Вы знаете, чего я боялась, думая о своем возвращении домой в тот самый первый год? Что я вернусь ни с чем. Прилежная отличница, окончившая школу с золотой медалью, а институт, понятное дело, с красным дипломом, кого ставили в пример на каждом родительском собрании и каждую четверть вывешивали портрет (с глубокомысленным выражением лица и трогательной челкой на лбу) на доску почета – как я могла пропасть в другом городе? Даже если имя ему было – Москва? Никак, – думаете вы? Я тоже так думала.
Но все оказалось почему-то совсем по-другому. Начать с того, что вдали от родных мне людей я оказалась вовсе не такой уж и уверенной. А при ближайшем рассмотрении – и вовсе трусихой. Художественная школа, куда я сначала устроилась, пугала меня своими древними историческими стенами и высокими требованиями. Я боялась сделать что-то не так, не так посмотреть, не так сказать, и мои дорогие коллеги этим очень умело пользовались. На меня взваливали самую тяжелую работу, и я пыхтела изо всех сил, а в съемной комнатке плакала от бессилия и разочарования, уткнувшись в ветхую хозяйскую подушку.
Я как-то очень быстро поняла, что Женька в Арбузове и Женька в Москве – два совершенно разных человека. Откуда ни возьмись на свет повылезали такие мои качества, о которых я даже не подозревала! Моя обычная невозмутимость пошла трещинами, и оказалось, что под этой коркой прячется нервное и жалкое существо. Я, Женька Беликова!
И как я могла вернуться домой? Что бы я сказала своим друзьям? Ваша Белка – никчемная неудачница?
И вот уже пятнадцать лет я тащу на себе это разочарование в самой себе. Нет, конечно, не все так грустно. Были и светлые периоды в моей столичной жизни. Вот, например, встреча с Андреем Даниловичем, стареньким художником, с которым я познакомилась в Пушкинском музее лет десять назад. В зале французских импрессионистов.
В тот день, вдоволь побродив по уютным залам, я присела на небольшую скамеечку, стоящую прямо напротив «Портрета Жанны Самари» Огюста Ренуара, и, не отрывая взгляда от прекрасной рыжеволосой женщины, замерла. На меня смотрела моя Дашка, и улыбалась мне ласково и чуть устало... Да, эта актриса как две капли воды похожа на мою подругу, еще наш Саныч, Петр Александрович, педагог по живописи, это подметил. Дашка, кстати, всегда гордилась таким сходством, у нее даже платье есть похожее, которое сшила ей ее мама, не устоявшая перед горячей просьбой любимой дочурки.
И вот сижу я так, мечтательно купаясь в розовых облаках, и боковым зрением вижу, что сбоку от меня маячит какая-то мужская фигура. Долго маячит, минут десять. И кажется даже, не сводит с меня назойливого взгляда.
- Наверное, познакомиться хочет, - гордо подумалось мне. – Еще бы, я так романтично выгляжу! Эдакая загадочная незнакомка, с тонким профилем и белой кожей. Будь я мужчиной, сама бы в себя влюбилась!
Я и оделась сегодня необычно. Длинная юбка в пол, наверху – легкая серебристая разлетайка, высокая шея открыта, волосы изящно подобраны к макушке. В общем, затейливая барышня!
И, улыбнувшись самой своей обаятельной улыбкой, я чуть склоняю голову направо, краем глаза цепляя настойчивого господина, и тут же мои сладкие мечты обрываются.
- Ну вот, а я-то надеялась, - разочарованно оглядываю я щуплого дедка, одетого в бархатный пиджачок и с серой береткой на голове. – Не принц, пожалуй.
Заметив мой взгляд, старичок улыбнулся мне мило, и подошел поближе.
Здравствуйте, сударыня. Вы позволите обратиться к вам с просьбой?
Да, конечно, - несколько удивленно ответила я.
Я понимаю, что слова мои могут показаться вам чересчур дерзкими, но не могли бы вы чуть-чуть подвинуться?
Ой, конечно, конечно! - я моментально покраснела и даже хотела было и вовсе вскочить с лавочки, но что-то меня удержало на месте. Порывисто подвинувшись левее, я добавила: «Извините, что сама не сообразила. Загляделась».
Ну что вы, что вы! - смутился дедуля. - Вы уж простите старика. Не хотел вас тревожить. Но я посижу чуток и уйду, не беспокойтесь!
Он опустился на край лавочки, еще раз извинился и замолчал. Я скосила глаза. Его лицо, став совершенно отрешенным, было обращено на мою Дашку. Точнее, на Жанну Самари.
Тоже, значит, поклонник Ренуара, - хмыкнула я про себя и вновь повернулась к розовой женщине.
Ее образ опять взял меня в плен. Но сейчас, сидя рядом с почтенным незнакомцем, я почему-то совсем другими глазами смотрела на изменчивое лицо. Мне вдруг почудилось, что она видит нас. Да, да, смотрит на нас, как живая!
Мы сидели в молчании довольно долго. Перед нашей лавочкой медленно прохаживались люди. Вот пробежала маленькая девочка, таща за собой на ремешке, как собачку на поводке, футляр от фотоаппарата. Стайка иностранцев с маленькой толстой экскурсоводшей остановились прямо у картины, скрыв ее полностью от нас. Мы со стариком продолжали сидеть. Безмолвно. Видя перед собой только уставшую рыжеволосую красавицу.
- Она нас как будто связала, - подумалось мне.
И когда спустя еще несколько минут старик начал говорить, я ничуть этому не удивилась.
- Мы познакомились с моей Любушкой здесь, вот на этой самой скамейке, - его тихий голос показался мне совсем молодым, – почти пятьдесят лет назад. И не было года, когда бы мы ни возвращались в этот же день сюда. К нашей Жанночке.
Он улыбнулся. Я почувствовала это, даже не смотря на него.
- А сегодня здесь оказались вы. – Дед повернулся ко мне. – Вы знаете, я опять не чувствую одиночества. Последние три года я приходил сюда один.
У меня защемило сердце. Я представила, как этот милый дедушка сидел на пустой лавочке и вспоминал свою жену.
- Мне даже показалось, что моя Любушка прислала вас вместо себя. Глупый я старик, правда? – засмущался он.
- Ну что вы! – горячо воскликнула я. – Я так рада, что оказалась именно здесь! Может быть, правда ваша Любушка меня привела сюда? Честно говоря, я еще утром не собиралась в музей. Все решилось неожиданно, в одну секунду.
Мы улыбнулись друг другу.
- А вы, наверное, тоже художница?
- Неудачная художница, - не стала лукавить я. – Как-то не складывается моя творческая жизнь. А вы?
- А моя сложилась. Только знаете, что я вам скажу, - у него опять погрустнели глаза, - без Любы это не имеет никакого значения.
- Да, я понимаю, - тихо сказала я.
Вот так мы с ним и познакомились. Андрей Данилович оказался очень светлым человеком и талантливым художником. Я частенько бывала у него в мастерской и подолгу рассматривала полотна, на многих из которых было изображено одно и то же лицо. Лицо пухленькой девушки с веселыми глазами. Его Любушки. Люба у окна, Люба за столом, Люба, выглядывающая из-за занавески…. И везде у этой женщины лучистая и добрая улыбка. Как у самого Андрея Даниловича.
Признаюсь, я ходила в мастерскую не только для того, чтобы пообщаться с ним. Меня тянули запахи растворителей и красок, сама атмосфера этого места. Все то, чего я была лишена вот уже несколько лет.
Да, к сожалению, моя творческая жизнь и правда не сложилась. Совсем. В художественной школе я долго не продержалась, подрабатывала еще то тут, то там, пробовала себя даже в гончарном деле, но как-то все оказалось не то, не то...
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/02/719