Выборы

Владимир Аркадьевич Журавлёв
 

          Да, шоколадка – это вкуснотища. Это тебе не морковка или подмороженные ранетки. Вот бы она тоже росла в огороде или ее пекли, как хлеб, по воскресеньям, чтобы всем на всю неделю хватало. Но она продается в магазине и стоит самая маленькая столько же, сколько самый большой пакет с макаронами. Вовка был бы согласен макароны не есть вовсе, а взамен чтобы давали шоколад. Но мама каждый раз покупала или макароны, или крупу, или еще чего, что, по ее мнению, было гораздо нужнее и важнее, чем шоколад. Изредка она, конечно, и его покупала, но чаще конфеты, и из тех, что без оберток. Шоколадку Вовке всегда давали в день рождения и в праздники. А так как ему было уже четыре года, то он знал, что праздники бывают редко, а день рождения вообще один раз в год. Сегодня, по Вовкиному разумению, не было ни того ни другого – сегодня были выборы, про которые уже неделю говорили по вечерам родители и на которые они его еще накануне обещали взять с собой.
         Что такое выборы, Вовка не знал, да и сейчас, после того, как все объяснили, почти ничего не понял. Но на вы¬боры родители сами с утра оделись по-праздничному и ему велели одеться так же. А самое главное, отец сказал, что когда придут на эти самые выборы, то купит ему в буфете шоколадку. Вовка с сомнением подумал про стоящий у них в углу большой старый буфет, и про то, как в нем можно чего-нибудь купить, но вопросов задавать не стал, решив, что выборы – это здорово.
         Оказалось, выборы – это тот же самый клуб, только вместо кино в нем продавались яблоки, толстая-претолстая колбаса, городской хлеб, газировка и что-то еще во всяких обертках. За всем этим в очереди стояли нарядно одетые женщины, несколько бабушек и даже девчонки. А в другом углу выборов толпились, громко разговаривая и весело смеясь, все мужики, каких Вовка знал в своей деревне. Даже молодые парни, недавно пришедшие из армии, и те стояли там же, чуть в сторонке, приглушенно смеясь. В руках у всех были литровые или пол-литровые стеклянные банки, в которые такая же, как все, веселая тетка в белом, порванном на боку халате наливала из крана, торчащего из огромной деревянной бочки, что-то, судя по всему, очень вкусное. Иначе с чего бы все мужики радовались, когда этот похожий на газировку напиток оказывался у них в банке. На вопрос, что это там наливают, мама, усмехнувшись, ответила:
         – Райпо в честь выборов решило мужиков «Жигулевским» побаловать.
         Кто такой Райпо, Вовка переспрашивать не стал, посчитав, что дядька он наверняка хороший, раз разрешил всем мужикам баловаться с каким-то «Жигулевским». Тем более что кто такой этот «жигулевский», Вовка тоже не знал. А вот попробовать, что там, в банках, ему очень захотелось. Наверняка еще лучше, чем лимонад. Вон как мужики пьют, у некоторых даже усы в пене. Он не мог себе представить, какой же это должен быть вкусный напиток, чтобы аж вкус¬нее шипучего лимонада, потому что на очередь, где продают лимонад, ни один из мужиков даже не глянул.
         Вроде бы от нечего делать он протолкнулся к стоящему недалеко от бочки отцу и прижался к нему с той стороны, где в руке не было банки.
           – Что, сынок? Мамка яблок купила? А газировки попил? Ну вот и хорошо. На, держи свою шоколадку и иди, нечего тебе здесь всякое слушать.
         А чего слушать? Он и так уже услышал. Дядя Ваня сказал, что «в эти выбора завезли почему-то всего одну бочку и ее даже до обеда не хватит». Понятно, мужикам самим мало, потому и отец, который всегда последним с ним делился, сейчас пожадничал и не то что попить, даже глотнуть этой вкусноты из банки не дал.
         Шоколадка слегка подсластила горечь обиды, но в иное время и он бы радовался ей больше, и она была бы вкуснее. Отломав дольку, Вовка оставшееся лакомство завернул в шуршащую золотинку, положил в карман и осмотрелся, не зная, чем заняться дальше. Мать, отстояв очередь и купив полную сетку разной снеди, стояла неподалеку, разговаривая с женщинами. В противоположной от Вовки стороне, возле больших парней, толкались Вовкины друзья – Витька с Сережкой. Заметив, что он на них смотрит, они замахали ему, подзывая к себе.
          – Хочешь «Жигулевского»? заговорщицки прошептал Витька, как только Вовка подошел к ним.
          – Чего? – почему-то тоже шепотом переспросил Вовка.
          – Ну, пива, которое мужики пьют. Сашка Захар за то, что я вечером Надьку на улицу позову, обещал дать. Щас он на улицу выйдет и нас за углом подождет.
          – Аха, хочу, а чего тайком-то?
          – Ты че, маленький? Не понимаешь? Нам же нельзя, только мужикам пиво можно, Нам же нельзя, только мужикам пиво можно, – и совсем уже тихо добавил: – Если дядя Игорь узнает, то Сашку в милицию заберут.
            У Вовки враз пересохло во рту, а ладошки вспотели. Вот почему отец не дал ему попить из банки, его бы за это в милицию забрали. Вовка снова осмотрелся, уже совершенно иначе рассматривая происходящее. А вокруг, собственно, ничего такого и не происходило: мать что-то оживленно объясняла рядом стоящим женщинам, отец, улыбаясь, разговаривал с теткой в белом халате, которая как раз наливала ему в банку новую порцию, очередь стояла, мужики шумели, в посудины и из посудин лилось вкусное пиво. Дяди Игоря-милиционера не было. Он совсем недавно сел на свой желтый мотоцикл и уехал.
        «Не-е-е, надо этого «Жигулевского» попробовать, когда еще такую вкуснотищу снова привезут. Да и не дадут, может, больше никогда, раз нельзя».
         Потихоньку, как бы прогуливаясь, все трое потянулись к выходу. Но терпения и таинственности им хватило шага на три-четыре, не больше. За угол клуба они уже забегали, обгоняя друг друга. Сашка, нахмурившись, стоял с литровой банкой в руке. На донышке банки золотилась небольшая, с палец высотой, полоска. Цыкнув: «Потише вы, – он неожиданно протянул банку Вовке, – пей, только по-быстрому». Оробев, Вовка неуверенно обхватил банку двумя руками и стал медленно наклонять ее в рот.
         Такого разочарования как это, он еще никогда не испытывал. Пиво оказалось еще противнее, чем кипяченое молоко. Напиток с кисло-горьким вкусом, похожим на отвар, который давала ему бабушка, когда у него заболел живот, имел к тому же еще и невкусный запах. С трудом сдержавшись, чтобы не выплюнуть попавшую в рот жидкость, Вовка сглотнул и молча протянул банку обратно. Смотревшие на него во все глаза Сережка с Витькой, вероятно, испытали то же самое. Во всяком случае, когда Витька, отпробовав последним, возвратил банку Сашке, пива на ее дне осталось столько же, сколько было в самом начале. Санька усмехнулся, смахнул в рот одним глотком все, что было в банке, и, уже на ходу напомнив: «позвать вечером не забудь», скрылся за углом.
         Вовка глянул на своих друзей, нахохлившихся так, словно у них что-то украли или, наоборот, — им что-то пообещали, да дать позабыли, и, сунув руки в карманы, пошел следом за Сашкой. Сделав пару шагов, вдруг резко обернулся и, сияя счастливой улыбкой, закричал:
         – Ребя, а шоколадку хотите!?
         Да, шоколадка — это вкуснотища. Не то что какое-то там «Жигулевское», — убедился в очередной раз в своей правоте Вовка и, сунув в рот остатки своей доли, совершенно счастливый, побежал вместе с друзьями в клуб — на выборы.