бы, ну чего злиться - не ты ведь туда едешь; хочет человек рисковать, пусть рискует, тебе - то что. А тут именно злоба какая- то, как если бы Олеся их лично своим отъездом оскорбляет…

             - Ты ничего не понимаешь, Славка, - вздохнула Оксана. - Все дело в том, что так оно и есть. Когда не можешь на что - то решиться, а другой рядом с тобой уже решился, то ты почувствуешь себя именно лично оскорбленным. Понимаешь? Дескать, я вот не смог, а другой - может. Как тут не злиться. Эта злость, если разобраться, на самого себя - -просто направлена на другого. - 

            Олеся, послушавшись совета друзей, приехала в СССР по туристской визе и сразу же полетела в Ленинград. Ее интересовал только один человек - Петр Павлович Лукин. На собственные сбережения она купила у наследников умерших белоэмигрантов две старинные иконы, намереваясь отдать их лично Лукину. Петр Павлович был уже на пенсии и не очень здоров, но все еще работал и согласился встретиться с аргентинкой.   Ангелина Вебер, передав старому искусствоведу иконы, выразила желание переговорить с ним наедине. Удивленный и заинтригованный старик взял иностранку под руку и повел в свой кабинет.   Усадив гостью в мягкое кресло, Петр Павлович вопросительно  посмотрел на нее 

             -Если вы хотите получить вознаграждение, я могу похлопотать. Но, конечно же, если это будет разумная сумма, - доброжелательно произнес Лукин.   

              - Петр Павлович, я приехала к вам совсем за другим, - на чистейшем русском сказала гостья. - Мне необходимо найти Романа Делюгина. Вы - единственный человек, который может мне помочь.-

           - Так вы - Олеся? - грустно спросил старик. - К сожалению, он погиб несколько лет назад. Но у меня есть его письмо для вас. Я так и не нашел в себе мужества его отправить. Простите меня. -

           Взяв письмо, Ангелина вышла из Эрмитажа, присела на ступеньку, ведущую к реке и открыла конверт.

            -Земная жизнь - это всего лишь прелюдия к вечности, Олеся, - прочла она сквозь мокрые ресницы. - Но для того, чтобы мы узнали друг друга в новом облике, в новом мире, нам нужно было пройти все испытания здесь. Принять то, что произошло, с благодарностью. И горе и радость, и любовь и разлуку, и жизнь и смерть. И неважно, кто умрет раньше, кто позже. Моя душа все равно отыщет твою душу там, где все люди счастливы.   И, взявшись за руки, мы взлетим по лунной радуге в небо. Так было предначертано нашей судьбой, ведь она тоже разглядела наши крылья. А сейчас - отпусти меня, Олеся, - прожурчала темная Нева,

             Женщина, давясь сдержанными рыданиями, подняла глаза и увидела в черном небе летящего Лебедя - Северный Крест. 

  Закрыв глаза, я вижу сон,
  Там все не так, там все другое,
  Иным исполнен небосклон,
  Иное, глубже дно морское, -  зажмурив желтые глаза, стесняясь слез, негромко продекламировал Вячеслав.

    Я прохожу по тем местам, 
 Где никогда я не бываю,
  Но сонно помню - был уж там, 
 Иду по туче прямо к краю, - подхватила Оксана.   
   Рожденье молний вижу я,
  Преображенье молний в звуки,
  И вновь любимая моя 
 Ко мне протягивает руки, - закончил Слава и добавил  - Изумительные стихи, изумительный поэт. Такое впечатление, что Бальмонт, вернее, его душа не раз оказывалась в иновременье и сумела это выразить в стихотворных строках. - 

                - Как ты думаешь, Славочка, что дальше произошло с Ангелиной? -
             - Думаю, что она вернулась в Аргентину и сейчас ее тело лежит под созвездием Южного Креста рядом с Францем Вебером, а душа ее …Славка замялся, а потом решительно сказал: « А где странствует ее душа, известно лишь одному богу».   

                АНОНС . ЖИЗНЬ 4


 Спустя полгода поздним вечером Оксана, набегавшись по редакционным коридорам, отправилась домой. Ее немного знобило, вместо сердца была холодная пустота. Открыв ключом дверь квартиры, она сделала шаг не в уютную комнату, а в глубокую зловонную земляную яму. Похолодев от ужаса, девушка бросилась назад, но вместо дверного проема ее руки уперлись в мокрую, покрытою слизью стену.

   - Эй, ты, сын шайтана и багдадской блудницы, прекрати метаться! Дай людям спокойно поспать. -  Резкий окрик отрезвил перепуганную девушку и она плюхнулась, сжавшись в комочек, на гнилую соломенную подстилку. Тьма сменилась полумраком и она разглядела, что яма битком набита людьми, оборванными, грязными и изможденными. Оборванцы были одеты в халаты, а у некоторых на голове была накручена чалма.
            - учитель, тебе опять приснился дурной сон? - почтительно обратился к Оксане молодой мужчина. - Возьмите, поешьте, - и в руке Оксаны очутилась странная лепешка.-
             К своему изумлению, Оксана ощутила зверский голод и только полученное воспитание не позволило ей засунуть всю лепешку целиком в рот. Не торопясь, отщипывая по крохотному кусочку, девушка ела заплесневевший хлеб и мучительно пыталась понять, что происходит.
            - Абу Сулейман! - закричали сверху и бросили в яму лестницу, сплетенную из веревки.   
            - Учитель, чего вы ждете?- испугано зашептал Саид, - наместник халифа не любит ждать. Скорее!-

          Саид, ее раб и слуга, бережно приподнял Оксану и помог ухватиться за веревки.      

        - Тяните, у Абу затекли руки! - крикнул Саид. - И поосторожнее, если что случится с учителем, наместник сдерет с вас кожу.- 

              Очутившись наверху и глотнув свежего, пахнувшего полынью воздуха, девушка зашаталась. Ее подхватили и повели. Она смутно понимала, что ее привели в роскошно убранную комнату, устланную дорогими коврами. Человек, облаченный в парчу и бархат, поспешно смочил шелковый платок благовониями и прикрыл им рот и нос.

        - Вы уверенны, что это - тот самый человек, - поинтересовался он у стоявшего рядом гонца халифа. 

         - Да, я знаю его в лицо. Этот человек выглядит просто ужасно, но это именно тот, кто нужен, - почтительно заверил наместника гонец.

            Абу, поддерживая, провели в шатер, где юные, обнаженные до пояса девушки сняли с него лохмотья и погрузили истерзанное тело в теплую, пахнущую благовоньями воду. Прямо в воде он заснул и проснулся только тогда, когда крытая повозка тронулась в путь. 

           - Стойте, я никуда не поеду без Саида, своего ученика. Я потратил много сил и средств на его обучение, сам халиф Багдада его знает, - спокойно, но твердо заявил он посланнику.
   
               УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ, ТЕ, КТО ПРОЧЕЛ, НАПИШИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, РЕЦЕНЗИИ. ПОНРАВИЛОСЬ ЛИ ВАМ ЭТО ИСТОРИЧЕСКОЕ ФЭНТЭЗИ ИЛИ НЕТ... БУДУ БЛАГОДАРНА ЗА ПРЕДЛОЖЕНИЯ И ЗАМЕЧАНИЯ.
                АВТОР.