Оригинал должен был быть опубликован в журнале "Тамга". К сожалению, журнал сей погиб злой смертью — но интервью осталось. Посему, выставляю его здесь...
Мехти Али: Добро пожаловать, Самит гардаш! Расскажи-ка сначала о себе. Не так, коротко и сурово, как в официальных документах бывает начертано: «родился-окончил-кончил-умер». А с огоньком и задором, как незабвенный купец, избороздивший множество морей, сказывал. Тем более, что люди знают: Самит любит приключения — а приключения любят его.
Самит Алиев: Нет, ну, биография у меня как-раз таки самая обычная, чисто по документам, родился, учился, служил, работаю... вот что было в перерывах — это уже совсем другая история. А приключения... знаешь, порой предпочел бы умереть от скуки, а не в результате бурно развивающихся вокруг меня событий. Другой преспокойно завернет за угол; а я нарвусь, например, на нахального таксиста, которого обязательно придется поставить на место. Если он не убежит, конечно. Или если меня не обратят в бегство его многочисленные коллеги. Коллектив, знаешь ли — страшная сила.
Мехти Али: Как получилось, что ты начал писать? Было такое, желание рассказать людям о пережитом?
Да Бог его знает, честное слово. Как-то само пошло, даты написания первой строчки не помню; да и не надо, я не настолько самовлюбленный тип. Конечно, были ориентиры, произведения, вызвавшие дикий восторг и желание подражать автору.
Мехти Али: Вообще, что дает лично тебе литература? Ощущение внутренней свободы? Возможность пройти в новые миры? Стать творцом целой Вселенной? Что?
Самит Алиев: Ну, искусство это вообще один из немногих способов сделать так, чтобы после тебя хоть что-то осталось. Тщеславие? Допускаю. Потребность? Не знаю. Женщины? Может быть. Один из способов общения с реальностью? Не исключаю. Обыкновенный зуд в пальцах? Я даже руки мыл, а он все не проходит...
Мехти Али: Вот ты много ругаешься в своих произведениях матом. Есть и такое мнение, что мат и литература — вещи несовместные. Сумеешь обосновать свою позицию?
Самит Алиев: Ну, с возрастом это все-таки уходит в прошлое. То что смотрится нормально и даже интересно когда тебе двадцать пять, выглядит несколько комично когда тебе тридцать восемь. Так что тут ты на все сто прав: пора с этим делом завязывать. Хотя, я и сам замечаю, что с каждым последующим рассказом нецензурщины у меня становится меньше и меньше. А с другой стороны — живите лучше; и я (да и не только я) стану писать о вас исключительно высоким штилем. Обещаю, граждане, вам понравится.
Мехти Али: Вообще, какой жанр тобой любим? Хотел бы написать что-нибудь эдакое… фантастическое? Или жизнь сама по себе круче любой фантастики?
Самит Алиев: Знаешь, это все-таки как музыка: или хорошая, или нет. Хорошо написанная, талантливая вещь остается хорошо написанной и талантливой вещью, вне зависимости от того, фантастика это или самый реалистичный социалистический реализм на свете.
Мехти Али: Хорошо, а литература ближневосточная? Как-то раз, читая Хафиза, я поймал себя на мысли: газель абсолютно непереводима на европейские языки. На фарси превосходное стихотворение Джелалледина Руми в качестве вступления к классическому персидскому редифу играет всеми цветами радуги. А в переводе — просто очередное банальное цветистое пустословие: «— Ужель из-за тебя, — халиф сказал, — // Меджнун-бедняга разум потерял?». И т.д. и т.п. Как ты к ней относишься? Можно ли сказать, что поколение современных азербайджанцев многое потеряло, оказавшись отрезанным от классического наследия? Или оно никому и даром не сдалось и пора уж сбросить Мухаммеда Физули с парохода современности? Гонит какую-то мистическую пургу, целый день стонет-рыдает, цветочки да птички, пери-фереште... Одним словом, болван, всю жизнь добровольно подметавший вход в усыпальницу имама Гусейна и толком не поцеловавший с засосом ни одну прелестницу. Так, мечтания туманные одни... Но мы рождены, дабы соцреалистическую сказку, так сказать, сделать капиталистической былью! Тем более, что люди компетентные да прогрессивные заявили, что все, что имело место быть «до просветителей» — вне-ци-ви-ли-за-ци-он-но! А?
Самит Алиев: Давно пора выбросить и Физули, и Низами, и Хайяма. Нечего со старым хламом церемониться. Можно даже им вслед запустить все книжки, которым старше десяти лет. Только один вопрос мне покоя не дает. Ну, положим, избавились мы от наследия ближневосточной литературы... а кто с нами останется на пароходе современности? И что у нас останется, с позволения сказать, кроме неоплаченных векселей под литературу дня завтрашнего? То-то же... прошлое — это точно такая же реальная штука, как и настоящее... человек, нация — сильны своими корнями, возвращаясь к тому, о чем я уже говорил. Миф. Отними его — и будет у нас разве что сеть забегаловок на двадцать восьмое мая... вот и вся культура... Да, и еще... с восторгом и благоговением любуюсь построенной капиталистической былью. Но что-то мне подсказывает, что сложно найти более внецивилизационную быль, нежели построенный на постсоветском пространстве балаган.
Мехти Али: Твой рецепт качественный литературы? Чем нюни да слюны отличаются от вещи, которая действительно может не просто зацепить — но повернуть глаза зрачками в душу?
Самит Алиев: А такого рецепта просто не существует. Ну не бывает схемы написания хорошей повести или рассказа. Да и в конце концов, любая оценка любого произведения очень и очень субъективна. Хотя, на мой взгляд, очень важна искренность. Хочешь не хочешь, любое событие, о котором пишешь, пропускаешь через призму собственных ощущений и убеждений. При наличии последних, разумеется.
Мехти Али: Есть один вопрос, который мне покою не дает. Живопись у нас неплохая, да. А вот литература современная в мизерабельном состоянии пребывает, на мой взгляд. Читаю, а все не то, не то! Как говаривал Антон Павлович: «Умно, благородно, но не талантливо; талантливо, благородно, но не умно, или, наконец — талантливо, умно, но не благородно». В чем дело-то, Самит гардаш? Причины тут какие, на твой взгляд?
Самит Алиев: Ну, живопись у нас давно вышла за пределы страны, это больше не фольклор, местечковостью тут и не пахнет, раз уже есть Мусеиб Амиров и Амир Нариманбеков. Литература же, по-моему, не в обиду художникам, штука более сложная. Язык живописи интернационален, а литературы — нет. По умолчанию, причем. Это ни в коем случае не умаляет ни достоинств наших художников, ни достоинств наших писателей. Просто дела обстоят именно так, а не иначе. Ну не понимают в европах азербайджанского и русского языков. В России тоже как-то не сложилось. И вообще, мне порой кажется, что есть беспроигрышный вариант. Он должен работать на всей территории бывшего Советского Союза. Едешь, например, в Германию, нанимаешь там профессора филологии с запросами поскромнее. Он переводит твои опусы на немецкий язык. Просто переводит, хвалить не надо; хвалить будут другие профессора, и тоже за деньги. Но скромно, не фальцетом, и без перегибов. Потом, с немецкой индульгенцией с подмышкой: мол, подателя сего действительно считать знаменитым азербайджанским (российским, узбекским, украинским, латышским) писателем (нужное подчеркнуть) возвращаешься домой; и нанимаешь купеческий хор из местных журналистов и писателей, которые не додумались съездить в Германию за соответствующим документом. И хор поет тебе на манер грузинского многоголосья на фоне фикусов в свадебных дворцах счастья: «После затяжного турне с лекциями по странам Европы, к нам вернулся видный деятель». Да и вообще: в живописи легче спрятаться, особенно, если написал что-то непонятное. Большинство все равно будет цокать языками и искать в этом глубинный смысл. Во всяком случае, слава Аллаху, за написанное на холсте еще никто у нас не пострадал. Оно безопаснее, говорю.
Мехти Али: Прямо жуткий сценарий описал... Получается, что талант — ничто, а раскрутка — все? Может, потому-то ныне всякие паоло-коэльо в чести? Хороший англоязычный редактор, прокачанные скиллы в подмазывании журналистов и собратьев по цеху, располагающая бородка, успех у милых дам и мажоров, поддакивание пушистым котятам да юным женам — just right, успех в кармане!
Самит Алиев: Ну, по большому счету, в условиях современного мира, это наверное, так и есть. Молох разжевал решительно все. И сидит, посмеивается. Вот, вам, граждане, эрзац вместо культурки...
Мехти Али: О революции и литературе. Существует порода писателей, считающих, что литература — чистое искусство. Искусство ради искусства, так сказать. Другие же считают, что поэт должен быть пророком и прорицателем на баррикадах. Правда, должность пророка — весьма опасная и ответственная, на мой взгляд… Ты-то как думаешь? Что лучше: сидеть в Башне из Слоновой Кости или глаголом жечь сердца людей? Что ответственней и порядочней-с?
Самит Алиев: Знаешь, с одной стороны я далек от этого тезиса, «искусство ради искусства». Времена Готье и Суинберна миновали, теперь за этим лозунгом зачастую прячутся просто любители заработать по-быстрому: мол, я так самовыражаюсь. Сплошное жульничество, нет на них Никиты Сергеевича. А с другой стороны — полагаю, что художник, литератор, композитор ничего и никому не должны. Творчество, по-моему, вообще процесс в известной степени самодостаточный. Очень важно не скатиться до псевдоэстетизма: мол, ты не понимаешь того, что я написал, потому что образованием не вышел; но не стоит также плясать под дудку читателя. Надо делать то, что считаешь нужным. Да и вообще, как говорил товарищ Ленин: не нужно нам массовой культуры, нам нужна культура для масс.
Мехти Али: Вообще, имеет ли право пиит презирать и не снисходить? Так сказать, презирать быдло и не снисходить до него? Вон, один мой русский приятель заметил, что маленький человек его не интересует; а интересуют герои да цезари. Тем более, униженный мира сего столь глуп и пошл, плачет о шинельке — али о свадьбе пышной с Тукезбан, голова в плечи втянута. Да, и предать может, да. Запросто. Одним словом, не богоносец народ, совсем не богоносец. Или все же?..
Самит Алиев: Сомневаюсь. Как верно заметил один наш общий друг, чтобы презирать — нужно быть выше хотя бы на голову. Лично я не имею никакого права на презрение в адрес собственного народа. На ненависть — может быть, сам такой. И вообще, мне очень нравится высказывание: «что вы все заладили, народ, да народ. Среди народа и люди есть. В большом, причем, количестве, я сам видел...».
Хм... глупость человека, плачущего о шинельке, говоришь... Знаешь, не разделяю я этого снобизма... поглядел бы я на тех, кто согласен с этим мнением, если б у них самих темной ночью шинель отжали бы... или Тукезбан из-под носа увели... Понты это все, дорогой мой, понты, не более... Не снисходить... некрасивое высказывание, брат... тем, кто людьми брезгует, Бог побрезговать может... Да и в контексте быдла я был бы поосторожнее с высказываниями... Единственное, что делает массу народом — миф. А на обломках мифологемы остается исключительно быдло. Так что я никому бы не советовал задирать нос и глядеть свысока на окружающих. Эстетизм, проявленный в общении с людьми на улице может привести в травматологическое отделение. Короче, нет мифа — ничем вы от тех, кого быдлом считаете, не отличаетесь. Смердяковщина весь этот наш доморощенный эстетизм и ничем не подкрепленное задирание носа; причем, чистой воды смердяковщина: «я всю Россию ненавижу». И заметь, что Марьи Кондратьевны всегда выглядят забавнее и пошлее Павла Федоровича.
Мехти Али: А ведь все-таки был у Антона Павловича Чехова и такой тезис в письме к брату: «Но ради аллаха! Брось ты, сделай милость, своих угнетенных коллежских регистраторов! Неужели ты не чувствуешь, что тема эта отжила и уже нагоняет зевоту?.. Нет, Саша, с угнетенными чиношами пора сдать в архив и гонимых корреспондентов... Реальнее теперь изображать коллежских регистраторов, не дающих жить их превосходительствам, и корреспондентов, отравляющих чужие существования...». Что скажешь на это?
Самит Алиев: С авторитетом Чехова спорить сложно, если не глупо и самонадеянно. Но это все же, вопрос более индивидуального отношения. Кому-то интересна судьба коллежского регистратора, что совершенно не отменяет при некоторых обстоятельствах интерес к судьбе его превосходительства.
Мехти Али: Ну ладно, оставим это. Кстати, как-то раз в чайхане прешумной спорил об этом с дружками. Был выдвинут тезис: образование народу ни к чему, народ обязан знать то, что ему по роду занятий и умственному развитию положено. А думать за него будет элита. Вон, во всей из себя демократической США среднестатические люди божьи из реднеков не знают, что Англия по ту сторону океана расположена и искренне мнят ее одним из штатов своей великой родины... так, заштатный штат... В главных героях Микки-Маус, Арнольд Шварценеггер и Майкл Джексон утверждены. И уважение при них: у реднека денег порой побольше, чем у какого-нибудь яйцеголового болвана. Вот такая вот картина маслом. Зато тот, кому положено мыслить, дело знает. И ничего, живут-процветают, весь мир под себя подмяли. Ну что, Самит гардаш? Стоит народ просвещать? Объяснять теорию старого доброго ученого Чарльза Дарвина, рассказывать о временах седых и объяснять что же за любопытный зверь такой — логарифм?.. Пусть его торгует в своей лавочке и мейхану поет... Или, по крайности, хип-хоп. Только беспокоят людей, смутьяны. А то, не приведи Ахурамазда, может быть явление нового Шарикова... Иль все же народ достоин плодов? Не все же ему быть корнями да стеблем...
Самит Алиев: С тезисом насчет тех, «кому положено знать, они знают» не согласиться сложно. Элита, как ты верно подметил, остается достаточно консервативной, обучает детей в закрытых колледжах и прививает любовь к классической музыке (во всяком случае, создается такая видимость). А ток-шоу, скандалы между звездульками, сериалы и песенки, состоящие из трех нот — это для тех, кто попроще, чтобы и задумываться ни над чем не смели. Чтобы не получалось. Так что в основе всего лежат именно социальные причины, культурный рост народных масс всегда был и остается губительным для правящих классов. Но тут есть одна ловушка, которая со стратегической точки зрения может вырвать подмятый мир из-под любой страны, которая его подмяла. Элита костенеет, утрачивает гибкость мышления, и через некоторое время вырождается. А теперь вводная: сломаны социальные лифты, вся страна состоит из реднеков и торговцев, качество элиты падает из поколения в поколение, что имеем в остатке? Новый Шариков обязательно появится; и поставит к стенке не только профессора Преображенского, но и Швондера с Зиной. Но это справедливо для процессов, происходящих под родными чинарами, в США все несколько иначе; как ни крути, там, подчеркиваю, при наличии работающих социальных лифтов, обеспечен приток свежей крови в ряды тех, кто ими правит. Так что для начала не мешало бы построить страну вроде США, а уж потом думать о том, кого в народ, а кого в элиту записывать, кого в парламент избирать, а кого из лавочки не выпускать.
Мехти Али: Вопрос по «Шизе»: сюжет у этой повести уж больно много прямых аналогий с реальностью имеет. Было такое? Вообще, что ты хотел сказать историей об обычном бакинце, съехавшем в безумном постсоветском мире?
Самит Алиев: Аналогий хоть отбавляй, верно говоришь. Жизнь любого человека – уже тема для повести. А обычный бакинец (повесть, кстати, основана на реальных событиях)... знаешь, Бахтияр из «Шизы», конечно, обычный. Да не совсем... это антипод того, другого Бахтияра, образ которого создал на экране Рашид Бейбутов.. У того, у бейбутовского Бахтияра все было впереди, молодость, зрелость, свершения, а Бахтияр нашего времени заложил и растерял все, что только было можно заложить и растерять, да с таким размахом, что еще последующим поколениям расплачиваться придется. И конец у него вполне закономерный: в дурку, а оттуда на кладбище... и знаешь, мне его почему-то совершенно не жаль...
Мехти Али: Хорошо, напоследок совет молодым ребятам, которые только начинают. Что самое важное в настоящем писателе? Как начать так, чтобы на первом-то шаге и не споткнуться?
Самит Алиев: Наверное, нахальство, в хорошем смысле этого слова. Не в том самом смысле: «Да пошли вы все!». Пожалуй, так: «...а я все равно по-своему сделаю». И не забывать ни при каких обстоятельствах, что писатель, это всё-таки звание посмертное. А то смешно получается, сродни вполне возможному в реальности диалогу:
— Эй, парень, ты кто?
— Художник. Оформитель.
— А что написал? Чем славен?
— Картину. Вот... «Глава исполкома принимает ванну». В розовых тонах. А еще я книжку написал.
— Картина, книжка. Про что книжка-то? Объем солидный?
— Очень. 432 листа, гарнитура таймс, шрифт двенадцать, про любовь.
— Работаешь, учишься?
— Закончил кооперативный техникум, родители подкидывают, нигде не работаю.
— Давай отсюда, бродяга. Ходят тут всякие людей обманывают. писатель... нет, композитор...
05.02.2014