Опубликовано в журнале "Волга" №5-6 за 2015 год
Идет беда
Книга Романа Сенчина «Зона затопления» сродни слоновьей дозе депрессанта. Да-да, именно депрессанта, без привычной уху приставки «анти». Уже с первых страниц романа понимаешь – никакого американского хэппиэнда здесь не будет, это Россия, ситуация, в которой оказались герои – безвыходна, нужно смириться и жить дальше. Жить с тем, что предлагают. Впрочем, у каждого из появившихся на страницах произведения персонажей существуют и другие возможности. Например, не соглашаться и бороться. Таких людей в романе немного. Один, два, три... Единицы. Хотя и они в итоге готовы покориться. Потерянные нервы, здоровье. Сломанные ребра, челюсть. И все равно итог один. Тот же, что и у всех смирившихся без борьбы – система ломает. Правда, существует еще один вариант. Умереть! Страшно звучит. Смерть как протест. Мы – против! Не хотим жить такой жизнью. На кладбище не придет участковый, не скажет, что это вы тут собираетесь, а? Не посмотрит строго – Сибирь отделить планируете? Сепаратисты! Кто-кто? Сепаратисты! Раскольники! Такие люди в романе тоже есть. Те, кто не захотел жить. Или не смог. Умерли, потому что устали бороться. Впрочем, как оказалось, и после смерти им нет покоя.
Формально «Зона затопления» – роман о том, как в 1974 году на реке Ангара власть решила построить Богучанскую ГЭС. Начали бурно, вложили какие-то миллиарды (или миллионы еще в старых деньгах – да не суть) и остановились. То ли закончились финансы, то ли энтузиазм комсомольских порывов, то ли просто одряхлела власть. Этому за семьдесят, этому под восемьдесят, еле-еле машут с Мавзолея дряблой рукой. А может, и всё вместе сыграло свою роль. Стройка остановилась. На тридцать лет, считай. Заморозили, законсервировали. А потом пришли молодые, резкие, умеющие считать деньги, лучше, чем жизни, лучше, чем беды людские, разрушенные семьи, покалеченные судьбы. Пришли те, которым в стране принадлежит все. И решили достроить Богучанскую ГЭС. И достроили. А пока строили – несли горе, рушили мир, построенный не ими, топили деревни, переселяли тысячи человек из затопляемых сел в города, сжигали дома непокорных, уничтожали жизни и судьбы. Кто не хотел уезжать – заставляли. Кого не могли заставить – заставляли все равно, просто иными, далеко не законными способами. Думали затопить просто часть суши. И заработать денег. Много денег. И еще украсть. Тоже много. А затопили страну.
«Зона затопления» – книга о том, как умирает Россия. Вижу-вижу, как много тех, кто не согласится с этой фразой. Редактор толстого литературного журнала покачает головой (ну как мы такое можем опубликовать) и красным маркером вычеркнет слова из теста. Да нет, я о другой России. Не о той, где человек винтик, да что винтик, соринка в глазу развивающейся цивилизации, пылинка, засасываемая в огромный пылесос прогресса. Эта Россия не умирает. Живет. Развивается. Я о настоящей России. Стране, где думают о людях, и только потом о деньгах, где любят природу, чтят традиции, верят в Бога, в конце концов. Зачем нам эта страна, словно говорит невидимый в романе герой. Впрочем, это не так. Он видим. Проходит золотой нитью. Имя у этого героя – власть. Он, будто прибрежный маяк, мерцает сквозь все страницы книги, проявляясь порой и обретая плоть. Плоть всегда разная. Имена тоже. Суть одна. Кто-то узнаваем. Кто-то формально безлик. Мелких сажают. Воруют. Воруют. Тут миллион. Тут миллиард. Это только о тех, которых мы знаем. А сколько еще денег осело в карманах неизвестных. О самых главных молчим. Даже страшно.
«Зона затопления» – роман о стране, в которой в эту самую зону затопления входит всё. Вся Россия. Вся ее огромная территория, все леса, пастбища, поля, города, деревни. Люди. Жизни. Души. Даже могилы предков. Могилы – это память. Нет могил – нет памяти. Люди с памятью создают для государства проблемы. Они не нужны стране. В идеале таких людей вообще не должно быть. Тогда для государства все становится хорошо. Манкуртами управлять легче. Такое общество мечтает построить каждый руководитель. Но это сюрреализм. Мы-то живем в реализме. Пока живем. Впрочем, народ борется. Борется, как может. Не хочет так жить. Хотя не все конечно. Многие довольны.
Сенчин не боится сравнивать авторов проекта Богучанской ГЭС с фашистами. Не про войну же речь. И все же. Звучит страшно. Но как уж есть. «Она (журналистка Ольга, пишущая о затоплении) вспомнила эту улицу позапрошлым летом… Смотрела в школьные годы фильм «Иди и смотри», о том, как фашисты жгут деревню. Не просто смотрела, а их, пионеров, водили на сеансы несколько раз для того, чтобы они потом просили зрителей подписать требование “Это не должно повториться!”». И вот, оказалось, два десятка с лишним лет спустя увидела нечто подобное в реальности. «Огонь, плач, крики, метание людей, лошадей, кур. Мужики с канистрами…» Не раз и не два вспыхивает это сравнение в романе. Вот уже в обреченную, но еще живую деревню приплывают писатели. Среди них читается и Валентин Распутин. Это его «Прощание с Матерой» открыло тему уничтожения сибирского села много лет назад. «Оккупация! – плачуще выкрикнул третий гость с седой острой бородкой. – Пришел враг! Будто при оккупационном режиме…» Ну какие же здесь оккупанты, хочется возразить писателю. Все свои. Это же решение российского правительства. Да и опять же – все делается для человека и во имя его. Впрочем, кто в это верит. Сенчин снова про селян, которых не сегодня-завтра переселять – «люди… казались изможденными, чудом уцелевшими под игом врага. Да, будто не две тысячи одиннадцатый год и не Сибирь, а сорок третий, какая-нибудь Смоленщина». А враг-то здешний, не из-за границы пришел, свой, местный, родной. Хоть и на фашиста похожий. Заключенные из соседней зоны-колонии. У них подряд на уничтожение выселяемых деревень. Колония на хозрасчете. Но они просто исполнители. За ними стоят другие люди. Серьезнее и важнее. И в конце романа, чтобы не было сомнений, снова про них, про врагов. Дед с внуком на кладбище. Сюда перенесли тех, кого могли, с деревенских затопленных погостов на городское. Перенесли без уважения, свалили кости в черные пакеты, закопали. Что там в этих пакетах. Завязано, и бирка с фамилией. А может, внутри земля. Или чужие кости. Не докажешь. «Ровные ряды однообразных крестов. Игнатию Андреевичу напомнили они, эти ряды, фотокарточки захоронений погибших в России немцев во время войны. Такой же бездушный порядок». Вот и пойми, где фашисты, а где наши. Как все изменилось за семьдесят лет.
Переселяют жителей многочисленных сел и деревень. Двенадцать тысяч человек. Страшные цифры. Впрочем, какие же страшные. Во время войны и перед ней в неделю столько выселяли. Литовцы, крымские татары, ингуши, поволжские немцы, ленинградские финны. Так то в те годы. А сейчас. Мирное вроде время. А та же суть. Был огород, рыбалка, грибы, ягоды. Дома, построенные предками на века. Вот, например, описание одного жилища: «Изба старая, но надежная, на века. Говорят, ее срубил прадед Ирины Викторовны с сыновьями больше ста лет назад. Огромные бревна до сих пор вызывают уважение, и когда представляешь, как их тянули сюда из тайги без всяких тракторов, как ошкуривали, пилили ручными пилами, как закатывали друг на друга, — удивляешься тем людям, богатырям, великанам каким-то…» А теперь? Теперь квартира в райцентре. Вместо огорода – лоджия, вместо сеней – лестничная клетка. А тот дом сжечь. «Буду жить нормально. Хоть на унитазе посижу», – говорит кто-то. То ли в шутку, то ли всерьез. Кому-то кажется сперва, что и лучше так. Город же, цивилизация. Только все до первых морозов. Дом – не дом. Скорлупа от яйца. «Подполья нет… на сваях стоит… пол в одну доску… доски ссохлись, винтом пошли… плахи сырыми ложили». Кто строил, тот и украл часть денег. Это в России уже за правило. Да и ладно, квартиры чинятся умелыми работящими руками. А вот боль, тоску – ее не починишь никак. А страну как починить? Что у этих переселенцев впереди? Здесь их зовут утопленниками. Какая-то жизнь. Какая? Как вода в реке, зажатой электростанциями. «Злая, избитая турбинами, очищенная от всего живого». И город, в который заставили переехать сибиряков – «искусственный город, возникший из-за ГЭС, – на высоком неудобном месте, вдалеке от реки, от тайги». И жизнь. Вся жизнь у них теперь впереди искусственная.
И через строку в романе в сердечный разрыв крик – «богатый хрен вздумал китайцам электричество продавать, нашел недостроенную станцию и взялся… А нас, как мусор, в угол сметает… Мы еще и благодарить должны, что нас в квартиры эти селят». Кому этот крик? Власти?! А знает ли Путин о всем происходящем, вопрошают герои романа. Знает ли, что уничтожаются деревни, ломаются жизни. Знает, объясняет нам Сенчин в самом начале книги, в ее первой главе.
Кстати, о первой главе. Вообще, надо признаться, роман «Зона затопления» начинается фальшиво. Телефонный разговор двоих. Обсуждают строительство Богучанской ГЭС. Точнее, не строительство. Достройку. Электростанция «практически готова. Процентов на шестьдесят. Бросили в начале девяностых. Плотина почти закончена, машинные залы…В общем, довести до ума ничего не стоит». Толя и Володя. Собеседники. В каждой фразе повторяются имена. В разговоре обычном так не бывает. Автор словно хочет привлечь внимание читателя. Толя и Володя. Читатель, восклицает Сенчин, ты понимаешь, о ком я говорю. Да понимаю, понимаю, так и хочется ответить писателю. Толя и Володя. Знакомые имена. У одного РАО (это который Толя). У другого – все. «А кому будет принадлежать ГЭС в итоге? – А кому у нас все принадлежит, Володь? Все будет правильно. И Михал Ивыныча не забудем». Читаешь строки и отпадает необходимость гадать – что за Толя, что за Володя. Что за Михал Иванович. Без объяснений ясно. Впрочем, первая глава одна из немногих частей романа с фальшью. А может, и вообще одна-единственная. Не исключено, что Сенчин ее выписал именно так специально. Чтобы показать всем взявшим роман в руки – искусственная она, эта жизнь – жизнь тех, кто у власти. Настоящая в других главах. Там, где ловят рыбу, возделывают огород, хоронят родных, строят избы. Вот только эта фальшивая жизнь в романе побеждает настоящую. Хотя почему в романе. Она и в реальности побеждает. Выйдите на улицу, посмотрите вокруг. Много вы увидите настоящего? Фальши больше. Чем дальше в двадцать первый век, тем больше. Потому что все лучшее осталось в зоне затопления.
Еще одним, пусть и незначительным, но все же недочетом книги является стремление автора сделать каждую из глав романа максимально самостоятельной. По большом счету, все его части – отдельные произведения с более или менее повторяющимися героями и общей сюжетной линией. Подобный подход заставляет автора регулярно из главы в главу напоминать читателю содержание предыдущей «серии». Делалось это, видимо, потому, что Сенчин публиковал ряд отрывков из своей книги в различных журналах еще до выхода произведения целиком и обязан был объяснять взявшему журнал читателю сюжет, знакомить с ранее выведенными на сцену героями. Похоже, что при издании книги разрозненные ранее фрагменты были склеены им не слишком аккуратно и наложились друг на друга краями. Перечислять накладки и наслоения нет никакого смысла. Они видны только критически настроенному взгляду и в целом не портят роман, однако говорят о не слишком профессиональной работе редактора, который, видимо, решил, что работая над текстом финалиста премий «Большая книга», «Русский Букер» и «Национальный бестселлер» можно и похалтурить.
Отличительной чертой «Зоны затопления» можно назвать отсутствие в книге главного героя. Сенчин словно специально стачивает индивидуальность каждого персонажа. Нет, герои не аморфны, не унифицированы и не калиброваны. Но они всё же умышленно не ярки. Почти убежден, что сделано это автором осознанно, чтобы показать, сколь незначителен человек, сибиряк, живущий в далекой, глухой деревне, сколь слаб он перед возникшими обстоятельствами, сколь ничтожен его шаг в поступи, которую чеканит страна. Наталья Сергеевна Привалихина, Юрий и Татьяна Масляковы, Ирина Викторовна со своей курицей Чернушкой, журналистка Ольга, Алексей Брюханов, Игнат Андреевич и десятки других, появляющихся в книге имен и фамилий вторичны в жизни, которую им навязывает власть. У каждого из них своя позиция, свое мнение, свое «я», но как это все быстро проходит, ломается, нивелируется под гнетом обстоятельств. Кто они для власть имущих? «Маргиналы и пенсы», их «осталось тысяч пять». Разве это люди. Разве это цифры. Не человек главный герой романа «Зона затопления». Главный герой – горе. Главный герой – беда. Беда многолика. Она описана автором мастерски. Видна каждая черточка, морщинка на лице, жесткий циничный взгляд.
«Зона затопления» – роман красивейшего русского языка. Не современного новояза десятых, с его айфоно-смс-ным жаргоном, где не фотографируются, а «фоткаются», не радуются жизни, а «лайкаются», не встречаются, а «чекинятся», не живут, а… Вроде еще не появилось слово-заменитель жизни, но все впереди, невозможно остановить прогресс, вот только прогресс ли это.
Даже не вникая в политический подтекст книги, стоит прочитать «Зону затопления» обязательно. Просто чтобы знать, как говорили наши деды, как говорят сегодня люди в уходящей от нас России. Фразу – «Он поглядывал на братьев, крупных, женатых мужиков, на их жен, корпусных, рожалых» – можно перечитывать по нескольку раз. Для ленивых, изнеженных москвичей, питерцев, жителей других крупных городов в конце книги словарь сибирского диалекта, густо рассыпанного по страницам. «Гоить» – создавать уют, «жабнуть» – быстро выпить, «куржак» – густой иней. И еще с полсотни мало знакомых городскому жителю слов. Уходящий язык. Теряем его вместе с людьми.
Книга Романа Сенчина о стране, в которой затапливается все человеческое. Не о плотине речь, не о ГЭС. Не о поселках и не домах. Речь не о погостах, лугах, пастбищах, лесах. Речь о человеческих чувствах, простых, привычных – дружбе, любви, взаимовыручке. Все это не нужно власти, все это суета, никому не нужная мелочь, сор. «Людей выселяли из их квартир за долги перед ЖКХ в общежития, обманывали при покупке и продаже жилья, увольняли с работы по прихоти начальства; родители не могли устроить детей в сады; проваливались тротуары, взрывался газ, горели дома, обваливались стены, лопались и лопались трубы». Про такую страну пишет Сенчин. «Зону затопления» его нужно читать одновременно с романом Сергея Шаргунова «1993». Становятся ясными корни нелюбви российского народа к правящей элите. Впрочем, на результат это не влияет. В России ничего не меняется. Выбирают того, кого нужно.
«Зона затопления» – роман о смерти. Автор все больше и больше склоняется к этому страшному выходу из ситуации, в которой оказались его герои. Со смерти начинается книга. С одинокой смерти, естественной, без насилия. Была старуха Привалихина, жила одна, дочь в городе, приезжала изредка. Жила Привалихина и померла. Устала жить, сказали бы в народе. Смертью книга и заканчивается. Только уже не конкретный человек умирает. Кто мог, уже умерли. Кладбище вон. На нем переселенцы лежат. Вывезли в целлофановых пакетах костями с деревенских погостов на новое место за городом. Место топкое, перевезли не всех. Идет вода. Заполняется водохранилище. Топит страну. Гектар за гектаром. Лежат умершие в могилах. Не спокойно как-то. И живым не спокойно и мертвым. То ли прорывает плотину, то ли просто спускают воду. Кто его разберет. Идет вода в сторону кладбища, топит могилы. Но не умершие в могилах тонут. Живые. Мы с тобой, читатель, тонем, словно говорит Сенчин. Только вот переселять нас уже некуда. Велика Россия. А некуда. Потому что вся наша страна – зона затопления. От Калининграда до Владивостока. От Мурманска до Ялты. Идет вода. Топит страну. Да не вода это. Беда идет.