В шестидесятых годах двадцатого века, Китай колбасило гораздо хуже, чем опытного наркомана во время ломки. Во все времена перед людьми вставал вопрос: «Кто виноват???» Всегда кто-то мешал людям жить…
И китайцы нашли четырёх вредителей: крыс; комаров; мух и воробьёв. Вернее врагов нашёл Мао цзэдун, и направил всех на борьбу с ними.
Результаты борьбы с тремя первыми, история не сохранила, а вот битва с воробьями, потрясла весь земной шар, поэтому не может быть забыта.
Воробьи объедали полчища китайцев. Нещадно объедали, клюя на полях рис. И в 1958 году началась поголовная вендетта. Воробей не может держаться в воздухе больше пятнадцати минут, силы кончаются. И он замертво падает на землю. Все китайцы, поголовно, вышли на улицы со стучащими и шумящими инструментами. Не вышли - только прикованные жизнью к кроватям. Остальные – все как один. От мала, до велика. Грохот стоял беспрерывный. А упавших воробьёв грузили в кузова огромных грузовиков. Грузовиков не хватало.
Уничтожили, (Вы только вдумайтесь!!!) один миллиард девятьсот шестьдесят миллионов воробьёв.
Китайцы… Они всё миллиардами считают.
Через год небывалый урожай риса! Думаете – УРА? Да ничего подобного. Вместо воробьёв приползли расплодившиеся гусеницы и прилетела саранча.
Сожрали такую часть урожая, что десять миллионов китайцев умерли от голода. Пришлось Китаю воробьёв за границей закупать.
Хоть стой, хоть падай.
Весь мир трясся. Дальние от хохота, соседи от страха. И все задавались вопросом: «Чего ещё удумают?»
В августе 1966 г. – «Постановление о великой пролетарской культурной революции», а ещё с 1 июня 1966 года - хунвейбины на свет народились. И опять началась у Китая – пляска святого Витта. И целый год продолжалась. Пока Великий кормчий, осенью 1967 года, не применил для успокоения хунвейбинов регулярную армию. А чего и не применить? Всех его конкурентов и противников они за год убили. Многих за Муданьцзян загнали, в Сыньляо, Гуандун, в Сычуанскую котловину.
Смекнули хунвейбины, Мао "ША..." говорит, и в сентябре 1967 самораспустились.
Тогда мы ещё не знали, что через полтора года, в марте 1969 буде остров Даманский, с пограничной войной с применением артиллерии, миномётов, установок «Град», БТРами, танками и авиацией, в результате которой погибнут шестьдесят восемь россиян и, тысяча китайцев. Жирную точку в той войне поставили экспериментальные усовершенствованные «ГРАД»ы.
Слава Богу, что полномасштабная война не образовалась.
Поэтому, на фоне событий происходящих у соседей, в августе 1967 года самолёты сорок первого истребительного полка, соседствующего с нашей частью, перестали хранить кучей, рядом с ВПП (взлётно-посадочной полосой), а растащили поштучно, подальше друг от друга, в редколесье. На всякий случай. Сверху накрыли маскировочными сетями и круглосуточную охрану выставили.
А наша часть, по выходным, роту охраны всегда подменяла. Заступали вечером, на сутки. Караульное помещение – кунг. Снятый с армейского грузовика фургон. Электричества нет. Одни аккумуляторные фонари на манер железнодорожных. Самолётов с десяток. Два поста. Номер один, со стороны въезда, номер два в конце.
Мне первый пост достался, в третью смену. Стемнело уже совсем. А я, боец опытный, третий год лямку тянущий, службу хорошо знающий – расслабился… Тусуюсь возле караулки, а она как раз на границе между постами стояла. Ну какой дурак сюда ночью попрётся? – рассуждаю про себя. Цивилизация далеко, у нас даже света нет.
И тут, совершенно неожиданно, появляется естественная надобность.
Большая.
И понимаю, что организм не уговоришь подождать, пока с поста сменюсь. И приказам он тоже не подчиняется. Хочешь – не хочешь, а придётся его удовлетворять.
Шинельку я с себя снял, чтоб легче было. Ручонку освободил от карабина, она для другого дела нужна. Карабин на шинельку в караулке положил и в сортир отправился, через дорогу.
Не успел я даже брюки расстегнуть, не то, что присесть, как справа, со стороны въезда, появляется прыгающий яркий свет и возле караулки с тормозным скрежетом останавливается знакомый командирский УАЗик.
Посты проверяет, объезжает всех.
- Ну, думаю, влип капитально …
Во-первых, по уставу, я должен был остановить машину на въезде на территорию поста. А машина проехала весь пост, а часового нигде нет. Это что ж за часовой такой, когда он так плохо бдит???
- Где часовой первого поста? – спрашивает командир.
- На посту, - отвечает разводящий.
А что он ещё может командиру ответить? Что за минуту до его приезда часовой гадить пошёл, да ещё и карабин бросил в караулке?
Был бы хоть у меня карабин в руках, я бы вышел, отбрехался, а на мне лишь подсумок с патронными обоймами.
- Ну хорошо, пока пойдём, второй пост проверим, - говорит командир – вернёмся, разберёмся.
Они дальше с разводящим пошли, а я, на цыпочках, чтоб не зашуметь гравием и не выдать своего движения, метнулся к караулке. Мне главное карабин в руку ухватить. Только схватил, а они уже обратно возвращаются. Шинель надевать некогда, в одной гимнастёрке вышел наперерез.
- Стой, кто идёт!? – ору по уставу. Остановились.
- Разводящий с проверяющим, - получаю ответ.
- Разводящий ко мне, остальные на месте! – горлопаню я опять по уставу.
Разводящий подошёл ко мне один, головой только покачал.
- Продолжать движение! – завопил я. Командир подошёл, поинтересовался:
- А где ж ты был, что мы по всему посту проехали и нигде тебя не видели?
- На посту, - уверенно отвечаю - Показалось, что шорох услышал в глубине капонира, зашёл под сеть, проверить, а Вы в это время и проехали.
Довольный командир расписался в журнале проверок и уехал, а мне, после этих нервотрёпок, даже в туалет расхотелось.
Утро следующего дня было ясным, солнечным. Чуть просохла роса, в свою свободную от караула смену, я вышел на поляну, красную от ягод созревшей брусники. Ел, сколько влезло. Потом уже влезать было некуда, а ягод оставалось ещё очень много. Решил насобирать на запас. Поесть потом, когда место в животе освободится. А куда солдату собирать, если он не за сбором ягод пришёл и не приготовил посуду заранее? В карман шинели? Подавятся ягоды, да ещё и шинель окрасят. Целлофановых пакетов в обиходе тогда не было… В газетный кулёк? Так в кулёк можно лишь стакан положить, а ягод… меряно-не-меряно. Да и где газету взять? Пришлось пилотку с головы стянуть. Вскоре и пилотка полной оказалась. Развернул все складки, ёмкой получилась. Что твой молочный бидончик. Литра три – четыре вместилось.
Привёз это счастье на стоянку, где работали. Весь радио-цех собрался. Все семь человек. Четыре солдата, один сверхсрочник и двое гражданских, вольнонаёмных. Все кроме командира. Ему бруснику не показали. На всякий случай.
Бурный диспут образовался, что с брусникой дальше делать. В результате общего консенсуса, было принято решение делать вино – настойку. Гражданские помощники активно за дело принялись. Десятилитровую бутыль притащили из дома, сахару три килограмма, дрожжей немного. Накипятил я воды, сахар в горячей воде растворил, ягоды засыпал, дрожжец совсем немного добавил. Без дрожжей бруснику трудно забродить, в ней дубильных веществ много. Затвор водяной сделал…
Встал теперь самый главный вопрос. Брожение должно месяца три – четыре идти, а где это счастье, выпускающее из себя, через воду, газы со специфическим и всеми узнаваемым запахом поставить? Чтоб и тепло ему было и начальство не зашухарило.
Голь на выдумку хитра. Нашли такое место. Была у нас комнатка, с секретным допуском. Туда очень мало народу доступ имело. В небольшом помещении, была сделана большая клетка из заземлённой сетки. В ней аппаратуру опознавания самолётов ремонтировалась, чтоб радиочастоты куда попало не излучались. Сверху, на сетчатой конструкции ящики с ЗИПами стояли. Годами стояли, нетронутые. Котельная в части своя. Топят - угля не жалея.
В комнатке всегда жара дикая стояла, поэтому форточка круглогодично не закрывалась. Вот среди ящиков с ЗИПом, бутыль бродящую, мы с Сашей Проценко и замаскировали. С водяным затвором поближе к форточке. Воду только часто подливали – высыхала. И выстояла таки наша настойка, не обнаруженная командованием, до самого дембельского Нового года.