Печенье для Игорька

Маша Шаммас
Игорёк спросил у мамы, поглядывая исподлобья:

– Мама! Ну когда же ты мне дашь печенья?

– Какого печенья, сынок? – рассеянно обронила мама, откусывая нитку. Всё! Последние штанишки зашиты!

– Вот, – сказала мама, протягивая штанишки Игорьку. Его любимые, из зелёного вельвета, с кармашком. – Можно рвать дальше!

Игорёк засмеялся. Почему мама так говорит? Штанишки ведь рвать нельзя.
Лицо усталое у мамы.

– Так что ж... Когда ты мне дашь печенья? – напомнил Игорёк. А сам смотрит внимательно. Какая-то она ленивая, мама! Уже в пятый раз просит Игорёк печенье, а мама всё только говорит «сейчас» да «сейчас». А сама чем только ни занимается, лишь бы не давать печенья такому хорошему мальчику...

Когда Игорёк в первый раз попросил печенья, мама загружала белье в стиральную машинку. Потом вдруг принялась посуду мыть. Сказала, как всегда: «Сейчас!» – и давай намывать! Будто эта посуда ей дороже собственного сына...

Игорёк снёс эту обиду. Присев на пол, прямо на кафельную плитку. Пусть к маме придёт раскаяние, что человек тут голодный, без печенья, замерзает на ледяном кафеле.

Для верности Игорёк потрогал пол рукой. Пол был тёплым, согретым июльским зноем, вползшим из распахнутого настеж окна кухни. Но Игорёк решил всем своим видом показать, что кафель был ледяным. Он съёжился, обхватил ручонками колени и стал дрожать.

Бездушная женщина продолжала намывать тарелки, не обращая на замерзающего и голодающего сына никакого внимания.

Но и на этом мытарства Игорька не закончились.

Вымыв посуду, мама тут же принялась чистить картошку.

«Это-то еще зачем? – подумал Игорёк. – Вот вечно так, только же что пообедали, так нет ведь, она уже ужин готовит!»

Не выдержал, сказал, не скрывая своего возмущения:

– Мама! Ты ведь забыла про моё печенье!

Мама оторвала свои усталые глаза от картошки. Наконец-то! А то вцепилась в эту противную картофелину, словно та ей роднее Игорька!

– Ой, сыночек, я и забыла! Ну вот, дочищу картошку, получишь ты своё печенье. Руки грязные у меня.

Руки! Грязные! Всё только отговорки! Что ж, человеку теперь от голода умирать? Но тут течение мыслей Игорька внезапно остановилось. Действительно, ведь он сам только что вспоминал, что недавно был обед.

Это его немного успокоило. Потрогав для верности свой живот – не вспух ли от голода – Игорёк продолжил наблюдать за мамой.

– Ну вот, картошка готова, – сказала зачем-то вслух мама, бросая последнюю картофелину в наполненную водой кастрюлю. – А я пойду мусор выброшу, сыночек.
Сейчас вернусь.

И ушла.

Игорёк пожал плечами. Как ещё реагировать на несправедливость? Родной сын без печенья сидит, но как же – мусор-то, конечно, главнее!

С самого утра вот так – мама бегает, собирает что-то по всему дому, раскладывает всё по своим местам. То ещё пыль вытирать начнёт. То пылесос включила – и долго-долго мешала Игорьку мультики смотреть. Потом ещё ни с того, ни с сего как давай бельё гладить! Гладит – и на стол накладывает! Гладит – и накладывает. Весь экран загородила.

Татьянка, сестра, лопоухая дурочка, пришла от глажения белья в восторг. Ох уж эти девчонки! Они что маленькие вредные, что большие. Принялись с мамой на пару это выглаженное бельё по ящикам да по полкам убирать. Туда-сюда, туда-сюда! Так и не дали Игорьку по-человечески конец мультфильма досмотреть.

Да ещё малышка, кучерявая Светка, как давай кричать! В общем, телевизор пришлось выключить, всё равно ничего не слышно...

Пока Игорёк вспоминал, как безрадостно прошло утро, вернулась мама. В руках у неё были каких-то невероятных размеров пакеты. Вот тоже удовольствие – набирать по четыре пакета продуктов, когда рук-то всего только две!

– Вот, сыночек, в магазин зашла заодно! – улыбнулась мама, сверкнув белыми зубами. – Холодильник-то у нас совсем пустой! Ну-ка, помоги!

Игорёк вздохнул. Тяжела доля мужчины в семье.

Понёс, что делать, коробку молока на кухню. Мама обогнала его, отдуваясь и таща всё остальное. Про печенье она так ни слова и не сказала. А ещё мама называется!...

Игорёк благородно решил молчать. Молчать и худеть. Превращаться в иссохший скелет. Безропотно. Без печенья. Три минуты выдержал.

– Мааааа-аа-аааа-ааааааама! Нуууу! Печенье же! Опять забыла?

– Ну ты и зануда, Игорь! – пристально посмотрела на него мама, изменившись вдруг в лице. – Уж давным бы давно взял себе этого несчастного печенья! Ты же видишь, что я занята!

Такого поворота Игорёк не ожидал. Ух! Как это было подло! Заявить такое! Мама же прекрасно знает, что печенье лежит в шкафу, на самой верхней полке, и что Игорёк не может туда... Постой-постой! Как она сказала, мама? Занята?!

Игорёк вспомнил разговор папы с дядей Лёшей. О том, что домохозяйки ничего не делают день деньской. Чего же это она его, Игорька, тогда обманывает?

Игорёк стал размышлять над этим словом, «занята», «занят»... Он повторил его про себя на все лады. После седьмого или восьмого «занятого», это слово вдруг стало совсем странным, каким-то незнакомым.

Чаще всего Игорёк это слово слышит от папы. Когда просит его поиграть в прятки. Тогда папа, не отрывая глаз от газеты, произносит его: «Не сейчас, Игорь... Я слишком занят!» Ещё он часто говорит это слово по телефону: «Нет, нет, никак не могу... На этой неделе я буду очень занят!»

Игорёк забирается с ногами на диван, устраивается поудобнее и продолжает вспоминать. Ещё, приходя с работы и водружая тяжёлый портфель на стул в прихожей, папа частенько говорит маме что-нибудь вроде: «Ты себе не представляешь, как я весь день был занят... Переговоры сейчас по холдингу, так что мы весь день и не вставали... Как забаррикадировались с утра, обсуждали, обсуждали... Чтоб никто не подкопался...»

Глазки у Игорька слипаются.

А еще «занято» бывает, когда Татьянка пытается с налёту дверь в туалет открыть. Тогда оттуда доносится голос кого-нибудь из взрослых: «Здесь уже занято!»

Игорёк дремлет, так и не дождавшись печенья. Его воображение рисует живописную панораму папиной работы, на которой тот всё время так занят. Огромное-преогромное помещение – всё заполнено кабинками туалетов. В каждой сидит дяденька, в костюме и галстуке, как у папы. А, вот и папа. Он держит в руках огромную газету. Просто невероятных каких-то размеров. Она закрывает почти всего папу, но Игорёк всё равно узнаёт его. По размеру газеты Игорёк понимает, что папа очень сильно занят. Другие дяденьки держат газеты поменьше, но и они очень заняты. Это очевидно, у Игорька на этот счёт нет никаких сомнений: двери кабинок забаррикадированы туго набитыми портфелями, чтобы никто не подкопался. Не отрываясь от газет, дяденьки очень громко переговариваются по холдингу. Ну, это язык такой. Вроде английского, только еще непонятнее.  Всё точь-в-точь, как и описывал папа.

Игорёк вздрагивает и просыпается. Уже начало смеркаться, и в оранжевом свете настольной лампы он видит маму, которая штопает его любимые штанишки из зеленого вельвета, с кармашком. Те, которые он порвал накануне. Разложив перед собой ножницы, нитки и кучу детской одежды, мама торопится побыстрее всё заштопать, чтобы накрывать на стол к ужину.

«Нет, мама точно никогда не бывает занята!» – думает Игорёк, ещё сонный, глядя на неё исподлобья. Вспомнив о наболевшем, он неуверенно пищит:

– Мама, ну когда же ты мне дашь печенья?


Маша Шаммас
19 июня 2015