Горе

 
   Пожар! Мамина школа горит! Среди чердачного хлама прячется мальчик. Я его знаю. Худенький такой, застенчивый, из пятого А. Почему он не убежал, когда загорелось? Боялся: влетит за спички?
   Его не нашли. Чердак сгорел дотла.
   «Ой, сынка!» - выплакав все слёзы, смуглая женщина, похожая на цыганку, вцепилась в обглоданные огнём перила. Сорвала косынку с тугих смоляных кос, подстёгивавших её по-канатному жёстко, когда она, ошалелая, летела сюда, слепо сбивая прохожих и зевак.
   Учительница, выгнавшая её сына с урока, дрожит всем телом, обхватив себя за плечи. Выскочившие из горевшего здания ученики, растерянно жмутся  к толпе на задворках школы.
   Мама, приобняв сникшую женщину, помогает ей удержаться на ногах. Прижимаю к груди весёлую цветастую косынку, неуместную среди копоти, изувеченных стен, кирпичной трухи, летающих ошмётков.  Будто этим можно унять чужое горе, и моё, и мамино.
   Он был второгодник, не учил уроков, во время занятий бродил по школьным коридорам, как неприкаянный.  Не выставляли его  разве что с уроков литературы и русского языка, где он смотрел  в окно или грыз деревянный кончик перьевой ручки. Иногда мама брала меня с собой, я с задней парты видела класс. Мама задерживалась с ним  после звонка, объяснить упражнение, поручала наполнить чернильницы, прибить оторванную крышку  парты. Или он поджидал её у крыльца, брал стопки тетрадей и нёс до автобуса.
   Дважды мама забирала его к нам. Ещё до приезда бабушки Саши. Первый раз – когда он переступил порог класса, затравленно озираясь. Без портфеля и в рубашке с оторванными пуговицами. Второй – когда, сбежав от отчима, ночь провёл, перебравшись на пароме на ту сторону Днестра, а потом болтался возле овощных прилавков: что-нибудь украсть.  Мама обнаружила его сидевшим на земле под аркой нашего дома: он угрюмо наблюдал, как Юрка играл в монету. На воротах каталась Лопата и при каждом приближении подкидывала ему  за пазуху баранку.
   Он стеснялся у нас есть и ложиться спать на приготовленную для него постель. Мама выпроваживала меня: "Нечего у человека над душой  висеть," - и сама выходила из комнаты тоже.
   Мама почувствовала неладное, когда, высвободив меня и сетку с тетрадями из набитого пассажирами автобуса, спрыгнула на тротуар. Из-за домов, где находилась школа, валил густой дым. Весь квартал от остановки до переулка, перегороженного пожарными машинами, мы полубежали-полушли. Болтавшаяся сетка с тетрадями била по коленям. Мама повесила её на колышек палисадника с цветущей айвой.  Уроков русского в тот день не было, и мы собирались только завезти  тетради с проверенной  контрольной в учительскую. Но в разбитое окно учительской  поднимался по раскладной лестнице человек в каске, подтягивая за собой шланг.
   Из проверенных тетрадок одна не вернётся к хозяину, с махровыми следами от клякс, соскобленных лезвием, с кучей ошибок. И никогда он не узнает, что за вчерашний диктант учительница решила не ставить ему двойку.