Впервые

Эд Панферов
Конец ноября.  Удивительно то, что он был сухой и ветреный. Темные, длинные дни, словно асфальт забытой дороги ведущей в забытье, в нытье едва уловимой боли имя которой – тоска. Убегание  бессмысленно. Все средства ведут к привыканию, и даже бездомность, и даже боль становятся нормой. Может быть, риск, может быть война, отстранит ее на время? Но, если этот сюжет пройдет, то все вернется на «круги своя». Так уходит любой густоты дым, при первом ветерке, и на небосклоне зияет своей наготой слепая синь неизмеримой высоты. Всегдашняя тоска себя…
Однажды, в такой вот день, я ушел за город к реке. Остановился у места, где в нищете поздней осени, в сером пустынном  увядании и забытьи торчало, и словно корчилось одинокое дерево. Ветки казались, молитвенны, словно худющие руки старика, подняты в небо – памятник «отчаяние».  И еще,  что это медицинский снимок прокуренных легких, качающийся на ветру. Словно я вижу сквозь снимок  неровное,  натужное дыхание  изношенных легких.
Так, ветер настырно и нудно все раскачивал и раскачивал сухой этот скелет врезаясь и врезаясь, царапаясь о острые ветки и ударяясь в закаменевший, шершавый ствол.
Птицам, что кружились вокруг и кричали, некуда было больше сесть, и они зигзагообразно, неистово метались вокруг. Сколько времени все это уже происходит? Есть ли, время, вообще, без знания о времени? Мысли-мысли-мысли… Глядя на это, я вспоминаю, что и вчера было ветрено, и той ночью, и кажется, днем раньше.
В мольбе ли, кричат птицы, истерзанные усталостью? В отчаянии ли яростном, безрассудно, жизнь криком вырывается из их испуганных душ? Я тоже устал стоять, сопротивляясь ветру и лег на землю, глядя в серое небо взлохмаченных туч – безумные рваные лоскуты мчавшиеся в свой предел. И на птиц не находящих себе места в воздушном невидимом шторме. Обессилившие, ломающие на ветру крылья – последние молекулы жизни.
И, вдруг, они, птицы стали падать, пикировать прямо на меня – одна за другой. Словно я, есть Ноев ковчег – их точка спасения. И скоро вся изможденная стая облепила меня. Они лежали, раскинув в бессилии крылья. Я затих совершенно. И, вдруг, почувствовал, что-то необыкновенное, то, что не могу понять до конца,  то, что не с чем сравнить! Как будто я впервые увидел небо! Впервые лежал на земле! Впервые дышал, и чувствовал что ЖИВУ! И птицы эти, и этот ветер, и это дерево так долго ждали меня. Настолько долго, насколько это было нужно – вечность и меньше мига. Чтобы в «вечном теперь», смотреть из моего Сердца на меня.