Родина Повесть в очерках и рассказах

            Из цикла «Удерейские записи»

                Родина – явление необыкновенное,
                думы о ней всегда согревают и
                душу, и сердце.   
               
            Предисловие. Южноенисейские истоки.

         Русский писатель Виктор Астафьев как–то однажды воскликнул: «Память, что ты делаешь со мной!». Природа наделила человека уникальным свойством - памятью. И когда человек вспоминает что–то, то усиливает свою память. А происходит это благодаря особому механизму – доминанте. Во время воспоминаний память становится доминантной, ей подчинена вся деятельность организма. 
         Всю ночь валил густой снег. К рассвету выпавший снег, утопил в своих объятиях весь двор. Я стоял перед окном и наблюдал, как утренний свет заливает выпавший белый снег и поглощает ночную темноту. Но вот рассвет вступил в свои права, и теперь белое снежное покрывало виделось на всей территории двора. Если бы я был композитором, то наверняка, сочинил бы музыкальную симфонию под названием, «Снежное чудо природы».
       Белизна выпавшего снега гармонично сливается с синевой жалюзей, висящих вдоль окон. Этот смешанный свет, отражаясь в стеклах и, проникая в домашний кабинет, создает атмосферу творческого подъема. На большом письменном столе разложены папки разных цветов, в них хранятся записи из архивных документов, газет и книг. В записях, которые накапливались долгие годы, описаны многие факты, эпизоды и события истории и судьбы Удерейского Клондайка и его центра, поселка Южно–Енисейска.
         Однако включать в это повествование все, что лежало под рукой, я не стал. Надо было не ошибиться как в оценке накопленного материала, так и тех событий, которые в нем имелись. Поэтому, предварительно пришлось  проделать тщательный отбор материала.         
         Яркая белизна выпавшего снега, кабинетная атрибутика, записи эпизодов и событий, все это настраивает на большую творческую работу, которая продолжается уже много лет. Ее надо завершить, набрать текст на  компьютере, поставить в нем последнюю точку, обнародовать, довести ее появление до своих земляков южноенисейцев, живших, когда–то и живущих ныне на золотоносном Удерее.
      Чтобы полнее, ярче и доходчивее описать будничную жизнь в Южно– Енисейске, рассказать об участии в ней совсем забытых удерейцев, о существовавшей в те годы атмосфере среди них, я решил в это описание добавить свои личные наблюдения. Для этого включил свою память. Ведь родился и прожил в этих местах много лет. Здесь были заложены основы моей жизни. Многое знал, о чем и хочется поведать.
         Удерейский Клондайк и его центр, приисковый поселок Южно– Енисейский, я считаю своей любимой Родиной. Эта концепция, выражаясь строгим научным языком, заложена в основу данного повествования и красной нитью проходит через все его содержание. Чтобы закрепить свое отношение к Удерейскому Клондайку, я долгие годы занимаюсь литературным творчеством. Мне удалось написать и опубликовать много разных очерков, рассказов, повестей и книг, в которых я создал биографические образы и описал жизненный путь людей разных социальных положений. Мои публикации содержат биографии купцов–первопроходцев Удерейской золотой тайги, енисейских золотопромышленных деятелей, владельцев приисков, капитанов дражного флота, учителей, геологов, простых старателей, охотников, живших в золотой тайге. Все они, жили в разные исторические эпохи, но независимо от разного социального и профессионального положения, как могли, так и вносили свой, полезный, скромный вклад в жизнь Удерейских приисков, неистребимо любили этот суровый приисковый край, никогда его не забывали и не предавали, и по возможности делали для него много хорошего.
         Южно–Енисейский в былые времена являлся центром большого золотопромышленного района, интересная жизнь на нем, привлекала много людей. Не все они имеи прямое отношение к добыче золота. На первый взгляд даже не выделялись среди приискателей. Однако они в своей жизни занимались тем, что было по душе всем южноенисейцам.
         Мне давно хотелось написать, что–то о буднях южноенисейцев, о тех, кто делал много полезного для приискателей. Но не получалось. Требовалось много фактов, наблюдений и времени для обобщения, тонкое проникновение в суть дела. Необходим был особый настрой творческой доминнты. Интересно рассказать, как порою складывалась и протекала будничная жизнь в Южно–Енисейске простых людей. Это вопрос меня  никогда не покидал, наоборот сильно хотелось вспомнить и сказать доброе слово о тех земляках–удерейцах и о той необыкновенной атмосфере, какую они создавали. Старшее поколение удерейцев является носителем большой и интересной приисковой жизни. Однако с большим огорчением приходится говорить, что оно уходят из жизни. А народившееся новое, не знает многое из жизни прошлого своей Родины, Южно–Енисейска.
         Во многих городах России живут южноенисейцы с берегов золотого Удерея. Подтверждением этому является электронная переписка между ними в Интернете. Многие южноенисейцы, родившиеся на берегах Удерея, уже давно живут в отрыве от своей Родины, Южно–Енисейска, проявляя живой интерес к его истории. Уверен, южноенисейцы, живущие, где–то далеко от своей Родины, не забывают Южно–Енисейска, и стараются узнать о нем как можно больше. Однако широкого литературного освещения его истории нет, а те, кто, когда – то там жил, или живет и поныне, не занимаются этим. Обвинять их в этом нельзя. Не каждый способен длительное время вести записи, анализировать их, и добиваться, чтобы они облекли литературную форму. Для этого надо обладать неистребимым доминантным стремлением, творческими способностями. 
         Южноенисейские истоки, основные вехи истории рождения Южно–Енисейска и его существования, особенно в девятнадцатом и двадцатом веках, начиная с периода золотой лихорадки, и кончая эпохой советской социалистической формации, в форме «Летописи» мною подробно изложены в книге «Золото Удерея», а также в книге, «Жемчужина Удерейского Клондайка», изданные в 2012  и 2015 годах. Чтобы быть современным писателем, в Интернете, на сайте www. proza. ru открыл свою страничку и стараюсь периодически размещать на ней разные свои творческие материалы о прошлом Удерейского Клондайка, знакомя с ними и южноенисейцев. И чем больше приходится писать об Южно-Енисейске и его удерейском окружении, тем сильнее возникает желание рассказать, как можно больше их историю за многие годы. Поле творчества огромное, можно изучать и освещать разные аспекты жизни Южно–Енисейска.
         Простые, будничные эпизоды из жизни южноенисейцев всегда будут представлять большой интерес. Писать историю своей Родины и не говорить о жизни простых людей, это значит не уважать своих земляков. Через описание будничной жизни простых людей можно проследить, как формируется отношение к Родине. 
         Сегодня в Российском обществе произошел упадок общественно – государственных основ, или по меткому замечанию известной газеты «А и Ф» поляризация общества. Одна, его малая часть, в поисках наслаждения западного образа жизни, сбежала за границу, другая, в средствах массовой информации трубит на все голоса, что не за что любить свою Родину – Россию. Согласиться с таким подвохом нельзя. На примере простейших жизненных эпизодов, не прибегая к пафосу, мне простому человеку, родившемуся на золотом прииске и получившему там жизненную основу, хочется выразить свое отношение к своей Родине, показать, какое значение она играла и играет в моей жизни в течение долгого времени.
         Кто не спрашивал себя, что означает для него Родина. Вот и я об этом спрашиваю себя. В слово Родина часто вкладывается двоякое понятие, большая родина, малая родина. Родина не может быть ни большой, ни малой. Она может быть только одна, равно, как бывает одна и мать. Понятия мать и Родина классифицировать нельзя. Мать не выбирают, невозможно вторично выбрать и Родину.
         Имея определенный жизненный опыт, и философски осмысливая это понятие, хочется сказать так. Для меня золотой прииск Центральный на речке Удерей, поселок Южно-Енисейский – моя  Родина, источник того духа, который определил во мне на всю жизнь и философское, и нравственное начало. Поселок Южно-Енисейский – частица России, а его история – зеркальное отражение ее судьбы. Это край, где есть не только золото, но и все то прекрасное, что рождает эта земля. Так рассуждал я об истории и судьбе Удерейских приисков, как о своем любимом края, вспоминая их с раннего детства и теперь, когда писал прощальную историю о своей Родине – прииске  Центральном на речке Удререй… 
         Сравнение понятий Родина и Мать, это осознание сути самой жизни. Как формируется отношение человека к своей Родине по материнскому пути, можно проследить на простейших примерах его участия в жизни. Сегодня отношение человека к Родине является большой проблемой. Особенно она  затрагивает молодое поколение, у которого потребительство на первом месте и это пагубно сказывающееся на его жизненном поведении. Далеко ходить не надо, достаточно взглянуть на слуг народа, членов правительства России. Они сами и их дети уже давно живут двойной жизнью, прописаны в столице России Москве и во многих странах Европы и Америки (Читай «АиФ», № 17, 2015). И переубеждать их в том, что так поступать с Родиной нельзя, нет смысла. Они выбрали такое отношение к Родине в погоне за западным образом жизни сознательно, потому, что Россия для них пустой звук. Нет смысла говорить о том, что слуги российского народа являются высокими ценителями западного образа жизни. Он их привлекает тем, что от результатов жульнической, криминальной приватизации на их счетах в банках западных стран оказались крупные капиталы. Говоря о действиях членов правительства России и их детей, напоминать им о любви к России и долге перед Родиной нет смысла. Они просто у них отсутствуют.
         Хотелось бы сказать и другое. В последнее время искусственно создается наукообразное понятие патриотизма. Не надо придумывать некий говорливый патриотизм, в основе которого голые эмоции. В одной из центральных газет разумно подмечено, что “патриотизм, основанный на эмоциях, существовать долго не может, он ярко вспыхивает и так же быстро прогорает”. Назойливой, телевизионной рекламой любовь к Родине и патриотизм не воспитать. Отношение человека к Родине, к патриотизму лучше всего брать из жизни.
         Понятие Родина не может быть расплывчатым и однобоким. Оно и многогранно, и конкретно. Великий русский философ Иван Александрович Ильин, вкладывает в понятие Родина логические нравственно–философские и религиозные основы, возникающие еще в детстве в том месте, где человек родился и вырос (Ильин И. Почему мы верим в Россию, 2006). В этом отношении ярким примером могут служить русские поэты и писатели Есенин, Абрамов, Белов, Астафьев и совсем недавно умерший Распутин. Они до самозабвения любили те места, где родились и выросли, где в них были заложены истоки самого главного, нравственного отношения к Родине.
         Теперь о дате открытия Удерейского Клондайка и его географическом пространстве. В Интернете по большому незнанию хронологии  Енисейской золотодобывающей промышленности появились искаженные сведения об открытии Удерейского золота. Редкие архивные документы, а так же имеющиеся публикации, неопровержимо доказывают, что золото было найдено на речке Малый Шаарган, который является притокой Удерея, 7 июля 1837 года поисковой партией Гавриила Федоровича Машарова, одного из талантливейших поисковиков золота Росссии того времени. Этой датой и считается рождение Удерейского Клондайка. И как бы адепты бывшей большевистско–коммунистической идеологии и нынешние подстрекатели его не порочили, он навсегда вписал свое имя в летопись золотодобывающей промышленности России.
         Прошло два с половиной года, как нашли Удерейское золото. И вот,   10 февраля 1840 года в Енисейский городской земельный суд поступила от кяхтинского купца первой гильдии Александра Петровича Логинова заявка на открытие золотого прииска с названием Александровсий. Отвод или прииск, согласно специально составленного межевого плана и журнала, был расположен на речке Удерей, в самом ее центре. Если опустить перпендекуляр с вершины горы Горелая (в то время она еще не имела такого названия) на плоскость, то он упадет в самый центр нынешнего поселка Южно–Енисейска. Это было то место, откуда 10 февраля 1840 года начинались южноенисейские истоки, где впоследствии обоснуется приисковый поселок Южно–Енисейский, вернее центр Удерейского Клондайка.               
         Используя литературную форму, можно считать так. Все Удерейские прииски природно объединены в Клондайк, место, где в горной породе имеется россыпное и рудное зоото. Россыпное золото содержится в сыпучих песках, вдоль речек и больших ключей, рудное, в кварцевых камнях.
         Географически Удерейский Клондайк когда-то занимал Южную территорию Енисейского горного округа, который был образован в начале девятнадцатого века, когда вспыхнула енисейская золотая лихорадка. Впоследствии из Енисейского горного округа были выделены две части, одна из которых была  названа Южной частью или Южно–Енисейским горным округом. Вторая часть Енисейского горного округа получила название Северной, или Северо–Енисейского горного округа. Горные округа административно–территориально являлись волостью и входили в состав Енисейского уезда. Эти две части Енисейского Клондайка и составили южные и северные прииски.
         Стоит отъехать от деревни Мотыгино, что стоит на высоком берегу сибирской реки Ангары, от береговой линии километров 15-20, как сразу же начинается Южная часть горного округа, или так называемое южноенисейское таежное нагорье. Простиралась южная часть Клондайка далеко на север, километров на 250-280, соединяясь с территорией Северо–Енисейских приисков. Ширина Удерейских приисков местами достигала более 70 килметров. Природа в территорию южноенисейского нагорья вложила много неповторимой красоты. Кругом хребты, горы, увалы с отлогими ложбинами. Местами тайга очень густая, непроходимая, поросшая сосновыми, лиственничными, березовыми и осиновыми лесами. Летом нагорье благоухает, покрываясь, густой, красочной зеленью. Зимой на нем выпадают глубокие снега, и оно выглядит снежной неприступной крепостью. Весной, как только солнце набирает силу, снег покрывается ледяным панцирем и сверкает сине–голубым изумрудом. Через Удерейские прииски протекает много речек, связующим звеном которых является золотоносный Удерей. Речка подпитывается такими притоками, как Шаулкон, Шаарган, Уронга, Пескина, Мамон, Холма, Шалокит. Названия этих речек и ключей из тунгусского языка. Тунгусы были первыми, кто заселился в этих местах.
         Известный Красноярский библиограф В. П. Косованов, изучавший историю енисейской золотодобывающей промышленности и бывавший на Удерейском Клондайке, считал, что еще с незапамятных времен первыми здесь появились тунгусы, т. е. эвенки. Проживая в Удерейской тайге и перемещаясь со своими караванами оленей из одного места в другое, тунгусы находили в ключах золото и ковали из него на огне бытовые культовые предметы.
На перечисленных речках в начале девятнадцатого века были найдены богатые залежи россыпного золота, на них открыты сотни приисков. Многие из них имели такие красивые названия, как Петропавловский, Успенский, Крестовоздвиженский, Преображенский, Сократовский, Александровский, Спасский, Покровский, Калифорнийский. За два века Удерейский Клондайк положил в государственную копилку тысячи тонн валютного металла.
         Прииск Александровский возник и расположился на Центральном Удерее. За период своего 175–летнего существования, в силу складывающихся социально-экономических обстоятельств, имел такие названия, как Гадаловский, Центральный, а ныне известен как Южно-Енисейский. Он сыграл выдающуюся роль в становлении, развитии и существовании Енисейской золотой промышленности. За долгий период своего существования историческая судьба прииска Александровска, Южно-Енисейска, складывалась сложно, в ней было всякое, и триумф и трагедии. Но самое главное, Удерейская землица взростила достойное поколение преданных Отчизне людей, прославивших не только южноенисейцев, но и Россиию. История Удерейского Клондайка может гордиться именами тех, кто имел прямое отношение к нему. Одно только перечисление имен, позволяет удивляться, какое их множество было связано с Южно-Енисейском. И хочется никого из них не забыть, всех вспомнить добрым, теплым словом. 
         Прежде всего, необходимо назвать имя того, кто открыл приисковую территорию, получившую название как прииск Александровский. На ней  впоследствии родился и находится нынешний Южно-Енисейский. Это одержимый Александр Петрович Логинов, кяхтинский купец первой гильдии. А неутомимые купцы Гавриил Федорович Машаров, Никита Федорович Мясников, основатели Енисейской золотодобыающей промышлености, прилагали много усилий, чтобы Центральный Удерей, где и обозначился поселок Южно-Енисейский, стал действительно центром Удерейских приисков. Вслед за А. П. Логиновым, заложившим фундамент Южно-Енисейска, следует сказать и о красноярце Николае Николаевиче Гадалове. Он сыграл исключительную роль в исторической судьбе не только Южно-Енисейска, но и приисков, расположенных на Центральном Удерее. По своей природе он был созидателем. Потомственный почетный гражданин, он имел высокий торгово–промышленный и общественный статус, находился на высшей ступеньке российского купечечства, являлся купцом первой гильдии, что, несомненно, способствовало позитивному развитию Южно-Енисейска и примыкавшим к нему приискам. Типичный представитель делового мира России, Н. Н. Гадалов успешно сочетал занятия в торговле, золотодобывающей промышлености, пароходстве, был признанным общественным деятелем. Он взял на себя большую ответственность и перевел добычу золота с ручного труда на машинный, дражный, вложив в этот процесс собственные, большие капиталы. Используя Акционерную форму собственности, он создал золотопромышленное, дражное и ремонтно–механическое производство, определив на долгие годы эффективное существование Южно-Енисейска и добычу золота на нем. Гадаловское золотопромышленное производство, находившееся на террритории Южно-Енисейска, в 1910-х годах, по оценке столичных изданий, считалось экономически эффективным и хорошо организованным предприятием. Чтобы создать на своем базовом прииске Александровске, или в Южно-Енисейске, дражное золотодобывающее производство, Н. Н. Гадалову необходимо было войти в контакт с международными торгово-промышленными фирмами, в частности со страной Новой Зеландией, где была закуплена современная золотодобывающая фабрика-драга и переброшена на Удерей. Осуществить ее переброску за тысячи верст было делом не легким. 17 долгих лет, с сентября 1903 по январь 1920 года Н. Н. Гадалов упорно и настойчиво содержал на своем прииске, Южно – Енисейске, золотодобывающее производство, постоянно его совершенствовал и улучшал. Дважды, в 1918 и 1919 годах, Н. Н.Гадалов спасал Южно–Енисейский от разрушительных набегов оголтевших (обезумевших) красных партизан.
Когда возникла советско-большевистская вакханалия, Н. Н. Гадалов мог бы эмигрировать за границу, у него для этого было достаточно возможностей. Но он этого не сделал и разделил вместе со своими приисками и енисейской золотодобывающей промышленностью их уничтожение. Благодаря А. П. Логинову и Н. Н. Гадалову прииск Александровский, а ныне Южно–Енисейский навсегда останется яркой и неповторимой страницей в золотой летописи Удерея.
         Как только прииск Александровский появился, он сразу же стал привлекать к себе пристальное внимание. Какой надо было обладать силой энергии и духа, чтобы не считаться с расстоянием, бездорожьем и далью, ринуться на Удерейский Клондайк, и глянуть своими глазами на его драгоценность – золото. Именно такими были геолог Э. К. Гофман, генерал, путешественник Э. Зедделер, журналист А. Шмаков, писатели М. Ф. Кривошапкин, Н. В. Латкин, В. И. Семевский, А. Уманьский. О своем посещении  золотого Удерея, они оставили увлекательные сообщения в газетах, журналах, книгах, что способствовало привлечению людей для освоения и обживания труднодоступных Удерейских приисков.
         В разные годы, начиная  с 1870-х и по январь 1920-го, к Южно-Енисейску имели прямое отношение на правах частного владения, аренды, акционерной доли,  служебного положения многие известные люди Красноярска. Среди них – Н. К. Переплетчиков - удерейский золотопромышленник, городской голова  Красноярска, один из щедрых благотворителей своего времени. К числу тех, кого следует особенно отметить, относится и П. К. Гудков, талантливейший золотопромышленный деятелль, первый председатель Совета съезда Южно-Енисейского горного округа, основатель сибирского дражного флота, построивший первые драги на Удерее, ставший городским головой Красноярска. К числу тех, кто имел прямое отношение к Южно – Енисейску, является и А. А.Саввиных, глава Боровинской компании, известный меценат. А его сын, В. А. Саввиных и В. П. Серебренников успешно возглавляли поочередно в разные годы Совет золотопромышленников Южно-Енисейского горного округа, и жили в Юно- Енисейске. Нельзя забывать и П.И. Рачковского, одного из учредителей Александровского золотопромышленного акционерного общества, президента общества врачей  Енисейской губернии. В знак глубокого уважения к названным золотопромышленникам, имеющим отношение к прииску Центральному, к поселку Южно – Енисейску, я  посвятил им свой многолетний творческий труд, написав о них исторические, биографические очерки.
         В разное время на Удерейских приисках появлялись свои писатели. Один из них, П. Петров, живший на Удерейских приисках в начале 1920-х годов и написавший на их материале роман «Борель». В 1930-1932 годах на прииске Центральном жил и работал в местной больнице врач А. К. Югов, впоследствии писатель. Он продолжил традицию П. Петрова и написал широко известную книгу о жизни на Удерейских приисках «Бессмертие», за что был удостоен лауреата Государственной премии.
         Хочется назвать имя еще одного человека, имевшего прямое отношение к Южно–Енисейску. Это – Михаил Перевозчиков. Он погиб смертью храбрых, защищая свою Родину. Михаил Перевозчиков жил на прииске Центральном, в 1936 году после окончания местной Южно-Енисейской средней школы, был оставлен в ней работать учителем, одновременно возглавлял школьную комсомольскую организацию. В 1937 году он студент Новосибирского института военных инженеров транспорта, нынешнего государственного университета инженеров железнодорожного транспорта. Обладая организаторскими способностями, он вскоре становится лидером студенческой молодежи, секретарем партийного бюро факультета.
         Как только началась война с Германией, в августе 1941 года, Михаил Перевозчиков с 5-го курса института был направлен работать секретарем Новосибирского обкома комсомола. На его плечи упала самая ответственная, напряженная работа, подготовка и отправка молодежи на фронт. Он не мог перенести ту трагедию, в которой видел, как страна истекает кровью в войне с жестоким врагом.
         В начале 1942 года в составе Сибирской стрелковой  добровольческой дивизии он добровольно уходит на фронт. Как старший  лейтенант по прибытии был назначен заместителем командира батальона по  политчасти и комсоргом полка. 24 ноября 1942 года, в день, когда ему  исполнилось 24 года, в ожесточенном, неравном бою с врагами, под городом  Белый, у деревни Дубровка, Михаил геройски погиб. За мужество и героизм,  проявленные в бою, он был награжден орденом Красного Знамени посмертно.  В Новосибирске одна из бойких улиц названа его именем, на угловом доме  которой – мемориальная именная доска.
         Хочется назвать имена и тех, кто жил на прииске Центральном, кого взростила удерейская земля, кого вооспитала Южно – Енисейская средняя школа, кто добился творческих успехов в науке, искусстве живописи и театральной культуре. Это доктор наук Н. Н. Лащинский, народный художник России Т. В. Ряннель, заслуженный художник России В. А.Зеленов, заслуженный деятель искусств РСФСР  В. В. Киселев. А выпускники Южно – Енисейской средней школы Анатолий Самков и Леонид Рябов стали генералами. Я заранее знаю, эта моя публикация, особенно ее заключительная часть, не всем понравится. Но в ней я честно и откровенно высказываю свое мнение о причинах разрушения моей Родины. Иначе я поступить не мог. Ибо это мой принцип рассказать эту правду.      
         Прощание с Родиной, дело чрезвычайно тяжелое, трагическое. Ведь нельзя прийти на ее развалины, постоять в каком – то месте, осмотреться вокруг и уйти. Такое присутствие на родной земле, нельзя считать прощальным. Чтобы проститься с родной землей, надо многое о ней подумать, надо, чтобы в памяти человеческой всплыло много эпизодов и событий, которые напомнят о Родине.

         1. Южноенисейская троица из «Красного Октября».
 
         Моя мальчишеская жизнь была неотделима от жизни приискателей, живших в Южно – Енисейске. Многих южноенисейцев я знал в лицо, многие знали меня. Каждая послевоенная весна по возникавшим событиям, имела какие–то свои особенности. События весны того года  неожиданно ворвались в мою жизнь, и мне пришлось быть участником в деле, полезном для золотого прииска Центрального, нынешнего Южно–Енисейска.   
         Хочется написать не только историю моего участия в этом полезном для золотого прииска деле, но и описать ту атмосферу, при которой оно протекало. Я осознанно пишу этот очерк с целью, чтобы в природе появилось описание тех событий, которые происходили в весенние будни на золотом Удерее, в Южно – Енисейске. Хочется, чтобы история этих событий не затерялась в памяти людской и не была предана забвению.
         Зима в Южно – Енисейске в том году началась как всегда в ноябре. До середины декабря каждый день сыпал густой снег, закрывая белым покрывалом все пространство Удерейской округи. Южно – Енисейский наполнился удивительным свежим воздухом, от вдыхания которого кружилась голова. К концу декабря погода утихла. А в январе начались лютые, трескучие морозы. Февраль стоял снежным и вьюжным, а в начале марта подула занудная поземка. И только во вторую половину марта погода утихомирилась, и наступило затишье, над Удерейской долиой установилось традиционное солнечное, снежное безмолвие. И никто не ожидал, что совсем скоро на прииске начнется какое – то шевеление.
         Уже второй год все свободное время от учебы в школе и домашних  дел я проводил в библиотеке клуба «Красный Октябрь». В этом году, как  только начались январские морозы, я прибегал в библиотеку, благо она находилась близко со школой и нашим домом, где засиживался там до позднего вечера, до ее закрытия. Просторный, светлый и теплый зал библиотеки располагал ко всему. Да и библиотекарша Людмила Кочергина, молодая девчина, с приветливым, улыбающимся лицом, с привлекательной  фигурой, в которой виделась стать лани, с взбитыми  впереди и свисающими  на плечи волнистыми волосами, аккуратно одетая в шерстяное платье, возбуждала желание бывать в библиотеке пощаще.   
         Я получал у Людмилы подшивки журналов, стопки книг,  раскладывал их на столе и, листая, разглядывал разные снимки и рисунки, читая интересные эпизоды, отрывки, содержащиеся в них. И чем чаще я появлялся в библиотеке, тем сильнее мне хотелось рыться в журналах и книгах. Читая все подряд, я познавал какой – то ранее неизвестный мне мир. Легко осиливая читаемое и хорошо запоминая, я хотел узнать и самого себя, меня интересовало, а уместится ли все познаваемое в моей голове и как все это я смогу расположить в ней по полочкам. Порою что – то прочитав, возникало странное чувство. Оно толкало к тому, что его надо сопоставлять и делать какой – то вывод.
         Тогда я еще не знал, что такое человеческое любопытство называется логическим анализом. Помнится, что уже в те годы с помощью прочитанного появлялось желание познать происходящие события вокруг, узнать, что же представляет собой  внешний мир, и самое главное понять, соответствует ли он тому, каким мы его воспринимаем.
         А что собой представлял клуб «Красный Октябрь», в котором будут происходить описываемые в этом рассказе события. Эту часть рассказа хочется начать с того, какой была территория, на которй находился клуб «Красный Октябрь» и каким был подход к нему, как он выглядел на фоне общего поселка Южно – Енисейский. И вообще, какую роль он сыграл в жизни многих южноенисейцев?
         В середине не 30-х  годов в центре поселка, между улицами Советская и Октябрьская, чуть ниже подножия горы Горелой, была обозначена большая квадратная площадка, на которой был построен образовательный, культурный и социальный комплекс. И хотя в официальных документах такого комплекса не было, однако в сознании приискателей он существовал. Часть комплекса, которую можно назвать образовательно–культурной, привлекала к себе внимание и вызывала чувство восхищения своим прямым предназначением. Если смотреть на территорию площади со стороны речки Удерей, то она выглядела так. По нижней линии располагались школы. По верхней линии – театр – клуб, которому дали название «Красный  Октябрь». С левой стороны площади разместился большой детский сад с прилегающей к нему игровой территорией. В этом детском саду было все: раздевалка, кухня, столовая, спальная и игровая комнаты, теплый туалет. С правой стороны, на высоком фундаменте стоял дом, который был отведен под почту, телеграф и сберкассу. Прошло уже несколько десятков лет с тех пор, как был построен и открыт образовательно–культурный комплекс. Сегодня его уже давно нет в природе, он стерт с лица земли, но его хочется не только вспоминать теплым словом, но и хочется им восхищаться.
         Начать рассказ об образвательно – культурном комплексе хочется с  Южно – Енисейской средней школы. Вообще, история открытия Южно – Енисейской школы очень интересна. Многое о ней неизвестно, и, прежде всего  ее рождение. Дело в том, что никто и никогда не хотел заняться изучением истоков ее появления. Правда, чтобы узнать об истории ее рождения, требовалось найти много тому, прежде всего документальных подтверждений. Красноярская газета «Енисей» 12 апреля  1899 года сообщала: красноярским золотопромышлеником И. Т Савельевым на соседнем Покровском прииске была открыта школа. О существовании этой школы отмечалось в 1901 году на съезде золотопромышленников Южно – Енисейского горного округа. Это была школа так называемого Удерейского приискового куста, в ней учились дети соседних приисков, а поэтому ее называли Удерейской, об этом вспоминал И. Ф. Беляк, который в 1934 году был ее директором. Когда наступил период советской формации, Удерейскую школу с прииска Покровска перевезли на Гадаловский – Центральный прииск. Каковы могли быть еще какие – то доказательства, что Покровскую школу перевезли в Южно – Енисейский, кроме того, что о ней сообщала в конце 1899 – х годов газета «Енисей». Во – первых, подобного архитектурного сооружения, напоминающего школу, на соседних  приисках не было. Во – вторых, ряды наружных деревянных стен школы при перевозке были помечены краской, которая сохранялась до самого последнего периода ее существования. Единственное, что было добавлено к дому заново перестраевоемой школы, пристройка к внутренней стене большого помещения, в котором разместили библиотеку всей Южно – Енисейской средней школы.      
         В 1936 году в Удерейскую школу вдохнули новую струю жизни, переименовав ее в Южно – Енисейскую среднюю школу. Кроме обучения детей, в начале 30 – х годов при Южно – Енисейской школе был открыт и «Ликбез», обучение молодежи с целью ликвидации их безграмотности.
         Линейка школ была расположена на самой большой террасе, которая  тянулась через весь приисковый поселок. Террса начиналась сразу после  скального створа, и проходила вдоль подножия гор Зеленой и Горелой, и заканчивалась на бугре, под которым протекал известный всем южноенисейцам Гремучий ключ. Примерно, в 1933 году в Южно – Енисейске ввели трехступенчатую систему обучения и образования, которая включала в себя: начальную 4 – летнюю школу, 7 – летнюю неполную среднюю и 10 – летнюю полную среднюю. В целом школа именовалась Южно – Енисейской средней. Здания школ были распределены в той последовательности, которая определялась очередностью их постройки. Все школы – это добротно построенные деревянные дома. Начальная, 4 – классная школа, перевезенная с прииска Покровска, имела 4 классных комнаты, в их дети проходили курс обучения. Кроме этого, здесь имелись учительская, библиотека, фельдшерская и пионерская комнаты, спортивный зал, раздевалка. В школе были теплые туалеты. Школа охранялась сторожем, который жил здесь же, имея отдельную комнату. 
          За начальной школой шла 10 – летка. Она была построена в виде 2 – х коридорных крыльев, соединенных в середине холлом, который часто использовался под уроки физкультуры. Главное достоинство 10 – летней школы – специализированные классы: по физике и математике, химии  и биологии, географии, истории и литературе. Специализированные кабинеты имели учебные пособия по химии, биологии, анатомии и физике. Такое специализированное назначение классных комнат настраивало учеников на хорошее эмоциональное восприятие материала по изучаемым предметам. В школе имелась просторная учительская, отдельный кабинет для директора и завуча. Тут же через стенку, находилась фельдшерская комната. В цокольном помещении школы имелась просторная раздевалка, благодаря которой при большом скоплении школьников, когда они одновременно собирались в школе, не было суматохи, раздевание учеников происходило четко. Как и начальная школа, десятилетка имела теплые туалеты. Замыкала школьную линейку 7 – летняя неполная средняя школа. В доме этой школы были классные комнаты и просторный спортивный зал, выполнявший одновременно функцию и клубного зала со сценой. В здании школы имелись жилые комнаты интернатского типа, в  них жили ученики с соседних приисков. Школа имела теплые туалеты. Накануне войны в Южно – Енисейской средней школе училось удивительно много учеников, в каждом классе по две группы. Школа работала в две смены.  Ежегодно Южно – Енисейскую школу оканчивали 20 учеников – выпускников.
         В канун войны 1941 года в Удерейском районе было начальных,  неполных средних и полных средних 47 школ, в них обучалось около 7500  учащихся. И можно с уверенностью сказать, что Южно – Енисейская средняя  школа являлась образовательным флагманом в Удерейском районе. Именно в  Южно – Енисейской школе выросли мастера педагогического труда, и среди  них такие, как заслуженные учителя РСФСР,  как А. И. Ивачева, И.Н. Гожев,
В. П. Анонен. К плеяде талантливых южноенисейских учителей надо отнести и А. З. Кедрову, А. И. Сбитневу, И. Н. Балякину, Н. А. Доброхотова. А учительница Полина Леопольдовна Прево за вклад в педагогический труд была награждена высшей правительственной наградой, орденом Ленина.
          Говоря об учителях, хотелось бы подчеркнуть их особую, интеллигентную культуру поведения, уравновешенность, страстную любовь профессии учителя. Несмотря на трудные военные и послевоенные годы, Южно–Енисейская и другие школы района сохранили статус образовательного уровня. Годы войны были холодными, голодными, не было теплой одежды. И это могло вызвать отток учеников из школы. Большую роль в этом сохранении сыграл и Николай Николаевич Каминский – заведующий Удерейским районным отделом народного образования. Он безвыездно мотался по приисковым школам, разъясняя необходимость обучения. Если говорить в целом о значении Южно – Енисейской средней школы в получении образования и воспитания удерейской молодежи, в выборе ими учебного заведения для дальнейшего получения высшего образования, поиска путей к самостоятельной жизни, то без преувеличения можно сказать, что она играла исключительную роль в этом процессе.
         За долгие годы своего существования, Покровская – Удерейская,  Южно – Енисейская школа, с достоинством выдержала свою исключительную  историческую роль в обучении и воспитании учеников, которые оправдали  свое предназначение. Это было благодаря тому, что в школе всегда работал  профессиональный коллектив учителей с высокой мерой ответственности за  судьбу учеников. Уже выпускники Южно – Енисейской средней школы  первых лет в годину суровых испытаний стали надежными, героическими  защитниками родного Отечества. Многие выпускники школы получившие  высшее образование  стали талантливыми учителями, геологами,  инженерами, руководителями современных сложно – технических  производств, учеными – кандидатами и докторами наук, деятелями культуры,  науки, искусства, писателями и музыкантами, офицерами высшего комсостава.    
         Чуть выше школьной линейки следовал клуб «Красный Октябрь», который выглядел торжественным. Эта торжественность начиналась с его нешней стороны. Уже метров за пятьдесят при подходе к фасаду театра – клуба стояли деревянные ворота, основными архитектурными элементами которых были четыре круглые, красочные колонны, соединенные между собой по верху аркой, которые смволизировали золотодобывающее значение Южно – Енисейска и всего Удерейского района, как единое целое. Колонны и арка были покрашены изящной белой, синей и серой масляной краской. Такая цветная политра выражая торжественность, гармонировала зимой с ослепительно белым снегом, летом с синим небосводом. На арочной колоннаде вывешивались написанные художником на большом матерчатом полотне, окантованном деревянной рамой, афиши, извещающие приискателей о том, когда и что для них будет продемонстрировано в клубе.
         По величине, объему помещений, по той работе, какая проводилась в клубе, можно с большой уверенностью сказать, что это был не клуб, а театр–клуб, сыгравший в жизни удерейцев – южноенисейцев исключительную роль в их культурном развитии. Театр – клуб «Красный Октябрь» – огромное, деревянное сооружение, искусно построеное по всем правилам архитектурного и плотницкого мастерства. Театр – клуб поистине был настоящим очагом культурной жизни во всем Удерейском золотопромышленном районе.
         Рождение театра – клуба «Красный Октябрь» относится к 1935 году. Он был построен в том месте, которое называлось Центральным Удереем, т. е. в центре поселка Южно – Енисейский. А революционное название ему было дано не случайно. Оно отражало те революционные и партизанские события, которые происходили на Центральном Удерее в 1917 –1922 годах. К тому же, оно отражало и начало советской социально – экономической формации. Однако само появление театра – клуба с таким названием отражало не только веление времени, но и вытекало все, же из исторических фактов, имеющихся в прошлом в Южно – Енисейском горном округе.
         Советская история никогда не признавала ни каких фактов в развитии культуры на приисках, как будто их не было. Но скрыть их не удается. Они зафиксированы в архивных документах, публикациях. Дело в том, что краевая золотопромышленная власть, опирающаяся на революционные принципы и обладающая бюджетом, не могла просто так дать деньги на постройку театра – клуба в Южно–Енисейске. Рождение любого очага культуры опиралось на большевистские принципы. Раз в ходе революции были уничтожены корни прошлой культуры, значит ничто не должно о ней напоминать.
         Но скрыть факты культуры, имевшей место в приисковой жизни в прошлом, было невозможно. Из поколения в поколение по памяти передавалось, что в прошлом на приисках все же существовала культура. Но признать этого новая власть не хотела, иначе, зачем эти традиции уничтожались в ходе социальных преобразований в период 1917 – 1922 годов. Теперь хорошо известно, что приисковая культура была заложена еще в конце девятнадцаого века. Удерейские золотопромышленники не поскупились и в Южно – Енисейском горном округе еще в 1890 – 1900 – х годах на приисках Тальском и Андреевском построили и открыли для приискателей небольшие театры, о чем я подробно рассказал в одной из публикаций в газете «Красноярский рабочий». У театра – клуба «Красный Октябрь» родившегося на волне приисковых культутных преобразований было много разных достоинств. Он был построен с большим размахом. На высокой земляной насыпи, с большим многоступенчатым парадным крыльцом, монолитно возвышался над всеми другими зданиями, и пожалуй, в поселке не было другого такого, которое по величине и объему могло бы с ним конкурировать.
         Театр–клуб представлял собой оригинально спланированное архитектурно и построенное со вкусом огромное деревянное здание, напоминающее солидный городской театр. В нем было много основных и вспомогательных помещений, пригодных для театральной, музыкальной, литературной работы и отдыха. Вообще, театр – клуб «Красный Октябрь» имел не только внешний, но и торжественный внутренний вид. Уже при входе в таеатр – клуб ощущалась эта торжественность. Вход в театр – клуб начинался через просторное фойе с круглыми колоннами, в котором можно было отдыхать или устраивать вечера танцев. Колонны и стены фойе были покрашены в удивительно красивые тона, напоминающие облачную синеву. Днем через широкие окна в фойе проникало, много уличного света и в нем было очень светло. Из фойе можно было спуститься вниз, в просторный  буфет, в котором по воскресным и праздничным дням торговали печеньем, конфетами и прохладительными напитками.
         Главное достоинство театра – клуба по тем временам, чего не было и в городскиз театрах, – крутящаяся сцена, которая удивляла всех, кто с ней соприкасался. В театре – клубе было все: большой кинозал с пологим полом и деревянными диванчиками, расставленными рядами, между кинозалом и сценой – оркестровка для духового оркестра. Через всю сцену висел красивый цветной занавес, который с помощью роликов  открывался и закрывался. На сцене несколько рядов кулис, с помощью которых во время таатрального спектакля можно было быстро переходить от одного действия к другому. 
         Чтобы во время демонстрации фильмов в кинозал не проникал уличный свет, его широкие окна были задрапированы темными, из плотного материала шторами. За стеной фойе находилась большая библиотека  с читальным залом и длинными стеллажами, на которых были расставлены книги. Театр – клуб с уличной стороны имел вход в кинобудку, из которой происходила демонстрация фильмов. Кроме большого кинозала имелся еще и малый. В нем дополнительно по некоторым дням для детей повторно демонстрировались фильмы.
         В зимний период огромное помещение театра – клуба  было теплым,  оно отапливалось кирпичными печами. Эту работу ежедневно выполняли истопники. В театре – клубе имелся сторож, который ежедневно вечерами и ночами, совершал обход, проверяя его спокойствие. Театр – клуб «Красный  Октябрь» поистине был настоящим очагом театральной и музыкальной культуры, в нем успешно работали художественная самодеятельность, духовой оркестр, являлся местом культурного досуга приискателей. Со времени открытия театра – клуба «Красный Октяюбрь» жизнь удерейских золотодобытчиков заметно изменилась. Они теперь не только добывали золото и работали в мехмастерских, но и посещали театральные спектакли, музыкальные концерты.
         Работа, проводимая в театре – клубе, не была стихийной, в ней все  происходило осознанно, с ясной целью, ей занимались талантливые люди, режиссер – художественный руководитель Наталья Михайловна Сперанская и директор Дмитрий Петрович Свидерский. Это были и внешне и внутренне очень красивые люди, отдававшие всего себя служению сценической культуре, общению с молодежью. Духовой оркестр также имел толкового энтузиаста – руководителя. Интересно было то, что к руководству духовым оркестром всегда привлекались талантливые люди из местных рабочих. Если у истоков создания приискового духового оркестра стоял Георгий Лукичев, рабочий мехмастерской, то продолжал эту увлектельную работу ссыльный финн Эйно Ронгонен, столяр–модельщик ЦММ – Центральных механических мастерских. 
         Популярность Эйно Ронгонена среди своих ссыльных финнов, да и  среди южноенисейцев, была велика. Еще бы, руководитель духового оркестра. Виртуозно играл почти на всех духовых инструментах. С поразительной настойчивостью привлекал ребят для участия в оркестре, умело управлял им,   подбирая в репертуар самые популярные в те годы песни, марши, вальсы. Невысокого роста, энергичный, с русыми, коротко подстриженными волосами, с полоской золотых вставленных зубов, всегда аккуратно и интеллигентно одетый, говоривший скороговоркой. Ежедневные оркестровые репетиции по вечерам сильно сближали приисковых ребят между собой. Эйно Ронгонен был требовательным и терпеливым руководителем духового оркестра и очень любил эту общественную работу. Он обладал абсолютным музыкальным слухом и часто во время репетиций останавливал игру оркестра, чувствуя, как кто – то из духовиков неточно «брал ноту». 
         Много лет ушло на то, чтобы по крупицам восстановить репертуар театра – клуба «Красный Октябрь», а по – существу, его счастливую, театральную, сценическую жизнь. Жизнь театра – клуба «Красный Октябрь» была насыщена сполна, о чем говорит его репертуар, создание которого происходило долго, несколько лет, он состоял из произведений авторов, как мировой, так и отечественной драматургии.
         Пьесы, которые шли в приисковом театре – клубе в разные годы, говорят сами за себя: «Цыгане», «Скупой рыцарь», «Борис Годунов А. С. Пушкина; «Не все коту масленица», «Поздняя любовь», «Без вины виноватые», «Лес», «На бойком месте», «Гроза», «Правда хорошо, а счастье лучше» А. Н. Островского. С большим успехом шли пьесы «Утренняя любовь», «Ванька –ключник» А. П. Чехова; "Сережа Стрельцов" В. А. Любимовой; «На дне», «Васса Железнова» М. Горького, а также спектакли по произведениям немецкого драматурга Ф. Шиллера «Коварство и любовь» и английской писательницы Э. Войнич «Овод». Ставили спектакли и по произведениям А. Н. Толстого «Нечистая сила», Б. Лавренева «Разлом»,  А. Арбузова «Таня», А. Фадеева «Молодая гвардия». Тот, кто любит театр и его искусство, поймет, что представленный репертуар говорит о большой силе театра – клуба «Красный Октябрь»
         Сегодня, с высоты времени, хочется назвать имена тех, кто с большой любовью отдавал свои силы в развитии самодеятельной культуры среди южноенисейцев. Это Нина Кузьмина, Нина Балычева, Любовь Очкурова (одна из трех сестер), Валентина Рычкова, Валентина и Людмила Кочергины, Лена и Любовь Васильевы, Любовь Веретнова, Дина Чибисова, Геннадий Скороходов, Илья Михайлов, Дмитрий Юсов, Дмитрий Окишев, Александр Ермаков, Николай Рычков, Виктор Усков. И конечно, среди этой большой группы всегда была троица театра – клуба «Красный Октябрь», его штатные работники Александр Ершенко, Гавриил Владимиров и Владимир Горохов. У всех девчат и ребят было большое стремление участвовать в спектаклях, хоровых концертах, петь дуэтом. Каждый спектакль, музыкальный концерт, в театре – клубе «Красный Октябрь» выливались в праздничные увлекательные выступления. И их забыть невозможно.
         Какой – то особой агитации и пропаганды среди этих девчат и ребят никто не проводил. Они сами по зову души и сердца участвовали в художественной самодеятельности. Южноенисейские девчата и ребята в те далекие годы отличались скромностью своего поведения. Они понимали, что  активно занимаясь художественной самодеятельностью, участвуют в развитии  культуры среди приискателей.
       Вечерами, покидая библиотеку, я часто стал заскакивать на сцену клуба, мне было интересно знать и видеть, что там происходит. На сцене собиралась приисковая молодежь,  девчата и ребята. Они репетировали роли  к разным спектаклям, разучивали популярные песни, готовясь для выступления в концертах. 
         За сценой, большая гримерная и костюмерная. В зимние дни уют в них создавала кирпичная печь, в которой всегда горели смолистые дрова. Здесь  постоянно находилась дружная клубная  южноенисейская троица, директор клуба Александр Семенович Ершенко, художник Гавриил Евгеньевич Владимиров и баянист Владимир Прохорович Горохов. Мне нравилась эта дружная компания взрослых ребят, и я стал заскакивать в гримерную, чтобы повидаться с ними. Со временем я стал среди них своим. Они были разными по возрасту и увлечениям и внешне не похожими друг на друга. Но тянулись к одному общему, к участию в работе, от которой зависела художественная самодеятельность. Следует отметить одну любопытную деталь. Все трое были хорошо известны на прииске, работали  на виду у всех, в очаге культуры. Словом, были людьми публичными, выражаясь современным языком. И это, казалось бы, обязывало приискателей их навеличивать. Но как не странно, на прииске их никто не навеличивал, а уважительно и с какой – то любовью, звали просто Саша, Ганя, Володя. Это не было житейской фамильярностью, наоборот, являлось большим уважением приискателей, даже можно сказать любовью к ним. Ведь они не курили, не употребляли спиртное, не участвовали в каких – то скандалах, а на виду у всех занимались делом, которое было всем приисктелям по душе.  Они, были далеки от чинопочитания, философски воспринимали свои имена. Словом, эта южноенисейская троица родилась в недрах театра–клуба «Красный Октябрь» и все свои способности отдавала на пользу его служению. А фактически они служили всем южноенисейским золотодобытчикам.    
         Гримерная комната была неким центром организации и управления клубной работой. Здесь вынашивались планы всей культурной жизни Южно – Енисейска: составлялся репертуар театральных спектаклей, музыкальных концертов. Саша Ершенко, Ганя Владимиров и Володя Горохов были главными действующими лицами, осуществлявшими в театре – клубе, всю основную работу. Они были выходцами из простых семей, но сильно любившими свое дело, считавшими его главным в своей жизни в тот период.   Саша  Ершенко в возрасте лет двадцати восьми. Он – сын  Семена  Лукича, известного на Удерейских приисках смотрителя золотопромывальных  драг. Его профессиональной обязанностью считался своевременный технический осмотр сложных дражных механизмов и заключение о их пригодности для добычи золота. До призыва в армию, Саша Ершенко работал токарем в ЦММ. Это механическое производство именовалось Центральные мехмастерские. ЦММ по объему выполняемых работ, числу цехов, количеству мастеровых рабочих, без преувеличения можно было смело называть «Удерейским механическим заводом». Его назначение, механическое обслуживание Удерейского дражного флота, имевшего в соем составе около десятка плавучих, фабрик – драг, добывающих золото на Удерее. Молодые ребята, поступив на работу в ЦММ, под руководством мастеровых рабочих получали не только хорошую трудовую закалку, но приобретали и высокие навыки мастерства в механическом производстве.
         Среди них был и Саша Ершенко. После обучения в местной приисковой школе и по рекомендации отца, который знал толк в механическом производстве, он начал свою трудовую жизнь токарем в ЦММ. Саша был пареньком грамотным, смекалистым и настойчивым, и быстро освоил сложную профессию токаря. Но поработать в любимой профессии долго не пришлось. Достигнув 18 – летнего возраста, в 1939 году был призван на армейскую службу в рабоче–крестьянскую красную армию, которая известна как РККА. Служил на Дальнем Востоке, участвовал в войне с Японией. Завершив службу в армии, в 1946 году, вернулся на родину, в Южно–Енисейский, где опять стал работать токарем в мехмастерских. Все свободное время от работы токарем, активно участвовал в клубной художественной самодеятельности. И когда в 1947 в руководстве клубом обнаружился кризис, его как члена партии, любителя художественной самодеятельности и дисциплинированного парня Удерейский районный партийный комитет направил работать директором театра–клуба «Красный  Октябрь». Высокий и подтянутый, с синевой на лице после бритья, он долго ходил во фронтовой, военной форме, подчеркивал этим некий дисциплинарный тонус среди приисковой молодежи. 
         Ганя Владимиров, высокий, кривая сажень в плечах, как говорят в народе, удивительно спокойный, атлетически сложенный. Благодаря своим спортивным способностям особенно был известен на прииске. Лет тридцатипяти, русый с головы, кумир южноенисейских мальчишек довоенной поры. Еще бы, разносторонний спортсмен, лучший футболист, прыгун в высоту, стрелок и лыжник, им все восхищались. Он ушел на фронт в первый же призыв. В 1942 году на фронте был ранен в ногу. И теперь слегка прихрамывал.
         Володя Горохов, баянист, виртуоз. Он был талантливым баянистом, обладал уникальным музыкальным слухом, у него были длинные и чувствительные пальцы, ежедневно и подолгу упражнялся в игре на баяне. Ему шел примерно двадцать третий год. Высокий, с мелкими и ровными чертами  лица, с выразительными карими глазами, сверкавшими как стеклышки, с прядью  мягких, темных, волнистых волос, обрамлявших его голову, он слыл на прииске красавцем, и не одна девчина сохла по нему. Но предпочтение отдал  Кларе Скотниковой, приисковой красавице, выбрав ее в спутницы своей жизни.   
         С Володей Гороховым мы были знакомы давно. С военной поры мы  жили рядом. От нашего дома, приютившегося у подножия горы Зеленой, до серого, квадратного барака, в котором жил Володя с матерью, что находился  под бугром, на самом берегу Удерея, совсем близко, метров триста. Весной, когда Удерей бурно разливался, мальчишки прибегали к бараку и гадали, снесет ли его удерейская вода. Но разбушевавшаяся вода до  барака не добиралась метров пять, и он крепко стоял на своем месте, несмотря  на беснующий Удерей. И еще одна причина привлекала нас и мы часто, в летнюю пору, собирались около барака, в котором жил Володя. Вход в барак начинался широкими деревянными ступеньками, а за  ними, тоже широкий деревянный помост, напоминающий клубную  сцену.
         В одной из квартир барака жила семья Макаровых. Семья, мать и две дочери,  старшей Маше было лет четырнадцать – пятнадцать. Она была необычайно талантливой девчонкой и в летнюю пору из подростков, живших по соседству, организовывала домашний театр.
         Собирались пять – шесть подростков, и Маша репетировала с ними какой – нибудь спектакль. Текст она придумывала сама, приготавливала и простейшие костюмы для участников спектакля. Днем около барака собирались дети, Маша сооружала при входе на помост–сцену, развешивая старенькую простынь в виде занавеса, и мы с нетерпением ждали  начала спектакля. Вот занавес открывался, на помост выходила Маша и объявляла название спектакля и исполнителей его ролей. На сцене появлялись загримированные «артисты» и спектакль начинался. И мы были безмерно рады спектаклю, сопровождая его радостными возгласами. Иногда Володя брал в руки баян и спкктакль проходил под его музыкальное сопровождение. Содержание этих детских самодеятельных спектаклей – эпическое повествование, какого – то рассказа или пародирование чего – то из приисковой жизни. И только теперь, с высоты далекого детского времени, можно сказать, что Маша много читала фольклорных книг, была очень наблюдательна. Эти импровизированные детские самодеятельные спектакли  вызывали в нас, подростках живой интерес. Наверное, поэтому – то и тянуло нас к театру – клубу «Красный Октябрь», где на сцене часто шли настоящие спектакли, вызывавшие огромное восхищение.
         Володя, окончив местную неполную среднюю школу, пошел работать в Удерейский районный комитет профсоюза золотодобытчиков – райприиском инструктором по спорту. И вскоре произошел случай, который  нас сильно сблизил.
         Осень того года длилась удивительно долго, стояла теплой и солнечной. Затянулось и предзимье. Утренний кристаллический, белый иней выпадал на землю, напоминая россыпанную соль. Уже прошли ноябрьские праздники, а зима все не наступала. Приискатели сокрушались, наступит ли она нынче. И вдруг, природу словно прорвало. В один из дней небо потемнело, опустилось совсем низко, и из него хлынул густой снег. Он валил стеной, не переставыая недели полторы, утопив всю удерейскую округу в глубоком снегу. Снег засыпал отлогость горы Зеленой, спрятал в своих глубоких объятиях крутой склон горы Горелой. И мальчишкам кататься на лыхаж было негде, всюду лежал глубокий снег. И самое главное снег засыпал деревянный трамплин для прыжков на лыжах, который был построен накануне войны на крутом склоне горы Горелой, с выкатом в лог. Лыжня разгона для прыжков и площадка приземления утонули в глубоком снегу, прыгать с трамплина было нельзя.
         И тогда Володя собрал всех мальчишек, живших на южной окраине прииска, и предложил около трамплина тромбовать, укатывать снег. Нас засыпало густым снегом, а мы с муравьиным неистовством несколько дней тромбовали его, накатывая лыжню, чтобы можно было свободно вкатываться на помост трамплина и скатываться по косогору после прыжков. Когда мы накатали лыжню вокруг трамплина, Володя сильно удивил нас, мальчишек  своей смелостью. Он надел на ноги длинные, широкие лыжи и с самого верха покатился вниз с выходом на помост трамплина. Мы стояли внизу и, затаив дыхание, ждали, как Володя полетит на лыжах в воздухе. Вот он раскатился, заехал на трамплин и, оттолкнувшись от его кромки, взлетел вверх. Пролетев несколько метров в воздухе, Володя неуклюже приземлился, его закрутило на крутизне склона, и он упал. Одна лыжа отстегнулась и укатилась в самый низ. Мы подкатили на лыжах к Володе, а он лежал, утонув в глубоком  снегу, не шевелясь. Испугавшись, мы подумали, что он разбился насмерть. Наконец, он шевельнулся и крикнул нам, чтобы мы помогли ему подняться. Падая, он сильно повредил ногу. И хотя мы переживали за травму Володи, однако его прыжок с трамплина посчитали героическим поступком.   
         Помня падение Володи, мы несколько дней не решались скатываться  с крутизны косогора. Но азарт взял свое, и вскоре мы поднимались к самой  эстакаде трамплина и оттуда с головокружительной быстротой скатывались   по самой крутизне вниз. Это катание на лыжах с крутого склона горы напоминало спортивный слалом, развивая в нас смелость. Наверное, падение  при прыжке с трамплина сильно повлияло на Володю, и он понял, что  инструктор и спортсмен из него не получится. Сказывался еще и  мальчишеский возраст. Вскоре Володя бросает работу инструктора по спорту и поступает учеником токаря в Центральные мехмастерские. Освоив эту специальность, работает до весны 1945 года. Имея собственный баян, он все  эти годы сильно увлекался игрой на нем.         
         Перед окончанием войны, весной, он исчез с прииска, а куда,  неизвестно. Потом близким дружкам рассказывал, что его сильно увлекла полярная романтика, и прошедшие годы служил матросом на пароходе  «Победа» Енисейского речного пароходства. Через четыре года, когда я оказался на жительстве в Красноярск, часто бывал на причале у речного  вокзала и видел своими глазами пароход «Победа». Раскрашенный в несколько  цветов, броонированный, с двумя пушками на палубе, он часто стоял на рейде под парами. Пароход «Победа» мне казался самым красивым из всех пароходов, качавшихся на волнах Енисея. А вообще был ли в природе пароход «Победа», или это был вымысел Володи Горохова, который эмоционально передался от него мне по памяти? Да, такой пароход был в природе. Но, прежде всего, я расскажу, откуда он взялся и каким образом появился на Енисее.
         И вот ведь как в жизни все неожиданно узнается. В 2001 году Красноярское книжное издательство обратилочсь ко мне с просьбой написать для готовящейся большой книги под названием «Сто знаменитых красноярцев» очерк, посвященный Николаю Николаевичу Гадалову, уроженцу города Красноярска, известному сибирскму трогово – промышленному и общественному деятелю, которому когда–то  принадлежал нынешний прииск  Центральный, или Южно – Енисейский. Когда книга вышла, при ее чтении я  обнаружил ошеломляющую информацию. В книге был помещен очерк,  посвященный одному из капитанов Енисейскогго речного пароходства Михаилу Чечкину. В очерке рассказывается невероятное из его жизни. В конце  войны, в 1945 году, он был командирован в США, откуда сопровождал суда  «Родина» и «Победа». Пройдя тысячи километров по Тихому и Ледовитому океанам в сложных условиях суда прибыли в Красноярск. С какой целью были  куплены эти суда у  США? Как известно, в годы войны из устьев Енисея через   Карское и Баренцево моря ходили советские караваны, первозя промышленное сырье и продовольствие до Мурманска. Часто перед караванами всплывали немецкие подводные лодки, угрожая им потоплением. Для охранного сопровождения караванов в США на верфях и были построены эти два бронированных судна. К счастью, война закончилась, и бронированные  пароходы не понадобились. Так что правдивая история плавания Володи  Горохова на пароходе «Победа» подтвердилась неожиданным образом через  несколько десятилетий. А произошло все по счастливому совпадению обстоятельств. Видимо, при ипоявлении парохода был сразу объявлен добровольный набор матросов для службы на нем. Володя оказался среди них одним из первых и был принят на его борт.             
         Для Володи, вернувшегося после плавания на пароходе «Победа» в севернвных морях, на Удерей, на прииск Южно – Енисейский, началась его жизнь, самая нитересная в его биографии, относящаяся к периоду его работы в театре – клубе «Красный Октябрь». Как штатный работник клуба, Володя по   субботним и воскресным дням был «гвоздем» вечеров танцев, которые  «вытягивал» один от начала и до конца, играя на баяне. Впервые послевоенные годы молодежь азартно увлекалась танцами. Вечера танцев под баян приисковые девчата и ребята ждали с нетерпением.             
         Володя Горохов был единственным из приисковых баянистов, кто  не только виртуозно играл на баяне, но и прекрасно, красивым бархатным    голосом пел под него. Ни один концерт не обходился, чтобы он не спел под  баян какую – нибудь задушевную песню. Приискатели, придя в клуб на   концерт, особенно ждали, когда он под свой аккомпанемент на баяне исполнит  полюбившуюся им песню «Баренцево море». Когда Володя пел эту песню, в которой редкостно и гармонично сочетались игра на баяне, прониковенные слова, наполненные романтикой севера, чарующий мотив песни, бархатный гоос и вообще его задушевное исполнение. Приискатели, заполнившие весь зал, с замиранием слушали его исполнение песни с красивым напевом, а потом с неистовством аплодировали. Я, почему – то интуитивно предполагал, что эта лирическая песня – собственный плод Володи. Наверное, сочинение песни было навеяно той романтикой, какую он испытал, плавая на пароходе «Победа» по Баренцеву морю, по Арктике. Вообще, Володя  был  музыкальным парнем, кроме игры на баяне, играл еще и в духовом оркестре на басу.
         Внешне Володя отличался оккуратностью и привлекательностью. Ходил во флотской одежде, брюках клеш и куртке, пошитых из добротной шерсти. Голубые и белые полоски флотской тельняшки, клинышек которой выглядывал из – под синеватой куртки, создавали гармонию в его внешнем облике. На ноги надевал закрытые туфли–полусапожки, из черного хрома. 
         На этой дружной троице, в котрую входили Саша Ершенко, Ганя Владимиров и Володя Горохов, в те годы в театре – клубе «Красный Октябрь» держалось и хозяйство, и самодеятельное творчество. По утрам все собирались в гримерной. Благо, в ней было тепло и уютно. Я старался бывать среди них по воскресным дням, и каждый вечер после учебных занятий в школе. Сидя у печки, источавшей тепло, директор Саша рассказывал, что–нибудь из планов  театра–клуба на ближайшее время, Ганя, наклонившись над полом, малевал декарации для сцены или разрисовывал красками очередную афишу, а Володя виртуозно наигрывал на баяне разные музыкальные вариации, готовясь к очередному концерту. И в нас в это время возникало, какое – то необыкновенное, приподнятое состояние, и казалось, что другого такого в это время в природе не существует.   
         Конечно, театр – клуб «Красный Октябрь» это, прежде всего центр культурной жизни Южно – Енисейска и всего Удерейского золотопромышленого района. Но он также являлся и местом общественной жизни. На его территории проводили различные выборы, избирали депутатов поселкового, районного и федерального советов. Здесь же проводили пленумы Удерейского райкома ВКП (б) и сессии Удерейского райисполкома, разные совещания золотодобытчиков, подводили годовые итоги добычи золота на Удерейских приисках, собрания учителей, врачей. Словом, место было бойкое и всегда привлекало к себе внимание людей.
         Накануне проведения подобных мероприятий, местная столовая и пекарня работали всю ночь, к утру надо приготовить мучную выпечку: стряпали пирожки, ватрушки, разные шанешки с местной ягодой голубикой, черникой, брусникой. Все это утром завозили в театр – клуб «Красный Октябрь» и там открывали буфет. Все это создавало необыкновенную праздничную атмосферу. Местные женщины – домохозяйки в такие дни наплывом посещали буфет, старясь купить праздничные гостинцы. Для директора Александра Ершенко, художника Ганя Владимирова и баяниста Володи день начинался рано утром и заканчивал в полночь. Они готовили группы для выступления, в каком–нибудь спектакле или концерте.   
         Клубная жизнь складывалась по определенному порядку. Три раза в неделю, во второй половине дня, шли кинофильмы для детей. Один, два раза, по вечерам, проходил показ кинофильсов для взрослых. Каждый месяц на клубной сцене самодеятельные артисты выступали с каким–нибудь спектаклем, или устроивался праздничный концерт. И получалось, что в некоторые дни вечером в театре – клубе возникала ниша, ее нечем было заполнить. И клубная троица, директор Александр Ершенко, художник Гавриил Владимиров и баянист Владимир Горохов часто в разговоре возвращались к этому вопросу. Но время шло, а он не решался. И вдруг, все решилось неожиданно и быстро.    
         В тот день я побежал в школу, раньше обычного. Надо было успеть перед уроками подготовить классную стенную газету. По пути в школу заскочил в гримерную театра – клуба. Хотел спросить у художника Гани, как лучше оформить стенгазету. За стеной гримерной имелась небольшая комната, служившая складом для клубного имущества. Разбором имущества со времени начала войны никто не занимался. И, наверное, до сегодняшнего дня еще долго в этот склад ни кто бы и не запглянул.
         Когда я заскочил в гримерную, троица занималась разбором имущества в складе. Вдруг, обнаружился бильярд, запакованный в плотный картон. Внутри упаковки лежала накладная, она подтверждала, что билльярд был приобретен накануне войны. Мы быстро его распаковали и тут же собрали. Бильярд оказался внушительных размеров, на больших круглых ножках, с широкой столешницей, покрытой зеленым сукном. Отдельно лежали большие, круглые, костяные, желтого цвета шары, два кия.
         Когда собрали бильярд, сразу же возник мопрос, что с ним делать и главное, кто будет им заниматься. В этот момент, когда все, склонились над бильярдом, думая, что с ним делать, в гримерную вошел Лука Яковлевич Скоморохов. Он удивленно глянул на бильярд, широко улыбнулся, и выразился, что дело родное и привычное. И что же мы услышали от него. А услышали то, что казалось невероятным, он оказался профессионал – бильярдист.
         Лука Яковлевич Скоморохов, человек по тем временам, необычный.   Коренной москвич, он много лет жил в Москве, работал маркером в бильярдном зале самой известной, столичной гостинице «Метрополь». В 1937 году по ложному доносу был арестован как «иностранный шпион», осужден и отправлен в ГУЛАг, где отбыл срок в десять лет. Перед амнистией летом 1947 года находился в лагере, на лесоповале, на прииске Кировске, соседствующем с Южно–Енисейском. Оказавшись в ссылке в нашем поселке, он осел на жительство в доме, рядом с театром – клубом «Красный Октябрь», находившемся в полсотн меторов от него. Я сразу же сдружился с Лукой Яковлевичем. Я жил в доме через дорогу от того дома, в котором он поселился. Мы виделись каждый день. Поскольку у него не было никакой профессии, кроме маркера на бильярде и лагерного умения валить лес, он был принят на работу ночным сторожем в театр – клуб «Красный».               
         Лука Яковлевич не высок ростом, пожилой человек, лет шестидесяти, маленький и щупленький, с приветливым взглядом серых глаз. Их глубина выражала  какую–то печаль и тоску. С редкими, пепельными, седеющими волосами на голове, он привлекал к себе внимание тем, что курил папиросы в костяном мундштуке. Несмотря на то, что перенес десятилетнюю  гулаговскую каторгу, однако смог сохранить в себе интеллигентность, спокойствие и вежливосить, чем сильно удивлял южноенисейцев.
         Саша Ершенко был не только директором театра – клуба и нес ответственность за состояние культуры в золотопромышленном районе, но еще и членом партии. И как человек соблюдавший партийную дисциплину, по партийным идеологическим соображениям, перед тем как, заняться установкой бильярда и организацией игры на нем, побывал у секретаря Удерейского райкома ВКП (б). Что ни говори, а игра на бильярде считалась буржуазным увлечением, и это надо было учитывать. Секретарь райкома партии спросил Сашу Ершенко, а есть ли опыт использования игры на бильярде на прииске. Как уроженец Южно – Енисейска, он рассказал, что такой опыт есть. В середине 30 – х годов, когда строился дом для Удереййское РОНКВД, рядом с ним был построен так называемый милицейский клуб, на его верхней веранде было отведено место для бильярда. Правда, бильярд был небольших размеров, а шары железные. Услышав это от директора, желавшего открыть в поселке игру на бильярде, секретарь райкома не стал возражать. Было согласовано, что игру на бильярде будет проводить бывший заключенный, а ныне ссыльный Лука Яковлевич Скоморохов, весьма почтенный человек.
         Лука Яковлевич, не откладывая дело в долгий ящик, сразу же принялся за установку бильярда, место для которого было определено в фойе. Он сделал полочку с ячейками, куда вкладывал шары и повесил ее на стенке. Одновременно смастерил деревянный треугольник для раскладки шаров на столешнице бильярда, отшлифовал и длинные кии. И игра на бильярде началась. Каждый вечер в фойе собирались приисковые ребята, горевшие большим желанием сыграть одну – другую партию на бильярде. Так, свободная ниша в театре – клубе по вечерам была разумно занята, а приисковая молодежь была довольная таким решением вопроса.          
         Лука Яковлевич был не просто опытный билльярдист, а мастер этого дела. Он сразу определил, что большинство ребят, собиравшихся в фойе театра – клуба «Красный Октябрь», играть на бильярде не умеют. И он проделывал следующее. Перед тем, как определить пару играков на билльярде, он показывал, как надо на нем играть. Он не спеша раклыдывал на зеленом сукне пирамиду из желтых шаров. Потом обходил вокруг стола, как бы выбирая место, с которого он начнет разбиваать пирамиду. Наконец, сделав несколько пробных движений кием, уверенно ударял им лежавший перед ним шар.      Пирамида из шаров раскатывалась по всему столу. И он начинал вгонять шар за шаром в пустые лузы. От ударов шаров возникал резкий звук, оседая эхом в углах фойе. Иногда он ловко и изящно вгонял дуплетом два шара один за другим в одну лузу. Не оставив на бильярде ни одного шара, он допускал к игре на бильярде первую пару ребят, следя за правильностью их игры. Все ребята с завистью смотрели на Луку Яковлевича, понимая, что такую мастерскую игру в бильярд можно достичь только благодаря большому труду.    
         Быстро пролетали будние дни и недели, я  по – прежнему в  свободное время от учебы в школе, засиживался в библиотеке, роясь в  журналах, читая запоем интересные книги. А иногда оставлял это занятие, и прибегал в гримерную. Со временем я стал выполнять поручения художника Гани: то  краской подмажу декарацию, то перетяну на подрамнике холстину и накидаю  на ней какой–нибудь текст. Мне нравилось такое занятие, и я с большим  удовольствием участвовал в нем. И если иногда, задержавшись в школе или  дома, опаздывал, то и художник Ганя, и баянист Володя роптали, замечая, что  я их забываю.
         Март был на исходе, заканчивались мартовские каникулы. Солнце  днем стало заметно пригревать, чувствовались и первые запахи наступающей  весны. А она вот – вот грянет и все вокруг поплывет от скопившихся за долгую  зиму снегов. В один из дней, когда мы втроем, Ганя, Володя и я раскладывали на полу сцены большие подрамники, на которых надо было изобразить какой – то  пейзаж к предстоящему спектаклю, прибежал возбужденный директор театра–клуба Саша и сообщил новость. Он только что присутствовал на совещании,  проходившем в райкоме партии, на котором шел разговор о недостатках,  всплывших на прошедших выборах в Верховный Совет РСФСР. Приискатели   и почтальоны жаловались, что на многих домах нет табличек с названием улиц  и номеров.
         Приисковый комитет профсоюза удерейских золотодобытчиков, в  ведении которого находился театр–клуб «Красный Октябрь», получил задание в течение предстоящего апреля месяца развесить по всем улицам, на всех домах, новые таблички. Я вспомнил, что на нашем и соседских домах,  действительно, нет табличек. Сразу же после райкомовского совещания директора театра–клуба пригласил к себе председатель райприискома, и они вместе составили план выполнения этой работы, а так же договор на небольшую оплату предстоящего труда. И работа закрутилась. Уже через три дня на подводе к театру – клубу подвезли несколько сотен стандартных деревянных дощечек, напиленных в приисковой столярке. 
     Директор театра–клуба Саша, художник Ганя и баянист Володя  решили между собой так: пловину апреля заниматься покраской дощечек и  написанием на них текста, а до середины мая их развезти по улицам и прибить  к домам. Вот по такому плану эта работа и началась. Неожиданным образом и  я оказался вовлеченным в эту работу.  На время я урывками бывал в библиотеке и получил замечание от  библиотекарши Людмилы. Она сетовала, что я совсем забыл ее и не заскакиваю даже  поздороваться. Замечание было справедливым, я чаще стал бывать в гримерной, нежели в библиотеке. В свободное время от школьных уроков, подключался к работе над уличными табличками. Сначала мы несколько дней красили деревянные таблички коричневой  краской, а потом ждали, когда они высохнут, для чего каждый день сильно топили печку смолистыми дровами. Тем временем, пока красили таблички, Ганя вырезал из плотного  картона трафарет с названием улиц и номеров домов. Попервости работа шла не так быстро, но, освоив ее, мы через неделю уже подготовили все таблички для написания на них текста.
         Директор клуба Саша, наблюдая каждый день, как продвигается   выполнение работы, сильно волновался. Еще бы не волноваться. Ведь он был  членом партии, в которую вступил в период службы в армии. И то совещание  в райкоме партии, на котором была поставлена задача, сделать уличные таблички, он воспринимал как личное партийное поручение. Но волновался он напрасно, мы быстро и ловко проворачивали эту необычную работу. Через   несколько дней краска на деревянных табличках высохла. Теперь предстояла  самая сложная работа, нанести текст на таблички. Сначала сделали пробу. Ганя взял деревянную табличку, выкрашенную коричневым цветом, наложил на нее картонный трафарет с названием одной из приисковых улиц и нанес текст  белой масляной краской. Мы так радовались этой первой табличке, как будто уже закончили всю работу, разрисовав несколько сотен дощечек.
         Володя по случаю первой таблички взял в руки баян и с нескрываемой радостью сыграл каке – то музыкальные, чувствительные юмороски. А дальше все происходило по уже намеченному порядку. Ганя,  Володя и я накладывали трафарет на таблички и закрашивали их тестом белой краски. С каждым днем число нарисованных уличных табличек росло. Высохшие таблички мы складывали стопками по названию улиц. Видя, что работа продвигается успешно, директор клуба Саша успокоился и даже сообщил в райприиском, что уличные таблички в ближайшие дни будут готовы. Накануне он побывал в Южно – Енисейском поселковом совете и принес списки, в которых были указаны дома, их номера и фамилии их владельцев. Накануне нашего путешествия по приисковым улицам, мы были вооружены не только уличными табличками, но и полной информацией о населении Южно–Енисейска.   
         До первомайских праздников оставалось совсем немного, несколько дней. Мы еще раз проверили все таблички, пересчитали их и приготовили к выносу на улицу. В деревянный ящичек сложили железные гвозди, приготовили и молоток. Баянист Володя и я обговорили порядок выхода на улицы. Из американской литературы известно, что приисковый поселок–это поселок городского типа. Наш Южно – Енисейский строится по городскому типу: дома, улицы, разные конторы. Южно–Енисейский, или как приискатели его называли Южгородок, был очень большим, в нем проживало более трех с половиной тясяч человек, имел городское расположение улиц, их конкретные названия. Вся местность, на которой располагался Южно–Енисейский, имела вид ярусов. Можно было выделить нижний ярус, средний и верхний. Учитывая это, мы условились, что начнем развозить и прибивать уличные таблички с верхнего яруса поселка в той последовательности, в какой находились улицы: Обороны, Первомайская, Пролетарская, Октябрьская, Советская и Парижской коммуны на Больничном поселке. Отправляясь в путешествия по приисковым улицам Южно – Енисейска и останавливаясь около домов, мы еще не знали, что нам предстоит узнать, кто в них живет, и какие тайны за ними водятся.
   
         2. Весенними днями на приисковых улицах или ощущение дыхания Родины.

         После ноябрьских снегопадов, декабрьских и январских лютых морозов и февральских снежных метелей, наступили долгожданные мартовские дни. А за ними, весна, которая в Удерейской округе всегда приходит тем обычным порядком, который был установлен самой природой: по ночам подмораживало, днем – оттаивало. По утрам над вершинами гор Горелой и Зеленой теперь виднелась синева – признак весны. В апреле уже вовсю греет солнце, растапливая скопившийся за долгую зиму толстым слоем снег. Днем дороги приисковых улиц под лучами горячего солнца становится влажным, рыхлым. Ночами снег выхолаживается, промерзает, затвердевает, превращаясь в леденистый. Оледеневший за ночь снег, днем на тенистой кромке улиц держится, становится очень скользким, и железные сани по нему легко катятся.   
         Тот первый день, когда баянист Володя, и я уложили на большие железные сани стопку табличек и подались на приисковые улицы, выдался солнечным, воздух был напоен весенним ароматом, на чистом, синеющем небе  не было видно ни единого облачка. И это придавало нам бодрости. Снежное белое безмолвие было в разгаре. Куда ни глянешь, всюду синевато –белое снежное покрывало. Перед нами открывался вид чудесной панорамы. Приисковые улицы, проложенные ровными рядами параллельно Удерейской долине, утонули в глубоких снегах. Блеск весенних солнечных лучей придал снегам синеватый оттенок, и вдохнуть это чудо природы, ощутить ее свежесть, было большим счастьем.   
         По оледеневшей дороге сани катились легко. Кристаллический снег под их полозьями хрустел, шипел, и мы быстро добрались до конного двора  золотоприискового управления, где начиналась улица  Обороны. Мы подошли к дому, стоявшему у подножия горы Горелой, и на его углу прибили первую  уличную  табличку. Хозяин, услышав стук молотка на углу своего дома, вышел, с удивлением разглядывая красочно написанную табличку. Убедившись, что наша работа пришлась ему по душе, мы двинулись дальше, прибивая к каждому дому уличную табличку.      
         Прибив уличную табличку на доме, в котором размещалось Южно – Енисейское дражное управлении, за его углом мы остановились у небольшого домика, внешний вид которого привлекал внимание приискателей. Домик, ярко побеленный белой известкой, его стеклянные окна светились синеватыми оттенками, за забором большая ровная деляна картофельного огорода, занесенная за зиму толстым слоем снега. На наш стук из дома вышла молодая женщина. Она смерила нас пристальым взглядом, с недоумением взглянув на нашу работу. Русоголовая, высоковатая и статная, со взбитыми по моде тех лет волосами на лбу, она была элегантно одета в дорогой шерстяной костюм, под которым виднелась белая блузка.
         Покидая территорию домика, Володя внезапно спросил меня, знаю ли я эту женщину?:
         - Конечно, знаю, живу же близко. Она, из семьи Броневичей, работает в нашей школе фельдшером, - ответил я, не растерявшись.
        - Это бывшая жена Тойво Ряннеля, - добывил Володя.
          О Тойво Васильевиче Ряннеле в публикациях сказано много. Пользуясь, случаем, скажу о нем и я. Он из репрессированной финской семьи, которая на Удерейские прииски была насильственно выслана в 1931 году за отказ участвовать в коллективизации. Крестьянская семья жила на восточной окраине Ленинградской области, принадлежавшей до революции Финляндии, у деревни Тозерово на Ладоге. Хутор семья обустроила своими руками. Об этом он хорошо пишет в своей книге «Мой черный ангел»». Тойво Ряннель с болью в душе и сердце описывает, как семья покидала родные места, Эту трагическую
главу он назвал “Изгнание”. «Сначала учился в Южно – Енисейской средней школе, а потом в ней работал учителем рисования. Большую часть жизни прожил в Красноярске. Тойво Ряннель, несомненно, талантливый живописец, получивший международное признание. Его картины экспонировались в Словении, Великобритании, Франции, Швеции, Голландии. За весомый вклад в изобразительное искусство живописи был удостоин звания народный художник Российской Федерации, являлся Почетным членом Петровской академии науки и искусства, Почетным академиком Российской академии художеств.
         В 1995 году перед выездом из Красноярска на жительство на родину своих предков в Финляндию, пригласил меня к себе в гости и мы всю ночь вспоминали нашу жизнь в Южно–Енисейске. Умер в Финляндии в 2012 году. Тойво Ряннель всю свою творческую жизнь посвятил живописному описанию Сибири. И в знак признания его художественного творчества, Красноярская пресса назвала его певцом Сибири. За долгие годы мне удалось накопить большой архивный материал о жизненном пути Тойво Ряннеля. Хотелось бы эти материалы литературно обработать и в память о Тойво Васильевиче Ряннеле их издать.
         Мы продолжали преодолевать улицу Обороны, а в моей голове крутилась информация о Броневичах и о Тойво Ряннеле.
         - Последнее время что – то не вижу Тойво в поселке? – спросил Володю.
         - А он недавно выехал на жительство в Красноярск. Там в суриковской школе ему предложили работать преподавателем рисования, - последовал неожиданный ответ Володи.
         Володя, конечно, что-то знал и другое о Броневичах, но говорить не стал, отмолчался. Первая жена Тойво Ряннеля была членом семьи Броневичей. А они не распространялись о своей семье, многое из ее жизни скрывали. Словом, за семьей Броневичей водилась какая–то тайна. Но шило в мешке не утаишь и со временем многое о тайне Броневичей стало известно 
         Пройдут годы, откроется доступ к архивным документам, станет известно о Броневичах то, что раньше знать не могли. Броневичи – большая семья. Ее покойный глава – Феликс Яковлевич Броневич – выходец из потомственных шляхтичей, польских дворян. За участие в тайных организациях, которые вели борьбу против правительственной политики России, в 1880 – х годах был выслан в Удерейскую тайгу (Королевство Польское входило в состав России).
         В 1918 году Броневичи приняли сторону революционных событий, возникших в России. Примкнув к группе ссыльнопоселенцев, состоявшей из поляков, евреев и латышей, Броневичи активно участвовали в насильственном свержении существующей административно–территориальной и золотопромышленной власти в Южно –Енисейском горном округе и прежде всего на Удерейских приисках. Явочно объявили и возглавили на приисках орган советской власти – Совет народных депутатов. Для расправы над теми, кто не поддерживал их власти, создали революционный суд. Были организаторами и руководителями партизанских отрядов на приисках, близко примыкавших к Южно–Енисейску.
         Дважды, в 1918 и 1919 годах оголтелые ссыльнопоселенцы, ставшие совдеповцами и партизанами, предпринимали попытку уничтожения прииска Гадаловский, ныне Южно–Енисейский. Набеги на прииски, как правило, завершались разрушениями, грабежами, убийствами, пожарами. Одна из женщин Броневичей, Анна Иосифовна, во время Отечественой войны была замешана в хищении государственного золота на самой большой драге, Кировской. Все это в совокупности выражалось настороженностью приискателей к Броневичам. В Южно–Енисейске еще были живы те, родственники которых погибли от рук партизан в годину их разгула.    
         Улица Обороны тянулась вдоль подножия горы Горелой и недавно построенного нового стадиона, не очень длинная, на ней не так часто стояли дома. Часа через два мы прибили последнюю табличку на доме по улице Обороны. Закончив работу, Володя от радости громко вскрикнул, как – то неожиданно дико подпрыгнул вверх и своим бархатным голосом запел свою любимую песню «Баренцево море». Я не то, что бы с удивлением, а с какой – то радостью смотрел на него, слушая его пение.
         Глотнув свежего воздуха, я, подставил свое лицо теплым лучам солнца. Володя, увидя мое радостное выражение лица, воскликнул:
         - Вот она наша Родина, и не любить ее нельзя! Глянув на Володю, я понимал, что его возглас был не пафосным отношением к Родине, он искренне, как и я, выражал свою любовь к нашей удерейской земле. Кругом было все знакомое, родное и воплощалось в наши плоть и кровь. 
         В ответ на пафосное восклицание Володи, я глядел на него открытыми глазами, выражая к нему свою страстную мальчишескую любовь. Окрыленные удачной работой в первый день, мы радостно преодолевали залитую солнцем уличную дорогу, с наслаждением вдыхая свежий, бодрящий весенний воздух, таща за собой пустые железные сани. Мы вернулись в гримерную. Володя достал из кармана куртки список домов на улице Обороны и отметил в нем те, на которых мы прибили уличные дощещки. И так мы делали каждый раз, когда возвращались с последнего дома, с пройденной улицы. Уже в первый день, когда мы появились на улице Обороны с санями, гружеными уличными табличками, среди приискателей происходило заметное оживление. Они выскакивали из своих домов и, недоумевая, смотрели, как на их углах стали появляться новые, аккуратно сделанные и расписанные уличные таблички, о которых уже давным–давно все забыли. И мы с Володей для себя посчитали, что появление на приисковых домах новых уличных табличек важное и радостное событие.
         На второй день мы отправились на южную окраину прииска, где  начиналась улица Первомайская. В Южно – Енисейске много разных, бросающихся в глаза мест, которые могла создать только мать – природа. Одно из них, правобережный хребет. Через причудливую седловину он соединяет горы Горелую и Зеленую. На седловине выпадает много снега. Зимой с седловины дуют сильные ветры, превращая снег в огромную, уплотненную толщу. Ветры со снегом спускаются с седловины по логу на южную окраину, заносят и переметают ее плотным, ослепительно белым снегом, сверкающим в ярких лучах солнца синеющим изумрудом.
         Южноенисейцев всегда будет интересовать, как появилось название гор Горелая и Зеленая. После студеной зимы 1915 года, летом выдалось сильная жара, Удерейская тайга заполыхала. Пожар начался с горы Горелой, она вся выгорела. С тех пор гора называется Горелой. Этому событию я посвятил большой очерк под названием «Удерейский Клондайк в огне», опубликованный в 2014 году в Московском альманахе «Российские писатели». Гора Зеленая географически выше горы Горелой. Зимой ее вершину заносят глубокие снега. Летом, когда на горе наступает таяние снега, от избыточной влаги и солнечного тепла, она покрывается густой зеленью.      
         Когда пришли на южную окраину поселка, кругом стояла мертвая, снежная тишина. Казалось, окраина Южно – Енисейска, спит безмятежным сном. Мое сердце забилось, а дыхание прервалось. Мы подошли к самому подножию горы Зеленой, где еще совсем недавно стоял наш дом, рядом простирался огород, хорошо знакомый с раннего детства, на котором теперь лежал плавившийся от солнца, изумительной белизны снег. Зная, что здесь, когда – то стоял наш дом, отсюда мы унесли покойную маму на погост, Володя, молча, подошел ко мне, положил свою руку на мое плечо, крепко его сжал и сказал: - «Крепись, Ленчик»!
         Мы покинули мое родное пристанище, и добрались до дома, с которого начиналась улица Первомайская. В доме под номером один жили украинцы Ковальчуки, старенькая мать и сын Степан, работавший кузнецом в ЦММ. А потом мы побывали в избушках Поздеевых, Гончаровых, квадратном доме Лубниных, Намаконовых, финнов Нуйя, Носковых, Красиковых и Князевых. Последним домом был квадратный, побеленный домик, в котором жила известная всему Южно – Енисейску, сердобольная, находившая для каждого приискателя ласковое слово, бабка Маланья, и ее сын Савелий Макаров. Он  служил милиционером в Удерейской милиции, доброжелательный, вечно улыбающийся, рачительно следивший за общественным порядком в Южно – Енисейске. На этих домах закончилась улица Первомайская.            
         День за днем мы таскали за собой железные сани с уличными табличками и к концу апреля прибили их на домах улиц Обороны, Первомайской и Пролетарской. Улица Пролетарская начиналась с середины поселка, от дома, в котором размещалась таинственная фельдъегерская связь, собиравшая золото со всех Удерйских драг, особая секретность, которой вызывала большое любопытство. На этой улице проживали те, кого знали все южноенисейцы. Они относились к ссыльной  интеллигенции. Мы подошли к дому венгра Александра Францевича Матэ. Он имел архитектурно – строительную специальность, и независимо оттого, что являлся ссыльным, был назначен начальником ОКС, отдела капитального строительство Южно–Енисейского дражного управления. Сын Франца Ивановича Сашка, талантливый ученик, был моим другом, с которым мы преодолели не десятки, а сотни километров, путешествуя по старинным Удерейским приискам. Мы прибили уличную дощечку на доме Сашки, на самом видном месте, где угол стены соединяется со стеклянной верандой. Стеклянная веранда дома, невидаль того времени, была большим достоинством Франца Ивановича Матэ, привлекала южноенисейцев своим сверкающим изяществом.
         За домом Матэ следовал дом Зыковых. Небольшая семья, старушка мать и два сына, Константин и Александр, недавно вернувшиеся с фронта. Оба молодые парни были хорошо заметными в Южно – Енисейске. Константин был хорошим футболистом, и каждый вечер на стадионе тренировался в команде южноенисейцев, готовясь для очередного футбольного турнира. Он был и заядлым танцором. Ни один вечер в театре – клубе “Красный Октябрь” не обходился без его участия. Брат Александр работал в Удерейском райисполкоме, занимался какими – то делами общего порядка. Константин, не найдя в Южно – Енисейске для себя подходящего занятия, покинул его. Александр оказался более целеустремленным. Поработав в Удерейском райисполкоме и освоив канцелярскую службу, вскоре пошел на повышение и был переведен на работу в Красноярский крайисполком в общий отдел.      
         А дальше переходили с одной стороны улицы на другую. Прибили дощечку на доме Владимировых, Белобородовых, Балычевых, перешли на другую сторону и сделали то же самое на домах инкассатора банка Першина, немца Токмана и Рычкова, электромонтера и кузнеца из ЦММ.   
         Подошли к дому, в котором проживала большая семья Лащинских, которая ассоциировалась с понятием русской интеллигенции, появившаяся с берегов Волги в Сибири на золотом Удерее. Зоя Николаевна Лащинская, учительница младших классов Южно–Енисейской школы. Ее родная сестра Инна Николаевна Балякина вместе с мужем жили под Казанью и за отказ участвовать в коллективизации, были признаны лишенцами, то есть лишенными всех прав гражданства и насильственно высланы из родных мест. Она, как и сестра, Зоя Николаевна, тоже учительствовала. Обучала детей в средних классах русскому языку и литературе. Мне посчастливилось, я учился и у Зои Николаевны, и у Инны Николаевны. Из семьи священника, они обладали высоким уровнем культуры и профессионализма учителя. Николай Николаевич Лащинский, муж Зои Николаевны, экономист золотоприискового управления. Семья в основном состояла из ребят: Николай, Сергей, Борис, Александр.
         Когда мы подошли к их дому, чтобы прибить уличную дощечку, из ворот вышел Николай Николаевич. Была середина дня и он, видимо приходил домой на обед. Провожала за ворота его жена, Зоя Николаевна. Они тепло нас поприветствовали и пожелали удачи в работе на пользу всему Южно – Енисейску. Покинув дом Лащинских, мы подошли к избушке, которая  привлекала к себе внимание своим необычным внешним видом, и не сказать о ней нельзя. Избушка была небольшая, не более 20 квадратов, срублена из очень толстых бревен, распиленных, на широкие половины и в этом была ее необычность.   
         Перед тем, как спуститься по улице Пролетарской в Гремучий ключ, надо было прибить уличную дощечку на доме финнов Аноненых. Финская семья Аноненых была депортированы в 1931 году из районов Финляндии в составе той большой группы финнов, которая не признала безумную большевистскую коллективизацию. Сначала они попали на север Удерейского Клондайка, на рудник Аяхта. Семья – отец Павел Анонен, супруга и сын Веза, который со временем станет учителем литературы в старших классах Южно – Енисейской средней школы. Переселившись с рудника Аяхта в Южно – Енисейск, Павел Анонен построил добротный, выструганный из сосновых бревен дом, который отличался от всех соседних своей желтизной. Перед окнами дома был заложен полисадник, в котором росли густые кусты рябины. Оголенные еще осенью, они, тем не менее выглядели привлекательными, свидетельствуя о желании хозяина дома, жить в содружестве с природой. Перечисляются дома, и фамилии их хозяев на улице Пролетарской с целью, чтобы они не были забыты, ведь они составляли сердцевину Южно-Енисейска.
         Прибив уличную табличку на доме Аноненых, мы переместились на противоположную сторону улицы Пролетарской. Здесь друг за другом шли дома, в которых проживали семьи Колпаковых, Николаевых, Владимировых и Каверзиных. На доме Каверзиных закончился деревянный тротуар. Мы перекатили тележку через раскисшую от солнечного тепла дорогу и поднялись на могргуновский косогор. Прибили уличные таблички на дома Макаровых, Моргуновых и Алтышкиных. Было очень тепло, весеннее солнце грело сильно. Надышавшись весенненего бодрящего воздуха, мы почувствовали сильную жажду. Спустились с косогора вниз в Гремучий ключ, к деревянному колодцу, врытому в ручей. Зачерпнули из него ведром холодной воды и вдоволь ей напились. Мы пили эту удивительно сладкую воду глотками, не торопясь. Свежесть сладковатой родниковой прохлады мигом нас взбордрила, сняла с нас накопившуюся усталость.
         Мы возвращались с северной окраины Южно – Енисейска в театр – клуб «Красный Октбрь», когда была середина дня. Солнце уже проскочило  причудливую седловину, соединяющую горы Горелую и Зеленую, готовилось продвигаться дальше, по выбранной еще утром траектории. К вечеру солнце завершит свой путь над Южно – Енисейском и уйдет на ночной покой, упадет, где – то, далеко, в Нозолинских ключах. В это время в природе происходило много приятных изменений. Яркое солнце, обжигая наши лица, разбрасывало горячие лучи на белый снег, он искрился разными цветами. Воздух, напоминающий горный, проникал во все поры нашего тела. И мы, это чувствовали, преодолевая последние метры нашего сегодняшнего пути.
         Упоминая южноенисейскую интеллигенцию, среди которой было много ссыльных, хотелось бы коснуться и их оценки, которые периодически появлялись в Южно – Енисейске. Изучая долгие годы жизнь ссыльнопоселенцев 1910 – х годов и соприкасаясь непосредственно с ссыльными 1930 –1950 – х годов, которые оседали в Южно – Енисейске или вокруг него, появилась возможность провести сравнительную оценку и ответить на вопрос, что из себя представляли первые и вторые. Такая сравнительная оценка всегда будет привлекать внимание южноенисейцев.
         Первая волна, так называемых ссыльнопоселенцев, появившихся на Удерейских приисках, относится к началу 1910 –х годов. Многие из них были доставлены к месту ссылки в железных наручниках. В основном это были безграмотные крестьяне из центральных губерний России, увлеченные идеями европейской социал – демократии. Заведенные в заблуждение социал – демократами, они участвовали в борьбе против государственной власти. Подстрекаемые большевиками из центра России, а так же из губернского города Красноярска, легко пошли путем ликвидации Удерейской приисковой административно – золотопромышленной власти, частной собственности в золотом промысле, стихийного, насильственного создания органов советской власти и партизанских отрядов. Отличались агрессивностью, местное приисковое население ненавидели. Фактически эти люди вследствие своей ограниченности, не знали, к чему приведет их участие в социальной революции и Гражданской войне. В итоге они ничего не добились, многие из них погибли. Ссылка людей первой волны завершилась, как только произошла февральская буржуазно – демократическая революция 1917 года.               
         Во вторую волну, в 1930 – 1950 годы, насильственно депортированные появились по всему Удерейскому району, от деревни Мотыгино, в Нижнем Приангарьье, до северного рудника Аяхта. Поскольку эта волна депортации ссыльных накатывалась долго, то и число ссыльных было большое. К первым депортированным этой волны относились обычные крестьяне, отказавшиеся участвовать в безумной коллективизации, отдавать свое имущество в колхозный общак. Среди насильственно депортированных, в Южно – Енисейске были крестьяне финской, бурятской, алтайской, национальностей. Были среди них поляки, немцы, венгры, чехи, греки.
         Годы коллективизации и голодомора в СССР во времени совпали, и по признанию самого Сталина, инициатора этого варварства, оно обернулось гибелью более восьми миллионов человек. По оценке советских и зарубежных специалистов, число погибших составляло более 14 миллионов человек. Тем, кто был выслан на Удерейские прииски, в Южно–Енисейский, повезло они остались живыми. Были среди ссыльных люди из числа репрессированных и по политическим соображениям. Ведь в это время между разными группировками в СССР происходила ожесточенная борьба за политическую власть. К сожалению, ее одержал Сталин со своим окружением. Все участники политической борьбы, были отнесены к так называемой группировке троцкистско–зиновьевского центра, дела, сфабрикованного сталинистами. В середине войны в Южно – Енисейский были высланы и те, кто на ее первом этапе попал в немецкий плен. Вообще, за длительный период времени в ссылке в Южно – Енисейске оказались люди разных социальных групп: участники украинского бандеровского движения, сторонники космополитизма, пострадавшие в так называемом кремлевском деле врачей. В числе ссыльных второй волны были люди образованные, профессионально подготовленные для участия в избранном виде труда.
         Правда, не всем, но некоторым из них удалось разумно вписаться в приисковую жизнь, получить место работы. Они оказали положительное влияние на жителей Южно–Енисейска. Вообще, если распределить всех ссыльных второй волны, начиная с 1930-х годов, то можно сказать, что среди них были отличные плотники, столяры, специалисты разного производства. Попали в это число инженера, геологи, артисты–певцы с консерваторским образованием, юристы, драматурги, скульпторы, представители дипломатических миссий, офицеры высшего комсостава из главного штаба РККА. Некоторые из ссыльных учительствовали, занимались врачебной практикой, работали в приисковом управлении.
         В Южно-Енисейске существовал Удерейский районный отдел министерства государственной безопасности (РОМГБ) на случай усмирения ссыльных, если по их инициативе возникнут рецедивы. Но с их стороны они не наблюдались. Но вернемся к весеннему путешествию по приисковым улицам Южно – Енисейска. Предстояло пройти еще три улицы, Октябрьскую, Советскую и Парижской коммуны. И вдруг, в нашем путешествии по приисковым улицам возник неожиданный перерыв. За день перед первомайскими праздниками грянуло сильное тепло, и растаявший снег на дорогах превратился в сырое месиво. И у нас наступил вынужденный перерыв. Надо было переждать, пока дороги совсем очистятся  от водянистого снега, вода уйдет, и они просохнут. На наше счастье наступившие майские дни оказались сильно теплыми и уже ко дню Победы на прииске обозначились сухие тропы. 
         Ко времени выхода на улицы Октябрьскую и Советскую, мы достали тележку на железных колесах, и это облегчило выполнение нашей работы. Мы быстро и легко развезли по деревянному тротуару уличные таблички на этих улицах. Когда на улице Советской прибивали табличку на двуэтажном доме, в котором размещались Удерейский райком ВКП (б) и Удерейский райисполком, на деревянный тротуар вышли их сотрудники и с большим любопытством разглядывали, как мы выполняли эту работу.
         Мы с Володей были далеки от мысли, чтобы нас кто – то хвалил за выполняемую работу. Но тем не менее, мы услышали в свой адрес похвалу. Когда прибивали уличную табличку на известный дом, среди вышедших из него был и Федор Самков, заведующий организационно–инструкторским отделом Удерейского райкома ВКП (б). Чтобы придать значение нашей работе, он подошел к нам, поприветствовал нас по рукам и поблагодарил за выполняемую работу. 
         Мы спустились по деревянному тротуару вниз улицы Советской и оказались около домов, которые не могли не привлечь нашего внимания. Первым на ровной площадке стоял кадратный дом, оштукатуренный и побеленный густой белой известкой. Перед окнами, три высоченные лиственницы. Их выдавали ветви, широко раскинувшиеся по бокам. Лиственницы надежно охраняли и дом, и покой его жильцов. Когда через полтора месяца, в жаркий день, я оказался около этого дома, был сильно удивлен увиденным. Если весной деревья виделись серыми и пустыми, то теперь летнее тепло сделало свое дело, сильно преобразив лиственицы. Деревья казалось, еще шире распустили свои ветви, густо покрыв их пушистой зеленью, создавая вокруг дома прохладу. В доме жил Николай Алексеевич Доброхотов с супругой. Он–учитель Южно–Енисейской средней школы, преподает физику и математику. Николай Алексеевич до некотрой степени был человеком загадочным. Но тем не менне, некоторые эпизоды из его жизни стали известными.
         Прежде всего, он был хорошим учителем, знал в совершенстве предмет физики и математики. Известно было, что ученики, заканчивая Южно – Енисейскую среднюю школу, успешно сдавали вступительные экзамены по физике и математике при поступлении в высшеие учебные заведения. Достигалось это упорным трудом Николая Алексеевича. Однако в его поведении кроме стремленя дать ученикам хорошие знания по физике и математике, было и много негативного по отношению к ученикам. За плохую учебу или плохое поведение, он мог ученика схватить за шкирку и вышвырнуть из класса. Известнго было и то, что Николай Алексеевия не гнушался и спиртного. Тем не менее, Николай Алексеевич в школе создал хорошие условия для своей работы и учебы для учеников. В одной комнате находился класс математики, в другой, класс физики, вернее физическая лаборатория, насыщенная разными приборами, где Доброхотов успешно проводил уроки по предмету физики. Классы математики и физики между собой смежно соединялись дверью, и это было удобно для учеников во время их учебы.             
         Николай Алексеевич родился примерно в конце девятнадцато века. Окончил высшее военное училище и был специлистом по фортификации. В первую мировую войну сильно отличился, и за храбрость был награжден двумя Георгиевскими офицерскими серебряными крестами. Внешне его отличала заметная офицерская выправка. Высокий и стройный, с ровными чертами лица, подстриженные усы, с завитушками на кончиках напоминали человека из прошлого. Он всегда был одет в черный сюртук военного образца, в пальто, напоминавшее офицерскю шинель. На ногах носил высокие, офицерские, хромовые сапоги, начищенные до блеска. Когда шел по школьному коридору, то хорошо был слышен его чеканный шаг каблуками о деревянный пол.
         Его супруга, полная, интеллигентная женщина, напоминавшая из произведений русских писателей дворянку, ходившая в длинном черном пальто из дорогой шерсти с огромным воротником на шее из черно – серебристой лисицы, была активным участником художественной самодеятельности в театре – клубе «Красный Октябрь». Ни один спектакль на сцене приискового театра не проходил, чтобы в нем не участвовала супруга Доброхотова. Внешним видом, манерой поведения, достоинством и степенностью она напоминала русскую театральную актрису Пашенную. Словом, Николай Алексеевич и его супруга были истинными интеллигентами дореволюционного периода.   
         Как известно, после окончания Великой Отечественной войны Сталин опять усилил массовые репрессии против народа. Кто – то пустил слух, что бывшие офицеры русской армии, особенно имевшие ордена и медали, будут подвергнуты репрессиям. Николай Алексеевич Доброхотов, услышав это, сильно встревожился, ведь он был кавалером двух офицерских Геооргиевских крестов. Эти награды для него были дорогими, ими он был награжден за боевые заслуги пред Отечеством. Но с ними пришлось расстаться и навсегда.
         Об этом, печальном эпизоде, не сговариваясь между собой, рассказали заслуженный учитель РФ Веза Павлович Анонен, народный художник РФ Тойво Васильевич Ряннель, которые оказались живыми свидетелями того случая, который, несомненно, являлся для Доброхотова трагическим. Узнав о том, что Н. А. Доброхотов может быть, подвергнут репрессиям, в один из вечеров, Тойво Ряннель и Веза Анонен, как репрессированные, молодые учителя Южно – Енисейской школы, пришли к нему в дом, чтобы поддержать его морально. В итоге их встреча завершилась следующим эпизодом. Н. А. Доброхотов поцеловал Георгиевские кресты, завернул их в мягкую тряпочку, и они вышли на берег бурлившего Удерея. Доброхотов размахнулся и бросил Георгиевские кресты в реку. Так, что золотоносный Удерей хранит в себе много тайн, и одну из них, о Георгиевских офицерских крестах. Вскоре не говоря ни кому, Доброхотовы навсегда покинули Южно–Енисейский.
         Прибив на доме Дорохотовых уличную табличку и расставшись с ним, мы подошли к домам, представлявшим тоже интерес в приисковой жизни. Рядом стоял добротный дом, в котором жил известный на всю округу старатель Веретнов. Спрашивать о нем своего напарника Володю я не стал. Вездесущего старателя Веретнова в Южно – Енисейске знали все, от мала до велика. Он отличался среди удерейских золотодобытчиков тем, что всегда, находил в горной породе золото, где казалось бы его и не должно быть. За летний сезон умудрялся намывать весомую долю драгоценного металла. Одни говорили, что он везучий на золото. Другие утверждали, что он в горной породе разбирается лучше любого горного инженера.
        На улице Советской последним был большой трехквартирный дом, стоявший на склоне крутого косогора, под которым слева протекал Гремучий ключ. Вдоль внутренней стены дома со двора, просторная веранда и чтобы войти в квартиру, надо было пройти через нее. Веранда и привлекала внимание жителей Южно – Енисейска. Вообще, на прииске ходила молва, что в этом в доме до революции проживал управляющий прииском. Поэтому, он и был для него построен с таким размахом. А теперь в одной из квартир жил Абросимов, мастер столярного дела, столяр – краснодеревщиик Южно – Енисейской столярки. Этот дом в Южно – Енисейски все назыали его именем–Абросимовским. Было известно, что кабинетная мебель для первых лиц Удерейского райкома партии, Удерейского райисполкома и Южно – Енисейского дражного управления была сделана мастерскими руками Абросимова. Между домами Доброхотова и Абросимова существовала связь, которую можно назвать трагической.      
         У столяра Абросимова было красавица дочь Елена. У Доброхотовых –сын Евгений. В канун войны, после окончания Южно – Енисейской средней школы, они поженились. Но вскоре расстались. Елена уехала в какой – то город учиться, а Евгений ушел на фронт. Дальше все сложилось трагически. По Южно – Енисейску ходила молва, что Евгений, сын Дорохотовых, дезертироал с фронта и долго скрывался. Но его выследили, арестовали, судили и расстреляли. Фактически он, видимо, попал в штрафной батальон. И дальше одно из двух, или он был расстрелян в штрафном батальоне как дезертир, или погиб в бою, как погибали все штрафники. Бойцы штрафбатальонов считались не только уголовниками, но и врагами советской власти. Остаться в живых в условиях боя между немцами и бойцами штрафбатальона было невозможно. За ним, след в след, шли вооруженные до зубов бойцы НКВД. И если возникал проигрыш боя, энкэвэдэшники в спину расстреливали бойцов штрафбатальона.            
         Отец Елены Абросимов не смог перенести этого позора и порвал родственные отношения с Доброхотовыми, перебрался на жительство в город Красноярск, где работал столяром на центральном телеграфе. Доброхотовым  удавалось скрывать трагическую судьбу сына Евгения.
         Тойво Ряннель обладал уникальной способностью видеть в природе редкие штрихи ее красоты, а потом изображать их масляными красками на полотне. Но он был и чувствительной, поэтической натурой, он болезненно воспринимал трагическую гибель своих друзей, с которыми когда – то шел по жизни. Ощущая собою горячую юношескую дружбу, он не хотел забывать, хотел оставить ее в памяти, в стихах. Тойво Ряннель знал трагический конец   судьбы своих одноклассников Павлика Юшманова и Евгения Доброхотова, с которыми вместе учился в Южно – Енисейской средней школе. Он посвятил им, бойцам штрафного батальона, стихотворение под названием «Мустатундури» (Тойво Ряннель. Перевал. Красноярск, 2002).   
         В один из дней, прихватив десяток уличных табличек, мы пошли в Речной проулок. Он был очень короткий и находился на правом берегу Удерея, начинался с южной окраины поселка и заканчивался у дома, в котором до войны находилось Удерейское золотоприисковое управление. Близился конец нашей работы. Но оставалась еще улица Парижской коммуны на Больничном поселке. Дорога туда еще не просохла, и мы ждали три дня, пока она обыгает.            
         В дни возникшего в связи с распутицей перерыва, я не стал зря терять время, а занимался своим любимым хобби, пропадал в приисковой библиотеке, перелистывая разные газеты, журналы и книги, и каждый раз, находил в них, что – то новое для себя. В библиотеке меня радостно встречала библиотекарша Людмила. Улыбаясь, она интересовалась, как мы путешествуем по приисковым улицам и прибиваем к домам таблички. 
         Весна на Удерейском нагорье набирала силу с каждым днем. Уже буйно клокотал, разливаясь по всей ширине долины Удерей, по лощинам, с гор, текли наполненные талой снеговой водой ручьи, певуче журча на обнажившихся каменных тропах. А юркие таежные ключи, булькая и клокоча, пробиваясь через заломы, устремляли свой бег, чтобы скорее соединиться с буйной водой Удерея. Теперь предстояло выйти на последний участок нашего путешествия, на левобережье Южно–Енисейска.
         Эта часть поселка до некоторой степени была мало известной. Если географию и архитектуру Южно – Енисейска в целом я подробно описал в книге «Золото Удерея», то его левобережная часть не зафиксирована ни в одном источнике. Вся левобережная часть значилась улицей под названием Парижская коммуна. Причем, если первая часть левобережья не имела какого – от названия, то его вторая часть называлась Больничным поселком. 
         Вообще, Удерейское левобережье начиналось от речки Пескиной, со Спасского перевала. А поселковое левобережьебрало брало свое начало у кромки ложбины, спускающейся с косогорв вниз.   
         Мы легко скатили тележку, нагруженной деревянными табличками, с крутого косогора, где находился центральный приисковый магазин, преодолели старый деревянный мост через узкую протоку Удерея, прокатились по плоской вершине дражных отвалов, по которой простиралась шоссейная дорога. С осторожностью преодолели большой деревянный мост, под которым клокотал разлившийся весенний Удерей и, пройдя мимо ЦММ, устремились к началу улицы имени франзузской революции, Парижской коммуны. Эта улица  неудобная, разбросана вдоль отлогости левобережного хребта, где не везде можно было пробраться с тележкой, груженой табличками. Три дня мы преодолевали неудобства на французской улице, прежде чем закончили навешивать на ее домах уличные таблички.
         Поселковое левобережье начиналось у ложбины, спускающейся сверху хребта вниз. Первую уличную табличку здесь предстояло прибить на доме, считавшемся в Южно–Енисейске каким – то необычным. Дом большой, многоквартирный, находился на солнечной стороне отлогости левобережного хребта, в зеленой зоне у кромки густого сосняка. Отсюда открывался причудливый вид на Удерейский правобережный хребет, на котором маячили его признаки, горы Горелая и Зеленая, а между ними по верху красавица седловина и спускающаяся вниз стрелой зеленая ложбина. Дом имел необычно большие окна и коричневые наличники. Это был так называемый дом ИТР. В нем жили инженерно–технические работники Удерейского золотоприискового управления. В доме жил, например, ссыльный Акчурин, работавший маркшейдером в Южно – Енисейском дражном управлении, в отделе геологоразведки. Внешне Акчурин был легко запоминающимся интеллигентом.  Его смуглое лицо и карие глаза выражали доброжелательность. По одежде, он резко отличался от южноенисейцев, больше смахивал на некоего делового англичагнина. Носил клетчатый пиджак, белую рубашку с галстуком, на ноги надевал ботинки и кожаные голенища с застегнутыми ремешками с пряжками. Обязательно посещал все спектакли, какие устраивались в театре – клубе «Красный Октябрь». Часто бывал в приисковой библиотеке, читая какие – то очень важные научные книги.
         Другим интеллигентом, жившим в доме ИТР со своей семьей, был заведующий приисковой аптекой еврей Флит. Он не прнадлежал к инженерно – техничесим работникам. Скорее всего, его можно было отнести к работникам врачебно–медицинской части. Он был внешне сильно заметен. Голова, покрытая густыми волосами с круглыми завитушками, носил большие роговые очки, серый буклированный пиджак, рубашку с галстуком, в поселке появлялся редко. Его дочь, лет тридцати, внешне была типичной еврейкой, смуглая, с черными, густыми ресницами. Ее муж, некто Чуриканов, одно время являлся директором Южно – Енисейской средней школы, преподавал географию.
         Местность, прилегавшая к дому ИТР, имела одну приисковую особеность, о которой умолчать нельзя. Сверху по ложбине, по глубокой рытвине, протекал ключик. Весной, когда от таяния снега ключ становился многоводным, в нем появлялись три, пять старателей. Загружая деревянные лотки горной породой, они каждый день, месяца два, три с утра и до вечера, промыыали ее, добывая немного золота, не выходя за пределы прииска. Была в этом месте еще одна особенность. Внизу, где ключ завершал свой путь, на песчаной площадке стоял небольшой домик. Днем ставни окон в домике открывали, а на ночь их закрывали. Это открывание и закрывание ставен было таинственностью этого домика. В нем размещалась золотосплавочная лаборатория. Все добытое на Удерейских приисках золото, поступало в лабораторию, где горячим, электрическим способом его ощищали от разных примесей и в чистом виде переправляли в Красноярск. 
         Прибив на доме ИТР уличную табличку, мы продолжали наш путь, переходя от одного дома к другому. Мы добрались и до сердцевины Больничного поселка, где первым большим домом на площадке, огороженной штахетником, были детские ясли.
         Название Больничный поселок появилось не случайно. На его территории находились такие врачебно–медицинские учреждения, как амбулатория, аптека, родильный дом и районная стационарная больница. Амбулатория выполняла такие врачебные функции, как педиатрия, физиотерапия, стоматология, ренгенология, санитарное обслуживание посетителей. И в амбулатории, и в больнице врачи могли больному сделать как простую, так и сложную операцию. Аптека, примыкавшая к амбулатории, выдавала больным по рецептам врачей, как имевшиеся в ней лекарства, так изготавливаемые своими силами. Комплекс южноенисейских медицинских учреждений заканчивался на большом доме, в котором размещалась Удерейская районная стационарная больница, в которой проходили курс лечения тяжелобольные приискатели. Родильный дом располагался в сотне метров от амбулатории, у подножия левобережного хребта. Дом был заметен большими светлыми окнами. Помещение родильного дома было чистым и уютным, в большинстве случаев свободным. Ведь южноенисейские малыши появлялись на свет не каждый день.
         Между амбулаторией и стационарной больницей находились два добротно построенных дома. В них имелись большие квартиры, в которых проживало большинство сотрудников, работающих в медицинских учреждениях. За стационарной больницей, через сотню метров, в густом лесу, покоилось приисковое кладбище. От сознания того, что мы находимся рядом с погостом, в наших душах возник кратковременный дискомфорт.
Так, повседневными весенними буднями мы путешествовали по Южно – Енисейску, выполняя нужную работу во благо приискателей. За те будничные дни, пока развозили и прибивали уличные таблички на домах, мы прошли некий ликбез, узнали много интересного.
         Несмотря на трудные послевоенные годы, мы увидели своими глазами, как в Южно – Енисейске было развернуто большое строительство. Был построен новый корпус ЦММ – центральных механических мастерских. Построили стадион и большой продовольственный магазин. Провели ЛЭП, и Южно – Енисейский стал получать круглосуточное электроснабжение. О каждой сторойке будет сказано в тексте по ходу его изложения. 
         Преодолевая каждый день большую территорию Южно – Енисейска, мы не испытывали какую – то тяжесть или нежелание выпонять работу. Наоборот, понимали, что сама судьба нам послала такое испытание, и мы должны его выполнить с честью. Мы лишний раз закрепили свои знания не только по географической, но и архитектурной панораме центра Удерейского золотопромышленого района, поселка Южно – Енисейский. Бывая в его разных частях, а так же и в местах золотоносного Удерея, мы как бы прочитали интересную приисковую энциклопедию, многое узнали из прошлого Южно – Енисейска и Удерея. Узнали административно–учрежденческую и производственную систему Удерейской золотопромышленности. Перед нами предстал со своей огромной территорией не только сам Южно – Енисейский, но и его разные районные учреждения, конторы культурного, торгового, социального, бытового и производственного назначения, спектр которых оказался значительным. Одно только одно их перечисление занимает много места. Таким был Южно – Енисейский, центр Удерейской золотодобывающей прмышленности в те описываемые годы.   
         Если все учреждения перечислять по административному, социально–бытовому порядку, то получается их большое число. На нашем пути оказались Удерейские районные организации, такие, как райком ВКП (б) и райисполком, а так же поселковый совет депутатов трудящихся Южно–Енисейска. На пути были такие учреждения, как Южно–Енисейское дражное управление, районное управление МВД – приисковая милиция и районное управление МГБ, райпрокуратура, райнарсуд, райвоенкомат. Особо выделялись дома, в которых размещались детские воспитательные и школьные образовательные учреждения: детские ясли, детский сад, школы – начальная, неполная средня и средняя, районо. Учреждения социального назначения: райфо, райбанк, райсобес, райсберкасса.
         Дома, в которых размещались учреждения культуры, такие, как театр – клуб “Красный Октябрь”, редакция газеты “Удерейский рабочий” и типография, особенно выделялись на фоне общего приискового домостроения. Нельзя обойти молчанием почту, телеграф, радиоузел и телефонную станцию, а так же стадион с футбольным полем. А еще были райпо и райземхоз. Первое принимало от южноенисейцев ягоду, грибы, добытую местными охотниками дичь и рыбу. Второе следило за правильностью использования лесных ресурсов. Надо упомянуть учреждения, которые осуществляли торговое и бытовое обслуживание южноенисейцев? Торговую функцию в Южно–Енисейске, выполняли магазины. Несмотря на возникающие разные трудности в жизни Южно – Енисейска, в поселке работало 7 магазинов. В их числе был Центральный магазин, в котором продавалась всякая всячина.
         Особенно выделялся большой продуктовый магазин, построенный сразу после войны. Он занимал очень большую территорию в центре Южно – Енисейска и был очень удобен для жителей. Почти два года строили этот магазин, который имел свою особенность. Долго рыли котлован, в котором соорудили большой, глубокий подвал, загружая его зимой льдом. Продукты, находившиеся в подвале, хорошо сохранялись от порчи. Сейчас, с высоты времени, приходится удивляться тому, как могли построить такой огромный и вместительный продовольственный магазин. Но еще больше приходится удивляться тому, как могли его уничтожить в период перестройки.
         В обеспечении продовольствием южноенисейцев большую роль играла приисковая столовая, которая по своим размерам и охвату людей, ее посещающих, могла сравниться с любым городским рестораном. Столовая, огромный деревянный дом в центре Южно –Енисейска. Со двора, вдоль дома столовой, тянулась широкая веранда, прикрываемая сверху крышей. Веранда своей обширностью служила дополнительной площадью, на которой стояли бочки, разные ящики, мешки с мукой, т, е, все то, что использовалось ежедневно в приготовлении пищи в столовой.
         Столовая имела два зала. Один большой с буфетом, для общего пользования приискателей. Другой зал поменьше, имевший название “ученический”. Он был предназначен для учеников, проживающих в школьном интернате. В столовой имелся достаточный штат работников, которые не только готовили обеды, но и обслуживали посетителей. Удивляло то, что вход в столовую начинался с раздевалки, в которой находился человек, принимающий одежду.
         Южно – Енисейская столовая выполняла еще одну, очень важную функцию, принимала от населения и заготавливала впрок естественные продукты природы: черемшу, ягоду голубику, чернику, бруснику, грибы волнушки, бычки, белые грузди. К черемше можно относиться по – разному. Но благодаря ее употреблению, южноенисейцы спасались от возникавших весной авитаминоза и цинги. А проверенная жизнью смесь медвежьего жира с черемшой избавляла приискателей от желудочных заболеваний.
         В середине 1930 – х годов около деревни Мотыгино, на волне коллективизации был создан совхоз Решающий. Его цель обеспечивать продовольствием приисковый поселок Южно – Енисейский и другие прииски. Совхоз маломощный и в должной мере обеспечивать продовольствием был не способен. И тогда Южно – Енисейское дражное управление создало отдел “Золотопродснаб”, а на его базе перед войной открыло свое подсобное хозяйство. Оно находилось на северной окраине Южно – Енисейска и было внушительных размеров, имело два больших земельных участка. Первый находился между Гремучим ключом и Каменской дорогой, у подножия горы Горелой. Второй – на северной вершине Южно – Енисейска. На земельных участках выращивали картофель, капусту, морковь, свеклу, турнепс, для лошадей – зеленку. В подсобном хозяйстве имелись коровы, как для получения надоев молока, так и для забоя на мясо, свиньи, куры. Имело хозяйство и свою тягловую силу, табунок лошадей.
         Хозяйственный двор располагался на ровной площадке, на которой был выстроен добротный конный двор, при нем небольшая кузница, в ней подковывали лошадей, а также ковали железные обода дл колес телег, полозья для саней. Выращиваемые подсобным хозяйством овощи столовая эффективно использовала в приготовлении таких блюд, как винегрет, щи, борщ. А сдаваемая населением природная продукция служила хорошим подспорьем в продовольствии. Столовая круглый год обеспечивала южноенисейцев салатом из черемши, выпечкой шанежек с ягодной начинкой, пирожками с грибами, ягодными киселями. Было еще одно продовольственное учреждения, которое ежесуточно напоминало о своем существовании. Это приисковая пекарня, в которой каждую ночь выпекали хлеб, а утром его уже завозили в магазин и продавали южноеисецйцам. Пекарня находилась в Центре Южно–Енисейска, к ней как бы сходились все поселковые нити. По работе пекарни определялся жизненный тонус всего Южно – Енисейска. 
         Подспорьем для продовольствия южноенисейцев было много и других эффективных факторов. И прежде всего это Южно – Енисейское “Заготживсырье”, которое до некоторой степени тоже решало задачи продовольствия. Оно находилось в центре поселка, состояло из большого барака, в котором размещались его контора, квартиры для работников. “Заготживсырье” имело свой магазин и склад для хранения разных продовольственных и промышленных товаров, конный двор.
         “Заготживсырье” заключало с местными охотниками договора на добычу пушнины. Живя на факторях, охотники добывали мясо лося, медведя, дичи – глухарей, тетеревов, рябчиков. Добывали также рыбу – таймень, щука, елец, хариус. Добытую продукцию охотники через “Заготживсырье” сдавали в Южно – Енисейскую столовую, где повара для населения готовили вкусные блюда.
         Южно–Енисейский имел и устоявшееся бытовое обслуживание. Эту функцию выполняла большая мастерская, которая размещалось в бараке, и находилась в удобном месте для жителей, центре поселка, состояла из двух цехов. Один цех, пошивочный, в нем шили разную одежду: пальто, плащи, костюмы, платья. Другой цех – сапожный, в котором шили обувь на заказ, а так же ремонтировали старую. 
         Основой существования Южно – Енисейска и всего Удерейского района являлась добыча золота, для чего использовался Удерейский дражный флот, состоящий из десятка плавающих золотопромывальных фабрик – драг. Чтобы драги работали без сбоев, для их технического обслуживания имелось и механическое производство, без которого осуществлять добычу золота невозможно. Оно была сосредоточено в ЦММ – центральных механических мастерских, которые по праву можно было именовать “Удерейским механическим заводом”. Механическое производство, которое вместе с дражным, будет основой будущего Южно – Енисейска, заложил Н. Н. Гадалов. В 1903 году купил в Новой Зеландии драгу, перебросил ее на Удерей и начал с ее помощью добывать золото. А для ее ремонта построил механическую мастерскую. Гадаловское механическое производство в последующие годы развивалось постепенно, но уверенно. Оно находилось за большим деревянным мостом через Удерей, просуществовало 43 года. Не писать о механическом производстве в Южно – Енисейске нельзя, ведь оно было сердцевиной жизни золотодобывающего центра. 
         Основой механического производства всегда был кузнечный цех, считавшийся универсальным, в нем работали кузнецы высочайшей квалификации в три смены. Мелкие и легкие детали кузнецы ковали на наковальнях, которых было около десятка. Тяжелые и сложные детали ковали на двух паровых молотах. В 1946 – 1947 годах механическое производство значительно перестраивается. На старом Калифорнийском прииске когда – то имелась большая мехмастерская, в которой ремонтировали все драги Удерейского дражного флота.
         Деревянную мехмастерскую на Калифорнийском прииске разобрали и перевезли в Южно – Енисейский. Свидетельством перевезенных бревен с Калифорнийска, так же как и бревен перевезенной школы с Покровска, была на на них разметка краской. Из свежих лиственничных бревен заложили новый фундамент и на него возвели огромный токарно – слесарный корпус. Для постройки новой мехмастерской было выбрано место на старом стадионе. Она была построена в виде двух крыльев. Новая мехмастерская была очень большая. Эти две половины, или два крыла, деревянного корпуса в середине соединялись. Каждое крыло имело огромные, деревянные двери в виде ворот, через которые проходили громоздкие детали, поступающие на ремонт в махмастерскую. Корпус мехмастерской был светлым, в стенах имелись большие окна. В первом крыле мехмастерской, которое проходило вдоль берега Удерея, был расположен токарный цех. В нем с одной стороны стояли токарные станки. Один средних размеров, другой очень большой. На нем можно было вытачивать огромный, коленчатый вал. По другую сторону цеха были расположены фрезерный и строгальный станки, большая электро – нождачная установка. Другое крыло корпуса – слесарный цех. Вдоль одной стены был расположен длинный верстак, на котором были установлены пять слесарных тисов, на них работали слесари. Вдоль другой стены находились штамповочный и сверлильный станки, электро – нождачная установка.
         В месте соединения крыльев корпуса, с одной стороны находилась инструменталке, в  которой для работы токарей, фрезеровщиков, слесарей имелся разный инструмент. С другой стороны, размещалась конторка. В одной половине находился мастер мехмастерских, в другой, начальник. Для удобства переброски тяжелых железных деталей через весь механический корпус проложили узкоколейку с рельсами, а на них поставили железную вагонетку.             
         На территории старой мехмастерской остались большой кузнечный,  а так же столярно – модельный и формовочно–литейный цеха. Здесь же располагалась большая котельная с электроподстанцией, склад для накапливания древесного угля, используемого в качестве топлива в кузнечном цеху, и две площадки для электрогазосварочных работ и для клепки паровых котлов. В течение светового дня, с раннего утра и до пяти часов вечера, гудок котельной несколько раз в день и подолгу гудел, извещая южноенисейцев о существовании механического производства, свидетельствуя, что Южно – Енисейский на Удерее живет полнокровной жизнью.         
         В связи с постройкой нового большого механического корпуса, возникла потребность в дополнительном обеспечении его электроэнергией. Было решено ЛЭП перекинуть с электростанции, которая находилась в 18 километрах севернее Южно – Енисейска, на прииске Кировский. Чтобы перекинуть ЛЭП требовалось огромное количество деревянных столбов. 
Весь 1946 и до половины лета 1947 года рабочие ЦММ – центральных мехмастерских после рабочей вахты, а так же в выходные дни заготавливали бревна для переброски ЛЭП. И вот в одну из ночей 1947 года над Южно – Енисейском вспыхнуло море электрических лампочек. Такой послевоенный гражданский подвиг могли совершить люди, которые любили свой Удерейский край. Пожалуй, этот день по своей значимости был не меньше, чем день Победы 9 мая 1945 года. К сожалению, в годы акционирования и приватизации, ЛЭП уничтожили.   
         Наличие отлаженного механического производства давало возможность преодолевать те огромные трудности, какие возникали как во время войны 1941 – 1945 годов, так и в первые послевоенные годы, сохранять дражный флот, ремонтируя его агрегаты своими силами. За долгие годы в ЦММ сложился коллектив выосококвалифицированных, мастеровых рабочих, которому под силу было выполнение любой сложной механической детали. Сегодня, в этом изложении, которое, возможно будут читать и потомки, нельзя обойти молчанием и не назвать тех, кто в те далекие годы соствлял ядро людей, несших на своих плечах все производственные тяжести в Южно – Енисейске. И не вспомнить их, значит предать их забвению, стереть из памяти. Это были люди необыкновенной закалки, большой силы воли, любящие свой край, отдающие всего себя без остатка на пользу всему Южно –Енисейску, Удерейскому золотопромышленному району. Назвать всех нет возможности. Отмечу еще раз, что сердцевиной Центральных механических мастерских–ЦММ, был кузнечный цех.
         Во время войны и в первый послевоенный период, так называемой мообилизационнной экономики, в костяк южноенисейских кузнецов входили  виртуозы кузнечного дела, Абакумов Георгий  Маркович, работавший в ЦММ   с 1925 года, Гурбатов Никита Кузьмич, Киселев Василий Фокеевич, Рычков Георгий Лукич, Тесля, Машталлер. С кузнецами работали их помощники–Каранов Степан, Ковальчук Степан, Гончаров Вениамин, машинисты паровых молотов–Умряков Петр Акимович, Владимирова Вера Петровна, Мутовина  Фекла Васильевна, известная всем южноенисейцам как тетя Феня. Кузнецы, их помощники и машинисты составляли боевой отряд мастеровых рабочих ЦММ, они были твердой опорой мехмастерских, работали на виду у всех и работали лучше всех. Одним словом, кузнечный цех–кузница, – это единая семья людей, которые с утра и до утра только тем и занимались, что одолевали раскаленный металл.
         Хотелось бы сказать теплые слова и о техническом командире ЦММ тех далеких лет. Ведь он рука об руку шел рядом с кузнецами, токарями, слесарями. В первый послевоенный период мастером ЦММ работал Владимир Лаврентьевич Пономарев, которого по праву без преувеличения можно назвать главным инженером мехмастерских. Профессионал высшей категории, знавший в совершенстве все виды механического производства: дело кузнечное, токарное, слесарное, фрезерное, литейное. С раннего утра и до позднего вечера Пономарев не выходил из цехов, уверенно и надежно помогая рабочим. Его часто можно было видеть, как он с кронциркулем в руках, склонившись над каким–нибудь чертежом, терпеливо объяснял кузнецу или токарю, как надо на наковальне отковать, а на токарном станке выточить какую–то сложную деталь. За доверительное отношение к рабочим, они уважительно звали его просто–Лаврентич. Все кузнецы, перенесшие тяжелейшую ношу периода войны и послевоенного периода, потеряв здоровье, но не сломившись, разом ушли из жизни. И сегодня, они все вместе лежат на южноенисейском погосте, что раскинулся в густом лесу на Удерейском левобережном хребте.
         А еще был Техснаб. В его больших складах накапливались и хранились разные технические и строительные материалы. В памяти южноенисейцев Техснаб представляется, как нечто знаменитое. Это было прекрасное место отдыха приискателей. Большой сосновый бор, песчаные дорожки, крутой берег Удерея, все это и создавало южноенисейцам хорошую атмосферу отдыха.    
         В перечисляемое производство входил и транспортно – гужевой цех Южно – Енисейского дражного управления, вернее конный двор с собственной кузницей. Конный двор для выполнения производственных работ имел полсотни лошадей. Вот так, благодаря уличным табличкам, удалось не только подробно узнать территорию Южно – Енисейска, его домостроительную архитектуру, производственную и социальную сферы, навсегда закрепить свою память о них. Пришлось узнать и историю происхождения многих домов, а также и судьбу людей, в них проживающих. Но самое главное, удалось почувствовать дыхание своей Родины, центра Удерейскго Клондайка.   
         Говоря об огромной территории Южно – Енисейска, занятой под множество различных учреждений, контор, механического производства, нельзя не отметить и территорию, которую занимала другая инфраструктура, без которой Южно – Енисейск обойтись не мог. Это склады для хранения продовольственных продуктов. Одна их часть находилась внизу поселка, на берегу Удерея. Другая часть, пять больших продовольственных складов, раполагалась у подножия горы Горелой.
         В Южно–Енисейске было два заезжих дома, в которых всегда можно было остановиться и получить место на ночевку. Один дом находился при выходе с мотыгинского тракта, он был приспособлен для ночлега ямщиков, прибывавших гужевыми обозами, другой, в центре поселка, напротив столовой. В Южно – Енисейске были жилые дома, в которых проживали люди, выделялявшиеся среди приискателей своей профессиональной направленностью. В центре поселка были построены друг против друга два больших барака, один имел название “Учительский”, другой, - “Прокурорский”. В первом проживали учителя Южно – Енисейской школы, во втором, работники Удерейской районной прокуратуры. Приходится только удивляться тому множеству учреждений и контор, какое было в Южно – Еисейске. Еще было много вспомогательных учреждений и контор, например, пожарная охрана, ветеринарка. Можно без конца перечислять разные учреждения, которые в те далекие годы составляли прочный фундамент Южно – Енисейска, как центра Удерейского золотопромышленного района.
          Государство просто так денег на содержание учреждений не выделяло. Такое большое число районных организаций соответствовало количеству добываемого золота в Удерейском золотопромышленном районе. Люди, жившие в золотопромышленном центре и участвуя в добыче золота, были уверены не только в сегодняшнем дне, но и в завтрашнем. Надо отметить, что административно–учрежденческое устройство было продуктом советской социально–экономической формации, которая теперь подвергается критике. Это правильно, не все в фундаменте Удерейского золотопромышленного района было гладко. Но и нынешняя, так называемая капиталистическо–демократическая формация, выстроенная по европейскому образцу, не выдерживает, ни какой критики. Люди лишены спокойствия не только в сегодняшнем дне, но и лишены надежды на будущее, на завтрашний день. Декларативных обещаний много, жизненных результатов почти совсем нет.
         За те несколько дней, пока путешествовали по Южно – Енисейску, мы узнали и увидели своими глазами многие дома, которые были построены за последние пятнадцать, десять лет. На нашем пути повстречались и те дома, которые были перевезены в Южно–Енисейский с закрытых приисков, в которых советская власть по идеологическим соображениям не нуждалась, хотя в их горной породе было много золота. Дома были перевезены с таких приисков, как Спасский, Покровский, Калифорнийский, Теремеевский. Мы с Володей были разными по возрасту и жизненному опыту. И мы не могли оценить действия партийных и золотопромышленных властей по закрытию приисков. Мы не знали и не понимали причину этого зла. И только теперь, с высоты времени, можно с очевидностью сказать, что перевоз домов с закрытых приисков предусматривал ликвидацию бывшей капиталистической золотопромышленной территории и устройство новой – социалистической.
         Когда позади осталась выполненная работа на пользу всему приисковому поселку, в один из дней мы все собрались в гримерной театра – клуба. Художник Ганя без конца распрашивал нас, подшучивая, как мы ходили вдоль приисковых улиц и прибивали таблички. Баянист Володя не без юмора пересказывал это событие, подробно живописуя, как мы катали по прииску сначала сани, а потом и тележку, вызывая у жителей прииска большое недоумение и любопытство. Свой увлекательный рассказ Володя сопровождал игрой на баяне, исполняя какие – то музыкальные вариации. И получалось что – то похожее на номер из концертной программы. 
         В самый разгар нашего веселого разговора в гримерной появился директор Александр Семенович Ершенко. Он достал из офицерской полевой сумки ведомость, отсчитал  какую – то сумму денег и передал по частям Гане и Володе. Ганя взял из рук Саши деньги и, отсчитав сто тридцать рублей, протянул их мне. Это же самое проделал и Володя, подавая мне тоже сто тридцать рублей. Увидя подаваемые мне Ганей и Володей деньги, меня  оторопь взяла, и я не знал, как отреагировать на внезапно возникшую ситуацию.  Я не без удивления глазел то на Сашу, то на Ганю, то на Володю. А они, улыбаясь во весь рот, успокоили меня и сказали, что я честно заработал эти деньги и отказываться от них нельзя. Деньги, двести шестьдесят рублей, я положил в книгу Карла Маркса «Капитал», в ней я накапливал собираемые почтовые марки. Какое – то время я не знал, что делать с деньгами. Однако израсходовал их неожиданно и внезапным образом на нужды семьи.   
         Наступало долгожданное лето. В каждой приисковой семье на летний период намечались свои неотложные работы. И молодые ребята, и девчата были заняты ее выполнением. Кто – то занимался обработкой картофельных огородов, кто – выкашиванием травы на полянах Удерейской долины, кто – то заготовкой дорв на зиму. Многие ребята на летний период устраивались, на разные работы в золотоприисковое управление, в геологоразведку. Ребята в геологических группах уходили в разные места Удерейского Клондайка. На речки Шаарган, Пенченга, Ишимба, Микчанда.
         Независимо от занятости, никто из них не забывал, что летний период – это то время, когда надо пообщаться между собой. Особенно общение падало на то время, когда в Южно – Енисейске, на Удерее, наступали белые ночи. Южноенисейские белые ночи, это изумительное явление природы. Оно  вошло в плоть и кровь и навсегда и неизгладимо осталось в памяти. 
         Июльские белые ночи на Удерейском Клондайке коротки, трудно определить даже их временные интервалы. Едва потускнеет вечерний свет, как на небе уже, подернутом синей пеленой, заскользит серебристой полоской утренний рассвет. И в это время заметно, как забрезжит утренний, чуть видимый рассвет. Над правобережным хребтом, над седловиной между горами Горелая и Зеленая, уже плывет густой, голубой туман. Он плывет быстро, то сгущаясь, то рассеиваясь, то падая вниз, то снова поднимаясь вверх, и кажется, что в это  время он единственный свидетель всего того, что в это время происходит в Южно – Енисейске, на Удерее. Голубой туман быстро проплывает над Южно – Енисейском, обжигая своей свежестью и прохладой, создавая впечатляющую, незабываемую картину.
         Когда наступали белые ночи, работа театра – клуба «Красный Октябрь» перемещалась за его пределы. Местом этой работы становилась деревянная танцплощадка, которая находилась тут же рядом. Танцплощадка имела большой квадрат. Ее деревянный помост был плотно уложен и сколочен. По трем сторонам танцплощадки вкруговую имелись перила и широкие лавки. На них после танца девчата и ребята сразу же усаживались, продолжая между собой разный разговор. 
         Танцплощадка была тем местом, где по вечерам собиралась вся южноенисейская молодежь. Каждый вечер на ней устроивались вечера танцев под баян. В Южно – Енисейске было много баянистов, особенно среди ребят старших классов местной средней школы. Для них это была большая  возможность на виду у приисковой молодежи проверить свои музыкальные способности и умение играть на баяне. По – существу, это было, что–то, вроде конкурса баянистов. Один раз в неделю, в субботу или воскресенье, танцы устраивались и под духовой оркестр. Эйно Рогонен, из семьи ссыльных финнов, талантливый музыкант и отличный руководитель духового оркестра, прикладывался губами к мунштуку медной трубы, делал паузу 1 – 2 секунды, взмахивал головой и оркестранты, следуя его команде, начинали играть какой – нибудь популярный марш, вальс или фокстрот. Музыкальной визитной карточкой южноенисейского духового оркестра были незабываемые вальс «Амурские волны» и марш «Прощание славянки». С особой музыкальной необычностью звучал исполняемый духовым оркестром танец падекрас.   
         Музыка, лилась из медных труб оркестра и разносилась по всему вечернему Южно–Енисейску, оседая в Удерее и подхваченная его журчащей водой, уносилась, куда – то далеко, за пределы поселка. В музыкальных звуках, которые лились из медных труб духового оркестра, словно целебная вода из родникового источника, было что–то особенное, завораживающее. Звучавшие медные трубы создавали необыкновенную красоту музыкальных звуков, они мелодично и плавно разносились, оседая на вершинах гор и в логах между ними. И казалось, что звуки южноенисейского духового оркестра самые мелодичные, они входили в кровь и плоть и навсегда оставались в памяти яркими признаками незабываемой приисковой Родины.
         Летние вечера танцев на танцплощадке не возникали произвольно.  Южноенисейская молодежь уже в середине недели оповещалась о предстоящем вечере танцев. На арочных столбах вывешивалась красочно написанная афиша. Интересная деталь. У южноенисейских ребят было, какое – то неистребимое  увлечение всем тем, чем занимались в свободное от работы время. В театре – клубе «Красный Октябрь» южноенисейские ребята были основными участниками художественной самодеятельности, они же были и музыкантами духового оркестра и составляли сборную команду Южно – Енисейска по футболу. Словом, южноенисейской молодежи скучать не приходилось.
         Танцплощадка не была местом знакомства девчат и ребят. Они хоршо знали друг друга. Скорей всего, танцплощадка была местом их свиданий. Заканчивались танцы, и они удалялись в любимые, уединенные места Южно – Енисейска, наслаждаясь белой ночью, этим необыкновенным чудом природы, любуясь плывущей рано утром над вершинами хребтов бирюзовой, туманной синевой. Одни уходили на берег Удерея, чтобы послушать, запомнить и впитать в себя его журчание на перекатах. Другие следовали к склону горы Горелой, третьи, на тропу в Зеленый лог, а некоторые убегали и на скалы, чтобы ранним утром, с высоты птичьего полета, увидеть, как сначала клубится, а потом плывет густой туман через Удерейскую долину. И хотя скалы находились далековато, и чтобы там побывать, вернуться обратно, требовалось много времени. Однако девчата и ребят с этим не считались. Это их не пугало. Было главное, побывать в белые ночи на родных недосягаемых местх. Для южноенисейских девчат и ребят летняя танцплощадка служила тем местом, где они избирали его для создания своей молодой семьи. Девчата и ребята расходились по своим излюбленным местам, а их сопровождал рыдающий плач баяна.
         Заканчивался очередной учебный год в Южно – Енисейской школе. Наступило лето 1949 года. Окончание учебного года школа решила приурочить к проведению большого праздника, посвященного литературным чтениям поэзии Алесандра Сергеевича Пушкина. Праздник будет проходить в театре – клубе «Красный Октябрь». Весь май месяц ученики в классах читали стихи Пушкина. Учителя русского языка и литературы, внимательно прислушивались к чтению учениками стихотворений, подсказывая и поправляя их, как надо правильно произносить те или иные четверостишия. И вот наступил день 6 июня. Уже с утра большой зрительный зал театра–клуба был набит до отказа. Зал гудел, словно пчелиный улей. Собрались и дети младших классов, и старшеклассники. Стучали пионерские барабаны, слышалась детская многоголосица, все с нетерпением ждали начала праздника. В 11 часов на сцену вышел кто–то из молодежных вожаков, объявив об открытии пушкинского праздника. Много было разных выступлений: ученики читали стихи А. С. Пушкина, отрывки из его поэм. Но пожалуй, изюминой праздника было выступление Наташи Козачковой, оставшееся в памяти на всю жизнь. Наташа Козачкова – ученица старших классов Южно – Енисейской средней школы, отличница, красивая и привлекательная девушка, словно весенний побег березки. С высоким эмоциональным чувством она читала отрывок, из какой-то поэмы Пушкина, перемещаясь по сцене, то вскидывая руки вверх, то складывая их на груди. Наташа Козачкова давно, уже несколько лет, занималась в школьном литературном кружке. Прекрасно освоила технику чтения и делала это выразительно, красиво, изящно и талантливо. Когда она закончила свое выразительное чтение, зал на какую-то секунду замер, а потом словно опомнившись, рукоплескал ей, долго не умолкая.      
          Уже продолжительное время меня охватывало, какое – то непонятное мне ощущение, будто бы я живу в родном приисковом поселке последнее время. Это непонятное ощущение подталкивало меня к тому, чтобы я побывал во многих углах поселка и возможно простился с ними. Прошло уже много времени с тех пор, как мы с Володей навешивали уличные таблички на домах. И я подумал, а не пройтись ли по приисковому поселку, а заодно и посмотреть на выполненую нами работу со стороны.
         Стоял удивительно тихий, теплый день, какие бывают в Южно – Енисейске в летнюю пору. Все кругом дышало запахами наступившего лета. Яркое солнце било прямо в глаза, все вокруг виделось желтовато–сонным. Я вышел из дома и спустился вниз, к театру – клубу  «Красный Октябрь», оказавшись в центре прииска. Я медленно шел по улице Советской, мои шаги на деревянном тротуаре гулко отдавались в тишине, висевшей над приисковой улицей. Преодолев улицу до конца, почти до Гремучего ключа, я развернулся и обратно пошел по улице Октябрьской, разглядывая висевшие на домах свежие уличные таблички, которые еще совсем недавно мы с Володей баянистом их прибивали. Глядя на эти красочные таблички, мою душу охватывала какая – то необяснимая радость. И как тут было не радоваться и не вспомнить, как мы еще совсем недавно, весенними будними днями, ходили вдоль приисковых улиц, прибивая на домах таблички, вдоволь дышали воздухом родного Южно – Енисейска. Когда я шел по дощатому тротуару, мне казалось, что испытываю какое – то удивительное чувство, наполненное какой – то гармонией, в которой слились воедино горячее тепло ласкового солнца, неповторимые приисковые запахи пришедшего лета. Преодолевая знакомые улицы родного приискового поселка, я даже и думать не мог о том, что скоро придется с ним расстаться, покинуть его и навсегда.    
         Интуитивное ожидание чего – то неопределенного меня не подвело. Неожиданно, в силу сложившихся обстоятельств, в один из декабрьских дней я навсегда покинул свой любимый прииск Южно–Енисейский. В поисках своей  судьбы и, прежде всего связанных с получением образования, сначала оказался в городе Енисейске, а потом перебрался на жительство в город Красноярск. Живя в городе на Енисее, я часто встречал своих земляков – удерейцев, и всегда интересовался жизнью на прииске и теми, кто там еще проживает.    
         Зима того года в Красноярске была суровой. До середины декабря сыпали густые снега. В городе не было такого пяточка, где бы он не был засыпан снегом. После обильных снегопадов на город обрушилась жгучая стужа, державшая его в своем плену полтора месяца. Все дни, пока свирепствовала стужа, с неба сыпалась надоедливая липкая морозная изморозь. Казалось, что в природе кроме снежной лавины и морозной стужи больше нет ничего. Я сдал семестровые экзамены и покинул студенческие аудитории. У меня возник естественный полуторанедельный отпуск. После жгучих морозов начались снежные метели. И я решил, пока они будут бушевать, выехать на восточную окраину Красноярского края, в город Канск, где жила моя родная тетка Марина Фокеевна, родная старшая сестра моего покойного отца Василия Фокеевича, и ее дочь Таисия, моя двоюродная сестра. К ним в гости я и махнул на каникулы.
         Город Канск в судьбе моих родствеников занимал особое положение. Там, на севере Канском, начинаются корни нашего рода, через него прошли многие наши поколения. В первый день моего пребывания в Канске тетка Марина Фокеевна расказала много интересного о жизни наших родственников на севере Канском, в селах Макарово, Канарай и Кондратьево.
         С содроганием в душе пришлось выслушать трагическую историю о том, какая беда обрушилась на семью Марины Фокеевны. За отказ участвовать в коллективизации, ее муж Григорий Васильевич Макаров в 1932 году был арестван ОГПУ, осужден и депортирован в один из лагерей в Иркутской области. В 1938 году он был снова арестован, и как не признавший коллективизации, НКВД – расстрелян. Несколько десятилетий я испытывал эту жгучую боль. В 1998 году сделал запрос в Иркутское УФСБ и получил ответ о расстреле Григория Васильевича. Мурашки пробегали по телу, когда читал копии документов об аресте и расстреле Григория Васильевича, обычного, простого крестьянина. 
         Советский тоталитарный большевизм был жесток и коварен. Сначала он определял: если не участвуешь в коллективизации, значиит ты враг советской власти, значит, подлежишь физическому уничтожению. Так тоталитарный большевизм изобретал своих врагов, а потом физически их уничтожал миллионами. После рассказов тетки, мне стало не по себе. Мне сильно хотелось побродить по городу, представить, как по нему, когда – то ходили и наши родственники. В один из дней я подался бродить по занесенному снегом городу. Мне хотелось почувствовать дыхание города.
         Снежная дорога, укатанная и усеянная желтой соломой, привела  меня на городской рынок. При входе в него стояло много лошадей, запряженных в сани, набитые пахучим сеном. Торговые ряды рынка были оккупированы бойкими продавцами, торговавшими замороженным в кружочки молоком, мясом, картошкой. По всему рынку толкались покупатели, выторговывая у продавцов покупку подешвле.
         Прохаживаясь по рынку, забитому подводами, разбросанной соломой, продавцами, торгующими сельскими продуктами, я сделал вывод, что Канск на город не похож, а в значительной степени напоминает большое тороговое село.
         Я покинул рынок и вскоре вышел к большой церкви, называемой Спасским собором, который огибала железная развалившаяся ограда. Облезлый собор и разрушенная ограда подействовали на меня удручающе, и мне стало не по себе. Ведь когда – то, давным–давно, собор был в приглядном состоянии, его посещали и наши родственники. Кто знает, может быть, в давние времена, сюда, в Спасский собор на молебен, приезжали с Канского севера, из села Макарово, наши предки – прадед Сидор, дед Фокей и бабушка Татьяна, державшая за руку своего любимого сынка Васю, нашего покойного отца Василия Фокеевича. С горечью от увиденного, я покинул собор и Соборную площадь, и не спеша, пошел по главной улице Канска – Московской. 
         Преодолевая засыпанную снегом улицу, я остановился  напротив   старинного дома, когда–то, принадлежавшего известным купцам Гадаловым. Что ни говори, а между канским гадаловским домом и прииском Центральным,  бывшим Гадаловским, где еще совсем недавно я жил, было много общего. Наглядевшись на гадаловский дом, я продолжил идти дальше. И вдруг,  неожиданно, откуда ни возьмись, словно из–под земли, передо мной появился … баянист Володя Горохов. Встреча была такой неожиданной, что от радости мы чуть не упали в сугроб снега. Володя держал в руках сумку, а под мышкой – березовый веник. Он был так сильно обрадован нашей  встрече, что на радостях потащил меня с собой в баню, куда и шел. 
         Разомлев от банного жара, сидя на горячей деревянной лавке, мы  долго и тепло вспоминали о жизни в Южно–Енисейске. Володя рассказал, что  он вместе с женой Кларой переселились из Южно – Енисейска в Канск еще три года назад. А потом пришли к нему на квартиру, где я был удивлен увиденным. Вся квартира была заставлена старыми гармошками, гитарами и даже стояло разобранное пианино.
         Не трудно было догадаться, что Володя занимается ремонтом музыкальных инструментов. Обладая уникальным музыкальным слухом, он, несомненно, обладал и способностью тонкой настройки музыкальных инструментов. В этом тоже был своеобразный талант Володи. Мы долго прощались, ни как не могли разойтись, и никто из нас не мог знать, что это была наша последняя встреча. 
         Прошло несколько лет после того, как я побывал в городе Канске. Однажды в Красноярске я встретил знакомого из Южно – Енисейска, он сообщил мне, печальную весть. Недавно в Канске умер Володя Горохов. Знакомый, сообщавший о кончине Володи, не мог знать, кем он был для меня. Не мог он знать и то, что в это время творилось во мне. Услышав печальное сообщение о кончине Володи, во мне вмиг, что – то, оборвалось. Удар был внезапный и очень сильный. Меня пронзила жгучая боль. Я долго стоял в оцепенении, мучительно соображая, что Володи больше нет в живых. И вдруг, в этот тяжелейший момент, в моей голове отдаленно, как будто откуда – то оттуда, из глубины обширной южноенисейской территории, послышался рыдающий, печальный плач баяна и бархатный, чарующий напев Володи. Он пел свою любимую песню «Баренцево море», сопровождая, ее игрой на баяне. Эти незабываемые звуки баяна и пения эмоционально всплыли, словно реквием в память о Володе.   
         Я потерял то, что было дорогим в жизни моего детства. Ведь я любил его по–братски, как старшего, искренней мальчишеской любовью. За какую–то секунду в моей голове пронеслись воспоминания о далеких детских и юношеских годах жизни в Южно–Енисейске, на золотой речке Удерей, обо всем том, что было связано с памятью о Володе, о тех, кто составлял южноенисейскую троицу. Вскоре ушли из жизни и остальные участники южноенисейской троицы, покинув этот бренный мир, Гавриил Евгеньевия Владимиров и Алексасандр Семенович Ершенко. Южноенисейская троица из театра–клуба «Красный Октябрь», повстречавшаяся волею судьбы на моем жизненном пути, о которой я пишу в этом очерке, живет во мне всегда, неистребимо напоминая о моей любимой Родине – Удерейском Клондайке, о любимых моему сердцу, земляках – удерейцах.
 
       3. На развалинах «Красного Октября». Трагическое прощание с Родиной.
 
       Конец августа того года выдался тихим, теплым и солнечным. Уже несколько дней я находился на Удерейском Клондайке, в его центре, Южно – Енисейске. Побывал на кладбище и низко поклонился своим родным, нашедшим упокоение в удерейской земле. Посетил многие знакомые места, прошел по любимым приисковым тропам, побывал на Удерее и послушал его певучее журчание на перекатах. Повстречался с земляками – удерейцами, и они поведали мне о наступивших трудностях в их житье – бытье. Словом, наслушался родного удерейского говора, насладившись вдоволь родным воздухом. За те дни, пока находился в Южно – Енисейске, пришлось обойти многие места Удерейского Клондайка. Когда возвращался со скал, с этого чудного места природы, где на отвесных камнях многие поколения южноенисейцев оставили свои фамилии, то на пути, заметил, особенно вдоль подножия горы Зеленой, что тропа, некогда широкая и песчаная, заросла мелколесьем, свидетельствовуя о том, что территория Южно – Енисейска резко сокращается.   
         Окидывая взглядом глаз окружающую территорию, возникало  удручающее состояние. Везде одна картина, развалины, смотреть на которые было не в силах. Я медленно, шаг за шагом, преодолевал огромную территорию Южно–Енисейска, с южной окраины на северную, хотелось побывать в тех местах, где, когда–то были хорошо известные жилые и учрежденческие объекты, а теперь вместо них пустошь. Все воспринималось горестно и тяжело.
         Центр Удерейской золотодобывающей промышленности, Южно–Енисейский был в состояни агонии. Уничтожение Южно – Енисейска происходило не сразу, постепенно, перекидываясь с одного объекта на другой, но результат был один и тот же, стирание с лица земли. С одной стороны шло уничтожение центра Удерейского золотопромышленного района, Южно – Енисейска, с другой – резкое выпячивание взамен Южно – Енисейска нового центра Нижнего Приангарья в лице деревушки Мотыгино с сегментами колхозно–промышленной структуры.  Со дня разрушения Удерейского золотопомышленного района прошло много времени, и объективную оценку этому событию никто не давал. Об этом, всегда умалчивали, считая, что этого не происходило. И вот теперь надо беспристрастно это событие оценить и назвать его причину.
         В архивных документах, в периодической печати черным по белому записано, когда в 1918 – 1919 годах на удерейских приисках бесчинствовали оголтелые (иными словами, обезумевшие) совдеповцы и бандитствующие партизаны, занимаясь под видом национализации отъемом частной собственности и отстаиванием завоеваний советской власти, они сжигали на Удерее продовольственные склады, золотопромывальные фабрики–драги, целые приисковые поселки. История ничему не научила. Через полвека красный петух снова пополз по Южно–Енисейску. Уничтожение Удерейского золотопромышленого района и его центра, Южно – Енисейска, происходило не один день и не сразу, а продолжалось долго, и теперь можно с уверенностью говорить о трагических периодах этого события, к числу которых надо отнести такие: периоды безрассудного хрущевского валюнтаризма, горбачевской надуманной перестройки, ельцыновской ползучей криминальной приватизации. Эти процессы продолжались с 1956 по 1996 годы. За это время в Южно–Енисейске были уничтожены все районные учреждения и конторы, продовольственные магазины и склады. Все началось с пожара деревянного здания, в котором размещалась Южно – Енисейская неполная средняя школа, имевшая классные комнаты для обучения, теплый туалет, две комнаты интернатского типа, в которых проживали ученики с близлежащих приисков, два просторных класса и школьный клуб со сценой. Сгоревшая школа послужила предвестником всеохватного уничтожения инфраструктуры Южно–Енисейска, особенно тех ее сегментов, которые обеспечивали население продовольствием и охраной здоровья. Хорошо организованная торговля вмиг была заменена челночно–спекулятивной, что было большим ударом по жизненному состоянию южноенисейцев. Пустили красного петуха на столовую, амбулаторию, аптеку, родильный дом и районную больницу. Попутно уничтожили и южноенисейское  подсобное хозяйство, от которого получали дешевое и необходимое продовольствие. На его земельных участках не выращивают больше овощей, картофель, а вместо них растет густой сосняк. От некогда эффективного механического производства ровным счетом ничего не осталось, началось уничтожение и Удерейского дражного флота, который исторически считался самым большим и эффективным в России.
         Старшее поколение южноенисецев помнит, если ехать по Мотыгинскому тракту, и когда до Южно – Енисейска остается не более шести километров, то на пути речка Уронга, впадающая в Удерей. Там, среди перепаханной поймы речки, на опушке небрежно вырубленного леса, стоит заброшенная драга, словно смертельно раненый, оскалившийся зверь, разъеденная ржавчиной, с признаками электрической подводки. По бокам отвал горной породы из гальки и щебня. Тут же рядом, валяются металлические пластины. Из ржавго корпуса разрушенной драги выглядывают в виде бойниц квадратные, прямолинейные иллюминаторы, которые зеркально отражаются в светлой воде речки. Так завершила свою золотопромывальную миссию одна из драг Удерейского дражного флота, счет которой шел от 1904 года, когда ее пустил в плавание первый владелец, известный красноярский общественный и трогово – промышленный деятель Николай Николаевич Гадалдов. Разрушенная, заржавелая современная драга, главный свидетель смертельной агонии Удерейского золотопромышленного района и его центра – прииска Южно–Енисейска. 
         Мотыгинские районные власти спешили как можно скорее ликвидировать в Южно – Енисейске врачебную и милицейскую службу, оставляя приискателей один на один с самим собой и тревожным временем. Это был изощренный прием разрушения всей удерейской округи и избавления от людей, живущих в ней. Все это безрассудство сначала партийно–советское чиновничество, а потом и чиновничество нового типа объясняли обычным обманом, прибегая ко лжи, что, мол, в удерейской горной породе ииссякло золото. Российское государство расписалось в беспомощности и отказалось финансировать бывший Удерейский золотопромышленный район. Не способно оно оказалось, и перестроить в нем социально–экономические основы, как это было сделано, например, на севере Канадского Клондайка. Оправдания разрушению Удерейского золотодобывающего района и его центра Южно – Енисейска быть не может. Есть исторический канадский опыт, заслуживающий внимания, там тоже произошло истощение золота в горной породе, но дальновидные канадцы смогли перестроиться и использовать другие природные ресурсы Канады и люди на бывших золотых приисках остались жить навсегда.
         Уничтожение поселка Южно – Енисейска, как административно – территориального центра Удерейского золототопромышленого района и имеющейся на нем прозводственно – технической, социально – бытовой и культурной инфраструктуры по времени совпало, когда там вовсю стирали с лица земли, еще имеющиеся какие – то учреждения. Уничтожались и участки, еще имеющие в горной породе золото. Об этом говорят многие неопровержимые факты. Особенно поусердствовал в этом государственный трест «Енисейзолото». Используя сложившуюся неопределенную ситуацию и видя безразличие государственного отношения административно – территориальной власти в лице Мотыгинской районного оргагана «Енисейзолото» в срочном порядке отдает участки, прилегающие к Южно – Енисейску блуждающим старателям, рвачам, желающим быстро сорвать куш при промывке золотого песка. В эти годы бригады старателей, вооруженные гидравликой, уничтожили золотоносные участки в Нозолинском ключе, на речке Пескиной и стали подбираться к Калифорнийской террасе. Усилиями блуждающих старателей при полной бесконтрольности треста «Енисейзолото» были уничтожены не только водные источники Нозолинского ключа и речки Пескиной, но нанесен этой местности большой экологический ущерб.
         Удерейская золотоносная система всегда располагала резервом золота. Взять, к примеру, прииск Центральный, поселок Южно – Енисейский. Динамика добычи золота на нем за 125 лет была такова. В 1870 году было добыто золота 185 кг, в 1909 – 135 кг, в 19094 – 600 кг. Драгеры старшего поколения рассказывали, что даже в трудные военные и первые послевоенные годы, в иные золотопромывальные сезоны Южноенисейская драга намывала по 1500 кг. Если в течение долгого времени поддерживалось такое количество добываемого золота на одном прииске, то можно считать это хорошим результатом. Однако таким анализом никто не хотел заниматься, особенно, когда появилась новая власть в лице Мотыгинского районного адиминистративно – территориального органа. Всех интересовал вопрос перемещения районной власти из золотопромышленного центра в слабенькую приангарскую деревушку.   
         Даже в годину тяжких испытаний, Удерейская золотоносная система была в руках талантливых, умных и ответственных людей. А на этот раз таких людей, кто бы взялся за это благое дело и спас золотоносную систему от развала, рядом не оказалось. А ведь Удерейская горная порода по–прежнему богата царем металлов. По геологическим данным, оказалось, что в ней содержатся колоссальные золотые ресурсы, порядка 900 –1000 тонн драгоценного металла. Но у приискателей уже отобрали веру на будущее.           Чудовищным периодом для удерейского золотодобывающего района были 1950 –1960–е годы. Стремление Мотыгинских партийных властей и властей золотопромышленного отдела Красноярского крайкома КПСС, треста “Енисейзолото” сошлись. Можно ничего не делать. Все пустить на самотек, который приведет к полному разрушению. Чтобы приступить к добыче золота на уже известных по геологическим данным участках, надо было перевести дражную добычу россыпного золота на технологию добычи рудного золота. Но для такой технологии обогащения рудного золота надо иметь горнообогатительное предприятие–ГОК, т. е. большой обогатительный комбинат, какой соорудили в Северо–Енисейске. Сейчас о постройке такого золотопромышленного предприятия речь не идет. Все боятся. Никто сказать не может, чем обернется пуск Богучанской ГЭС, когда начнется затопление территории Нижнего Прианоарья.
         После того, как Удрейский золотопромышленный район с центром, Южно – Енисейском и его инфраструктурой, дражной, механической, продовольственной и социально–бытовой был окончательно разрушен, а оставшиеся еще в живых прииски были трестом “Енисейзолото” приватизированы и акционированы, проснулись и Красноярская краевая администрация и геолком. И в оправдание криминальной приватизации поспешили объявить о совокупном наличии рудного золота в таких жилах, близких к Южно – Енисейску, как Хилковская, Васильевская и Бабгора в объеме 100 тонн 816 килограммов и о начале их продажи с аукционов. И хотя это всего лишь геологический прогноз, тем не менее добывать этого золота хватило бы на долгие годы. Такие акции в виде объявления без согласования не обходятся. Это так называемое соглашение между Красноярской краевой администрацией, трестом “Енисейзолото” и красноярским филиалом “Мост–банка”. Эта разрушительная акция осуществлялась под непосредственным, заинтересованным приглядом бывшего губернатора Красноярского края В. Зубова и бывшего вице – премьера правительства РФ А. Шохина.    
         Чтобы обмануть людей необходимостью проведения приватизации, акционирования предприятий и приисков, продажи золоторудных жил на аукционах, политики придумали новую экономику так называемого переходного периода. Большая армия чиновников, вооружившись иллюзорными, абсурдными представлениями о рыночной экономике переходного периода, построенной на культе западных ценностей, ринулась на огромные Удерейские золотоносные просторы, расчленяя их на части. Стирание с лица земли Южно – Енисейска обернулось резким падением численности его населения. За последние годы население сократилось почти в 5 – 5, 8 раза. Современная региональная, бездарная социально–экономическая политика, основу которой составляет не созидание, а разорение, ударила, прежде всего, по молодому поколению, по его образовательному уровню. Пример для сравнения. В 1948 – 1951 годах Южно–Енисейскую среднюю школу окончили 18 –19 учеников, в 2013 году – 6.    
         Чтобы осилить имеющиеся золотые ресурсы в горной породе, требуется социально – экономический и технологический прорыв в Мотыгинском районе, на территории которого находится это золото. Но осуществить указанные прорывы Мотыгинский район в силу своей социально – экономической отсталости и отсутствия современной профессиональной власти не способен. Да и само понятие Мотыгинский район, которое было придумано партийной номенклатурой на базе бывшей колхозной деревни, страдает отсутствием людского доверия. Создание на базе отсталой колхозной деревни некоего районного колхозно–промышленного центра Нижнего Приангарья ничего путного не дало. Справедливости ради этому географическому месту надо вернуть его изначальное историческое название, Южно–Енисейский горный округ. Чудес в природе не бывает. Абсурдным было то, что путем партийного насилия на базе отсталой деревушки, не обладавшей ни природными сырьевыми, ни сельскохозяйственными ресурсами, создавался некий колхозно–промышленный центр Нижнего Приангарья под ухищренным, завуалированным названием Северо–Ангарский рудник, который не обладал административно–территориальным правом в решении социально–экономичесих задач северо–ангарских территорий. Это мнимое создание не увенчалось успехом, скорее, развалом.
         Мотыгино никогда не была экономически сильной ангарской деревней. Наоборот, всегда влачила жалкое существование. У нее никогда не было экономического задела на будущее. Возникнув в 1830–х годах не месте мотыгинского зимовья, его крестьяне жили теми случайными заработками, которые перепадали им от щедрости Удерейских золотых приисков. За что в итоге, Мотыгино отплатило Удерейским приискам, самым худшим, уничтожила их существование.
         Летом 1837 года открыли Удерейское золото. И сразу начали создавать прииски для его добычи. На берегу Ангары, по картографическим данным, появилось мотыгинское зимовье, вскоре переросшее в маленькую деревущку, в которой в период застройки насчитывалось всего 25 дворов. От зимовья до центрального Удерея, где сейчас находится Южно – Енисейский, была проложена колесная дорога, длиною в 80 верст, по которой на Удерейские прииски забрасывалось большое число рабочих, в иные летние сезоны до 10 тысяч человек, много старательского инвентаря, продовольствия, фуража.   
         Застройка вокруг мотыгинского зимовья происходила медленно, “лениво”. За почти столетний период, с начала 1830 – х годов, по 1911 год, число дворов увеличилось всего с 25 до 64, в которых проживали 382 человека. Другие деревни Нижнего Приангарья развивались тоже очень медленно. Например, в селе Рыбное, в 1911 году было чуть больше дворов, 71, с числом жителей 404 человека. Таким образом, и деревня Мотыгино, и все Нижнее Приангарье долго оставалась отсталой ангарской провинцией, со слабым социально – экономическим фундаментом. Крестьяне как деревни Мотыгино, так и Нижнего Приангарья, не стремились к созданию основ сельского хозяйства, не имели посевной пашни, не занималась посевами хлеба, а существовала за счет браконьерства в рыбной ловле.
         И если бы деревню Мотыгино не выручали соседние Удерейские золотые прииски, то ее существование было бы очень тяжелым. В летний период из Красноярска по Енисею и Ангаре в Мотыгино приплавлялось более 40 барок (барка, плоскодонное длинное и широкое речное судно) с грузом хлеба, общим весом до 200 000 пудов (примерно около 3280 тонн).
         Эта огромная масса грузов переправлялась на Удерейские золотые прииски. Мотыгинские и даже богучанские крестьяне нанимались на разгрузку грузов в качестве наемных рабочих, зарабатывая на кусок хлеба. Вследствие слабого социально – экономического положения притока людей в деревню Мотыгино не было несколько десятилетий. Мотыгинское агрессивное партийное руководство при подстрекательстве краевой партийной власти, больше заботилось о собственном имидже, нежели о людях, проживающих на южноенисейских приисках.
В середине 1950 –начале 1960 годов мотыгинское партийное начальство заведомо пошло недопустимым путем, превращая деревню Мотыгино в колхозно–промышленный центр Нижнего Приангарья. Повествуя об уничтожении Удерейского золотопромышленного района, его центра Южно – Енгисейска, жизненно важных коммуникаций, надо сказать и о том, как происходило формирование нового Мотыгинского района. Оказалось, разрушать легче, нежели создавать.
         В основу структуры создаваемого колхозно–промышленного центра Нижнего Приангарья, вернее Северо – Ангарского рудника, было положено: во – первых, еле теплившееся хозйство мелких ангарских деревушек, таких, как Пашино, Бельская, Зайцева, Кулакова, Татарка, село Рыбное, совхоз Решающий. Во – вторых, начавшееся по инициативе мотыгинских партийных властей выселение работоспособного населения при свертывании Южно – Енисейского дражного золотопромышленного производства. В – третьих, открытие новых леспромхозов и укрупнение уже имеющихся. В – четвертых, выпячивание взамен развала Удерейского золотопромышленного производства Раздолинского сурьмяно–добывающего.             
         Как вновь создаваемый районный центр – деревня Мотыгино, так и весь район, разбросанный по Нижнему Приангарью, были маломощными, а власть профессионально слабая. Формирование, например административно–территориальной власти на местах, происходило очень долго, почти двадцать пять лет, и за это время было образовано всего 7 сельсоветов.
         Чтобы наполнить формирующийся Мотыгинский район рабочей силой и служащими, в срочном порядке происходило вселенское переселение людей в деревню Мотыгино с приисков Кировский, Петропавловский, Южно – Енисейский, Партизанский. В итоге в деревню Мотыгино было переселено несколько тысяч человек, для которых не были созданы элементарные жилищные условия, рабочие места и люди, благодаря неоправданным  действиям партийных властей, долгие годы мыкались, испытывая сильную нужду. В эти годы Мотыгинский район по обеспеченности жильем занимал одно из последних мест в Красноярском крае. Само переселение людей с приисковых обжитых поселков в деревню Мотыгино не имело какого – то социально – экономического эффекта, и сегодня это переселение можно назвать безумием Мотыгинских партийных руководителей. Просто надо было показать краевым и федеральным властям, что создание Мотыгинского сельского района взамен Удерейского золотопромышленного имеет далеко идущие стратегические планы.
         Что же в итоге получилось? Простые приискатели, прежде жившие в условиях стабильности, были растеряны и перепуганы. Все пришло в неописуемое движение, ход истории разворачивался на глазах. В поворотные моменты истории всегда появляются всевозможные самозванцы и мошенники. Так произошло при сломе устоявшейся жизни и в Удерейском золотопромышленном районе. Расчет поднять сельское хозяйство в Мотыгинском районе путем использования ангарских островов, которых там большое множество, провалился.
         Почему так получилось? А дело в том, что никто и никогда не учитывал природные условия особенностей ангарских островов. Зима на Ангаре очень снежная и затяжная, а весна – многоводная. Необходимые органические вещества, выпадающие со снегом, весной, в период половодья, вымываются, и земля страдает эрозией. Весеннее половодье на ангарских островах, расположенных между деревней Мотыгино и селом Рыбное, разливаясь более, чем на 10 километров, держится очень долго.
         Кто бывал на ангарских островах, напротив села Рыбное, например, тот знает, что даже в конце июня, начале июля, когда начинается обработка картофельных полей, то всюду, особенно, в низинах, между колками, все еще держится весенняя вода. Это, как известно природные явления, так называемые уремы, места, заливаемые талою водой. И рассчитывать на богатый урожай на этих землях не приходилось. Словом, использование земель ангарских островов не дало ожидаемого сельскохозяйственного и экономического эффекта. Проектанты надеялись, что отрезок Ангары от ее устьев, от Енисея, до деревни Мотыгино станет речной артерией и глухое Нижнее Приангарье расцветет радужным цветом и превратится в эффективное колхозно–промышленное образование. Было открыто неоправданное число леспромхозов, ангарскую сосну нещадно вырубали, но природу не обманешь, рано или поздно она за все провалы отомстит. Экологическая ниша оказалась нарушенной, река обмелела. Надежды партийной номенклатуры на создание в Мотыгино колхозно–промышленного центра Нижнего Приангарья и речного судоходства по Ангаре от ее устьев до мотыгинского причала тоже с треском провалились.
         Все дни, пока я находился на Удерейском Клондайке, в приисковом поселке Южно–Енисейске, побывал во многих местах. Побывал на кладбище и низко поклонился своим родным, нашедшим упокоение в удерейской земле. И везде была разруха, картина которой не укладывалась в голове. Я уже обошел весь поселок Южно – Енисейский, однако все еще воздерживался побывать на месте, где, когда–то стоял театр–клуб «Красный Октябрь». Но надо было побывать и там.
         Середина дня. Над Южно – Енисейском висит синеватое, безоблачное небо. Солнце ласково светит, разбрасывая свои жаркие лучи по всей округе, позеленевшей от летнего тепла. Приисковый поселок окунулся в мертвую тишину, не ощущается даже дуновение воздуха. Я вышел из дома, в котором нашел приют на дни приезда в Южно – Енисейский. Преодолел что – то, похожее на бывшие уличные обозначения, которые подтверждали, что здесь проходили главные улицы Южно – Енисейска, Советская и Октябрьская. Подошел к тому месту, где, когда – то была большая земляная насыпь, а на ней возвышалось огромное деревянное сооружение театра – клуба «Красный Октябрь». А теперь его нет в природе. Его смерть наступила в результате начавшейся ползучей политической и социально – экономической разрухи в СССР, он стерт с лица земли, на его месте теперь пустырь. Исключение из бюджета Мотыгинского района и треста «Енисейзолото» выделяемых денег на содержание театра – клуба «Красный Октябрь», не было, какой–то случайностью, оплошностью или недоразумением. Оно было умышленно  запланированным.
         Не может быть оправдания тем, кто умышленно ликвидировал Удерейский золотодобывающий район, а вместе с ним и приисковый центр. Люди, державшие власть в своих руках, умышленно разрушили огромный пласт культуры южноенисейских приискателей, добиваясь этим самым сокращения числа приисковых жителей и свертывания приискового производства. Это и требовалось для ликвидации Удерейского  золотодобывающего района. Южно – Енисейский театр – клуб, был создан огромными усилиями многих поколений приискателей.
         Горестно было смотреть, а тем более сознавать, что удерейского очага культуры больше нет не только в Южно–Енисейске, но и в природе. Ведь благодаря этому очагу культуры, многие поколения южноенисейцев–удерейцев получили путевку в жизнь. Внутри меня, что–то, заколыхалось, перехватило дыхание. Я не считаю себя «слабоком», в жизни приходилось сталкиваться с  большими трудностями. По щеке текла горячая слеза.         
         Я низко склонил голову и долго стоял, пока нутро организма не успокоилось. И вдруг при душевном расстройстве, в голове послышалось, что – то хорошо знакомое. Отдаленно, но четко слышалось, как будто духовой оркестр театра – клуба «Красный октябрь», исполняет известный марш «Прощание славянки». Мелодия марша – символ памяти. Золотоносный Удерей, южноенисейцы хорошо помнили, как духовой оркестр исполнял этот проникновенный марш, когда в первый день 1941 года приискатели уходили на смертный бой с врагом, когда 9 мая 1945 года отмечалась долгожданная, выстраданная Победа над поверженным врагом. Сейчас этот русский музыкальный шедевр был не просто всплеском музыкальных звуков, он говорил об ярких воспоминаниях, об утраченном незабываемом прошлом, подтверждал лишний раз, что все увиденное, услышанное и прочувствованное и вошедшее в плоть и кровь, так просто из сознания человека не выходит, оно в нем остается навсегда и напоминает. Я взглянул последний раз на пустырь, где, когда – то стоял театр – клуб «Красный Октябрь». Мне казалось, что из глубины пустыря слышались не только музыкальные звуки марша «Прощание славянки», но и какие – то звуки незабываемого прошлого. Удрученный увиденным пустырем, я покинул его навсегда. Терзать свою душу было больше не в силах. Я медленно покидал развалины «Красного Октября». Это было трагическое прощание с любимой Родиной, с Удерейским Клондайком, со всеми теми, кто прикасался в своей жизни к этому месту, которое теперь можно считать святым. Прощание с Родиной, когда она в развалинах, в которую ты всегда верил и горячо ее любил, которая давала тебе силы, это–невыносимая боль, она не затихает сразу, долго держится, и ты испытываешь ее жгучее действие. Эта боль толкает тебя воспоминаниям, к всплеску памяти о прошлом, к анализу и сравнению прошлого с настоящим.
         Боль словно говорящее существо, постоянно задает тебе вопрос, когда и почему она возникла и когда ей наступит конец. И как выражался по такому случаю великий русский, сибирский писатель Виктор Астафьев, нет ответа на этот вопрос…      
         Уничтожены золотоприисковый поселок Южно – Енисейский и его стержень, золотодобывающее производство, утратили свое социальное значение, когда–то имевшиеся в нем учреждения, доживает последние дни и образовательный центр, Южно – Енисейская средняя школа, в которой когда – то учились школьники со всего Удерейского района. Осматриваясь вокруг, можно было заметить, что уже ничто не напоминает о былой жизни на некогда знаменитом Южно – Енисейске, подарившем государству тонны валютного, драгоценного металла.
         Государство навсегда осталось в долгу перед многими поколениями удерейцев. И только лишь одна матушка природа вопреки государственному забвению, сохранила свои основные признаки центра Удерейского Клондайка. Это правобережный Удерейский хребет, соединяющий красавицей седловиной два форпоста, горы Горелую и Зеленую. Сохранилась и сердцевина Удерейского Клондайка, его долина и протекающий по ней золотоносный батюшка Удерей.
         Я низко кланяюсь тебе, золотоприисковый Южно – Енисейский, служивший долгие десятилетия экономической опорой государства, вам, дорогие южноенисейцы, доживющие свой тяжелый век на берегах золотоносного кормильца Удерея. Да простит меня Бог за то, что я в своей жизни не смог ничего сделать, чтобы сохранить жизнь Удерейскому Клондайку и его золотоприисковому центру, Южно – Енисейску. Я не был представителем какой – либо власти, и был лишен возможности влиять на нее.
         
         Послесловие.

         Я заканчивал описние событий полувековой давности, над которым работал несколько лет, и мне вспомнился рассказ русского писателя Сергея Воронина «История одной поездки», опубликованный в его книге «Деревянные пятачки», где он с сильным проникновением пишет о большом значении прошлого в жизни человека, о котором никогда не надо забывать. А напоминает о далеком, чудесном прошлом всегда память.
         Нет для человека более трудного испытания, чем стоять на могиле своих родителей и на развалинах своей любимой Родины. Но так устроена человеческая жизнь. Хотя гибели, Родины, например, можно избежать, если у нее есть сильное и заботливое государство, для которого люди, главный приоритет.
Возникает всего одии вопрос, на который следует ответить. Почему погибла моя любимая Родина? Ответ тоже будет один. Генезисом этого была слабость государственной внутренней политики, основу которой долгие годы олицетворял тоталитаризм, от которого Россия до сих пор не может избавиться.

              Россия–Сибирь–Красноярск–Новосибирск, май 2015 г.