ФРГ, Потсдам, наши дни.
Тёмные свинцово-зелёные волны Тифер Зее неспешно баюкали стоящие у причалов маленькие катера и яхты. От воды тянуло приятной влагой, кружили, крича о чём-то своём, чайки.
Под пёстрым навесом, укрывшим двух собеседниц от июльского солнца, за столиком неспешно вели беседу две женщины. Шатенка и блондинка, стройные, подтянутые. Никто и не сказал бы, что этим дамам уже за пятьдесят.
-Ах, Марта, как же я рада, что ты наконец-то решилась нас навестить!
-Габриэлла, но как же иначе? Ведь я обещала, что обязательно навещу тебя и Отто!
Габриэлла потянулась за чашечкой кофе.
-О, попробуй ещё эти чудесные пирожные! Это просто чудесно, я всегда их покупаю в маленькой пекарне неподалёку. Просто прелесть! Кстати, Марта, ты впервые в Потсдаме. Как тебе наш чудесный город?
-Потсдам-это просто жемчужина, Габи! Я так рада за тебя, что ты здесь родилась и выросла!
-Ах, Марта, это не просто жемчужина, это просто чудо а не город! Жаль, что ты ещё не всё посмотрела. Но у нас с тобой ещё два дня, постараюсь показать тебе все прелести и тайны.
-Кстати, Габриэла, о тайнах. Я ведь знакомила тебя с моим юным потсдамским племянником, Клаусом. Он занимается вопросами безопасности - разные сигнализации и всё, что с этим связано.Так вот, как-то он ремонтировал сигнализацию в банке на Jagerallee. Старое здание из жёлтого кирпича, бывшие казармы, башенки над воротами. И в одной из башенок ему постоянно слышались детские голоса - и представь, Габи, что голоса были на русском языке! Когда он мне это рассказал, я так смеялась!
-Что смешного, Марта?
-Может быть, это какие-то привидения? Я в них не верю.
-Нет, Марта, это не привидения. Это голоса из прошлого. В этом здании была раньше школа для русских детей. И ты знаешь, Марта, я ведь была однажды в этой школе. И даже в одной из этих башенок. Это было так давно…Меня тайком провёл туда мой знакомый русский мальчик…Может быть, в закоулках старых башенок твой племянник услышал и мой юный голос…
-Габи! Оказывается у тебя были русские друзья?
-О, это было очень давно, Марта. Прошло уже больше тридцати лет. Ты можешь мне не верить, но так случилось что моя дружба с этим мальчиком началась именно здесь. Видишь этот мост? Когда мы впервые с ним встретились, этот мост ещё строили. Было лето, был вечер, и мне отчего-то было очень грустно. И очень одиноко. Наверное, я даже плакала. Я сидела на набережной и смотрела на озеро. Ведь вода успокаивает.
Он так удивительно просто подошёл и сказал-«Добрый вечер! Не бойся! Скажи, отчего тебе так грустно?». Это было так неожиданно, и он был такой вежливый и скромный. Вот так мы и познакомились. Я почти не говорила по-русски, он плохо говорил по-немецки. Его имя было Пауль, и ты не поверишь, Марта-наши фамилии оказались одинаковы! Моя-Хаусманн, а его-Домарефф. Если перевести с русского, это звучит почти как «домашний».
Габриэлла откинулась на спинку стула, вытянув ноги, запрокинула голову и мечтательно прищурив глаза. Ей вдруг показалось, что она каким-то чудом вернулась в прошлое. Губы сами собой сложились в мечтательной задумчивой улыбке.
-Да, милая моя Марта, это было именно именно здесь. Вот этот мост. Вот эта вода. Столько лет прошло, всё изменилось. И город, и мост, и я, и он. Только вода и волны всё те же…
-Габи! Ты меня удивила! Что было дальше, Габи! Расскажи! Оказывается, ты очень романтична, если до сих помнишь имя и фамилию этого русского мальчика!
-Мы все романтичны, моя милая Марта! Но одни это знают, чувствуют и живут этим всю жизнь, словно дышат, а другие… Другие живут просто так. И они не плывут по волнам жизни, не расправляют свои паруса. Они стоят у своих устоявшихся причалов, словно вот эти катера перед нами, видишь? Ты видишь, как эти катера молча обдирают краску на своих бортах об устоявшиеся причалы? И им не нужен ни ветер, ни волны, ни просторы, ни неожиданности. Им спокойнее жить в тихой гавани. Но разве для этого они были созданы..? Так и мы, люди, моя дорогая Марта!
Россия, Москва, наши дни.
Майский день очарователен. Да и вообще, жизнь прекрасна и удивительна. Тем более, когда есть работа, вполне позволяющая заниматься чем-либо в своё удовольствие, получать новую информацию, предаваться воспоминаниям…
Так и рождаются порой маленькие рассказики о прожитом и интересном, о том, что не хотелось бы потерять бесследно от скользящего нажима серого ластика времени…
Итак?
ГДР, Потсдам, 1977 год, август …взгляд из нынешнего…
Над городом лениво, не шевелясь, завис тихий летний вечер. Именно в такие вечера - тёплые, полные зелени, когда на землю лёгкой сероватой дымкой медленно и неумолимо опускается не темнота или полумрак, а лишь лёгкая тень начинающего засыпать солнца, я любил бродить по городу. За те два года, что я прожил в нём, Потсдам стал для меня родным и близким. И каждый раз я старался искать для себя новые маршруты. Каждая следующая улочка, открытая мной в очередной прогулке, отличалась от предыдущей. Другие дома, другая архитектура, другая история. Другая страна, другая жизнь, другой язык. Был ли я здесь чужим? Не знаю. Я чужим себя не ощущал. Быть может, частые переезды приучили меня к моментальному врастанию в меняющуюся обстановку. Но в Потсдаме мне было уютно, словно я здесь родился и вырос.
Потом, спустя несколько лет, мне удалось вновь ощутить сладость прогулки по старым, любимым мной улочкам. Но это была уже совсем иная жизнь. Я к тому времени стал взрослым, растил сына, руководил людьми и делал свою трудную военную работу.
А тогда… Тогда, в далёкие и давние 70-е, я был просто юным мальчишкой, обычным школьником. И мой «В»-класс -сначала девятый, а потом и десятый, выпускной - довелось мне учиться в этой школе, большом старом красивом здании из жёлтого кирпича на Jagerallee. Половину здания занимал полк связи, бывший манеж для выездки лошадей был школьным спортзалом, вдоль стен ещё оставались кольца для привязи лошадей. Раньше в этом комплексе зданий была кавалерийская часть и школа верховой езды. А ныне - точнее, в далёком 77-м, это «Средняя школа № 3 ГСВГ» , о чём всех любознательных скромно извещает чёрная табличка с золотыми буквами – правее от арки, на входе. Наверное, чтобы школьники не заблудились.
Тень арки накрывает старые, истёртые подошвами, копытами и колёсами каменные плиты. Вот он, старый школьный двор. Парочка машин на стоянке. Защитного цвета ГАЗ-69 и грузовик ГАЗ-51 (потом его отправили «на целину» и на замену выделили второй ГАЗ-69). Да, это – учебные машины. Довелось мне покрутить баранку и на одном, и на другом по улицам Потсдама и окрестностям. И на ГАЗ-69 в 10-м классе, как и всем мальчишкам, сдать в ВАИ «на права». А кабинет автодела был в подвале. Пожалуй, самый любимый мой предмет. Учитель наш, Константин Константинович (по прозвищу «Бугор» из-за своей плотной фигуры) раньше работал в Москве в НАМИ и машины знал досконально. Вполне нормальным для него было – достав из коробки какую-нибудь кручёно-верчёную металлическую штучку от автомобиля, задать ученику вопрос-«Что это такое, где стоит, для чего оно, что будет если его не будет?».
Справа - бетонный забор. Отгорожены мы от связистов. Но забор построили недавно, раньше была металлическая сетка. В туалетах стараемся не курить. Легко попасться, поэтому – либо за теплицу около спортзала, либо - через калитку в заборе - на спортгородок полка связи.
Прямо - спортзал. Да, бывший манеж для лошадей. В нём же и дискотеки школьные проходили.
Ну что ж, всё начиналось, как всегда, с утра. Кого-то, кто жил в других гарнизонах, привозили в школу на автобусах. Знаменитые «Прогрессы», изготовленные на нашем авторемонтном заводе под Берлином. Шикарный пассажирский ЛАЗ был только у госпиталя в Беелитц-Хайльштеттен.
Потсдамцы, как правило, приходили в школу методом обычной прогулки.
Я жил в «7-м городке», рядом с парком «Цецилиенхоф». Да-да, рядом с тем самым парком, где было подписано в 1945 году Потсдамское соглашение. Красивое озеро Хейлигер Зее, хорошая рыбалка, в глубине парка на берегу озера - «Мрамор Паласт» («Мраморный дворец») - он же музей ННА ГДР. Площадка перед музеем с техникой военной, и старой, и современной. По дальней границе озера вдоль тропинки изгородь с предупредительными табличками «Погранзона», за изгородью порой пробегают сторожевые овчарки. Граница, Западный Берлин рядом…Хотя мои одноклассники ныне пытаются опровергнуть мои слова о бегающих овчарках, это вряд ли, потому как на меня лично эти собаки лаяли и бегали за сеткой, высунув язык. А память не сотрёшь.
Напротив «Мрамор Паласт» , среди других вилл и домиков, выделяются две виллы с причалами и поднятыми государственными флагами Великобритании и Франции. Американская миссия - неподалёку от Потсдама, в Крампнитц. Это - иностранные военные миссии связи. Ведут своё начало с окончания войны. Чем «миссионеры» заняты? Конечно же, разведкой. Свои машины, на машинах свои номера специального «миссионерского» формата. Про них можно много рассказывать, но не о них разговор.
Дальше за миссиями, петляя по улочкам, можно выйти к Глинновиц Брюкке. Старый мост, ведущий в Западный Берлин. Раньше по нему ходили трамваи. Теперь - нет, тупик. Трамвай № 3 доходит до моста и делает разворот. Пост пограничников ГДР перед мостом. Именно здесь обменяли нашего разведчика Рудольфа Абеля на сбитого американского пилота Пауэрса.
Впрочем, мне в школу идти совсем по другому маршруту. Через КПП, по Бейер Штрассе, пересекая трамвайную линию ( трамваи ходили к нам на Каппеленберг - № 2 и № 5)на Пушкин Аллее – и по улице Руссише колоние, в просторечии-по Русской Деревне.
Но сегодня-август 1977 года, летние каникулы, и в школу мне совсем не надо…
Обычный вечер. Дома - скучно, делать совсем нечего. Друзья – Валерка Шиваньков, Володька Усатый, Оля Гребенюк ещё не вернулись из Союза, из отпуска. Родители, батя и мама, вернулись с работы. У них свои дела, свои заботы.
-Мам, пойду я погуляю!
-Только недолго, чтоб в девять был дома!
-Ма, ну ты что, это ж для первоклашек! К десяти приду,- на КПП солдаты отмечали время возвращения детей вечером и должны были докладывать дежурному по управлению, кто из детей возвращается после 21-00. Впрочем, меня – как и прочих мальчишек – это не касалось. У нас с бойцами всегда были общие темы. Записать им свежую музыку, притащить магнитофон «на послушать», угостить «цивильными» сигаретами – или «стрельнуть» у них парочку «Охотничьих», когда курить было нечего. Мужскую дружбу не заменить Уставом.
Вечер, тишина. Мелкую серую брусчатку мостовой накрывает густая тень каштанов. Куда пойти, куда податься? На «Горку» - в лес , окружающий холм Каппеленберг с церковью и одним из наших любимых мест - полуразрушенным замком «Бульведер»? Так нет там никого, все в отпусках… Ладно, пойдём, Пашка, просто побродим.
Слева остались серые «Недлицкие» дома, вот и красный кирпичный забор Цецилиенхофа со входом в парк.
В парк не хочу. Дальше, дальше.
Подойдя к дальнему выходу из парка, заглянул на «Тарзанку». Вытоптанная от частых посетителей лужайка у озера, среди печально опустивших свои ветви ив, одиноко висящий канат над водой. Сбоку , перебирая струны гитары, примостился Игорёха Чернявский , как всегда - со своим неразлучным рыжим другом Андрюхой Фортуной. Немцы-мальчишки, побросав под деревьями велосипеды, играют со своими собаками, прихлёбывая пиво. И постоянный посетитель «Тарзанки» - пожилой сухощавый немец Клаус и его старая, шкрябающяя пузом по земле такса…
-Здоров, чуваки! Привет, Чик! Здорово, Граф!
-О, и Королю наше почтение! - рассмеялись одноклассники.
-Игорёха, не скучай! Заинька приедет послезавтра, всего два дня осталось! – «Заинька», она же Оля Гребенюк, была школьной любовью Игоря и нашим общим другом. Ах, Заинька, Галинка… Где и как вы сейчас? Весёлая и добрая была у нас компания.
-Чус, камарады!
-О, чус, товаристч! Чус, Пауль! –пройдясь по кругу, хлопнули друг друга по ладоням.
-Ви гейтс?
-Шён! Вильст ду бир тринкен мит унс?
-Найн, найн, найн! Данке! Вильст ду пробирен унзере зовьетише цигареттен? – протягиваю пачку «Гуцульских», припасённых специально для немцев.
-Найн, найн, дас ист тодт! - смеются мальчишки.
-Клаус, ви гейтс? - Клаус «изумительно» говорил на русском – со страшным акцентом и с непереводимыми с немецкого языка выражениями.
-Я-я, прифет! Билядь, ****ыфрот, а что деляль? Как тфои деля?
Никто не знал, зачем Клаус постоянно ходит на «Тарзанку», приносит пиво и общается на «народном» русском языке с нашими ребятами. Но однажды он перестал там появляться. Быть может, это и не правда, но как-то «потекла» информация от родителей, что Клауса взяли за одно место немецкие коллеги из их госбезопасности. Вроде не так прост оказался дедушка.
Скучно. Улицы словно вымерли. Не фырчат юркие пластмассовые «Трабанты» и полусолидные «Вартбурги» своим бензиново-маслянным ароматным выхлопом. Велосипедисты уже спят. Пешеходов тоже не видно. Немцы укладываются рано. Впрочем, и встают они рано.
Вот и наш гараж, жёлтое здание с зелёными воротами. Завтра, наверное, на рыбалку надо сюда с утра махнуть. Лещ с купальни здесь классно берёт.
Смеркается. Правее гаража – на берегу - груда бетонных блоков, из тёмной воды торчат бетонные сваи. Строится Потсдам. Чёрт побери, красивый город. Старинный. Нравится он мне. Здесь будет мост в Бабельсберг. Будет. Потом. Знать бы, что я этот построенный мост уже никогда не увижу…
Отчего-то нахлынула грусть. Всего пару недель как я вернулся из Союза, из своего Гродно. Из города, в котором, далеко от меня живёт любимая мной – и не любящая меня –девочка… И я не в силах ничего изменить. Ни преодолеть границы, чтобы быть с ней всю жизнь рядом. Ни преодолеть её неприятие, чтобы стать самым дорогим и близким. Нет выхода.
Тёмная вода. Бетонные блоки. Вечерний полумрак. Одиночество – оно словно дружески обнимает тебя в такие моменты - и мысли… Приятная печальная грусть.
И тут, словно искра, сработало боковое зрение. Девичья фигурка с короткой стрижкой. Сиротливо - одинокая, задумчиво склонившаяся над водой. Словно русалка из сказки, вот только причёска не та. Короткая стрижка, тёмно-каштановые волосы. Сидя на бетонном блоке, подвернув ноги под себя, стройная, с симпатичным профилем, она смотрела на волны, раз за разом что-то шепчущие однообразно и монотонно у берега.
Что толкнуло меня тогда к ней? Одиночество? Неразделённость? Жажда общения? Я не знаю. И не дано мне узнать, что толкнуло тогда её ко мне. Да, наверное, спустя много лет и не дано это узнать – лишь отголоски домыслов памяти смогут напомнить и сфантазировать причины прошлого.
-Гутен абенд! - девочка вздрогнула, обернувшись. Широко распахнутый и печальный, зелёно карий (и как он сумел увидеть цвет глаз в сумерках?), словно обиженно-ожидающий чего-то несбыточного взгляд ударил в его сердце так, что не получилось даже выдохнуть. - Кайне ангст, бите! Заг мир, варум ду бист зо трауриг?
Пашка не знал ни времён, ни спряжений, ни прочих премудростей грамматики. Год жизни в ГДР научил его всего лишь разговорной речи, которая в принципе собеседником была понимаема.
Габи – как попросила она её называть,- как оказалось, не владеет русским языком вообще. Но почему-то они смогли разговаривать так, что им двоим всё было понятно.
-Майне наме? Павел. Пауль, ферштейн? - так он и стал для неё Паулем.
Полчаса болтовни ни о чём…Причина грусти? Да мало ли причин для грусти?! И, пытаясь на ломанном «бич-спике», смеси немецкого, английского (которым немного владели оба) и русского, они договорились встретиться здесь же, завтра, в это же время….
Настало завтра. Такой же тихий летний вечер, такая же прогулка к гаражу 7-го городка на Тифер-Зее. В кармане – русско-немецкий разговорник, как помощник в общении. И. конечно, хоть немного – но он пригодился. На задней обложке Габи, улыбаясь, написала своё имя и фамилию-Gabrielle Hausmann. Причина смеха Пашки сначала была ей непонятна.
-Габи, мы – тёзки. Однофамильцы, айне цузаммен унзере фамилиен, ферштейн? Ду бист Хусманн, их бин Домарев. Хаус-Дом, ферштейн?
..Как чудесно звучал её мягкий потсдамский говор. Не грубое немецкое «Их», а нежное потсдамское «Ишь, дишь…» И вообще, создавалось ощущение, что эта девочка Габи создана из невесомого обаяния - настолько к ней тянулась душа, настолько она была нежна, открыта и проста…
-Габи, чус! Бис морген! Морген, ин дизе плац, ам цванцих ур?
-Я, Пауль! Бис видер!!! Чуус!!!
Мы встречались здесь, у нашего моста, каждый вечер. Я не знаю, отчего мы, два абсолютно разных человека, становились всё ближе и ближе. Я рассказывал ей о стране, о её бескрайних просторах, о том что я видел где жил, о Дальнем Востоке и о море, о тайге и о рыбалке на Амуре, о Белоруссии и соснах, о соловьях под Курском, о Москве и домике под соломенной крышей, в котором я родился…Я узнал, что у Габи проблемы в семье с отцом, что у неё нет друзей, что она очень одинока – оттого она здесь каждый вечер…и каждый вечер она здесь теперь и от того, что ей хорошо со мной…
Однажды я опоздал. Те же бетонные блоки, та же моя русалочка Габи. Моя? Да, моя русалочка! Рядом - пара немецких пацанов, пытающихся к ней приставать…. Я до сих пор не в силах понять, откуда выросла захлестнувшая меня волна бешенства. Откуда взялась в руке разбитая «розочкой» бутылка?И отчего я – худенький и щупленький- кинулся на этих двоих?
_-Габи, цурюк! За спину стань!!!
Награда – взгляд моей маленькой русалочки Габи, так я её называл про себя. И пара синяков на морде лица. Синяки пройдут, не беда. А взгляд помнится.
А назавтра мы решили не обрекать себя на поздние вечера. Нам становилось всё интереснее и всё нужнее быть рядом. Нас ждал Фройндшафт Инзель с его розами и лодочками. Нас ждал у пристани Интер Хотеля беленький теплоходик, устало бурчащий дизелем, готовый неспешно, с остановками, доплыть с нами до Вердера и обратно за несколько часов….Для теплоходика это была всего лишь работа. …Нас ждал парк Сан-Суси, со всеми его исхоженными мной закоулками. -Габи, майн шатц, вильст ду хойте геен ми мир ин майне шуле? – Пашка знал, что в школе идёт ремонт, что никому до них двоих, счастливых и улыбающихся, держащихся за руки, дела в школе нет. Он просто старался делиться с Габи своей жизнью - тем, чем он живёт и дышит.
Мы прошли мимо таблички с надписью «Школа», нырнув в укрытый тенью коридор арки.
Налево, вот и вход. Стёртые ступени, серая краска панелей…Вышли на второй этаж.Бежевые стены.
-Пауль, вас ист эс? - Габи недоуменно показала на встроенные в стены пирамиды для оружия
-Дас ист зо алть, казарма…Ферштеен? Альте дойче казерне! – Пашка, нежно сжая ладошку, вёл Габи дальше по пустынному коридору.
-Дас ист физик кабинетен! - Достав из кармана ручку-ключ с чеырёхгранным накнечником, он распахнул перед ней дверь кабинета физики. – Дас ист майн таше! Да, тут я сижу, это мой стол - на первом ряду! Ком вайтер! Пошли дальше!
Всё выше и выше по лестнице. Вот и четвёртый этаж. Запертая дверь, она же – выход на чердак. Сюда никто никогда не ходит.
-Габи, айн момент!- Пашка достал из кармана связку ключей. Пятый по счёту ключ всё же подошёл к замку.
-Ком мит!!!
Пыль, темнота, витая лесенка…
И вот они в башенке, из смотровых бойниц которой открывается чудесный вид на город.
Словно перенеслись в другое время. И нет Пашки - Пауля, и нет Габи - Габриэллы, и не подвластны языковые барьеры, национальности и границы….Есть лишь они двое, мир, покой, тишина и чувства…. И совсем неожиданно меня ожидал поцелуй, как нежное откровение раскрытой навстречу мне души…
...Мы тонули в друг друге, захлёбываясь нашей близостью.Растворялись и не существовали, сливались-и вспыхивали, и мир кружился вокруг нас, искрясь салютом наших чувств и эмоций...Нас не было порознь. Мы были слиты как языки огня в пламени костра, как капли воды в потоке.Пауль. Габи...
Именно тогда я понял, что мы – едины. Что мы нужны друг другу. Тогда, когда в пыльной тесноте башенки ,утопая в губах друг друга, в их слабости и силе, в их покорности и желании, в их сладости и страсти…
… А назавтра Габи не пришла…
… И послезавтра тоже…
Я каждый вечер,до поздней осении всё приходил к тёмным волнам и серым холодным бетонным блокам, но маленькой милой девочки-русалки не было...не было...не было...
ФРГ, Потсдам, наши дни.
_Габрэлла, но это же чудесно!!! Расскажи, так почему же вы расстались?
-Марта, у нас в семье возникли проблемы, и мы срочно уехали в Дрезден. Я даже не успела его больше увидеть…
-И неужели вы больше так не встретились?
-Встретились, Марта, мы встретились…Только встреча была совсем грустной. Прошло несколько лет, и я нечаянно увидела Пауля. Именно на той улице, именно у того здания с башенками…
Он был в военной форме, рядом были солдаты, и он им что-то увлечённо рассказывал. Марта, ты же знаешь меня - я очень робка и застенчива. И я просто не решилась его окликнуть. Не знаю, Марта, упустила ли я тогда свою волшебную птицу счастья? Быть может, и упустила..Но что интересно - в этом мальчике, как и во всех русских, была какая-то внутренняя струна, натянутая и звенящая. Они живут иначе, не как мы. Живут не для себя, а для других. Я смогла это понять, и до сих пор благодарна ему за то, что он подарил мне иной мир, в котором он жил. Знаешь, Марта, я счастлива от того, что это у меня в жизни было!
Москва, 2015, июнь.
На книжной полке в московской квартире стоит старенькая серенькая книжка «Русско-немецкий разговорник».
И на тыльной стороне обложки выцветшие буквы «Gabrielle Hausmann».
А у старенькой и преданной собаки полковника - пенсионера кличка «Габи»…