Вряд ли я сама собралась бы поехать в Крым. Но туроператор, у которой мы с подругой ещё в марте покупали путёвки в Чехию, спросила:
- А в Крым не хотите?
- Кто же не хочет в Крым!
- Будут прямые рейсы «Череповец-Симферополь» от аэропорта «Северсталь». Но самолёты маленькие, и рейсов будет мало. О билетах лучше позаботиться сейчас.
И я соблазнилась.
В Чехии я была впервые, а в Крыму - неоднократно. К удивлению, вторая поездка оказалась в какой-то степени даже интереснее Чехии. За рубежом мы из-за незнания языка оставались только туристами и получали информацию от экскурсоводов. В Крыму, совсем недавно поменявшем государственный статус, можно было общаться свободно на своём языке…
БЕГОМ В НИКУДА
Бабушка Галя – инвалид. Черты лица крупные, седые волосы подстрижены ёжиком, отчего голова кажется маленькой и напоминает птичью. Невысокая, нездорово полная, ходит по дому медленно, трудно переваливаясь с ноги на ногу. А за год пребывания на курорте на море не была ни разу. Ей дойти туда не под силу.
В Крым бабушка Галя с дочкой и внучкой четырёх лет отправились из Макеевки год назад – переждать войну. Поехали как отдыхающие: думали, вот-вот всё кончится. Были какие-то сбережения… Но кончились деньги, а войне и ныне конца не видно.
Надо было на что-то жить. Статус беженцев они не оформляли, поэтому пособие от России не получают. Дочка нашла работу - санитаркой (уборщицей) в аптеке. Это считается большой удачей: ведь в Судаке круглогодичную работу найти вообще очень трудно. По профессии дочка – следователь высокого класса, и её охотно взяли бы в полиции, но здесь она иностранка. Процедура получения российского гражданства долгая и трудная: на полуострове его не дают, надо ехать на материк. Однако дело не только в этом. Они совсем не хотят становиться россиянами. Хотят оставаться украинцами и вернуться домой, в Макеевку. Но при нынешнем киевском режиме это нереально.
- Порошенко Донбасс ненавидит, - говорит бабушка Галя. – Ему нужно нас раздавить.
Впервые я увидела, как может внезапно измениться лицо человека. Из мягкого, старческого оно стало жёстким и ненавидящим. Я побоялась продолжать тему. Но мы жили в одном дворе, и общение время от времени продолжалось.
- Мы – никто, – говорит бабушка Галя. – За жильё платим как отдыхающие. На зиму переехали к сыну хозяйки, там есть отопление, но оплачивать коммунальные услуги круглый год непосильно. Однако скоро придётся съезжать и с этой летней квартиры: в курортный сезон жильё дорожает, а эта комната в центре города и недалеко от моря. Где искать новое – ума не приложить… Да переезжать-то как трудно! У нас только одежды вон сколько: зимнее, летнее, осеннее. Правда, последние полтора месяца чуть полегчало: стали платить пенсии.
- Ну вот как хорошо, - говорю я. – Всё же какие-то отношения у ДНР с Киевом налаживаются.
- Да что вы! Порошенко Донбассу НИ-ЧЕ-ГО не даёт. Пенсии выплачиваются от Донецкой республики… в рублях. Сейчас в Донбассе уже процентов 90 населения расплачивается рублями, ведь гривны нам тоже не дают.
Я спрашиваю:
- А дом ваш в Макеевке цел?
- Пока, слава Богу, цел.
На родину (за пенсией) ездила дочка. Путь этот кружной и сложный. Из Донецка надо добраться до Луганска, там единственная дорога, по которой можно выехать в Россию. Потом – в Ростов, на паром. Тем же путём обратно. Дорога через перешеек со стороны Украины заблокирована.
- Как в Донбассе относятся к русским?
- Без России нас давно бы не было. Если вы нас бросите, мы умрём.
Бабушка Галя – не политик. Её не интересуют права человека и европейский выбор. Ей просто хочется жить и умереть на родине. А вот про это право европейские мудрецы и российская либеральная оппозиция знать не хотят.
И вдруг бабушка-инвалид излагает своё видение военного положения:
- Всё южные области – Одесса, Херсон, Запорожье – пророссийские. Но они боятся. Боятся войны. А вот если бы мы взялись все вместе, Порошенко с нами справиться не смог бы, по такому большому фронту вести военные действия ему не под силу.
…Уезжая, я хотела оставить бабушке Гале бутылку постного масла, которую купила, да почти не пользовала. Обычное дело среди отдыхающих… Но она не взяла.
«СНОТВОРНОЕ» ОТ СОБАЧКИ
Я жила в частной гостинице, где владельцы - татарская семья. У хозяйки есть татарское имя, но она его не любит и называет себя Анна Ивановна. Советского воспитания… Говорит, что татарского языка даже не знает, а вот по русскому в школе у неё всегда было «отлично».
- Анна Ивановна, - говорю я, - вот Вы отличница, а в туалете написано «Экономте воду» без мягкого знака, а «Уходя гасите свет» без запятой.
Но она не сдаётся:
- А это… русско-крымский. На русско-крымском «Экономте воду» пишется без мягкого знака.
- Русско-крымского не бывает. Есть просто русский, везде одинаковый. А вот теперь к вам поедет народ из России, и будет думать, что хозяева безграмотны.
Анна Ивановна любит литературу и говорит, что у неё масса прекрасных сюжетов – вот бы написать книгу! Но она не знает, как это делается.
И вдруг предлагает мне сотрудничество:
- Давай так: книгу будешь писать ты, а я давать сюжеты.
- Э-э нет, так не делается. У кого сюжет – тот и пишет. Назовите книгу «Записки хозяйки» и пишите в свободной форме – как, например, письма подруге. А я буду читать, подсказывать, что получается, редактировать.
А хозяйка она прекрасная. Дворик всегда выметен, цветы политы, в комнаты зайти приятно. Целый день в хлопотах, без дела к ней и обращаться совестно. Мы с ней жили дружно.
Я ведь у них второй раз. Два года назад меня поймали на автовокзале:
- Жильё надо?
- Вообще-то надо. Но у меня условия. Комната на одного. Тихий дворик в частном секторе. Столик на улице. И никаких автостоянок
- Всё будет! Поехали. Не понравится – повезём куда-нибудь ещё.
У Анны Ивановны мне понравилось сразу. И в этот раз я сама поехала прямо к ней. Она меня узнала и даже расцеловала на радостях – у неё гостиница полупустая. А в городе почти на каждом доме вывеска «Жильё на выбор».
Но однажды мы поссорились. Ещё в позапрошлом году я запомнила – у них во дворе собачка была. Маленькая такая пустолаечка: кусать не будет, но как звоночек, сообщит о посторонних.
А в этот раз смотрю – нет собачки. Спрашивать не стала: может, убежала или погибла, зачем хозяев травмировать…
И вдруг как-то под вечер собачка заявляется. Уж как Анна Ивановна обрадовалась: и кормила, и ласкала… Загуляла, оказывается, животина.
У собачки – будка, ночью ей там стало жарко, и она улеглась как раз против моей открытой двери. Жильцы ей незнакомые, и она напропалую всех облаивала (кто вернётся с гуляния поздно или пройдёт в туалет). В ту ночь я не уснула до трёх.
Утром заявляю Анне Ивановне претензию.
- Я не могла не пустить собачку, она пришла домой!
- Но я плачу триста рублей за ночь, чтобы спать, а не слушать собачку. Я человек не молодой, разбудят с вечера – потом не сплю часами.
- Надо принимать снотворное.
- ??...
Тут Анна Ивановна сама догадалась, что говорит не то.
Исчезла в доме, а потом возвращается и ставит на стол бутылочку:
- Я тебе снотворное принесла.
Я только хотела рассердиться… Но это оказалось домашнее виноградное вино. Я засмеялась и увезла «снотворное» в Вологду.
С ГОРАМИ НЕ ШУТЯТ
Судак, Судак – тебя целует море
Своей голубоглазою волной.
Судак, Судак – тебя ласкают горы
Своей зеленокудрою волной,
- поётся в гимне Судака. Тюркское слово «су» - вода, «дак (даг)» - горы. Горы у воды.
На высокую скалу взбегает самое впечатляющее средневековое сооружение Крыма – Генуэзская крепость. Курортные комплексы зачастую втискиваются в горы – их в 80-е годы возвели ангарские специалисты по скальным грунтам по окончании работ на Братской ГЭС. А земля почти вся привезена после войны с материка. На камне и щебёнке розы и сады не цветут.
На карте Крымские горы почти не видать. Но они не безобидны. То и дело на скалах крупными буквами выведено: «Осторожно, камнепад!» Гуляя там, я не раз встречала памятные знаки погибшим, это всё были молодые люди.
Самые красивые горы в районе Судака – Новый Свет и мыс Алчак-Кая. В Новый Свет ходит автобус, но если вы едете туда впервые, со стороны берега лучше не садиться. Кажется, машина мчится прямо в море, и сейчас вы вместе с ней туда улетите. Но в последний миг автобус разворачивается и по серпантину несётся обратно. Интереснее ходить в Новый Свет пешком. Тогда можно вволю насладиться уходящими в небеса горными храмами, заглянуть в головокружительные пропасти.
Но не дай Бог оказаться на такой дороге в непогоду! Бывали случаи, что в бурю смывало вниз машины.
Однажды я возвращалась из Нового Света тёплым осенним вечером. Уже прошла больше половины, любуясь отражающейся в море луной. И вдруг небо над горами потемнело, заполыхали молнии. Я ускорила шаг, потом побежала. Только влетела в посёлок Уютное, как хлынуло. Последние десятки метров мчалась по улицам, выплёскивая невесть откуда взявшиеся «озёра» на себя. Вскочила в последний автобус, обильно орошая салон не на радость частнику-водителю… но что поделать!
На этот раз я решила посетить Царский пляж, это в Новом Свете. Когда-то туда вела тропа вдоль моря, но во время землетрясения 1927 года, живописно описанного Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях», она обрушилась, и теперь лучше всего добираться катером.
Однако можно спуститься и сверху, ущельем, по дну сухого русла. Зачастую оно перегорожено отполированными громадами камней, обломками скал, уступами. Можно представить, что здесь творится в ливень!
Я спустилась не без труда. Медленно, осторожно. Помнила закон альпиниста - всегда иметь три точки опоры: если одна выскользнет, на двух оставшихся удержаться можно, а на одной – никогда.
Такого ясного утра, тихого моря и чистого песка в эту поездку у меня ещё не было. И вдруг… о это вдруг! – за горами заворчало. Пора смываться!
Собралась в «два счёта» и поторопилась пройти наиболее трудную, как казалось, часть пути по руслу посуху. К удивлению, я сделала это быстро: подгонял страх оказаться застигнутой потоком, а потом… подниматься всегда проще, чем спускаться. Наверху остановилась. Дорога разделялась на три. Одна тропинка вела вверх, другая направо, третья налево. При спуске я этой развилки не заметила, ведь тогда любые пути вели в ущелье. Указателями дорога к Царскому пляжу не помечена – этот путь не считается туристическим.
Я стояла в раздумье, подошли трое молодых людей и девушка. Цель у нас оказалась одна, а как её достигнуть, не знал никто. Выбрали среднее. Я пропустила их вперёд:
- Вы шустрее пойдёте. А если «не туда» и вернётесь – мне меньше будет плутать.
Они не вернулись. Куда потом делись – не знаю. Но дорогу и они, и я выбрали неправильно.
Первое время я шла по проторенной тропе бодро. По обочинам – увы! – валялась порожняя тара из-под пития и пластик. Не думала, что очень скоро я буду воспринимать этот мусор как подарок!
Тропа становилась всё уже, размытее, потом непонятно. До верха горы, казалось, совсем немного, а там – думаю – будет обзор. Теперь ползти приходилось по скользящей сосновой хвое, цепляясь за убегающие из-под пальцев камни, корни и пучки сухих трав. Вот и верх… нет, не верх. Впереди – ещё один «верх», а ни моря, ни обзора. Так продолжалось несколько раз, пока я не поняла, что вокруг одни горы, а в какую сторону идти и где тут обрывы – не знаю. За горами всё погромыхивало. Человеческого жилья нет. Искать меня здесь никто не будет.
Единственное, что запомнила – с какой стороны пришла. Ох, как не хотелось возвращаться по столь ненадёжному пути! Но когда замелькал знакомый мусор… о радость!
У развилки сообразила, что ущелье должно остаться справа, и, свернув налево, благополучно добралась до легальной «Тропы Голицына».
Ливень в тот раз обрушился на Симферополь, а до побережья грозовой энергии не хватило.
ДЕНЬ РОССИИ
В День России 12 июня в Судаке был обещан парад маломерного флота, и к 10 утра я пошла поглядеть.
По пляжу разгуливал глашатай с рупором и призывал желающих прокатиться на банане. Что такое банан на море - наверное, знают не все. К известному южному плоду это плавательное средство имеет такое же (никакое!) отношение, как город Судак к рыбе. Это надуваемые воздухом длинные пластиковые баллоны, скреплённые по два, реже по три. Люди усаживаются на них верхом по 12 человек в ряд, хватаются за поручни; с катера банан тросом цепляют за крюк и всё это «невероятие» с бешеной скоростью мчится по морю. Баллоны пружинят, наездники подскакивают, на поворотах-разворотах их лихо окатывает водой сверху и снизу. Развлечение, конечно, молодёжное, я никогда не примеривала его на себя… А тут вдруг захотелось. Неужели так и помру, не прокатившись?
Подошла к глашатаю:
- А мне можно?
- Всем можно – от двух до ста двух. Пятьсот рублей.
(Такой суммы с собой не оказалось, и я оплатила половину, пообещав остальное принести потом).
Нам выдали спасательные жилеты, которые народ сразу окрестил бронежилетами. Бойкий паренёк вскочил на нос чуда-сооружения, многозначительно раскрашенного триколором, и стал разъяснять:
- Будет очень весело. Мы примем участие в параде. Вы увидите флот с самого близкого расстояния. Вам дадут российские флаги, и когда будем проплывать мимо пляжей, флагами надо размахивать и кричать «Ура России!» Будет вестись фото и видеосъёмка, улыбаться будем по команде «Голливуд!».
Но народ улыбаться на «Голливуд» не захотел – посыпались предложения с мест:
- Тагил!
- Нижневартовск!
Наконец, согласились улыбаться на «пирожки!».
Катер подцепил банан, и мы помчались. Размахивать флагами не потребовалось – укрепили коленками, и вихрем полотнища подхватило-заполоскало. Мы кружили, пролетали мимо пляжей, улыбались на «пирожки!», а на берегу стояли люди и ответно размахивали российскими флагами. Весёлый паренёк всю дорогу так и балансировал, приплясывая-приседая, даже когда банан закручивался чуть ли не вполовину, а мы, заливаемые волной, дружно заваливались то на одну, то на другую сторону.
Маломерный флот состоял из нескольких катеров и одного парусника. Наша команда – 36 человек – оказалась самой многочисленной. Как видно, здесь все были знакомы, и встречаясь с очередным катером, паренёк кричал, а мы подхватывали:
- Ура Роме! Ура Паше!
Потом нас прокатили по «цветным бухтам» и предложили искупаться на Царском пляже. Молодёжь попрыгала в воду, экзотуристы постарше сползли…
Когда после обеда я сдавала остальную сумму, средних лет предприниматель сказал:
- Как приятно принимать российские деньги! Походили по заграницам, и хватит.
- А Вы работали за границей?
- То купюры, то гривны, то доллары…
…….
Вечером я снова пошла к пристани – ожидали салют, и мне хотелось посмотреть, как он будет отражаться в море. На открытой эстраде на набережной шёл концерт, площадь была забита народом. Я спустилась на пляж и села на тёплый бетонный парапет. Рядом оказалась молодая женщина по имени Марина, местная. Она привела на праздник ребёнка.
В ожидании салюта мы просидели два часа и о чём только не переговорили…
Марина только что прослушала передачу из Киева и делилась:
- Как же врут! Якобы раньше в Крыму отдыхало шесть миллионов украинцев, а теперь пляжи пустые. Ни-че-го себе, «пустые»… (Она выразительно повела взглядом направо и налево). Уже сейчас народу больше, чем в прошлом году в разгар сезона.
Проблемы, действительно, есть. Отдыхающие для Крыма жизненно необходимы. Зимой работы нет, и люди живут тем, что накопят за три летних месяца. Поэтому свободное жильё можно найти всегда, и в украинские времена так было. Но теперь – особенно. Паром в шторм не ходит, и тогда очереди из машин растягиваются на километры. Симферопольский аэропорт расширили по высшему классу, но самолёт – всё-таки дорого, не все хорошо переносят воздушные перелёты и масштабы перевозок с железнодорожными не сравнить.
А между тем, в Украине (в том числе Западной) и сейчас полно желающих отдыхать на полуострове. Это близко, удобно, недорого, у многих старые связи и родственники.
…Немало встреч у меня было за эти шесть дней, взгляды у людей разные, но ни один не сказал, что раздел СССР пошёл на пользу…
Разговор переходит к крымским татарам. Незадолго до поездки по «Эху Москвы» я слушала «Особое мнение», выступал заместитель редактора газеты «Московский комсомолец», крымский татарин. Утверждал - как здесь всё стало плохо. Отдыхающие не едут. Референдум считать состоявшимся нельзя, ведь крымские татары на него не вышли. Ничего из обещанного российскими властями не исполнено. Наступает настоящий репрессивный «тридцать седьмой год». Свобода слова – в прошлом. Закрыт ряд популярных татарских газет. Впервые запрещено проводить митинг репрессированных, но митинг будет проведён всё равно, в Киеве.
Спрашиваю об этом Марину. Она размышляет:
- Крымских татар на референдум приглашали… Они, действительно, не пришли, но если бы даже приняли участие и как один проставили «против», на результат это не повлияло бы: ведь их на полуострове десять процентов.
…Я часто раздумывала: почему, когда после войны выселяли целые народы, это коснулось только чеченцев и крымских татар? Ведь на том же Кавказе «под немцами» оказалось много других малых народов: адыгейцы, кабардинцы, черкесы, ингуши…
- Об этом не принято говорить, - рассказывает Марина. – За крымскими татарами числились военные преступления против мирного населения. Конечно, наказывать за это весь народ нельзя, но время было жёсткое. Несправедливость исправили ещё при советской власти: им разрешили вернуться, выплатили компенсацию. Но в посёлке Старый Крым ничего не забыли. И когда сейчас Киев разыгрывает "крымско-татарскую карту" (в случае вытеснения России татарам обещана верховная власть на полуострове), появились желающие напомнить кое-какие военные страницы. Запрещение последовало от Путина:
- Не время.
А я думаю: когда вслед за заграницей некоторые наши либеральные интеллигенты поддерживают во всём Киев, они либо не знают истории, либо не ведают, что творят, или… я просто не хочу об этом говорить.
(Когда я поеду в Симферополь, в автобусе моей соседкой окажется пермячка, с Крохалевки. Это сразу нас сблизит: ведь Пермь – моя вторая родина! Женщина рассказала, что после вхождения Крыма в состав России её дочь с мужем решили переехать на постоянное жительство поближе к теплу, в Евпаторию. И первое время получали угрозы от крымских татар: «Лучше уходите сразу, всё равно вас перережем». Но решительные пермяки остались. Устроились на работу, нашли жильё. Теперь живут хорошо, мать ездит к ним в гости).
Сейчас Крыму нужны мир и тишина, и это есть. Жизнь налаживается. Побережье больше не страдает от отсутствия воды: пробиты артезианские скважины. А вот в степях, лишённых днепровской воды, поля засыхают.
Мне могут не поверить, но за шесть дней пребывания в Судаке я не увидела ни одного пьяного.
Судак вообще городок очень тихий. У подножья горы Алчак-Кая за последние 20 лет вырос татарский посёлок, но отношения самые дружественные. От Анны Ивановны я узнала, что раньше здесь стояла украинская воинская часть и по вечерам солдаты патрулировали город. Жителям это даже нравилось: так спокойнее. «Вежливые люди» не появились – нет стратегических объектов. После перемены статуса украинская часть ушла, а российская не пришла, и теперь город не патрулирует никто. Но здесь так же спокойно.
- То-то, - замечаю Марине, - сегодня на площади масса народу и ни одного полицейского. Когда у нас, в Вологде, праздновали День Победы, полиция стояла на каждом перекрёстке, а народ пропускали на площадь через «рамки».
- Да нет… тут тоже дежурят. Я видела трёх девушек-полицейских. Наверное, есть где-то ещё.