(Сказ – слёзы)
Давно я не встречала Лонгину Лампадовну. Если честно – соскучилась по её образным речам да либерально-насмешливым историям, в которые она попадает, как кур в ощип. Как-то отходит, а вскоре, глянь, – опять пёрышек не хватает… И всё почему? А потому, что она из СССР, где все жили на доверии. Там двери, как и души, были нараспашку, разве что в скобе
записка «ключ под ковриком» и «борщ разогреете сами»… Слова «домушник» – слыхом не слыхивали. А уж если кто-то где-то что-то стибрил, то разговоров… Да и путь стибрителю был гарантирован в места не столь отдалённые, а не под домашний арест в роскошных палатах на какой-то там Тверской-Ямской, Мясницкой, Никитской и прочая…
Уж простите меня, ностальжистку, за воспоминания, ныне крайне не приятные для «у власти» и охочих до неё.
Ей- ей, я – без угрозофобий. Но всё-таки лишенцы мне как-то ближе, так и просятся под моё теперь уж слабоватое крыло…
А вот и она, моя Лампадовна. С хромотой походка, голова на грудь. Видать, не лады…
– Ой, Лонгина, ты где была? С кем чай пила? И что за новости раздобыла? –
встречаю Лампадовну её же излюбленными шутками-прибаутками.
– Где я была – там Баба Яга, да не костлявая, как было в сказках, а
нынешняя: жирножадная, ненасытная, пузатая. Всё глотает и глотает, без
перевару. Обидно, никак не лопнет…
– Давай-ка, Лампадовна, по сути, а то всё загадки да недоговорки, с чем
напрочь мои мозги не дружат. Выкладывай, что случилось. Вона и седины
себе добавила.
– Суть – Баба Яга страной правит.Ступа её бездонна. Злато-сЕребро в ступу
– Волгой-рекой… Только река эта почему-то впадает не в наше море-озеро,
а повернула в забугорные болота ( пора бы осушить их, да, видать, некому).
– Охолонись, Лонгина. Милитаризм тебя обуял. От кого напиталась? Ты про
себя расскажи.
– В городской клетке десятиэтажки теперь, как и ты, буду куковать.
Профинтила я свою хатку в родной деревне и земелицы пятнадцать соток –
тоже.. Безвозвратно. А что – всем верю: я же советская…
В округе нашей вдруг объявился купец: ноги короткие на мизерных копытцах
(размера этак 35-го), брюхо до земли, гляделки – только на добычу…
Словом, кабан в дикой природе, решивший, что способен отвоевать у людей
землю, чтобы поганым рылом в неё…
То тут, то там стали вспыхивать избы. Погорельцы – на все четыре… Кабан в
это время ходил по ещё не сгоревшим дворам, снисходительно предлагая
людям купить у них землю.
Вот я и решила, пока красного петуха не пустили на мою избушку, продать
её вместе с пятнадцатью сотками земли. За 50 тысяч (четыре моих пенсии…).
Были там и чугунки, и кочерга с помелом, и хлебная лопата у печки – всё
ещё от дедов, память… Расставаться с родовым местом – боль невыносимая.
Да, видно, этой затеей я обидела ушедших моих предков…
Трижды поклонившись теперь уж не моему дому, под «Отче наш», вышла на
трассу. Тут и автобус. Остановился – зашла. Еду с полчаса. Вдруг мысль –
глянуть на денежки. Открываю сумку – пусто. Видно, пока по нужде
выходила из избы, кабан-то и свистнул.
Сердце охолонуло… Тут, выходит, я себе и добавила седин-то.
Возвращаться в деревню не решилась: буржуины – искони убивцы. Идут по
трупам целых народов – не насытятся. И этот ( предстань я перед ним ) не
остановится бы…
А ты спрашиваешь про седины, отчего голова – на грудь? – закончила
риторически свой сказ Лонгина. Через паузу спросила, что я думаю о
библейской «длани дающей и клешне гребущей».
– Очевидно, это библеизм, построение журналистов «Да не оскудеет рука
дающего». А корни этого выражения я бы отнесла к апостолу Павлу (Послание
к коринфянам), где сказано: «Кто сеет скупо, тот скупо и пожнёт, а кто
сеет щедро, тот щедро и пожнёт».
Упаси Боже, прочесть святого как расчёт «ты – мне, я – тебе». С этого
расчёта и начинают «купцы-кабаны», дальше – разделяй и властвуй, вплоть
до ядерных огнищ.
Всё кроется в ДУШЕ человека. Один протягивает в помощь длань, полную
злаков. У другого не рука – клешня, хватающая, гребущая к себе, в схватке
бьющая слабого по лицу.
– И меня за доверие – по лицу… С тобой такое, небось, не случалось, –
копнула в мою душу Лонгина
– Знаешь, доверчивая страдалица, пока я переходила своё полюшко, в рытвинах
да ухабах, всего довелось испытать: редко – длань со злаками, чаще –
клешня, всё рвалась отхлестать меня по щекам.
– И хлестали? А сдача?
– От сдачи радостей мало, Лонгина. Я всё старалась в детях «щедро сеять
ДОБРОЕ, ВЕЧНОЕ», хотя с мудростью Павла не была знакома. А «жатва» – у
каждого ТАМ. Ты не вернулась с требованием к «кабану», считай, – « щедро
посеяла».
Ой, не завидую «жатве» клешнёвых …
Умиротворённые сим диалогом распрощались до завтра. додумывая каждая своё…
10.06.2015 г.