15
К обеду мы вернулись - и были немало удивлены, застав на постоялом дворе накрытый по-отельному стол стремя приборами.
Три латки с простоквашей, заказанные Бруней, стояли наготове.Но три обеденных прибора?!Неужели они воображают, что мы так торжественно будем распределять нашу единственную порцию?!
Подали суп - большую миску с таким количеством содержимого, что его за глаза оказалось бы достаточным и для большого количества едоков.
- Не смейте еще есть! - запретил нам наш капитан. - Здесь недоразумение, мне его надо сперва выяснить!
Переговоры со служащим, принесшим обед, не привели ни к чему - или мы чересчур плохо знали финский язык, или он не желал нас понимать.Он смеялся, уверял, что здесь именно только одна порция, заказанная нами.
Дождались мы и хозяина, говорившего отлично по-немецки.Результат - тот же!
- Здесь именно одна порция...Сколько стоит? На постоялом дворе обед стоит одну марку.
Что оставалось нам делать, как не засесть за стол и не приняться за свеже-просоленного леща с укропом в виде закуски,за вкусный суп, а затем и за жаркое с разными финскими гарнирами.
Хозяин вежливо осведомился, сколько времени мы собираемся еще пробыть на Иматре, предупредив, что обед будет подаваться всегда в это время - одна порция, а простокваша на троих, и предоставил нам наслаждаться наедине нашим пиршеством.
Мы пили утром рано наш кофе, плотно завтракали хлебом с маслом и молоком, и уходили бродить, возвращаясь к обеду.
Отдыхали и снова уходили, чтобы видеть Иматру - и белой весенней ночью.
Три дня провели мы здесь.
Наше пребывание на постоялом дворе закончилось довольно веселым финалом.
Накануне того дня, когда мы собирались выступить снова в поход ранним утром, нам к обеду подали, кроме всех прочих благ,огромный кусок сыра. Мы отрезали по ломтику, не в силах отказаться от такого баловства.
Вошел опять хозяин, приветливо поздоровался, критически осмотрел сервировку и присел к столу. Мы воспользовались беседой и расспросили о путях, не желая возвращаться старой дорогой.Разговор велся на немецком языке.
Кончен был обед, съеден последний кусок жаркого.Только сыр желтой глыбой продолжал красоваться на столе.Хозяин сказал что-то служке и тот подал ему лист бумаги, в который владелец отеля упаковал тщательно сыр.
- Вот, возьмите в дорогу, вам пригодится, - подал он Бруне пакет, отмахиваясь от нашей смущенной благодарности.
Рано утром, пройдя мимо спящего еще отеля, мы уселись еще раз на высокой скале над Иматрой держать военный совет.
Отдохнули мы на Иматре!
Отдохнули и запаслись впечатлениями на долгие-долгие годы вперед. Но нам надо было торопиться с возвращением домой - мы чересчур долго задержались и в дороге, и на Иматре.
- Благодаря моей бережливости, - начинает Бруня.
- Благодаря тому, что нас везде кормят Христа ради, - смеясь, перебивает Геля.
- И благодаря этому тоже, но, главным образом, благодаря тому, что кассиром был я и не дал вам проесть деньги на простоквашу...Так вот, благодаря этому, мы имеем возможность сократить дорогу, проехав частично по Вуоксе...
16
Брунин план был - или сесть на пароход или взять лодку до Купар-саари, большого острова на Вуоксе. Оттуда мы доберемся водой же до Хейниоки, а оттуда пешком к Флитам.Там будем точно накануне маминого срока.
Предложение сесть на пароход отвергается и Гелей и мной, да и сам Бруня вовсе не отстаивает его.
- Идем прямо на Яскис, там заночуем.
Так мы и сделали. Минуя шоссе, выбирая опять уединенные тропы, сокращая дорогу, держим мы путь на Яскис.
Отдыхаем на привале. Едим опять нашу любимую простоквашу всюду, где ее можно достать, греемся на жарком солнце, как ящерицы какие-нибудь.
В Яскис мы приходим только под вечер.
Я не знаю,что теперь творится там, что сохранилось, что погублено войной.Но мне хотелось бы еще раз увидеть этот прелестный уголок Финляндии таким, каким запомнился он мне тогда.
Пришли мы ранним солнечным вечером, зашли на постоялый двор, оставили там свои котомки и, выпив молока с хлебом и сыром, отправились осматривать окрестности, старинную круглую церковь, кладбище.
Не помню, как случилось, что нас пригласили в пасторат. Кажется потому, что пастору кто-то из причетников рассказал про наши подробные расспросы о церкви, о ее возрасте и.т.п.
И Бруня и Геля пойти отказались и отправились куда-то еще осматривать окрестности.
Я же, стесняясь несколько своего пыльного, заношенного костюма, была проведена в большую, красивую гостиную, где меня очень приветливо встретил пастор.Несомненный швед, он сразу же попытался заговорить со мной по-шведски.
Узнав, что я хотя и не шведка,но лютеранка, и что я говорю по-немецки, он стал еще приветливее.
Пошли расспросы о том, где я училась и где учусь еще, у кого из петербургских пасторов я конфирмовалась и.т.д. Упомянула я к слову и о том, что я внучка, правнучка, и пра-правнучка целого рода пасторских поколений, и что этим, может быть, объясняется и мой большой интерес к старой финской церкви.
Пастор очень заинтересованно расспрашивал меня о нашем путешествии, очень советовал таким же способом ознакомиться и с остальной Финляндией и уверял, что мы всюду встретим самый радушный прием.
А я, под разговор, покачивалась в своей качалке, с наслаждением пила вторую чашку кофе и, оглядывая большую светлую комнату, всю залитую вечерним солнцем, думала про себя, что Так вот, именно Так - хотела бы я жить.
Никакого излишества. Никакой роскоши. Но как все удобно,как уютно, как просто и "тепло" - и как от всего веет установившимся покоем - культурным покоем, а не сонным болотом ленивого безделья.
Здесь, в этом доме,люди - семья людская, жили давно, это было их настоящее Home(дом), где каждая вещь становится точно членом семьи.
Получив много полезных советов, рекомендаций и напутствий, я наконец, распрощалась с пастором и пошла отыскивать своих спутников.
- Где ты пропадала?На ночлег давно пора!Завтра надо очень рано выходить, помни, что к вечеру мы должны быть у Флитов.-встретили меня Бруня и Геля.
17
На другой день мы поднялись действительно с солнцем и, выпив на дорогу парного молока с хлебом, в четыре часа утра выступили уже в путь.
Яскис расположен на холмах, на берегу озера, около которого стоит и местная достопримечательность - старинная круглая церковь.Но вокруг всего селения возвышаются еще и более высокие горы, покрытые лесом, так что кажется, будто само поселение расположено в глубокой котловине.
Чудесно было раннее утро, когда мы, подвязав на спины свои котомки, ушли с постоялого двора.
Солнце недавно встало, озеро синело матовой лазурью, легкий голубоватый туман еще не разошелся, все очертания были еще мягки и сплывчаты. Роса сверкала и искрилась на траве хрустальными каплями.
- Молочка! Еще молочка на дорогу! - взмолилась я у одной избы.Хозяйка выдаивала в жестяное ведро корову и молочная струйка, пенясь и звеня, лилась и лилась.
Под окнами избы разросся мощно куст диких белых роз.
- Можно? - попросила я хозяйку позволения сорвать ветку.
- Да-да, пожалуйста, - ответила она, наливая мне заодно вторую кружку теплого, пенистого молока.
Так мы попрощались с Яскисом...
И снова пошли привалы при дороге или в деревнях, где останавливались на полчаса, не больше.
Бруня торопил нас и подгонял дохлебывать скорее нашу простоквашу, доедать наши ломти хлеба с остатками сыра.
Надо было ведь договориться где-нибудь о лодке, о том, как нам добраться до Купар-саари.
Пользуясь всеми полученными советами, мы договорились и о лодках и о месте высадки на Купар-саари.
Лодка оказалась не без изъяна. Сидеть на скамье нельзя было - лодку так и несло по быстрым стремнинам реки и гребец не столько работал веслами, сколько направлял ее по известным ему путям.
Мы все втроем сидели на дне, и дно было полно воды, и наши с Гелей юбки совершенно намокли.
18
До острова мы добрались быстро.Гребец высадил нас у какого-то поселка, где собралась группа по-воскресному одетого народа.
- Далеко ли до противоположного берега?Какой дорогой идти? - стали мы расспрашивать собравшихся.
- Десять километров...Дорога? Не найдете сами, пожалуй...
Мы топтались на месте, не зная, как быть.
Разговаривавшая с нами группа молодых парней сидела на бережку, попыхивала трубками, окуривая окрестности махорочным дымом, обмениваясь краткими замечаниями и, казалось, не обращала на нас больше внимания.
Наконец, один из парней в черном пиджаке, с толстой серебряной цепочкой часов на жилете, докурил свою трубку, выколотил ее, сунул в карман, и поднявшись, решительным движением пригласил нас:
- Н-ну...пойдемте.
Прогулка поперек острова была очень интересна, но совсем не легка.
Сорок лет прошло с тех пор, как мы гуськом шагали за нашим проводником, преодолевая трудности пути.
Я не знаю, что могло возникнуть здесь, на этом большом острове за эти протекшие сорок лет.
Застроился ли он?
Какие следы могла оставить на нем война?
Или он остался во всей своей неприкосновенной красе, каким был вот тогда, в те жаркие июньские дни?
Не знаю, ничего не знаю...
Проводник наш шел не торопясь, пожевывая какую-то травку и вел нас через прибрежные болота, по тонким жердям, брошенным поперек мшистой трясины. Вот дорога стала подниматься круто в гору, поросшую по скатам мелким сосняком. Под ногами зазвенел камень - мы шли по сплошному граниту.
Первозданная порода выступила высоким мощным хребтом на поверхности реки. Кипевшая когда-то лавой, она встала огромным валом, вещественным напоминанием того, что волны ее были когда-то более мощны, более грозны, чем самые волны Иматры.
Проводник задержался на минуту, давая нам возможность отдохнуть и налюбоваться видом.
А затем путь наш прошел через узкие-узкие протоки: Вуокса, в незапамятные времена тоже разорвала, размыла трещины гранитного кряжа и стремительными потоками побежала через эти трещины. Главные водные массы ее обходили остров кругом, справа и слева.
Поперек протоков были переброшены тонкие бревнышки ольхи - эфемерные и хрупкие. Под ногами, глубоко внизу, крутились и бежали стремнины Вуоксы. Сердце замирало и я крепко хваталась за конец палки, которую мне протягивал шедший впереди меня Бруня.
На противоположном берегу Купар-саари стояла рыбачьи деревушки.
- Привал?!
- Некогда-некогда! - торопил Бруня, успевший сговориться с проводником.
- Доберемся до Хейниоки, там поедим и двинемся дальше.
19
Снова уселись мы в лодку; на этот раз за весла взялся и Бруня - не шутка бороться с Вуоксой, идя наперекор ее волнам!Хорошо еще, что русло здесь не широко...
Еще пара энергичных взмахов веслами - и мы у берега, у высокой гранитной скалы. И опять в ней открывается узкий проток,гранитный коридор, где не нужны больше весла. Гребец складывает их и, отталкиваясь руками о камень, продвигает лодку на простор небольшого озера.
То-то красиво здесь, верно, немного попозже, когда зацветут белые лилии и желтые кувшинки - озерко все заросло их зеленью!
Высаживаемся среди развешанных сетей и прощаемся с проводником.
- Не пойду дальше! Зверски хочу есть! - бунтует Геля при моей деятельной поддержке.
Увы!Здесь нас ждет первое за всю дорогу разочарование: молока нет, простокваши нет! А что же есть? Круто-соленая салака и хлебные лепешки. Сытно, но после того, как мы утолили наш зверский голод, нам еще более зверски захотелось пить.
- По дороге колодцев много - идем! - торопит Бруня. - До Флитов еще двадцать верст идти.
Эти двадцать километров по жаре безоблачного дня были самыми скучными за все время нашего пути. Мы очень торопились, очень устали, ведь, не считая тридцати километров в лодке, мы за день должны были пройти пешком пятьдесят километров!
По дороге нас остановили какие-то дачники, поселившиеся в этой глуши и изнывающие от скуки, не зная, как убить время.
- Зайдите к нам...Расскажите о своих впечатлениях: во всех окрестных деревнях говорят о вас и о вашем путешествии...Отдохните у нас! - уговаривал нас какой-то молодой человек студенческой складки.
- Нельзя, не можем...лучше проводите нас, мы вам расскажем все по дороге.
Под вечер уже подходили мы к Флитам.
- Срежем угол, - предложил Бруня, прыгая через канаву к дороге в лес.
Я последовала его примеру.
Геля с громким стоном продолжала мчаться вперед по дороге.
- Я не могу менять аллюра, я тогда усядусь просто! - крикнула она нам.
20
У Флитов нас и ждали и сомневались в нашей пунктуальности.
Баня была готова и мы, выпив по совету Флита, предварительно только по стакану молока, отправились мыться и переодеваться во все чистое. Мы с Ангелиной - в баню, Бруня - просто на бережок, куда ему поставили на тагане котел с горячей водой.
Усталые, голодные как волки, веселые и возбужденные, сидели мы за ужином, наперебой рассказывая эпизоды нашей прогулки, отдавая честь всему, что перед нами наставила Надя.
Не могу сказать, чтобы следующую ночь и я, и мои спутники проспали очень спокойно: усталость и возбуждение давали себя знать и меня во сне преследовали какие-то смутные, неуловимые образы, беспокойно клубясь, вставая и бесследно исчезая с появлением каких-то новых картин, таких же смутных и неуловимых.
- Нечего пешком ходить, свезу на яхте, - решил Флит, а Надя добавила,что до обеда она нас не собирается выпустить.
Веселая была эта поездка домой под свежим ветром!
Весело было идти триумфаторами мимо Большого дома и Беловской дачи.
- Наташа, Бруня!Покажетесь маме и сейчас же приходите пить кофе к нам, - зовет Екатерина Андреевна(мама Гели).
- Попросите маму прийти тоже: проведем денек вместе!
- Господи, Бруня, Наташа!Пришли-таки, - встречает нас мама. - И ждала же я вас - думала все, что обманете... Но до чего же вы загорели - арабы какие-то! И похудели-же!Да вы по дороге питались ли толком?
И в тот день и на другой еще - мы и наше путешествие было центром всеобщего внимания.
Затем жизнь потекла обычным порядком, втянув и нас обратно в свой круг. Напрочно ли? Надолго ли? Не оказалась ли наша прогулка гораздо более действенной, чем это могло казаться сперва?
Я не берусь говорить за своих спутников, за Гелю и за Бруню, я могу отвечать только за себя.И за себя я говорю: да!Эта маленькая прогулка пешком, для меня лично, оказалась очень большой, очень важной. Она закалила меня физически, она широко распахнула мне дверь в совсем другой мир, полный совсем иных впечатлений, чем надоевшие впечатления нашего дачного быта.
Во всей их красе, во всем их величие увидела я озера, леса и гранитные скалы Финляндии.Бедный край? Да за все богатство южных стран, за всю прославленную красоту Италии, Франции - не отдала бы я серебряного сверкания финских озер, вольного и чистого дыхания лесов и вод ее.
- Финны плохо примут вас, - пугал Николай Александрович Чижиков.
А мы кроме приветливого отношения к себе нигде ничего не встречали.
- Чухны! Терпеть не могу чухон! -презрительно бросала Маня свои мерзкие отзывы.
А я видела финнов глухих углов. Видела будничную жизнь и работу их повседневную. Видела их и в воскресные, праздничные дни. И поведение финской крестьянской молодежи мне казалось гораздо более джентльменским.
Мне нравился строгий патриархальный уклад жизни финского крестьянства, мне нравилась обстановка их жилища, где такую роль играл большой семейный очаг...
" Белая горница - в ней выметен будничный сор;
Все неподвижно,спокойно,лишь грудь поднимается мерно
Внемля, как издали звон воспоминаний гудит..."
Закончено в Петербурге в 1942 году 22 апреля."
Наталья Флиттнер - (1879 - 1957)- профессор, востоковед. После революции жила и работала в Петербурге.
Бруно Флиттнер - (1881 - 1969) - врач, после революции жил и работал в Финляндии.
Ангелина Белова - (1879 - 1969) - художник, первая жена известного мексиканского художника Диего Ривера. После революции жила и работала во Франции, в Мексике.