Машенька. Гл.3
Старшая из сестёр Псковских, Машенька замуж вышла последней. В срок родилась Наташа, моя двоюродная сестра. Но, дядя Вася, Васька Семёнов, друг и тёзка отца, электрик с электростанции, простой и хороший мужик не сумел справиться с фронтовой привычкой. Сто грамм - это только начало. Тетя Маруся отставила Василия.
Не получилось со вторым замужеством и у младшей, Райки. Отслужив срочную, в Псков приехал младший брат моего отца дядя Ваня. Устроился водопроводчиком в домоуправление. Красавица Райка с первого взгляда покорила деревенского парня. Расписались. Казалось, всё было хорошо. В Петрове маленьком дядя Ваня души не чаял, баловал. И было чем. Руки золотые в цене. Про молодого водопроводчика даже в городской газете писали. С фотографией. Иван не был жадным, но и не отказывался от премиального стакана.
Дальше – больше. Стакана стало не хватать. Может и поэтому, отношения в семье не сложились. Может, больно Райка стервозная, поспешила с выбором: прост Иван ей показался. Дядю Ваню даже Петров пятилетний, иначе как Ванькой, не называл. Кто кого достал, я по детству так и не разобрался. Дядя Ваня даже вены резать себе пытался. Потом бросил всё, развёлся, уехал в деревню, в Ситовичи, Вскоре женился на простой деревенской девушке, стала она для нас тётей Галей. Уж сколько дурного я про Гальку «разлучницу» услышал. И не понять было, за что. Добрая и спокойная, тетя Галя помогала бабушке в Ситовичах держать дом, хозяйство, работала с дядей Ваней в совхозе. Весь день в хлопотах. Любила и обхаживала одинаково, что своих, она родила и вырастила двоих, Светку и Коленьку, что, приезжающих в гости к бабушке племянников.
Задний двор в Острове. Ряд сараев. За сараями, вдоль забора детского садика несколько вязов. Уже взрослым узнал, что их ещё ильмами называют. Между двумя вязами доска на верёвках - устроены качели. Любимое место детворы. Качаются по очереди, те, кто постарше. Малолеткам остаётся только смотреть.
Солнечный выходной день. Куда-то идём всей семьёй. Меня приодели и выпустили пока на улицу. Я стою у качелей.
Беленькая рубашка, короткие штанишки, носочки, сандалики.
- Вовочка, Зайчик, домой! - слышен мамин голос. Бегу. Спешу по тропинке к маме. Вдруг опрокидывается небо, брызгает солнце. Это за ноги уцепил узловатый корень. Я уже не бегу, а, поднявшись, весь в грязи, размазываю слёзы по щекам. Коленки разодраны. Рубашка и штанишки в пыли.
Выход откладывается. Теперь папа с младшим братом ждут на улице. Мама отмывает меня в тазу, обтирает сандалии, ищет в шкафу. И скоро мы, все четверо на нашей Первомайской улице. Брат Коля едет на руках у папы. Меня ведёт за руку мама.
Беленькая рубашка, короткие штанишки, носочки, сандалики. И только ссадины на коленках, замазанные йодом, напоминают о недавнем непоправимом горе. Не беда. До свадьбы заживёт.
Сахар давали по килограмму в руки. Помню, все стоим в очереди у ларька. Мама, папа, я с мамой за руку, брат Коля у папы на руках. Каждому в руки, точнее, всё в мамины руки, по килограмму. Целых четыре килограмма крупного кускового сахара.
Во дворе затеяли игру в магазин. Меня не принимают. Говорят, надо нести свою долю. Иду домой. Папа спит, он пришел с ночного дежурства. Потихоньку открываю тумбочку. Три куска сахара. Целое богатство. Вся игра теперь вокруг меня, точнее, вокруг сахара. Нашли камень, постелили газету. Колют и делят. Кому-то показалось мало. Девчонка бежит к нам домой: «Дядя Вася, Вовка сахар украл». Я в ужасе. В панике бегу «куда глаза глядят».
Часа через три я лежу в картофельной борозде весь в слезах и не знаю, что будет дальше. Издалека слышатся крики: «Вовочка! Сыночек». Я поднимаю голову и вижу маму. Она стоит на какой-то куче и оглядывает поле. Голову в землю, слёз больше. Когда мама и папа подходят ближе, слёз уже почти не остаётся. Я вылажу из борозды. От радости мама и папа даже забыли о должном наказании. И за сахар. И за побег.
Мне шесть лет. Купили новый шкаф. Трехстворчатый. У меня появился свой ящик. Карандаши, альбом. Но, самое главное, книжки. Мои. Самая первая, что запомнилась, Сказка о Военной тайне, про Мальчиша Кибальчиша. Здорово, когда тебе читают вслух. Но когда маме хотелось, чтобы я вел себя потише, она стала сажать меня на табуретку и заставлять читать, и обязательно вслух. Буквы я знал, читать читал, но сам из прочитанного мало что понимал. Сплошная мука. Может от этого, когда я пошел в школу, меня до самого нового года не могли научить читать. Читать-то я читал, только ничего не понимал. Хорошо, что память была, считай, абсолютная.
С каждой папиной зарплаты мне покупают новую книжку. Сначала тонкие «мои первые книжки», потом потолще - «книга за книгой», а потом и в картонных обложках. «Сто послушных рук», «Петя, я и атомы», «Приключения на безымянной реке». Не каждая книга прочитывалась сразу. Откроешь, начинаешь читать, не всё понятно, неинтересно. Пройдёт какое-то время, снова перебираешь старые книжки. Обложки уже все знакомые. Откроешь ту, которая не так давно казалась и непонятной и неинтересной, и уже не закрываешь. Книжки, как живые, меняются. Вчера была неинтересной, а сегодня от неё не оторваться.
- Папа. А как люди женятся?
- Пришло время, встретил женщину, от которой хочешь иметь детей...
- А ты?
- Я на вашей маме женился.
- А когда?
- Умные люди, обычно, рано не женятся. Лев Толстой, Чехов, Достоевский... Я в двадцать семь…
Странно. Но я женился в двадцать семь. Младший брат через четыре года после меня, тоже в двадцать семь.
Сейчас это называют психо-лингвистическим программированием.
А мой младший сын, как две капли воды похожий на деда своего, оказался из ранних. Ему только двадцать три, а Егорке внуку уже год, бегать пытается.
20.02.14. Егору в марте уже два будет. «Друг, товарищ и брат».
10.09.14. Егор уже всё понимает и говорит.
03.06.15. Егор - деду друг, товарищ и брат.
Папина зарплата. День заметный. На стол выкладывается пачка денег. Красные десятки, синие пятёрки, зелёные тройки, жёлтые рубли. Редко большие зелёные сотенные, с портретом Ленина. Всё пересчитывается. Слова незнакомые: займ, облигации. Обсуждается, что купить надо. Обязательно сто рублей почтовым переводом отсылается Бабушке с Дедушкой в Ситовичи. Псковской Бабушке не посылается, у Бабушки пенсия за Дедушку и зарплата тётина Марусина. Мата и тётя Рая работают в торговле, у них достаток побольше, чем у нас.
С некоторых пор Мама даёт и мне бумажку синюю или зелёную. Я их складываю в свой ящик. Синие пятёрки, зелёные тройки – много накопилось. Как-то выдвинул ящик, а денежек то и нет. Спросил у Мамы, она сказала, мы забрали. Обидно стало, говорили, что мои. Пришёл с работы Папа. Виновато объяснил, что на мои денежки, по случаю, купили дров на зиму. Целую машину. Почувствовал себя и важным и нужным. Куча дров осиновых у крыльца лежит. Свои дрова колол я сам. А денежки стали неинтересными.
Интерес к электричеству проснулся рано. Счётчиков сначала не было. Розеток тоже. Платили от количества и мощности лампочек. Энергию воровали. Лампочки помощнее ввертывали, электроплитки подключали через «жуликов», патроны, вставки такие с розеткой, ввертывались в патрон под потолком вместо лампочек. Соответственно, по домам ходили инспектора, ловили жуликов. Домохозяйки рассказывали друг другу страсти, кого и где поймали.
Стали появляться первые счетчики. Поставили счетчик и нам. Черный, круглый на деревянной доске, две пробки – предохранителя снизу. Теперь можно не прятаться от инспектора. Ставь розетки и подключай, чего хошь. Счетчик все учтет. Интересно смотреть было, как колесико с красной отметкой черточкой в застекленном окошечке крутится, то размеренно медленно, когда одна лампочка горит, то быстро-быстро, когда плитку или утюг, электрические утюги позднее появились, подключают.
В семье появился патефон, ручная швейная машинка, первый радиоприёмник, сначала маленькая «Кама», потом побольше – «Рекорд».
Недописанное:
Пожар
Снова шкаф
Дай кусить.
Игрушки, конструктор.
Карандаши.
Ботинки.
Обрызгал.
Крыса.
Поб2.
Пионерский лагерь, «мозги на анализ», энурез.
Я умею плавать.
Прут за счетчиком.
Школа.
Первые учителя, Елизавета Карповна и Эмилия Петровна.
Пионеры и октябрята. Меня, отличника, не приняли в пионеры вместе со всеми, десяти лет не было. Обида… Но вскоре придумали октябрят – внучат Ильича. Вместо галстука и пионерского значка тряпичная звездочка. Это потом появились алюминиевые звездочки с портретом маленького кудрявого мальчика.
В октябрята меня приняли. Утешили… Через пол года, по весне приняли и в пионеры, но радости после осеннего огорчения было много меньше.
Лотерея. Покупали. Надписывали. Как бы мой лотерейный билет выиграл фотоаппарат «Зоркий-2с» за 850 рублей. Фотоаппарат брать не стали. Купили велосипед «Новгород» за 450 рублей. И ещё осталось немало.
Банный день.
Семидесятые. Брежневские льготы ветеранам. Написали заявление в военкомат на Мату. Ответ: «Не числится». Хорошо, что ей, больной не сказали. Сами додумали, фамилию в заявлении надо было не Иванова, а Афанасьева, девичью, указать. Через месяц, за пару недель до смерти, показали Мате документы, справку – выписку из Подольска (В центральном архиве министерства обороны в Подольске списки личного состава всех частей хранятся.), удостоверение ветерана, талоны на бесплатный проезд к месту лечения или отдыха. Но ей уже это как бы и ни к чему.
За стенкой гуляет Санькина свадьба. Вчера благословила молодых. Боль накатывает волнами.
Всю жизнь жила другими. Свои - Наташка, Сашка, племянники - Петров, я с Братом Колей. Отдавала, не задумываясь, «кровиночкам». А своей кровушке уже тяжело. И душе больно.
Я часто слышу вопрос:
«Почему очень хорошим людям редко выпадает жизнь долгая? Несправедливо!» И, чем дольше живу, тем чаще приходит в голову жестокий, точнее, жёсткий ответ: «Да, потому, что, хороших, добрых людей чаще всего используют не очень добрые, кто ни попадя. Больно им жить на этом свете. И, чаще всего, не своей болью. Даже свои, родненькие... Меру знать надо, даже в доброте. Уметь говорить «нет». И помнить, в отношении своих, родненьких: «Пожалел, значит, искалечил», - так часто и бывает.
Тётя Маруся, Мата – всем племянникам она была крёстная мать, Мария Николаевна - Машенька, умерла через несколько дней после Сашкиной, младшего сына свадьбы…
Продолжение.
http://www.proza.ru/2019/11/22/752