Корма – лучшее место, где можно скоротать время перед обедом.
Плотник Валера Шашкин примостился на комингсе румпельной и наждачной шкуркой полировал новую рукоятку кувалды.
Интеллигентный матрос Саша Будиш сидел на чугунном кнехте, покуривал и мечтательно смотрел в небо.
Мы с практиканткой Нинкой Сазоновой висели на планшире и любовались узорными разводами зеленой воды, убегающей к горизонту. Носатые курильские чайки парили рядом в надежде ухватить выброшенную винтом рыбку.
Непоседливый Люлек слонялся от борта к борту и пинал манильский кранец, подвешенный местными спортсменами вместо боксерской груши. Когда это занятие ему надоело, Люлек подошел к плотнику. Он критически осмотрел новую рукоять кувалды и не удержался от совета:
- Горбатого лепишь, сучкогрыз. Рубчики надо нарезать для крепкого захвата и макушку заточить.
Плотник Валера Шашкин - опытный моряк и старше нас лет на пятнадцать. Высокий и жилистый, он был ловок в морском деле, подвижен, и мог находиться сразу в нескольких местах. Этому есть документальное подтверждение. Однажды, я сделал панорамную фотографию из трех склеенных снимков. На ней Шашкин был на корме, на баке и на спардеке одновременно.
- Шишку себе заточи, - невозмутимо сказал Шашкин и отодвинул кувалду, чтобы пропустить на палубу токаря Лалетина.
Лалетин поднялся из румпельной и, щурясь от света, стянул с головы шумозащитные наушники.
- О, радист явился! – сказал ехидный Люлек, - ништяк ты загорел в своей «яме»!
Лалетин вытер ветошкой черные промасленные ладони, водрузил наушники на шею и закурил.
- Запали что-нибудь про море, Валера, - попросил я.
- Извольте-с…Помнишь, Андрюха, ты мне фото заснял? – спросил он. – Мы тогда на корме рыбачили и все были при наушниках. Показал я снимок в родном колхозе, мужики и спрашивают: «На кой ляд вам эти наушники на корабле?» Говорю им на полном серьезе: «По технике безопасности так положено. В море, когда волны огромные, выше сельсовета, летучие рыбы планируют целыми стаями и, если не увернешься, обгрызут тебе все уши начисто! Вот и приходится на палубе наушники одевать - для защиты ушей».
- Поверили тебе?
- Не, не поверили. Посмеялись и говорят: «Ну ты трындишь! Что волны бывают выше сельсовета, ладно, верим. А вот, чтобы рыбы летали – эт-ты врешь!»
Валера затушил папиросу о каблук и щелчком послал ее за борт. Потом вежливо сказал Будишу:
- Саня, убери свой транец с кнехта, пожалуйста. Сидеть на кнехте - все одно, что у боцмана на голове.
- Тебе жалко? - лениво спросил мечтательный Будиш.
- Дело не в этом, - серьезно сказал точила, - Стармех работу поручил – осадить кнехт до штатных размеров. Придется попотеть. Дед сегодня не в духе. К обеду велел закончить.
Лалетин вынул из нагрудного кармана блестящий штангенциркуль, «колумбик», и принялся замерять высоту кнехта.
- Запиши, - сказал он плотнику, ползая на четвереньках вокруг чугунной тумбы, - корма – шестьдесят пять, бак – шестьдесят четыре. Полтора – лишку. Кто смелый?
Смелой оказалась Нина Сазонова, наша отважная практикантка. Она везде хотела быть первой. Хрупкая девушка с трудом подняла восьмикилограммовую кувалду и умостила ее на узком плечике. Матросы с садистским интересом наблюдали за необычным зрелищем. Потом Нинка отставила попу и весом уронила молот на круглую шляпу кнехта. Дзынь!
Нинка бросила кувалду и гордо блеснула серыми глазами – вот вам! я смогла!
- Саня, теперь твоя очередь, - пожалел девушку Лалетин, - у тебя получится лучше.
Будиш подошел к снаряду, как маэстро к роялю «Стейнвей». Саня закончил музыкальную школу и у него остались прежние навыки. Он картинно раскланялся перед публикой и сделал несколько вялых ударов по кнехту.
- Хорошо, но мало, - сказал Лалетин после повторного замера. – Надо осадить еще на восемь микрон. Давай, руби, Санек!
Будиш вошел в раж. Тяжелая кувалда с грохотом падала вниз и отскакивала от массивной чугунной тумбы. Нинка с восхищением смотрела на молотобойца. Испуганные чайки увеличили дистанцию, а потом и вовсе пропали из виду.
- Не хочешь поучаствовать? – подкрался ко мне Лалетин.
- Не, я лучше якорь пойду затачивать…
- Кто так бьет? Кто так бьет!? – презрительно сказал подошедший на шум матрос Злобин, - шлепаешь, как по манде ладошкой! Дай сюда, учись, студент!
Шура Злобин, он же Лумумба, он же Шпигат отличался дурной силой. Он был здоров как бык и не очень дружил с головой. Иногда его путали со шкафом.
Злобин поплевал на ладони и ухватил кувалду. Тяжелый молот в его руках смотрелся как резиновый молоточек в кабинете невропатолога. Лумумба развернулся и с плеча, на выдохе, со всего маху, гвозданул по кнехту:
- Раз!!! – потом. - Два!!!
- Стой!
- Три!!!
«Стой!» - крикнул появившийся на корме боцман. Но было поздно. Чугунная тумба не выдержала третьего сокрушительного удара и от ее «шляпы» откололся приличный кусок величиной с глубокую тарелку. Обнажилось девственное лоно кнехта. Я не думал, что внутри он пустой.
- Ты чего натворил, лишенец?! – заорал дракон и вырвал из рук матроса злополучный молот, - зачем?
- Я думал, они кувалду испытывают, - растерянно оправдывался Злобин. - На прочность, с новым топорищем.
- Это мы кнехты осаживали, - сказала Нинка с детской непосредственностью, - восемь микрон осталось… теперь, наверное, переборщили…
- И кто ж это вас надоумил? – зарычал дракон.
Все стали искать глазами Лалетина. Того и след простыл. Валера предусмотрительно исчез в румпельной, а она, как известно, соединяется с машинным отделением через туннель гребного вала.