Фильм о тех, кто здесь живет
Вечерний город казался уже спящим, в троллейбусе ехало только трое пассажиров, хотя маршрут тянулся почти до центра Москвы, а начинался от Бескудниковского бульвара. Но вот, когда часть маршрута уже была пройдена, то стали появляться и пассажиры, которые перемещались на короткие расстояния, так две-три остановки проезжали и выходили.
- Не подскажите, на какой остановке лучше выйти, чтобы попасть на улицу Каретный ряд?
Женщина в черном пальто и белом берете, маленьком воздушном, из-под которого был виден только один локон чуть с сединой волос, без какой-либо ноши в руках, выглядела жителем этого района, который тянулся от станции метро Новослободская к центру.
- Можно и на третьей остановке выйти. Но лучше проехать к четвертой остановке, которая будет с той стороны, куда вам и требуется выйти. Только троллейбус сделает небольшой разворот, - сказала женщина, внимательно вглядываясь в глаза собеседницы.
Что-то во взгляде все же ей не понравилось, почувствовала, по всей видимости, какое-то непонимание и закончила свои объяснения последним, надежным предложением.
- Выходите на третьей остановке, пройдете по переходу на ту сторону, а там уже будет легко вам найти то, место которое нужно. А полный адрес какой у того здания, к которому вы идете?
- Каретный ряд, дом пять дробь десять.
- Понятно, значит, легко найдете.
Переход от остановки был совсем на маленьком расстоянии. Из перехода выходила женщина в короткой черной куртке, держа за руку мальчика лет семи-восьми.
- Не подскажите, если пройду по этому переходу, попаду ли к улице Каретный ряд?
- Там есть еще и переулок Каретный ряд. Что вам там нужно?
- Мне нужна библиотека.
- Библиотека Эйзенштейна, - сказал мальчик, который до этого рассматривал красную маленькую машинку, что припарковалась у тротуара.
-Точно, точно, Эйзенштейна. А можешь показать пальчиком, в какой она стороне?
Направление было указано и можно было спускаться под землю по ступенькам. Переход был длинным и новеньким, с одной его стороны тянулись длинным рядом закрытые стеклом места для магазинчиков. Только три из которых были заняты мелким и повседневными товарами, такими, которые продаются в каждом переходе, часто по одной цене для удобства, спешащего покупателя. Но мраморные плиты, которым и был облицован переход и прямоугольные колонны был уже разрисованы краской их баллончиков.
- Лучше бы на бетоне сером рисовали. Что камер не могут установить в переходе? – подумалось в этот момент.
На противоположной стороне стены домов густо завешаны вывесками, и определить их номера не получалось. Пришлось идти по тому направлению, которое и указали. Название библиотеки появилось неожиданно на доме, за которым начиналась дорога, по которой тоже ехали автомобили, а не только те, что мчались по Садовому кольцу. Здесь же был указатель, на котором было написано, что вход в библиотеку за углом.
За двойными массивными дверями было маленькое помещение, на стойкой сидела женщина. Перед женщиной на узком столике лежала стопка бумажных квадратов. Еще одна сотрудница библиотеки смотрела в компьютер. Две другие о чем-то говорили очень тихо, сидя на маленьком диванчике.
- Это здесь должны показывать фильм «Русские немцы»?
- Да, только вам нужно записаться в библиотеку.
- Может быть, я сюда больше и не приду.
- Но записаться нужно.
- А можно не буду вносить данные своего паспорта. Мы ведь еще пока и не знакомы.
- И это можно.
- А теперь куда нужно пройти.
- На улицу. Через один подъезд и будет помещение, где и вам фильм покажут.
- Надеюсь, не только мне.
За такой же двойной деревянной дверью было продолжение библиотеки и начиналось оно с раздевалки. Серо-белая шубка перекочевала на вешалку, и теперь можно было проходить в зал для просмотра фильма «Русские немцы». Стены помещения были не отягощены лишней информацией, перед самым залом стоял небольшой шкаф, в котором за стеклом были фотографии и книги тех, кто создавал фильмы, и кто в этих фильмах снимался.
Зрителей было немного. Слева у самой стены устанавливал аппаратуру молодой человек и работник библиотеки, которая выделалась в этом зале яркой красной блузкой.
- Вы режиссер? - обратилась к молодому человеку, с круглым лицом и мягким пушком короткой бородки.
- Нет, я не режиссер.
- А вы кто? – спросила женщина, что стояла рядом с молодым человеком.
- Просто зритель. Вы знаете, я пришла смотреть фильм о русских немцах и принесла книгу тоже о русских немцах, - обратилась к сотруднице библиотеки в красном.
Молодой человек продолжил устанавливать аппаратуру, теперь он был занят штативом. Он был одет так удобно, что ничего ему не мешало заниматься и большим штативом и маленькой камерой, которая и крепилась на этом штативе. Короткая рубашка в красную и черную клетку не была заправлена в джинсы, одежду дополняли желтые высокие ботинки на мягком ходу, так как не доносилась никакого звука, когда молодой человек переходил с одного места на другое.
- Где вы были раньше? У вас книга о Первой мировой войне?
- И о том, и о другом, и о русских немцах, и о Первой мировой войне.
- Так у нас такие были встречи в прошлом году летом.
- Так они уже были. А не скажете, пришел ли режиссер фильма?
- Да, да, он уже здесь.
- А как его можно увидеть?
По взгляду работницы библиотеки стало понятно, что показывать место, где сейчас находится режиссер, ей совсем не хочется этой женщине с книгой в руках. Но, еще желание не пропало у автора книги решить свою маленькую проблему, встретиться с режиссером. И автор стала открывать станицы книги и показывать иллюстрации сотруднице. Но та не протянула к книге руки. А вот сидящая на стуле поблизости женщина, с аккуратно уложенными светлыми волосами и высоком белом свитере, который поддерживал ее острый, маленький подбородок, попыталась взять эти книгу.
- Можно мне посмотреть? – спросила зрительница из пятого ряда и потянула книгу к себе.
- Подождите, мне нужно отнести эту книгу человеку, который привез сюда свой фильм.
- Но я посмотрю и отдам вам.
- Но я тоже этот экземпляр не открывала, хочу, чтобы он был новеньким, я принесла его режиссеру фильма.
Пока объяснялась со зрительницей, ушла сотрудница библиотеки в красной блузке. Ни зрительница, жаждущая увидеть режиссера документального фильма, ни ее книга не привлекли ее внимания. Хотелось, конечно, верить, что ушла работник библиотеки, чтобы сказать режиссеру, что в зале того ожидает автор книги, тема которой близка теме документального фильма, что скоро будет показан.
- Работнику библиотеки интересен работник библиотеки.
Да, жаль, что и желающая в белом свитере женщина, которая хотела посмотреть книгу, ее не получила.
Надежда на то, что вспомнят о зрителе с книгой, не оправдалась, сотрудница библиотеки в красном не вернулась. Зал постепенно заполнялся. Чуть в стороне сидели мужчина, слышались слова, которые, по всей видимости, указывали на то, что они имеют отношение к миру кино – монтаж, съемка, обучение, деньги. Но пока не было ясно, к документальному или игровому кино это относится. Другие, входящие в зал зрители, с ними здоровались, а некоторые и обнимались.
Время приближалось к началу показа фильма. В зал вошла еще одна группа людей, некоторые зрители захлопали, стало понятно, что именно в этой группе и входит в зал режиссер, которого сегодня вечером и ожидали в этой библиотеке, в этом зале.
- Режиссерам интересны другие режиссеры.
- Представляю, дорогие друзья, вам Владимира Эйснера. Это режиссер из Новосибирска. И перед показом фильма прочитаю названия конкурсов, в которых он был участником и победителем, и где он получил различные награды.
И прозвучали названия, которые, может быть, когда-то слышала, но особенно их и не знала. Были названы – Серебряный дракон в Кракове, Золотой голубь в Германии и еще многие и еще другие. Кроме названий конкурсов прозвучали и названия фильмов – «Тихая обитель», «Последний срок», «Рыбацкое счастье» и много других.
- Документальное кино - жанр сложный. Последняя картина режиссера Владимира Эйснера была закончена в 2014 году. Только хочу вам сообщить, что фильм «Русские немцы» мы сегодня не можем посмотреть. Возникли технические проблемы с воспроизведением этого фильма. Но мы посмотрим два других фильма, «О тех, кто курит, пьет и матерится» и «Летние дожди».
- Приглашаю посмотреть фильм, - сказал режиссер.
На экране появилось название кинокомпании – «Азия-Фильм». И первые кадры, которые еще пока и не объясняли появление героини и ее мужа, в этой первой части фильма. Но постепенно стало ясно, что это фильм о фильме, о фильме давнего времени, о телевидении, и о тех, кто это первое телевидение создавал, о тех, кто пришел тогда, в благополучные и молодые годы телевидения и молодые годы его авторов. Прозвучали и слова о том, что провинциальные операторы, это особые люди сродни тому же доктору Чехову.
- Не зря только как два дня назад побывала в музее Чехова. Маленький скромный дом, в котором жил Чехов и члены его семьи. Маленький, тихий доктор. И маленькие рассказы большого писателя Чехова.
Но чем дальше набегали друг на друга кадры фильма, тем более становилось ясным, что это фильм о бессмысленности любого действия в жизни, в которой были трещины и обрывы. Халина Маша, режиссер на телевидении рассказывает о своей поездке за границу, и о том, что она была там первой, хоть в танцах, хоть в курении, вообще, во всем.
И сразу вспомнилось, то, что в памяти было далеко. Журналист газеты «Курская правда», хороший журналист Гольцов, закончил Московский университет, поехал в Болгарию тогда, когда мало кто куда ездил. Жена его, Вероника, красивая, яркая женщина, художница, долго потом вспоминала, что команда русских журналистов и их жен обыграла какую-то другую команду, может быть, болгар. И часто вспоминала. Словно это событие было самым важным в их жизни, а не все остальное, что было рядом с ними в Курске. Нужен был какой-то другой, ни на что не похожий успех, и он становился из маленького большим, грандиозным. Так и здесь, Мария вспоминает свои победы в танцах, в играх и шутках, что были давними, как самые важные, добрые, нужные.
Выгладит безумным рассказ о больнице, о болезни, о потери глаза, но он от своей бессмысленности происходящего, является самым реальным, действительным, и понимаешь, что ничего не изменяется. Словно человек сам навсегда остается со своими проблемами, а то, для чего он жил, старался, терял здоровье, не нужно тем, кто рядом, они сами в борьбе за эту несчастную жизнь, остаются безразличны к другим, всегда безразличны.
- Медсестрам интересны медсестры, что в их деле понимают и им сочувствуют. Врачи интересны врачам. А больные остаются друг с другом или одни.
Еще одни тема поразила, рассказ о матери Марии Халиной, короткий рассказ, кадров мало, но какие это кадры. Маленькая сухенькая женщина, нельзя сказать, что старушка, встречает свою больную дочь, чтобы увидеть ее, пусть на короткое время. Мать Марии живет одна в деревенском доме, одна, со своей свободой, которую готова бросить, если дочери потребуется помощь. Мать и ее больной ребенок. Вечная защитница мать, и вечный малый ребенок, если он взрослый даже, навсегда ребенок, которого только и может защитить его мать. Это единственное светлое пятно в фильме, в остальном только неудавшаяся жизнь, по мнению самой Марии. Только тоска, самая гнетущая и постоянная тоска. И как-то, если начало фильма смотрелось отстранено, то потом словно облако накрыло, и эта тоска липкой своей массой перетекла в зал и достала зрителя в седьмом ряду.
- «Летние дожди».
Этот фильм противоположен по своему смыслу первому, в нем нет ничего мрачного. Только детство мальчика. Но и этот фильм оставил ощущение того, что детство – это, то пространство, когда забыто маленькое прошлое и еще не видно большого будущего. А может быть детство - это когда нет ни прошлого, ни будущего.
После окончания фильмов, режиссера хвалили, и было за что хвалить.
Тоже вышла не первой, а второй и сказала свое мнение.
- Конечно, я пришла сюда, чтобы посмотреть фильм «Русские немцы». Пришла не сама, мне подсказали и настойчиво попросили это сделать.
- Кто подсказал? – спросили из зала.
- Сейчас будет понятно. Значит, пришла посмотреть фильм о русских немцах и принесла книгу «Российские немцы в Первой мировой войне», чтобы передать режиссеру, то есть вам Владимир Эйснер. Эту книгу написали потомки участников той забытой войны, вот они просили меня встретиться с вами, режиссером, что сниял фильм о русских немцах.
- Я вам пришлю фильм, - сказал Владимир.
- Не это главное, но спасибо. Главное в том, что я ничуть не пожалела, что не смогла посмотреть тот фильм, что был не заявлен. Это дало мне, возможно, больше, чем можно представить. И даст еще больше, если буду о нем помнить.
Режиссеру задали вопрос, продолжает ли он помнить о тех, кого он снимал в своих фильмах, и поддерживает ли с ними связь и после съемок. И тут возникла тема вторжения в жизнь другого человека, вторжение, которое может и влиять на жизнь человека.
- О Маше Халиной снимал несколько лет, и эти части съемок в фильме есть, но Маша сказала о том, что возможно режиссеру хочется увидеть, как она умрет, чтобы последние съемки были у могилы.
- Так и здесь, режиссер понимает режиссера. Даже делает видимыми кадры жизни, которые еще впереди.
Потом речь зашла о фильме, который был снят Владимиром Эснером – «Семь Симеонов». Тема многодетной семьи Овечкиных была на телевидение долгое время. И ансамбль из детей, и мать, что пошла вместе с детьми на угон самолета. И потом еще художественный фильм, в котором сыграла Мордюкова, вернул к этой теме.
Режиссер рассказал и судьбе оставшихся членов семьи, и у них все сложилось так же трагически, как и у тех, кто погиб при штурме самолета.
Встреча была закончена, по всей видимости, выступлением директора библиотеки, которая не представилась, но, возможно, ее все знали.
Она сказала точно, что фильм позволил от мелкой детали в жизни одной семьи, прийти к большому обобщению о жизни вообще, о времени, о стране. О той стране, что была и о той, что стала. Казалось бы, мелкие детали, забор, собака, и еще много других, а в этих кадрах та страна, в какой мы жили. И в этом фильме нет пессимизма. Все подано доброжелательно.
- Нет, с этим не согласна.
Это самый тяжелый фильм, что пришлось видеть в последнее время. Здесь полное разрушение здоровья, семьи, жизни, то разрушение, которое осознается самой героиней, и о котором она сама говорит. А последний танец внучки Марии, словно продолжение ее жизни, неосознанное продолжение с пока неосознанными бедами и тревогами.
На улице Каретный ряд уже затихло последнее движение, и на Садовом кольце не было пешеходов, и в переходе тоже никого не было, пришлось ускориться, чтобы преодолеть безлюдное подземное пространство. На город уже не хотелось смотреть, и из троллейбуса вышла у метро Менделеевская, чтобы проехать быстрее на метро, а потом еще раз сесть на автобус.
Но ощущение от фильма оставалось еще долго, как полная безысходность всего происходящего рядом с каждым, и со всеми вместе.