Если уж трава пробивается сквозь асфальт,
любовь может ожидать вас где угодно!
Шер
Любящий многих знает женщин, любящий
одну – познаёт любовь.
З.Фрейд
1.
Свадьбу гуляли с размахом, да ещё с каким! А то!.. Сам председатель волости выдавал свою единственную дочь Сармите за местного бизнесмена крупной руки. Правда, Сармите была на несколько лет моложе его, а именно на пять, но это же не разница. Она тоже была не из юных: на днях ей стукнуло 23.
Виестурс – так звали жениха – после окончания школы ждал её, но не дождался: в армию забрали (тогда ещё призыв в Латвии был). А после службы пришёл – и сразу к ней, да не тут-то было: занятой оказалась шестнадцатилетняя девчонка, какой-то пижон наведывался в Даугмале к ней из Риги, говорили, актёришка какой-то. А ещё говорили, будто видали его в девкиной комнате поздно вечером, после чего там и свет потух.
- Да живут они вместе, - судачили местные кумушки. – Стал бы он мотаться из Риги сюда каждую неделю, да ещё на автобусе! Глядишь, к осени свадебку справим.
- Да без тебя справят, балаболка! Чай, есть кому. Не из последнего они достатка…
Судачить-то судачили, да дело застряло. Не стал больше ездить актёришка в Даугмале: то ли замену себе в столице подобрал, то ли просто отбился. Актёры – они народ не слишком-то обязательный в отношении лиц прекрасного пола. А Сармите, похоже, сей факт нисколько и не тревожил: она и сама в Ригу подалась, в какой-то торговый колледж поступила да и зависла в нём аж на четыре года.
За это время Виестурс Штейнберг, единственный сын бывшего председателя тамошнего потребобщества советских времён, а нынче главного перекупщика сельхозпродукции у местных крестьян, на папашины капиталы открыл свой супермаркет в посёлке, разом затмив сельмаг собственного отца и задвинув прочих конкурентов по волости.
Естественно, что Виестурс вспомнил о Сармите почти сразу, но когда та уезжала в Ригу, он получил от неё от ворот поворот: девушке никогда не нравился долговязый парень, каким он был в школе. После армии он, правда, немного раздобрел и теперь был в меру упитанным молодым человеком, вполне себе пропорциональным по телосложению. Но и Сармите к этому времени стала первой красавицей посёлка и мечтала о прекрасном рижском принце, которого без труда отловит себе в городе за время учёбы. Её глаза серо-голубого цвета смотрели на угловатого, даже после армии, поклонника с вызовом и немного презрительно.
Видя, что сын буквально прикипел к председательской дочке, отец со своей молодой женой, мачехой Виестурса, всячески способствовали его бизнесу, который неожиданно пошёл в гору, и решили – при условии, что ему удастся склонить девушку на свою сторону - подарить ему вновь строящийся дом.
Приманка сработала. Сармите, приезжавшая домой почти на все выходные, была в курсе местных событий и, разумеется, была хорошо осведомлена о подъёме семейного бизнеса Штейнбергов и о перспективе роскошного подарка, фундамент которого был уже заложен. Возвращаясь в Ригу, девушка задумалась о том, кем ей стать – то ли секретаршей в какой-нибудь конторе с весьма туманными видами на то, чтобы женить на себе уже женатого и немолодого босса, то ли стать первой леди Даугмальской волости, став законной супругой давно любящего её богатого наследника.
И уже в свой следующий приезд домой она впервые согласилась пойти с Виестурсом на местную дискотеку, после которой между ними состоялся большой разговор.
Прошёл год, отношения пары развивались очень медленно, но в нужном для обоих направлении, и, наконец, на первое же предложение Виестурса со стороны девушки последовало согласие.
2.
Большой кортеж машин выехал из дома мэра и помчался по направлению к Риге. Венчание должно было состояться в Христорождественском соборе столицы: оба молодожёна были православными.
После венчания приехали к только что отделанному для молодых дому. Дом поразил гостей своими размерами и добротностью, хотя жители Рижского района (теперь уже бывшего) и попривыкли к богатым жилищам как столичных толстосумов, так и местного истэблишмента. Здание прекрасной архитектуры резко выделялось на фоне вполне добротных, но «низкорослых» домиков соседей по посёлку. Дом четы Штейнбергов имел два полноценных этажа – по пять комнат на каждом - и мезонин с двумя гостевыми спальнями. Приезжим гостям – из Лиепаи, Гётеборга и с берегов туманного Альбиона - расположиться было где, а тех, кто не поместился в новом особняке, после свадьбы ждали комнаты в старых, тоже весьма приличных домах обеих пар родителей.
Взоры гостей ласкали прекрасные образцы итальянской мебели, качественный паркет, картины модных латышских художников, среди которых выделялись по одной оригинальной работе маститых дам – Джеммы Скулме и Майи Табаки. Особое восхищение вызывало отдельное крыло первого этажа, предназначенное для всего, что ублажает здоровую плоть, – от сауны с глубоким бассейном до тренажёрного зала и биллиардной комнаты. В общем, всё было на высшем уровне – как в техническом, так и в эстетическом смысле, о чём, помимо архитектурного бюро, позаботились дизайнеры по интерьеру.
Гуляли на большой крытой веранде, а днём в саду, который был разбит ещё два года назад, когда только был заложен фундамент. Банкет, естественно, не уложился в один только день, а растянулся более чем на четверо суток, пока не утих с отъездом наиболее дальних гостей – тех, что из-за Ла-Манша. Некоторые гости уезжали в соседние Ригу, Кекаву, Бауску или Балдоне, возвращаясь к обеду следующего дня.
Весть о шикарной свадьбе двух богатых наследников растеклась далеко за пределы волости. Некоторые снимки особенно торжественных моментов свадебных мероприятий попали в интернет и на страницы глянцевых журналов – и не только в Латвии, но и в Швеции.
Жизнь новой семьи постепенно входила в обычное русло. Традиционное свадебное путешествие решено было провести не самым традиционным для современных коммерсантов маршрутом: никакой пальмовой экзотики. Оба удовлетворились красотами стран Восточной Европы – Польши, Словакии и Венгрии. По крайней мере, так было задумано.
Но получилось так, что поездка смогла начаться только к концу медового месяца, наполненного большими хлопотами. К тому же Виестурс был человеком разумным и ждал вылета в Будапешт именно в тот день, на который весьма заблаговременно заказал билеты с большой скидкой.
А пока жизнь молодожёнов била ключом. Но хлопоты хлопотами, быт бытом, а бизнес требовал своего: Виестурс с отцом задумали создать сеть магазинчиков, и первый из них уже был готов к открытию в ближайшем от Даугмале городке – Кекаве, находившейся к тому же намного ближе к Риге. Все дни он занимался продвижением проекта «Кекавский плацдарм», понимая, насколько важно зацепиться за этот город, известный ещё и тем, что в нём находится одна из крупнейших в Северной Европе птицефабрик и масса мясоперерабатывающих производств. Но по вечерам он ждал - не дожидался того момента, когда можно было засунуть папку с документами в сейф, отдать последние указания дизайнерам магазина и кафе и наконец выйти на свежий воздух, прежде чем сесть в машину и ехать к любимой.
Но не свежий воздух прельщал Виестурса, хотя и не мешало ему лишний раз подышать им. Каждый вечер он рвался попасть побыстрее домой, где его ожидала красавица-жена, которой он – по крайней мере до возвращения из тура – не позволял и думать о работе.
Как обычно, поужинав на открытой террасе, они прогуливались по молодому саду, примыкающему к нему лугу, собирали осенние цветы и, подпитавшиеся вибрациями родной земли-матушки, возбуждённые и полные предвкушением предстоящей ночи, возвращались домой. Поднявшись к себе, они занимались тем же, чем занимаются все молодые (и не только) люди, счастливые в браке.
Виестурс жадно вдыхал аромат волос Сармите, целовал её глаза, руки, грудь и, получив ответный поцелуй, в порыве восторга принимался ласкать такое желанное для него податливой тело молодой женщины. Как правило, это заканчивалось обоюдоострым желанием и завершалось триумфом любви и страсти.
Виестурс уже не мыслил себя без этих вечеров, становившихся неотъемлемой части его жизни.
3.
Конечно же, медовый месяц для молодых супругов не мог пройти бесследно, так что в разгар путешествия Сармите почувствовала первые признаки физического дискомфорта: у неё изменилась чувствительность к пище, даже к такой замечательной кухне, какой является венгерская. Она теперь ела сообразно новым желаниям и вкусам. Она и спокойной какой-то стала, хотя и без того, будучи латышкой полусельского склада, бурным темпераментом не отличалась, - более того, теперь она становилась даже меланхоличной. Если раньше она никогда не ложилась днём, то теперь, устав от утренних экскурсий по горам и крепостям Буды, просилась быстрее в отель, чтобы поспать после обеда.
Однажды в Шиофоке на Балатоне Штейнберги познакомились с двумя подобными себе парами молодожёнов из Самары и Минска и устроили совместную и довольно бурную вечеринку в гостинице. Сармите неожиданно для всех стало плохо, и она отправилась в ванную комнату, куда вслед за ней отправилась и минчанка Галина, которая была старше на три года и имела уже ребёнка от первого брака. Увидев Сармите бледной и державшейся за живот, Галина сразу поняла, что дело не в наперчённой венгерской закуске и палинке. Молодая женщина сразу же принялась за дело, так как по профессии была медсестрой: измерила пульс, расспросила о других симптомах, которые Сармите должна была заметить в последние дни. И всё стало предельно ясно.
- Дорогая моя, да ты ведь в положении. Срок маленький, но надо бы и к врачу зайти побыстрее, а то, похоже, у тебя ранний токсикоз, поэтому нужно знать точно, чтобы не попасть впросак, как сейчас.
- Да, мы же завтра возвращаемся в Будапешт, и я скажу мужу, чтобы он отвёз меня к врачу.
- Не затягивайте, поверь моему опыту, а то вся ваша поездка может полететь к чёрту.
В планы Сармите не входило заводить малыша так быстро после свадьбы, но раз уж так вышло… Нужно будет обсудить это с Виестуром.
По пути в столицу супруги обговорили создающуюся проблему и пришли к решению, что если тест, а потом и врач подтвердят беременность, то путешествие сворачивать не станут, а ребёнка сохранят.
Доктор, хорошо говоривший по-русски и английски, успокоил пару и одобрил их мысль о том, что спешить в Латвию не стоит:
- Вы же не в Африке. В любом отеле вам всегда окажут в случае чего первичную помощь или вызовут специалиста, а страховка у вас в полном порядке. Волноваться не стоит, только алкоголь сведите к минимуму.
Врач выписал пару рецептов и порекомендовал пищевые добавки, сводившие риск интоксикации на нет.
Пробыв ещё два дня в прекрасной венгерской столице и оценив те её красоты, о которых они слышали ещё до поездки на Балатон, Сармите и Виестурс на теплоходе отплыли вверх по течению Дуная, чтобы через день оказаться в другой европейской столице – поменьше, но от этого не менее симпатичной, зато какой-то более уютной.
Братислава встретила молодых латышей привычным для них осенним дождём и ветром, по реке гуляли волны с барашками, швартующийся плоскодонный теплоход покачивало, поэтому молодожёны перевели дух только в номере отеля, где, наконец, согрелись. На столицу Словакии Виестурс запланировал только три дня, после чего молодая пара погрузилась в комфортабельный экспресс Братислава – Варшава.
Виестурс когда-то уже бывал в Варшаве, и не раз – с родителями, ещё в то время, когда для раскрутки торгового бизнеса приходилось много «челночить», а основным источников товаров в начале 90-х годов для всех постсоветских стран, включая и Россию, была именно Польша. Ему пришлось только вздыхать, когда автобус ненадолго заехал в Краков – вот где он побывал бы с радостью! – но он пообещал жене, что они обязательно сюда съездят отдельно – древняя столица Польши того стоила.
Зато Варшаву он не только хорошо знал, но и любил, и поэтому стремился показать её жене с самой лучшей стороны. Когда-то здесь жил старший брат отца, который был женат на польке, у него они и останавливались во время своих предпринимательских визитов. Но дядя не так давно умер, а его вдова переехала куда-то в Мазовше, к одной из своих дочерей, поэтому и в Варшаве Штейнберги поселились в гостинице. На Варшаву Виестурс отвёл неделю, так как не только хотел показать Сармите то, что хорошо знал, но и сам желал осмотреть город, который не мог не измениться за те почти двадцать лет, что прошли с тех пор, как он здесь несколько раз бывал в детстве.
4.
Варшава действительно изменилась, но не настолько, чтобы Виестурс не смог узнать то, что помнил с детства. Он повёл Сармите в те уголки польской столицы, которые хорошо знал, особенно в Мокотуве, где и жил на стыке двух эпох его дядя Карлис. Они старались обедать в маленьких ресторанчиках и лишь ужинать в отеле, чтобы не терять времени при экскурсиях по городу. Вечерами они любили сидеть на лоджии своего номера, которая выходила на Вислу, куда им прикатывали столик с ужином. Вдоволь налюбовавшись панорамой Праги с высоты шестого этажа, они быстро сметали лакомства, доставленные из ресторана, и стремились в объятья друг друга. Что поделаешь: туризм туризмом, а медовый месяц – пусть уже и на восьмой неделе – оставался медовым месяцем, а это особое состояние двух сердец и двух молодых тел и, понимая это (а, может, и нет), ему, медовому, они отдавали должное.
На третий день Виестурс отправился в билетные кассы, чтобы купить билеты в какой-нибудь музыкальный театр или на концерт популярного польского (обязательно!) ансамбля. Сармите проводила его до знаменитого парка Лазенки, где и осталась, чтобы подышать свежим воздухом. Она присела на условленную скамейку под огромным буком и стала дожидаться мужа. Напротив её, через аллею с кустами, сидел на другой скамейке мужчина и читал газету. Рядом с ним вертелась собачонка. Мужчина время от времени отрывался от чтения, чтобы призвать своего четвероногого любимца к порядку. Потом он окончательно сложил газету, тяжело вздохнул, понимая, что дочитывать статью придётся дома, взял маленький мячик и принялся кидать его в разные стороны, чего только и дожидалась эгоистичная собачка.
Через какое-то время мячик приземлился и у ног Сармите. Она хотела подобрать его и откинуть в сторону, но не тут-то было: мяч застрял в расщелине между гигантскими корнями бука. Ни собачонка, захлёбывавшаяся лаем от досады, ни молодая женщина ничего не могли поделать: мячик гвоздём сидел между корней, и извлечь его оттуда нельзя было одними руками, не говоря уже о собачьих зубах.
- Ну, что, Рексик, не поддаётся? – спросил подошедший мужчина и концом трости выдавил мяч из ловушки. Конечно, мужчина произнёс это по-польски, но Сармите догадалась, о чём речь.
Собачка с радостным визгом покатила мячик по траве.
- Надо же, какая она у вас игрунья! – сказала Сармите по-русски, глядя на эту сцену.
- Да, мне подарили его пару лет назад ещё щенком, - ответил варшавянин тоже на ломаном русском, - а теперь я всё время провожу с ней. Сейчас у меня отпуск, поэтому у Рексика настоящее раздолье. Простите, я не представился. Чеслав, - и он протянул руку Сармите.
Она представилась в ответ. Разговорились. Мужчина (на вид ему было чуть за сорок) был небольшого роста, крепкого телосложения, очень загорелый. Глаза у него были зелёного цвета, весёлые, с лукавинкой. В сочетании с русыми волосами это смотрелось неплохо. В процессе лёгкого разговора Сармите ловила на себе его удивлённый и полный восхищения взгляд.
- А вот и муж, - сказала Сармите, заметив входящего в парк Виестура.
Её собеседник порывисто встал.
- Хотелось бы, чтобы наша встреча не была последней, – и он сунул ей в ладонь визитку, после чего свистнул Рексу и отошёл.
Так в жизнь Сармите нежданно-негаданно вошёл Чеслав Ратынский. Зачастую человек не властен над жизненными обстоятельствами и, тем более, над своими чувствами. Так уж случится, что вторую половину своего второго медового месяца Сармите проведёт с паном Ратыньским.
5.
Виестурс, увлечённый организацией осмотра достопримечательностей Варшавы, пребывание в которой супруги решили продлить до двух недель, не сразу обратил внимание на то, что Сармите часто грустит, что иногда она выходит из душевой с покрасневшими глазами, что мало-помалу сузился круг их первоначальных интересов и что она стала уклоняться от некоторых поездок под предлогом нездоровья. Вначале он так и подумал – виновата беременность. Но, как выяснилось после его беседы с гостиничным доктором, Сармите чувствовала себя хорошо.
Однажды он всё-таки предложил ей поездку в Краков, о которой мечтал ещё в детстве, но даже такой увлекательный маршрут оставил её равнодушной: она сослалась на мигрень и отказалась. Не пропадать же билетам и давнему желанию Виестурса осмотреть Вавель и вживую познакомиться с «Дамой с горностаем»! Вместо Сармите в Краков с ним отправился сосед по гостинице, эстонец из Пярну.
Оставшись одна, Сармите взяла в руки визитку Чеслава, повертела её в руках, прочитала то, что на ней было напечатано. Чеслав Ратыньский оказался ведущим хирургом одной из центральных клиник города и всей страны. Сама себе не отдавая отчёта в том, что делает, она набрала номер мобильного телефона, указанный на карточке рядом с рабочими.
- Ратынский слушает, - раздалась в трубке голос пана Чеслава.
- Чеслав? Это Сармите из Латвии. Помните, мы на днях познакомились в парке около «Шератона».
- О, Сармите! – вскричал Ратыньский и перешёл на свой несовершенный русский, который от волнения стал почти польским: - Як же ж естем радый, цо вы помните миеня! Ешче джень молчаня, и я бы взяу штурмем ваш хотель.
- Но теперь вам это делать не придётся, - кокетливо ответила Сармите. – Вы говорили о встрече. Вот как раз сейчас я свободна и могла бы посвятить вам часа два–три.
- Не утруждайте себя с поиском места встречи. Я через пятнадцать минут буду рядом с вашим отелем и заберу вас. Спускайтесь в холл, где я буду вас ждать.
Чеслав был человеком слова. Через полчаса, не дождавшись Сармите, он уже звонил ей на зафиксированный им телефонный номер в гостинице.
- Мне ещё подождать?
- Нет, поднимайтесь. Шестой этаж, номер 621.
Через минуты три в дверь номера постучали.
- Не заперто, входите, - отозвалась Сармите, делая последние штрихи в своём макияже.
Едва дверь отворилась, она увидела в зеркале Чеслава в синем костюме, голубовато-белой битловке, такого красивого, элегантного, что расчёска, которую она держала в руках, со стуком упала на ламинат пола. Оба одновременно нагнулись, чтобы поднять её, и тут произошло то, что нередко бывает между людьми разного пола, настроенными на одну волну.
Именно эта волна ещё позавчера нахлынувшей страсти, а последние два дня подогревавшаяся в обоих первым впечатлением толкнула их друг к другу. Сармите, вдыхая аромат алых роз, которые всё ещё держал опешивший Чеслав, сама обвила его шею руками. Они, оцепенев, простояли так несколько секунд, затем букет упал на пол, и Чеслав смог поднять её голову, заглянуть ей в глаза, в которых он прочёл многое, если не всё, и приникнуть к приоткрытым в желании губам молодой женщины…
…. Этот день любви, перешедший в ночь, был очень сладким. Никогда ранее Сармите ещё не чувствовала в мужских объятьях ничего подобного. Ощущения были новы для неё; тонкие и нежные, они мгновенно погружали её в нирвану, и это продолжалось бесконечное множество раз…
Когда первый «удар» был выдержан, она облегчённо вздохнула.
- Я тебя никому не отдам! – безапелляционно заявил Чеслав.
- Но у меня же есть муж! – возразила она.
- У меня тоже была жена, но мы расстались два года назад и оба не жалеем об этом. В нашей любви не было страсти, значит, она была обречена.
Сармите молчала.
- Что ты молчишь, моя коханку?
- Чеслав, есть ещё одно обстоятельство, которое помешает нам быть вместе.
- Какое же? – встревожено спросил Чеслав. – Мне кажется, ничто не может помешать нашему взаимному тяготению.
- Есть, милый. Дело в том, что я в интересном положении. Пошёл второй уже месяц.
- И это меня не смущает. Лишь бы мы любили друг друга. Если твой муж согласится, я готов принять твоего ребёнка, как родного. Этим же дело не ограничится, не так ли? У нас ведь и свои будут – значит, будет большая и дружная семья. В общем, этот вопрос решаемый, но пока отложим его и не будем терять времени.
Совершенно обезоруженная его нежностью и натиском, сплавом любви и страсти, Сармите пала перед его благородством, шармом, мужской красотой. Рассвет в номере оглашали только тихие стоны любви, вздохи, признания – в общем, всё то, что является в отношениях между мужчиной и женщиной неотъемлемым.
6.
По природе своей Сармите принадлежала к той категории женщин, которые не умеют, да и не хотят лгать, тем более вести какую-то двойную игру. Поэтому когда Виестурс вернулся из Кракова, очень довольный, сияющий, полный впечатлений, она смолчала за обедом, но всё думала, как бы ему сказать, что их растянувшийся медовый месяц прерывается, да и сам их брак не выдержал первой же проверки на прочность. Точнее, в её жизнь неожиданно ворвался человек, мимо которого она пройти не может и не хочет. Он, как лакмусовая бумажка, показал, что есть нечто более сильное, чем их с Виестуром супружеские отношения, а любовь может играть такими невообразимыми красками, что она, Сармите, только диву даётся.
Всё это она высказала мужу немного сбивчиво, правда, после того, как Виестурс, разморённый после обеда с рюмкой «вишнювки», предложил ей разделить с ним ложе.
- Я не могу сделать это, Виестурс.
Тот от неожиданности даже выронил телефон, по которому собирался рассказать родителям о своей экскурсии.
- Как так не можешь? Почему? – и его голос дрогнул.
- Виестурс, за время твоего отсутствия со мной произошло то, чего меньше всего можно было ожидать.
- И что же это, дорогая?
- Я не буду ходить вокруг да около. Я полюбила одного человека. И он меня тоже.
- Послушай, милая, если у тебя был некий невинный флирт, то я тебе его прощаю. Но к чему этот серьёзный тон?.. Не могла же ты вот так, сразу, взять и полюбить неизвестно кого, да ещё за такое короткое время?
- Я полюбила его не за короткое время. Мы полюбили друг друга с первого взгляда.
- О, да к тому же это ещё и платонический роман! Но кто из нас не проходил через это в юности? У меня лично такая любовь один раз тоже была, но очень-очень давно. А у тебя – сейчас.
- Ты меня не понял, Виестурс. Мы уже вступили в отношения, потому что не могли друг без друга. Мы созданы друг для друга. И это стало обоим понятно сразу.
- Ну, дорогая, прямо и не знаю, как всё это расценивать. После поездки я что-то туго соображаю. Пойду-ка отосплюсь, а потом мы продолжим наши дебаты.
- Мы ничего больше не будем продолжать, Виестурс. Я ухожу к нему. Наш с тобой брак был ошибкой, особенно с моей стороны. Для счастья нужно больше.
- Да, но ты, по-моему, забыла, что ждёшь от меня ребенка.
- И этот вопрос мы решим. Всё решаемо, когда людьми правит любовь.
Договорив до конца эту убийственную фразу, она кивнула ему и, сказав «Звони», вышла из номера. Свой багаж она успела отправить к Чеславу заранее.
Ошеломлённый, стоял Виестурс Штейнберг, богатый наследник из Даугмальской волости, и не знал, что предпринять. Потом подошёл к бару, выпил изрядную порцию «выборовой» и вновь взял трубку телефона. Теперь он звонил домой, чтобы посоветоваться, как ему быть и как с наименьшими потерями выбраться из этой передряги.
«Надо же! Медовый месяц, начатый нами, будет заканчивать какой-то поляк! (Сармите сказала ему, кто её любимый). Просто фантастика какая-то! Но раз в жизни бывают такие вещи, значит, бывают».
Родители посоветовали ему два варианта: либо бросать всё и немедленно возвращаться домой, либо плюнуть на неверную жену и продолжить путешествие по намеченному плану (куда входили Гданьск, Сопот, Каунас и Паневежис) с каким-нибудь приятелем или – ещё лучше – с подругой.
- Где я их возьму?! – заорал он в трубку.
- Ну, ну, сынок. Не кипятись! До женитьбы на этой ты же знал, где их взять. В Варшаве это сделать просто, к тому же ты ведь в одном из лучших отелей Восточной Европы. Сходи в ресторан… - и из трубки раздались гудки.
Вечером Виестурс вернулся в номер не один. С ним была женщина примерно его возраста, высокая, рыжеволосая. Дама была скрипачкой симфонического оркестра из Брно, который приехал в польскую столицу на какой-то музыкальный фестиваль - Виестурс не очень в этом разбирался, предпочитая рок. Божена, правда, тоже любила рок, и у них с Виестурсом нашлись общие любимцы в лице британских групп «Мьюз» и «Радиохед», а то, что женщина прекрасно говорила по-русски, была очень хороша собой и сговорчива без всякого намёка на корысть, не путая при этом, как большинство иностранцев, Латвию с Литвой, окончательно привело Виестурса в мажорное настроение. Прекрасный вечер в гостиничном ресторане плавно перетёк в не менее прекрасную ночь.
7.
Сармите и Чеслав, позабыв обо всём на свете, наслаждались обществом друг друга. Им было до того хорошо вместе, что они и представить себе не могли, как существовали во времени и пространстве до того, как встретились. Они были созданы для любви и совместной жизни. И это было очевидно.
Чеслав охапками дарил нежность своей любимой, и Сармите, имевшая не слишком большой, но всё же опыт в амурных делах, поняла, что это свойственно только ему одному: быть изумительно нежным, ласковым и угадывать малейшие желания партнёрши. Она поняла, что в его лице обрела и любовника, и верного друга, и будущего надёжного супруга. «Ну, так что ж, что первый блин вышел комом? Так бывает. Зато второй-то какой!» - размышляла она, переполненная счастьем.
Утром, после моциона и завтрака, они написали письмо Виестурсу, в котором Сармите просила дать ей развод. Если Виестурс не будет против и подтвердит это у нотариуса документально, то они с Чеславом воспитают будущего ребёнка сами: если Виестурс создаст свою новую семью, то этого ребёнка не стоит ущемлять хоть в чём-то и травмировать его двойственным положением. При обоюдном согласии Чеслав был готов усыновить или удочерить ребёнка, что он письменно подтвердил своей подписью на отдельно вложенном в конверт листе бумаги, текст которого Сармите, как и своё письмо, написала по-латышски. Если же Виестурс будет против, то ребёнок всё равно останется с ними (суд ведь наверняка решит в пользу матери), только фамилия у него или неё будет не «Ратыньски» или «Ратыньска», а «Штейнбергс» или «Штейнберга». В любом случае биологический отец всегда будет иметь возможность встречаться с ребёнком согласно решению суда или по согласию родителей.
«Не горячись, Виестурс, - ты же старше и опытнее меня, всё взвесь, прежде чем принять решение, - писала Сармите. – Для нас с Чеславом гуманным и удобным представляется первый вариант – добрый развод у нотариуса. Я не сомневаюсь, что ты найдёшь себе более подходящую, чем я, половинку, и у вас будут свои дети. Зато у нашего с тобой ребёнка с самых ранних лет не будет двойственности и чувства неприкаянности».
Вечернее знакомство Виестурса в ресторане с Боженой – так звали чешскую скрипачку – оказалось весьма удачным. Ночь, проведённая после этого, вполне случайного, знакомства перевернула жизнь нашего героя с ног на голову, так же, впрочем, как и то, что накануне произошло с Сармите.
Божена оказалась темпераментной и яркой женщиной, богато одарённой Богом не только физической красотой, но и талантом, интеллектом, высокими душевными качествами. Музыкант по профессии и призванию, она и в постели искала гармонию, поэтому партнёршей для Виестурса стала идеальной. Первоначально Виестурс был без ума от её сексуальных качеств, но уже с вечера, в ресторане, а потом и в продолжение их знакомства он обнаруживал в ней всё больше и больше достоинств. Такого, как с Боженой, он не испытывал никогда и ни с кем. «Да и испытывал ли я такое вообще?» - сознавался он сам себе. И сам же себе отвечал: «Нет».
Дело закончилось тем, что три дня новоиспечённая пара не выходила из номера. Божена только позвонила менеджеру своего оркестра, чтобы сообщить, что в Чехию она вернётся самостоятельно.
Когда им в номер вместе с ужином доставили письмо от Сармите, Виестурс и Божена только что с трудом вышли из нирваны. Расслабленная Божена, мило улыбнувшись ему, провалилась в спасительный сон. Аккуратно сняв её руку со своей груди, Виестурс вскрыл конверт и прочёл письмо. Нельзя сказать, что оно удивило его, но всё же он был шокирован тем, что Сармите так форсирует события.
Перечитав письмо в третий раз, он подумал: «Ну, что ж, может, оно и к лучшему? Чего тянуть кота за хвост?»
Он тут же достал из тумбочки блокнот и на одной из страниц набросал следующий ответ своей бывшей (де факто) жене: «Насчёт мирного развода я не возражаю, а вот про ребёнка подумаю. Ответ дам примерно через месяц». Пожелав Сармите всего хорошего, он оделся, спустился в холл гостиницы, купил конверт с маркой и, вложив в него своё письмецо, бросил его в висевший рядом с ресепшеном почтовый ящик.
Вернувшись в номер с бутылкой шампанского, ананасом и коробкой конфет, он обнаружил в номере уже проснувшуюся Божену, простиравшую к нему руки…
Отношения между Виестурсом и Боженой развивались стремительно. Через четыре дня они покинули гостеприимный и судьбоносный «Шератон» и отправились в Прагу, где жили родители Божены, которые были рады, что их весьма разборчивая дочь, возраст которой приближался к тридцати, сделала наконец свой выбор. К тому же молодой человек из Латвии пришёлся им по душе.
Погостив у милых родителей Божены и съездив в Брно, чтобы уволиться с работы, пара вылетела из Праги рейсом компании «Эйр Болтик». Приехав из аэропорта в Даугмале, Виестурс не без гордости представил родителям свою избранницу. Штейнберги-старшие восприняли красавицу-чешку как невесту сына. О том, что произошло между сыном и его пока ещё женой в Варшаве, они старались не упоминать. Найдя Божену несколько эксцентричной, они были вынуждены были признать её достоинства, которых было явно больше, чем мнимых недостатков.
На следующий день на званом ужине в присутствии родственников и ближайших друзей родители Виестурса благословили молодых, вкратце пояснив ситуацию своим шокированным гостям.
Не без гордости Виестурс показал Божене всё то, чем он владел и даже то, чем будет владеть в дальнейшем. Молодая женщина поняла, что Виестурс в материальном плане для неё сущий подарок судьбы, к тому же они сформировались в отличную пару и физически и, что немаловажно, духовно.
Они начали обустраиваться в Даугмале, и продолжали любить друг друга.
Виестурс вскоре получил электронное письмо от Сармите о том, что она готова к приезду в Даугмале, чтобы встретиться с родителями и забрать свои вещи из особняка бывшего мужа, а, главное, попросила его подготовиться к визиту к нотариусу и сообщить ей своё решение о судьбе будущего ребёнка.
Виестурс ответил, что согласен оставить ребёнка пани Ратыньской на её условиях, но попросил в будущем не препятствовать его встречам с ним в Даугмале, когда Сармите будет туда приезжать, а также пообещал принимать любое необходимое участие в его воспитании при одном условии: Сармите должна учить ребёнка говорить не только по-польски, но и по-латышски.
Спустя две недели оказавшийся столь недолговечным брак Сармите и Виестурса был расторгнут, после чего ещё десять дней спустя обе пары – польско-латышская и латышско-чешская вступили в свои новые супружества в столице Латвии.
Чеслав и Сармите сразу вылетели в Польшу, а Виестурс с Боженой остались отдыхать на берегах Даугавы. Затянувшийся отпуск, который сам себе взял Виестурс, подходил к концу. Божена всё в доме устроила на свой вкус, а мужа тем временем засасывала пучина его бизнеса, к которому он вернулся с удвоенной энергией.
Божена уже вела переговоры с администрацией Латвийской Национальной оперы о своей работе в тамошнем оркестре, ибо не мыслила себя вне искусства, но неожиданно для себя ощутила первые признаки беременности. Понимая, что это такое, она рассказала Виестурсу о том, что заметила. Виестурс был на седьмом небе от счастья.
Он внёс Божену в их спальню на руках. Отношение его к жене в эту ночь были трогательными, нежными и до боли чувственными.
Вскоре Виестурс получил от Сармите мэйл, из которого узнал, что через полгода у неё должен родиться мальчик. В ответ Виестурс написал ей о том, что и сам готовится стать отцом, прибавив к этому просьбу не сообщать сыну о том, кто его истинный родитель и что эту тайну можно будет открыть ему, когда он повзрослеет.
8
Как-то на Лазурном берегу познакомились очень красивая девушка Беата семнадцати лет от роду и парень чуть постарше, которого звали Имантом. Они долго плавали в море, потом лежали на песочке, и очень скоро поняли, что сердца их бьются в унисон.
Потом они затеяли игру в догонялки, долго бегали по пляжу. Иманту с трудом удалось поймать быстроногую, как газель, Беату, которая, неожиданно попав в его объятия, стушевалась и густо покраснела. В руках Иманта застыло трепещущее существо, явно проникшее к нему такой же симпатией, как и он к ней.
«О, да она ведь совсем девочка!» - подумал Имант, заметив краску на лице юной польки. Он привлёк её к себе и мгновенно, чтобы не привлекать внимание загорающих, поцеловал в лоб.
- Пойдём, я познакомлю тебя со своими родителями.
Они прошли метров триста – туда, где под тентом расположились Виестурс с Боженой. Божене недавно исполнилось сорок семь лет, но она по-прежнему была очень яркой, привлекательной женщиной. Божена играла с младшим братом Иманта, которому было лет на десять меньше, чем ему.
Они с Виестурсом не планировали второго ребёнка, обоим было по сорок, но Виестурс, всегда ревновавший Божену, как-то уж слишком близко к сердцу воспринял тогда её безобидный флирт с неким военным, кажется, итальянцем, на одной из вечеринок, которые время от времени по очереди закатывал в Даугмале тамошний истэблишмент, особенно тогда, когда в Латвии проводились какие-нибудь международные конференции или натовские учения. Сославшись на нездоровье, он уговорил Божену, выглядевшую в тот вечер просто умопомрачительно, уехать домой с берега водохранилища, где проводился фуршет.
По дороге Божену укачало, и она задремала, хотя ехать было недалеко. Искоса поглядывая на красавицу-жену, на её удивительно красивые черты лица, ладную, немного располневшую фигуру, налитые груди, пламенеющие от ещё не прошедшего возбуждения от танцев и выпивки щёки, он глубоко задумался: «Сын подрастает, ещё несколько лет, и он начнёт бегать за девушками, а Божена ещё цветёт, как липов цвет. Опасно! Нужно быть бдительным. Но не нанимать же бодигарда, в конце концов!» И тогда его внезапно озарило: ребёнок! Им нужен второй ребёнок, и затягивать с этим не стоит.
Пока жена принимала душ и переодевалась на ночь, Виестурс прикатил столик с каким-то старым красным вином, любимым ею козьим сыром, порезанным на кубики, и фрукты.
- Я виноват перед тобой, дорогая: увёл тебя с такого весёлого банкета, да ещё на свежем воздухе, поэтому хочу немного подсластить эту горькую пилюлю.
- Ну, что ты, Виестурс! Со всяким может случиться. Тебе надо бы сходить к кардиологу, а ещё ограничить себя в некоторых вещах. Излишек веса, дорогой, никого ещё не делал здоровым. Путешествовать надо побольше, особенно пешком. Засиделись мы что-то с тобой, пока Имант был маленький.
- Как скажешь, милая пани, так и сделаем.
Виестурс, действительно, в последнее время очень поправился. Он был уж очень корпулентным для своих сорока. У него появилась одышка. Со всем этим нужно было что-то делать. Но сначала главное – ребёнок.
Он налил по бокалу, и они с удовольствием выпили за обновление жизни. Вино было великолепное, густое и пилось, как божественный нектар. Слегка закусывая сыром и фруктами, они осушили ещё по одному бокалу, пошире открыли окно и, потушив ночник, легли в постель. Виестурс ещё при свете успел заметить вновь возникшее возбуждение в жене, а томный блеск в глазах говорил о том, что это не просто возбуждение, а нечто большее.
Когда он взял руку Божены в свою, его собственная дрожала. Охваченный желанием, он не мог быть совершенно спокойным.
- Виестурс, тебе не плохо? Может, кондиционер включить?
- Нет, милая. Напротив, мне очень хорошо.
Он повернулся к ней.
- Иди ко мне, моя ласку!
«Ласка», что по-чешски, как известно, означает «любовь», не заставила себя долго ждать. И вот он уже сжимал в объятьях желанное тело супруги.
Ночь была щемяще-нежной, услады долгими и острыми. Виестурс всё предусмотрел – и не ошибся.
Месяца через полтора после похода к врачу Божена подошла к мужу и спросила:
- Что будем делать, Виестурс? Я в положении.
- Как что? – взвился Виестурс и сжал её в объятьях. – Дорогая моя, ты не представляешь, как я рад!
- А не поздно ли, дорогой?
- Какое там поздно! В нашем возрасте многие только ещё женятся.
Вот так через семь с половиной месяцев на свет появился ещё один Штейнберг мужского пола, который получил имя Жанис.
Как только малышу исполнилось три года, семья начала отправляться в путешествия ежегодно и в полном составе. Виестурс снизил физическую нагрузку, изменил систему питания, включив в рацион только постное мясо, овощи, нежирные сыры, рыбу и другие морепродукты, исключив хлеб начисто. Эффект оказался потрясающим: за два месяца он сбросил аж пятнадцать килограммов. Он по-прежнему был полон, но уже в пределах допустимого.
На Лазурном берегу Франции они отдыхали второй раз, на этот раз не в Антибе, а в Сан-Рафаэле.
- Мама, папа! Позвольте познакомить вас с Беатой, моей девушкой.
Супруги Штейнберги оторвались от своих дел и с интересом воззрились на прелестную, ещё очень молоденькую девушку. Она была необыкновенно мила. Что-то едва уловимое, но знакомое почудилось Виестурсу в её личике. «Нет, не может быть!» - отгонял он от себя мысли, тут же назойливо ринувшиеся в его голову.
Имант, по согласованию с родителями, пригласил Беату к себе в гости. Она пообещала в скором времени воспользоваться этим приглашением. Обстановка на пляже разрядилась, стала более непринуждённой. Беата, в ответ на просьбу Виестурса, рассказала о своей семье во всех подробностях, и господин Штейнберг убедился, что она – действительно дочь его первой жены, а Ежи, старший брат, двадцатилетний студент Ягеллонского университета, про которого взахлёб рассказывала девушка, - его, Виестура, родной сын, латыш по крови, которому он оказывал материальную поддержку все эти годы, но встреча с которым так и не состоялась.
«Теперь она состоится наверняка!» - решил Виестурс.
- Пойдёмте, господа, я познакомлю вас со своими родителями. Они здесь, неподалёку.
Виестурс встал первым.
- Божена, собери Жаниса и давай прогуляемся, коли нам предлагают такое.
Божена нехотя поднялась – Виестурс неисправим, его мёдом не корми, дай только с кем-то пообщаться. Они медленно двинулись в ту сторону, куда их повела Беата.
- Беата, доченька, куда ты запропастилась? –
Навстречу Штейнбергам поднялась слегка постаревшая Сармите, сама когда-то Штейнберга. Из тысячи женщин Виестурс узнал бы ту, кто стал его первой любовью, мать своего уже взрослого сына. И Сармите узнала Виестурса, на которого смотрела с ностальгической улыбкой: последний раз она видела Виестурса мельком в Даугмале пятнадцать лет назад, на похоронах своих родителей, погибших в автокатастрофе.
- О, да к нам прибыла целая делегация! – промолвил Чеслав Ратыньский, и обе семьи перезнакомились. Общение шло на смеси русского с английским, хотя когда Чеслав с Сармите переходили на польский, Виестурс, с детства немного знавший этот язык, почти всё понимал, как и его жена-чешка.
Виестурс отозвал Сармите в сторонку и сказал:
- А Ежи здесь, с вами?
- Да, но только он поехал с приятелем-французом в Ниццу. К вечеру обещал вернуться.
- Завтра я хотел бы повидаться с вами обоими в ресторане вот этого отеля, - и он протянул ей рекламный проспект отеля, в котором остановилась его семья.
- Хорошо, мы будем, - просто, но уверенно отреагировала на это, вполне закономерное предложение Сармите.
9
Как и было задумано, по приглашению Виестурса Сармите с Ежи подъехали к отелю вовремя. Виестурс спустился в холл за полчаса до назначенного срока и ходил из стороны в сторону, напрягая портье и охранников, в предвкушении встречи со своей первой любимой женщиной и их общим сыном.
Конечно, он продолжал любить яркую красавицу Божену и своих детей, но в его сердце всё ещё была жива память о Сармите, своей такой трогательной любви, их свадьбе и первой части отлично проведённого медового месяца – забыть такое он был просто не в силах. Несколько раз он пытался договориться о встрече, но то одно, то другое обстоятельство мешали этому, и эти планы срывались.
И вот они стоят перед ним, словно застывшим на месте: всё та же Сармите, правда, с небольшой сединой в волосах, и взрослый сын Ежи, вылитая его копия. Ежи первым шагнул навстречу отцу.
- Здравствуй, отец, - обратился он к Виестурсу по-латышски, с небольшим польским пришепетыванием. - Я рад встрече с тобой.
Очень жаль, что мы не познакомились с тобой раньше. Я все эти годы - конечно же, по описанию матери – таким тебя и представлял.
Виестурс с тёплым чувством взглянул на Сармите: так, значит, она тоже думала о нём, пыталась встретиться. Какие парадоксы ожидают нас иногда на тропах жизни! Но сейчас они вместе. Крепкие рукопожатия, объятия…
Он почувствовал хрупкость той, прежней Сармите и крепость своего подросшего сына. «Весь в меня, - подумал Виестурс. – Каким-то он будет лет через пятнадцать? Настоящим мужчиной, отцом семейства, самодостаточным, образованным…»
Они заняли столик в ресторане. Беседа лилась легко и непринуждённо. Виестурсу хотелось оттянуть момент расставания, и он находил всё новые и новые темы для беседы. Наконец Сармите сказала:
- Ежи, нам пора домой. Ты ещё встретишься с отцом.
Виестурс вскочил, будто его кто-то больно ужалил:
- Подождите! Как же так? Я ждал этой встречи долгие годы, а она была слишком короткой.
«Что же делать? - свербила его мысль. – Придумал!» - и он радостно вздохнул.
- Ежи, а как ты насчёт того, чтобы приехать ко мне в Латвию? А, сын? Может, тебе там понравится. Можете приехать и вместе с Беатой – Имант будет очень рад.
- Я только за, - улыбнулся в ответ Ежи.
- Мы рассмотрим в семье твоё предложение, Виестурс, - сказала Сармите. – Думаю, решение будет положительным.
Не прошло и трёх недель, как весёлая компания в составе Ежи, Беаты и её закадычной подруги Барбары отправилась в Даугмале, к родному отцу парня и на родину их с сестрой матери. Молодые поляки знали, что их там уже ждут.
Беате не терпелось встретиться с Имантом. Их романтическое знакомство на берегу Лигурийского моря к концу пребывания во Франции переросло в нечто большее. А Ежи хотелось не только встретиться с отцом, но и познакомиться со своими младшими братьями-латышами.
Виестурс встретил их на автовокзале в Риге. Они погрузились в его просторную «тойоту» и отправились через Островной мост на левый берег Даугавы. Время было утреннее, воскресное, и уже через двадцать минут вся компания подъезжала к тому самому особняку, в котором так счастливо начинался первый брак отца и где, как сопоставил сам Ежи, он и был зачат.
Божена и прислуга подсуетились на славу: стол был великолепен. Чего на нём только не было! Молодёжь нажимала на суши, приготовленные поварами нового ресторана Виестурса, открытого в Риге. Всё остальное Божена и её помощницы готовили здесь, в Даугмале. Гости с удовольствием вкушали копчёного угря и других рыбных деликатесов. Виестурс, маститый хозяин сети супермаркетов в окрестностях Риги, а также пяти ресторанов и кафе, мобилизовал на встречу дорогих гостей все свои ресурсы.
После обеда Беата с Имантом отправилась к реке. Ежи с Барбарой, с которой Беата познакомила его накануне поездки в Латвию, уединился в назначенной ему комнате, чтобы послушать музыку. А до этого все поиграли и наговорились с маленьким Жанисом.
- Ну, вот и разбрелась наша молодёжь, пойдём-ка и мы отдыхать, - обратился Виестурс к Божене, которая, уложив спать Жаниса, поднялась к нему на верхнюю террасу, где он курил сигару, обозревая панораму водохранилища, которая откывавшуюся перед его взором. – Я благодарен тебе Божена за ту встречу, которую ты устроила моему сыну и его спутницам. Ты очень постаралась, всё сделала на высшем уровне, а, главное, с любовью.
Едва тела супругов соприкоснулись в спальне, как их словно ударило электрическим током, и они, ошеломлённые, - а такого давненько не было - с жадностью прильнули друг к другу.
- Ты смотри, милый, не слишком-то увлекайся, а то как бы мне ещё раз не понести…
- Ну, а если и понесёшь, то что? Не от чужого же дяди, а от родного, любящего тебя мужа.
- Хватит нам и двоих. Жанис ещё маленький, а нам скоро пятьдесят. Старовата я для третьих родов.
- Да о каком старении ты говоришь: твоя кожа, словно бархат, а груди, словно налитые яблоки.
- Ну, прямо царь Соломон и «Песнь песней»! Ты не шути так, Виестурс, а то действительно накличешь.
Супруг полуторжественно гарантировал ей безопасность и то, что не даст эмоциям зашкалить…
На следующий день они будут очень удивлены тем, как сложились отношения их детей и гостей.
10
Имант и Беата, несмотря на молодость, вступили в романтические отношения ещё на Лазурном берегу. Мы говорим о романтических отношениях, допускающих всё, кроме секса. Они отдавали себе отчёт в том, что ещё слишком юны, но также сознавали, что при таком взаимном тяготении продержаться долго они не смогут. Для того, чтобы «продержаться», им надо было на какое-то время расстаться.
Имант решил остаться дома и продолжать учёбу в Латвийском университете, а Беата гостила в Даугмале ещё три дня, каждый из которых был полон неизъяснимой прелести общения с Имантом на фоне природы и речных пейзажей. Именно в уголки родного края, где ещё сохранялись какие-то клочки девственной природы, забирались влюблённые, стараясь насладиться ею и друг другом – ведь они находились в процессе познания. Каждая чёрточка, каждая прядь волос, чуть заметное дрожание руки – всё, исключительно всё приводило их в обоюдный трепет.
Но вот прошло три дня, и они, едва оторвавшись друг от друга, расстались, чтобы через четыре месяца встретиться вновь на Рождество – только теперь уже в Варшаве. А там, спустя годик, можно будет поговорить с родителями и о чём-нибудь более серьёзном.
Год пролетел незаметно. Они повзрослели. Беата закончила гимназию, а Имант – второй курс юрфака. Отношения между ними не изменились. Тогда-то влюблённые и решились на разговор с родителями о перспективе того, как они будут жить дальше уже в качестве пары.
К их удивлению, все четыре родителя благосклонно восприняли эту новость, посетовав, однако, что ещё рановато, но, тем не менее, осознавая при этом, что дальше обрекать детей на раздельную жизнь больше нельзя. Было решено, что пара съедется в Риге, и после того, как Беата поступит в тот же университет, где учился Имант, только на отделение славянской филологии, Штейнберги и Ратынские в складчину купят им двухкомнатную квартиру в Зиепниеккалнсе – ближайшем к Даугмале «спальном» районе Риги.
Радость юной пары была безгранична. «Только с ребёночком пока повремените – надо подумать об учёбе, особенно Иманту, который ближе к финишу и у которого специальность перспективнее», - говорили все родители, а старший Штейнберг добавлял: «А ключи от квартиры получите только после того, как Беата пройдёт конкурс абитуриентов».
Виестурс вызвался быть опекуном «младшеньких», как их величали, чтобы они, кроме учёбы, не знали никаких материальных забот, но при этом и контролировать их, дабы их по молодости не занесло куда не следует; Божена же бралась за быт молодых и за репетиторство юной снохи по чешскому языку, который входил в программу обучения.
Беата без труда поступила в университет, чему способствовало, помимо её хорошей подготовки в школе, конечно же, и стремление жить с Имантом.
Через четыре года оба закончили университет одновременно: Имант получил степень магистра юриспруденции, а Беата решила ограничиться степенью бакалавра филологии. По окончании учёбы, когда Беата была уже на пятом месяце беременности, Сармите и Чеслав настояли на том, чтобы они всё же переехали в столицу Речи Посполитой, где Беату ждало место переводчицы в здешнем посольстве Латвии, а Иманту, успевшему с помощью жены освоить её родной язык, Чеслав выхлопотал должность юрисконсульта в крупной польско-германской фирме, директором которой был его близкий друг. Молодой талантливый специалист быстро пошёл в гору.
Квартира в Риге была продана, а в Варшаве приобрели трёхкомнатную «на перспективу», которая была не за горами.
Что касается Ежи, старшего сына Виестурса и Сармите, то он ещё пять лет назад, при их первом визите в Латвию, как нетрудно было догадаться, влюбился в Барбару, хотя она и была значительно моложе его. В свою очередь Барбара ещё тогда влюбилась не только в Ежи, латыша по крови, но и в столицу Латвии, особенно в «Старушку», как ласково именуют рижане старый город. Они и позже, приезжая в гости к отцу Ежи, не раз гуляли по Риге, близко познакомившись со всеми её достопримечательностями и задумав в будущем обвенчаться именно в католическом соборе святого Екаба, расположенном в двух шагах от здания Сейма Латвии.
Ежи, немного знавший латышский язык ещё с раннего детства, а теперь усовершенствовавший его во время частых поездок к отцу, давно присматривался к перспективе работать или вести бизнес в Латвии, где отец мог оказать ему полное содействие, тем более, что он уже получил диплом экономиста. Барбара же, ещё учась на филологическом факультете в Варшавском университете, легко усваивала различные языки и стремительно освоила не совсем лёгкий для славянки латышский язык.
Виестурс с женой не могли нарадоваться на своих «старшеньких». К тому же им очень нравилась спокойная, выдержанная Барбара. Об одном только они не знали: что их дети давно выросли, созрели, и было бы наивно предполагать, что они останутся только друзьями. Поэтому когда они заявили родным о том, что собираются не только пожениться, но и начать свою трудовую деятельность в Латвии (пока только один Ежи, уже давно закончивший свой вуз), то Штейнберги это, разумеется, поддержали всей душой и сделали всё, чтобы укрепить их в таком решении.
На свадьбу Виестурс подарил им дом, специально купленный им для молодых неподалёку от своего. Это сразило Ежи, давно уже горячо полюбившего отца, буквально наповал. В том же, что он хорошо устроится здесь, не было никаких сомнений.
Так сложились судьбы молодых отпрысков Сармите и Виестурса, хотя сами они когда-то очень круто изменили свою собственную прямо во время медового месяца. Неисповедимы пути Господни!
Март 2015