Всё началось с того, что в начале осени, в разгар овощного сезона, в магазинах и на базаре подорожали томаты. По политическим мотивам. Шёл четырнадцатый год. Слухи связывали это с западными санкциями, из-за чего Россия лишилась ряда традиционных поставщиков и резко увеличила закупки овощей у ближайших соседей - единокровных сателлитов. Торговцы немедленно воспользовались дефицитом, в результате чего, на нашем внутреннем рынке цены на сельхозпродукты скакнули вверх.
Поднялся всеобщий плач патерналистски настроенного населения, привыкшего получать свои копейки с сырьевой ренты, а тут вдобавок и сероводородная халява на мировом рынке рухнула. Это сразу отразилось на покупательной способности маната. Продавцы маржу свою уменьшать не желали, поэтому отыгрывались на нас, покупателях.
Бунт был "безжалостный и беспощадный". Сетевое население встало с колен и смело обратилось к высшему лицу государства с нижайшей просьбой - спасти обездоленный и оскорблённый народ от разорения. Президент по доброте своей попытался исправить положение, издав ряд распоряжений и пригрозив недобросовестным отечественным ритейлерам. Но даже он не всесилен. Законы рыночной экономики оказались сильней. Да и ритейлеры наши не догадывались о своём благородном происхождении, иначе прислушались бы...
У начальства не получилось одно благоденствие, оно взялось за другое. Велено было уменьшить непомерно возросшие цены и сократить затраты на свадебные и поминальные услуги. Излишества, как известно, развращают, а скромность, в целом, украшает человека. Я об этом не догадывался, пока по воле судьбы не оказался в ритуальном центре Тезе Пир. Вместо ожидаемого плова с гарниром в виде румяных, лоснящихся от жира кусочков баранины с кишмишом, янтарной курагой, кисло-сладкой сливой (албухара) и хрустящими каштанами, ради которых я готов был ходить на любые поминки, нам подали всего лишь (?!) поминальную халву, турецкий рахат лукум, карамельные конфеты и банальный чай с сахаром вприкуску.
Пришлось смириться с обнищанием...
Скорбь моя продолжалась не слишком долго, спасение оказалось под боком. В собственной квартире... Помогающая мне по хозяйству миловидная дама, которую я про себя втайне именовал Кэт, взялась приготовить мне изысканное восточное блюдо в домашних условиях.
На самом деле, у неё роскошное азербайджанское имя - Шовкет. На мой слух экзотическое и сложносочинённое. Каждый раз, когда необходимо обратиться к ней, меня охватывает волнение, поскольку тяжело удаётся воспроизвести сочетание - "Ш" с глухими сцеплёнными согласными "В и К". Как правило, концентрируюсь, вбираю полной грудью воздух, словно перед броском в синтаксическую пропасть, и стараюсь быстро выпалить, чтобы не дай бог, не промахнуться, не утонуть в море согласных.
Итак, Кэт приготовила мне целый казан плова с заказанным "гора", который, умело растянув, можно есть в течение нескольких дней. Позже уточнил, оказывается правильно, - "гара". Я-то, олух, был уверен, что "гара" - это цвет, "черный", не может же такая вкуснятина называться "тьмой", но ошибся, а деликатная Кэт не стала меня поправлять. Видимо подумала, - ну что с него, бедолаги, взять, пусть себе живёт в неведении. Одно слово - урус (русский).
Всю первую половину следующего дня я был освобождён от гастрономических хлопот. И как следствие - беспечно, можно сказать, легкомысленно существовал. Охотно окунулся в повседневность: приятно читалось, непринуждённо писалось, даже думалось о разном, высоком, что случается не так уж часто.
Читаю я мало... как правило, признанных авторов. Классики пугают меня своей громадностью. Поэтому - больше пишу... Но тут, как назло, читал по наводке. Мало того, в читаемом произведении события развивались неожиданно дерзко. Об этом чуть подробнее.
Каждый год в конце ноября в Москве подводятся итоги очень престижного конкурса "Большая книга" - на лучшее литературное произведение России и русскоязычного зарубежья. В том году в результате острой борьбы и многоступенчатого голосования первый приз достался Захару Прилепину (тогда ещё не флибустьеру) за роман "Обитель". Прилепин не мой писатель, но раз уж отметили - заинтриговало...
Стал читать роман в сети. Втянулся. Поскольку немножко сибарит, обожаю комфорт и расслабуху, поэтому решил купить книгу в бумаге, чтобы читать лёжа, сидя, стоя. Когда хочу и где хочу. Глянул на цену в Москве - меньше 10 долларов. Устраивает. Позвонил в "Али и Нино": выяснил, здесь не 10, а 20 - и не долларов, а евро, но делать нечего, назвался груздем... Мы люди понтовые, готовы платить любую цену за духовную пищу.
После завтрака засел и растворился.
Время приближалось к пяти вечера, когда обнаружил признаки голода. Быстрыми, заученными движениями отделил завтрашний свой провиант от сегодняшнего, поставил на плиту и вернулся к прерванному чтению. Не прошло каких-то... ну, не знаю... сколько-то обычных несчитанных минут... и до меня донеслись звуки шкворчящей сковороды и потянулся запашок.
Короче, отчётливый запах горелого масла вырвал меня из критической ситуации, может быть даже ключевого поворота в сюжете.
Дело в том, что главный герой романа, приятный молодой человек, зэка Артём, с риском для жизни, и это не метафора, запустил руку под юбку своей мучительницы - чекистки Гали. Обстоятельства, в которых это происходит, чрезвычайно мрачные и бесчеловечные: Соловки, 27-й год, в стране жуткая мясорубка, "Красное колесо" набирает обороты, в его жерновах перемалываются люди эпохи...
Вы представляете ужас происходящего: вокруг мрак, беспросветность, а в это время на плите сгорает моя "темень". Пришлось бросить Артёма на произвол судьбы и бежать на кухню спасать обед.
Долго и мучительно отделял обуглившиеся ингредиенты от чудом сохранившихся. Процедура оздоровления пищи убила непростительно много времени, но оно того стоило; облизывая жирные пальцы, насыщался. Наконец, кое-как заглотав съедобные остатки, оставшиеся в сковороде, запил чем-то сильно газированным, залил подгорелость водой и, не домыв грязную посуду, бросился догонять убегающую эпоху.
В отличие от людей, живущих полнокровной, насыщенной бурными событиями жизнью, мои будни никак не назовёшь примечательными. Всё по заведенному распорядку: сначала утро, после светлень, затем вечер и обязательно ночь. Каждая часть суток со своими неотъемлемыми привычками, со своими игрушками и атрибутами. Наступивший завтрашний день был таким же, как и все предыдущие. Ничего нового.
Читаю... Артёму пока везёт. Всё ещё жив, несмотря на жуткие перипетии, в результате которых жизнь его может оборваться в любую минуту. Любвеобильная Галя, к тому же сожительница начальника лагеря Эйхманиса, не отвергла непристойные поползновения Артёма, напротив, жадно поддалась манящему зову тела, став его ангелом-хранителем. Надолго ли, пока не знаю...
Голод не тётка, пирожка не поднесёт. Опять пришла пора готовить еду. Помня вчерашнюю неудачу, был бдителен, не дал добру сгореть. Но перестарался - холодная "темень" оказалась хуже горелой. Пришлось оставшуюся часть плюхнуть обратно в сковороду. На этот раз был хитёр и расчётлив, чтоб не подгорело подлил в сковороду немного воды.
Артём, между тем, попал в тринадцатый отряд, зону смерти. Старуха-смерть витает над ним, кружится, поджидая удобный момент, но пока обходит стороной. По неизвестной мне причине всесильная Галя-охранительница никак не может вызволить своего любовника из отряда. Возможно, литературный приём - садизм автора романа, за ним такое водится.
Увы, опять запах горелого настиг меня в самый неподходящий момент. Пришлось бросить всё на полуслове и спасть оставшееся. Кое-что спас... Даже съел часть из того, что осталось на сковороде, и продолжил свою духовную жизнь, уполовиненную постоянными перезвонами в желудке.
Господи, как же я ненавижу эту поварскую канитель! Она, как сварливая жена, требует постоянных ухаживаний и безраздельного внимания к себе. А сколько сил отнимает отскабливание сковороды от налипшей горелой массы...
Хорошо женатому человеку, у него нет таких проблем.
Да, это правда, но - маятник... маятник...