Рыбалка в Башкирии

Иван Горюнов
               
Позвонил другу юности, узнать новости о рыбалке. Узнаю: Башкирия, сто четвёртый километр трассы Оренбург - Уфа, деревня Аксары,  плотина на речке Юшатырь, с пятницы вечера по воскресенье вечера -  двенадцать кг. карася и одиннадцать щук. Карась двух сортов, один, самый массовый, грамм по двести – двести пятьдесят, другой, редкий, грамм по  пятьсот - семьсот. На поплавочную удочку редко, в основном,  на донки с кормушками, на червя. Ну кто устоит! Всего сто четыре километра, против двухсот пятидесяти в сторону Илека -  в Крестовку или в Сладково. Тем более, что Оле всё равно куда, лишь бы подальше, для смены обстановки. А она, обстановка, за неделю так надоест, что действительно беги куда подальше. Оля на пенсии, учителем работала. Сейчас торгует в своём магазине, бухгалтерию всю нашу ведёт, не может дома сидеть без работы. «Там я с людьми всегда, в общении вроде, да и копейку сохраняю, » - так она отвергает все мои попытки  заменить её продавцом наёмным. А общение с людьми нынешними ох какое непростое. Все идут к ней исповедоваться, горечи-проблемы высказать, ну и под это дело в долг попросить: добрый она человек – не откажет. Да и не отказывает тем, кто действительно в трудной ситуации, кто всегда во время рассчитывается. Но достают чаще всего хитрованы и алкаши: по часу будут умолять, пока уже не плюнет она на всё: «Да возьмите, только отвяжитесь.» Одна такая женщина, пенсионерка, в долгах постоянно, так нервно и шумно отреагировала на справедливое замечание, что сутки я жену свою успокоить не мог. Собирали мы деньги на строительство памятника фронтовикам-односельчанам, а у этой самой женщины, отец – участник войны. «Ты, Роза, в месяц столько денег на пиво тратишь, что давно бы деньги за отца-фронтовика  внесла в общий фонд, вас ведь детей – то пятеро, и никто ни копейки не внёс! Как вам не стыдно!» Поток мата и визга, оскорбления, проклятия в ответ, и всё только за то, что посмели тронуть её совесть, которая, казалось бы, давно уже утрачена и растаяла за пивным туманом. Вот от таких сцен, от такой обстановки я и увожу каждый выходной её куда подальше.


 Теперь вот в Башкирию едем, в Аксары, хотя на карте значится -«Аксарово». Чёрте – что напридумывали - Башкортостан, язык сломаешь, куда милее и приятнее  звучит – Баш-ки-ри-я.  В Башкирии я бывал и раньше, и не раз: и по колхозным делам, и по личным, да и проездом частенько. Ухоженные поля, чистенькие побелённые фермы, аккуратненькие посадки берёз и сосен, милые зелёные заборчики вдоль деревенских улиц, красота нетронутых полян в глухом сосновом бору, хариусы в таёжных чистых речках и наивные, добрые, бесхитростные люди-башкиры – всё это Башкирия! Там даже коровы умные. Дорога к речке проходила мимо летней дойки. Так коровы стояли в очереди на дойку по обе стороны дороги, не занимая её, и внимательно рассматривали проезжающие мимо машины, мирно перемалывали вечную свою жвачку.
      


 Но гаишники башкирские! Заблудился один раз в районе Мелеуза: туман – в метре ничего не видно: пересёк сплошную линию в восемь утра. Они, гаишники, тут как тут.  Или права давай, или «щтраф» на месте, две тысячи отдал на месте. «Ты человек или кто? Видишь ведь, что я не местный, заблудился!» «Ничего не знаю, Рашид сказал, пересекать сплошную нельзя, плати!» Косят под дурака, но упрямо. Почти каждая поездка в Башкирию  без конфликта с гаишниками не обходится.
    


  И вот я снова еду в Башкирию, в Аксары, на рыбалку. С собой палатка, рядом жена и внук, который, когда приехали, произнёс:  «Ну и где тут Башкирия?» В его детском уме, после моих рассказов, Башкирия – сказочная страна, а тут широченное водохранилище, которое он упорно называет морем, да лесок на горке, ничего сказочного. В предвкушении клёва, радостно взбудораженный готовлю прикорм: комбикорм, жмых, пареная перловка и горох, мука – смешиваю всё в ведре, разбавляю водой, валерьяночки капаю для запаха. Готово! Теперь снасти. Не торопись, не торопись! Жена с внуком поставили палатку, ужин готовят - шпикачки на шампуры насаживают. Соседи наши и справа и слева – супружеские пары, сидят с утра, у одних в садке полно карасей, у других всего пара плещется. Те, у кого полон садок, рыбачат на донки с кормушками, а другие – на поплавочные удочки. Закидываю свои донки, две  - больше не надо, если будет клёв, то и одной хватит. Сигнальные колокольчики молчат, изредка позванивают, но обрывисто, не постоянно, как у соседей. Женщина едва успевает закинуть донку, как следует непрерывная трель колокольчика – подсечка, и очередной карась бьётся на берегу. У меня тишина уже час, темнеет, а клёва нет. Он есть, но у соседей слева, у местных. Не то, что бы злюсь, завидую, но не понимаю, в чём дело, а подойти спросить – стыдно как-то, подумают, что нехорошо завидую. Подошёл только тогда, когда они уезжать собрались. На перловку они рыбачили, да и как муж посмеялся, слово волшебное жена его знает, но никому не говорит, даже ему, хотя и он ловит тоже: «Остатки её мне достаются!» Оставив мне перловку, они уехали, а я решил, что утром передвинусь на их место. Стемнело окончательно, и уже не только перловку, но и червя на крючок насадить было проблемой. Поужинали, чайку из термоса попили и улеглись спать в палатке. То ли от возбуждения, то ли от крепкого чая заснуть долго не мог. Мерзнуть начал, внук спит беспокойно между нами, ворочается то и дело, одеяло стаскивает. Вышел из палатки, сел в машину, запустил двигатель, включил отопитель – тепло стало. Оля тоже  в машину перебралась, закутав в одеяла внука, сладко, впервые спавшего в палатке. Когда мне подарили её на день флота, он уговаривал меня растянуть её прямо во дворе: «Я никогда не спал в палатке, сегодня хочу попробовать.» Едва уговорил дождаться рыбалки, и вот он теперь спит. Задремали и мы. Проснулись от света: на месте уехавших соседей стояла машина. Вот тебе и перебрался на новое место, надо было с вечера переехать. Пытаюсь задремать, не получается. Выхожу из машины, полная луна, соседи возятся с приготовлениями: готовят прикорм, расставляют рогатки. Я беру спиннинг, покидаю на щуку, всё равно делать пока нечего. Попытки окончились ничем, хотя щука плескалась у берега, охотясь за уклейкой. Светает. Насаживаю червей, кукурузу, перловку – всё что есть.


Подъезжают вчерашние соседи, муж с женой. Место их занято, они располагаются рядом, слева. Опять тоже самое: женщина начала вытаскивать карасей одного за другим. Вытащил и я одного, соседи справа не отстают от женщины. Начинаю думать, что местные знают какой-то секрет, уж слишком часто вытаскивают они добычу. Резкий рывок у меня, едва успеваю схватить удочку, леска ослаблена, кручу катушку. Метрах в семи от берега появляется бурун, всплески воды, удочка моя изгибается, и я вытаскиваю приличную щуку. Все интересуются, на что клюнула: на пучок червей. Соседи справа бросают рыбалку, идут ловить малька на жерлицу: карася им мало – щуки захотелось. Соседи слева продолжают таскать карасей, уже вместе и муж, и жена. А я сижу, отдыхаю, только слегка подёргивает мои лески, клёва у меня нет.  Но зависти к соседям нет, досада гложет сердце на какие-то собственные промахи в подготовке к рыбалке. А может и правда, слово какое знают местные? Пытаюсь вспомнить, кто у Господа нашего за рыбалку ответственный? На ум ничего не приходит, кроме легенды о монахе, который ловил каждое утро, в независимости, клевало у других или нет. Ловил тот монах ровно столько, сколько надо было на завтрак братии – три-четыре рыбины, и всё. Ловил он, конечно же, с молитвой. И я вроде бы не алчный рыбак (все предыдущие уловы в холодильнике лежат), ради азарта рыбалку люблю, даже на платные пруды езжу, а на них, зачастую, отдашь пятьсот рублей и  ничего не поймаешь. А тут чего надо ещё: щуку и карася вытащил, на завтрак хватит. Так нет же, у всех соседей клюёт, они уже и на завтрак и на обед с ужином наловили, а у меня не клюёт.  Обидно! Молюсь, слова вспоминаю разные, но понимаю – напрасно: молиться с обидой нельзя! Да и в суете имя Его тоже нельзя вспоминать. Каюсь тут же мысленно на берегу. Поймал я немного, но и немало. Соседи слева, с которыми и внук уже успел познакомиться, видя мрачное моё состояние, понимая всё, сами предлагали мне и насадку свою, и прикорм. Только поэтому результаты мои не были совсем уж плачевными. А вот правые соседи, которым тоже щуку захотелось, были не столь приветливы, даже жадными оказались. Рыбачили они на опарыша. Я попросил попробовать чтобы. И не дали! Во дела! Ради какой-то тухлятины перешагнуть через рыбацкое братство?  Я не удивился – и такие бывают, встречались и не раз. Сам я всегда делюсь всем, что есть: и снастями, и секретами, и сигаретами, даже чарочкой, бывает. Ну да бог с ними.


 Я с радостью большой вспоминаю сейчас мужа и жену, соседей слева, которые, когда я уезжал, пригласили к ним ещё приезжать, всегда, мол, рады. Как хорошо, как прекрасно, что есть ещё такие бесхитростные, приветливые, добрые люди! Ванечка, внук, накупался досыта, по три часа из воды не вылезал, все горы окрестные исследовали они с бабулей, да ещё, напоследок дед его на лодке покатал по морю. Теперь он знает,  где Башкирия!