Она долго и бесцельно бродила по городу.
Непривычно одетые люди, непривычные витрины магазинов, постройки домов, транспорт. А несколькими днями раньше Лера бегала по тем же тротуарам и бросала вызов неизвестной силе или разуму, что внедрил ее в этот город и в этот год. Какой грозной она казалась. И что теперь? Чем будешь пугать? Криками, кулаками?
От бега и ходьбы ее тело разогрелось. Валерия рискнула расстегнуть куртку, но холодный воздух слишком явно обдувал вспотевшую шею и грудь, просачивался через ткань блузки и пиджака. Она в который раз уже пожалела, что у нее нет красивого шарфа или пашмины, что идеально в таких случаях. Пришлось снова застегнуть все пуговицы.
Она мысленно перебирала свои любимые шарфы, которых просто не счесть в большом гардеробе ее квартиры в Киеве. Любых цветов и расцветок. Только натуральные, ручной работы или производства лучших ткацких станков. Она привозила их из Италии, Франции, Индии, Турции...
Лера вспоминала в подробностях весь свой гардероб, какие на прикосновение ткани. Что собою представляют ее шкафы, как они пахнут.
Шкафы сделаны по специальному заказу, они идеально вписывались в интерьер и при этом были невообразимо удобны. Валерия сама сконструировала дизайн до мельчайших подробностей. Она создавала одежду и относилась к ней всегда с трепетом. Невозможно представить, чтобы вещи в ее гардеробе хранились в беспорядке или не имели специального места.
Платья всегда в отдельном шкафу, очень просторном, куда уместилась бы не одна коллекция. Специальные чехлы, плечики, манекены, не допускающие образования никаких лишних складочек. К каждому платью своя пара туфель, тут же, внизу, аккуратно уложенная в коробочки. Сверху, на полках, находилось все то, что могло понадобиться к платьям: украшения, накидки, перчатки, брошки.
Такой же отдельный шкаф для костюмов, с такими же специальными подставками и плечиками для жакетов, с собственной коллекцией обуви и украшений. Рядом – большой отсек для блуз и рубашек, развешенных на красивых мягких вешалках, _– всегда идеально выглаженные.
Отдельный шкаф для белья с множеством различных полочек и выдвижных ящичков. Отдельный шкаф для верхней одежды и сапог. В общей сложности – четыре больших шкафа с зеркалами и золотой отделкой в стиле «ампир», ловко вмонтированных в стены, не занимающие пространства квартиры, но внутри представляющие собой целый мир.
Лера почти уже находилась на грани нервного срыва от нестерпимого желания оказаться дома, прикасаться к своим вещам, к дорогой натуральной мебели, наслаждаться красивым убранством комнат... А ее ванная! Ах, это блаженное сочетание белого, розового и золотого: итальянская сантехника и турецкая плитка! Зеркала! Лампочки, внедренные повсюду и создающие поистине сверкающую атмосферу, а если нужно – полный интим.
Ее била холодная дрожь.
Ну почему, почему ей суждено было потерять все это в одну минуту? И неважно, каким образом: отдать кредиторам или оставить в другой жизни.
Ни одна вещь никогда не занимала неположенного ей места. Ни одной недостающей детали в чем бы то ни было! И никакой чрезмерности при этом.
Далеко не каждый рожден для роскоши. Просто иметь вкус для этого недостаточно. Любой может принять красоту, как должное, быть эстетом и ценителем, находясь уже в готовой атмосфере, но видеть совершенство в деталях, уметь это совершенство выделить из общего и переплавить в частное, не нарушив естественности, и дать ему возможность существовать... Такое под силу только творцам!
Но кто они – эти творцы? Они как-то особенно выглядят? У них на лбу печать?
Муза спускается к ним на сахарных облаках или является ангелоподобным существом с детским личиком, бархатными крылышками и с арфой в руках? Или приносит дары – в знак какой-нибудь заслуги?
Почему никто не спрашивал ее об этом на интервью? Лера знала, что ответить.
Пожалуй, творцы отличимы лишь тем, что с маниакальной страстью пытаются создать какую-то недостающую частичку этого мира, вдохнуть душу в неодушевленное, раздвинуть грани вселенной. Они трудятся, не покладая рук, до самозабвения, практически на рубеже человеческих сил и способностей. Ничто не дается им просто так.
Их цели не до конца ясны и открыты им самим. Но в сердцах пылает неугомонное пламя – легендарный огонь Прометея, способный и согреть и ранить с одинаковой силой. Они не знают другого пути для себя, кроме реализации этого пламени, этой энергии. Это как миссия, как неизлечимая болезнь. Только творение может принести этим душам высшую степень радости и успокоения.
Не всегда их творения понятны окружающим. Не всегда их готовы принять. Порой для этого необходимы века, а порой и вечности недостаточно.
Но никто и никогда из них не скажет вам, что специально выбрал путь творящего. Данный путь если и выбирают, то не на этой земле. И приходят творцы в этот мир уже теми, кто они есть. И мир всегда, увы, будет выглядеть для них недостаточно прекрасным и приветливым. Они остаются детьми до самого последнего своего часа: не перестают удивляться, открывать новое, и думать исключительно сердцем, а не головой.
У них нет нимба или рожек. Они могут не нравится своими манерами и наружностью. Пройдешь мимо – не заметишь. Но даже те из них, кто привлек к себе массовый интерес, поклонение и обожание, вряд ли будут когда-нибудь постигнуты, либо изучены до конца. Для одних они становятся святыми, для других – шарлатанами. И мало кто замечает, что они просто создают новый мир...
Вот и Валерия. Жить и не создавать что-то исключительное, будоражащее, было бы адской пыткой для нее. Нет, пожалуй, адские пытки не шли ни в какое сравнение!
Ее сил и энергии хватило бы на многих ярких личностей. Но почему же ее не хватило для себя самой? Или хотя бы для того, чтобы распорядиться верно своим огнем Прометея, и не сгореть в бушующем пламени. Похоже, она неправильно разожгла свой костер.
Быть может, оттого, что у нее не было толковых советчиков. Или толковых друзей, которые вовремя остановили бы ее, не дали прыгнуть в кипящий котел.
Но о чем размышлять? Разве Валерия Черноус кого-нибудь когда-нибудь слушала?
Ей необходимо было творить – во что бы то ни стало. А средства в таких случаях не выбирают.
Было ли виной ее краха еще одно обстоятельство, которое служило проклятием для многих других предшествующих ей художников? Время! Не в понимании его быстротечности, а в том лишь понимании, что представляет собой современный мир.
Каждое время несет свою чуму. Это не может не влиять на жизнь любого смертного, в том числе и творящего. Это ставит печать на его творчестве и судьбе. Тысячи известных примеров в истории, и еще столько же – неизвестных. Казненные поэты, отравленные музыканты, сгнившие от болезней и нищеты художники, скульпторы, лицедеи...
Обесцененные, пораженные или уничтоженные.
В осаде злопыхателей и завистников, только и ждущих подходящего момента, чтобы толкнуть...
Самый большой подвиг в наше время – оставаться простым, не стремиться всадить кому-нибудь меж глаз свою так называемую важность.
Но нет же. Каждый нынче оригинал, лишь потому что может громко об этом заявить.
И тысячи заявлений, сливающихся в бессмысленный рев, заглушают в конечном итоге всех вместе и каждого по отдельности.
Люди бояться остаться в тени – незамеченными и неуслышанными. Культ звездности поглотил остатки разума, превратился в массовый психоз. Это главная чума моего времени, констатировала Валерия. Люди толпами бегут вперед, забыв уже зачем и как, а их вопли превращаются в истерику. И нет больше ничего, кроме этого бестолкового психоза, разрушающего любые усилия.
И та простота, которой так пренебрегают, в действительности хоть чуточку, но выигрывает. Хотя бы тем, что не сжигает саму себя и не позволяет массовому безумству подмять себя под цейтнот собою же придуманного рабства. Простота – это тот Гений, что стоит в нескольких шагах от священной горы и созерцает ее вершину, наблюдая за тем, как тысячи жадных рук и ног скребутся к ней, не жалея сил, обрываются и падают почти все, почти одновременно.
Простота лишь делает выводы, изучая ошибки. И при этом продолжает жить, не сбивая локти и не разбиваясь сама. И даже есть вероятность, что однажды именно Простота взберется на вершину, ведь к тому моменту она хорошо ее изучит. И, быть может, единственная заметит тот путь, который наиболее оригинален...
Но это только фантазия. Существует ли она вообще – Простота?
«Что-то такое немодное, абстрактное... Когда я в последний раз наблюдала что-то похожее на простоту? Пусть даже признаки ее, как признаки еще теплящейся жизни в гниющем трупе общества».
А в себе? Видела ли она простоту в себе?
Это было так давно...
Все чрезмерное теряет облик благородства.
«И даже в самых смелых мечтах я не могла бы вообразить, что способна измениться. Трудно остановиться, когда подняты шасси. Я стала тем, кто я есть, вживаясь в информацию и время, постоянно получая пинки от конкурентов. Мне пришлось вооружиться. Я подчинялась и повиновалась тому обществу, для которого, в последствии, стала тем, что оно желало видеть во мне – хладнокровным чудовищем...»
Валерия оказалась неподалеку от того самого магазина – да-да, кондитерского! – в котором так удачно полакомилась на днях. При одном упоминании ей становилось тошно и противно из-за такого глупого поступка. Теперь она миновала его, стараясь не оглядываться.
Но тогда она была уверена, что все происходящее – лишь сон, а во сне можно вытворять что угодно. Она и помыслить не могла, что ее поведение может самым грубым образом влиять на действительность.
А что она думает об этом сейчас? Воспринимает ли все сном как и прежде?
Ведь бывают же такие сны, где все насквозь реально. После таких просыпаешься с убежденной верой во все, что приснилось, держишь в себе эти крепкие впечатления, помнишь детали. И вдруг: «Стоп. Как я тут очутился? Что я делаю в этой постели, в этом доме?» И только после этого понимаешь, что попал под влияние мощного кинофильма в своем воображении, и вся та отчетливая, полная чувств и событий жизнь – попросту игра разума, не более того.
Но все указывало на то, что свершилось непостижимое – она вернулась в прошлое. Для чего и с какой целью пока неизвестно. Во всяком случае, Валерия надеялась, что цель для этого предусмотрена. Иначе все намного хуже, чем можно вообразить.
Ясно одно. Холодный воздух — реален. Улица, по которой Лера сворачивала к дому родителей – реальна. Как и та лужа, в которую она ненароком вступила. И мелкая дворняга, что снова пристала к ней возле подъезда и попыталась вцепиться в мокасин, и сам дом – образца 1987 года. Все так же реально, как и она сама.
Быть может, со школы уже позвонили матери на работу, самым реальным образом доложив о дерзком поведении ее дочери, приведя маму в самое настоящее негодование.
И реальный ее отец, относительно молодой, а главное – живой, находится сейчас дома один, не догадываясь, что к нему всячески пытается пробиться его старый друг и сослуживец с трагичными, но реальными новостями.
Лера хотела сейчас же увидеть отца. Попробовать с ним поговорить о чем-то. Без разницы, о чем. Просто побыть с ним вместе. Видеть его, слышать. Постараться узнать его ближе.
Но когда она вошла в квартиру, сразу поняла, что дома никого нет. На кухне громко орало радио. Видимо отец ушел по делам, или в гараж, или на те несколько пар ДПЮ, что вел в училище, а перед выходом слушал радио и забыл выключить.
Лера вошла в кухню. Здесь было чисто и пахло едой. Окно оставалось приоткрытым (тоже очевидно отец забыл), и потому в помещении сделалось прохладно. Она поспешила закрыть его и выключила старый советский радиоприемник, висевший над холодильником. Она их никогда не любила – эти приемники. И радиостанция всегда была какой-то нудной, с монотонно голосящими дикторами – не понятно вообще о чем...
Потом заглянула в спальню родителей. Кровать идеально застелена, все вещи на своих местах.
Вошла, наконец, к себе в комнату, села на кровать и вдруг ее охватила такая грусть и одиночество, что Лера с трудом нашла силы, чтобы не упасть в подушку лицом и не залиться безутешными слезами. Рыдания уже подкрадывались к горлу, в глазах защипало. Но в последний момент она встрепенулась и приказала себе успокоиться.
То, что происходит – само собою малоприятно. Но это же твоя жизнь, Лера. Твоя настоящая жизнь, какою она и была когда-то. Ты не должна чувствовать к этой жизни такое отвращение и неприязнь! Ты жила в этой комнате. Ты начала здесь шить свои первые вещи. Рисовать первые эскизы. Ты выросла в настоящую акулу моды, и эта жизнь не являлась помехой, а напротив – всячески тебя подстегивала!
Что бы делала на твоем месте Коко? Как она поступала всякий раз, когда ее снедала боль и одиночество? Когда не было сил для вдоха, не только для жизни.
Она брала в руки ткани и начинала творить...
Лера открыла старенький платяной шкаф, поглядела на свое юное отражение в зеркале на дверце, и принялась искать что-нибудь подходящее для того, чтобы заняться делом...
Читать дальше (Глава 17): [url=http://www.proza.ru/2015/06/04/1409]
©"Последнее желание" Г.Зарудная