Фантомная иллюзия глава 15 конец

 

                ГЛАВА 15               

 На закате вечности, потеряв все окончательно, появляется человек.   Этот человек ничего не делает. Он молчаливо стоит на краю. Страх забирается ему под кожу и запирается там навсегда, а он и не протестует.
 Я вижу его облик в каплях дождя, падающих мне на голову. В красной лужи, расположившейся около очередной полосы бесконечных домов.
 И когда слезы смывают последние атомные грибы на запекшемся небосводе, а этот человек тебе: «Прощай», в этот самый момент жизнь дает тебе хороший урок.  Оставляет на тебе очередной шрам, как постоянное напоминание того, как сильно ты можешь обжечься.
 И именно в такие моменты приходит осознание того, что все на свете — одна сплошная случайность. Порыв, неожиданность. То что нельзя предугадать заранее. К черту гадалок, линии судеб, к черту гороскопы. Все они давали нам прогноз на годы, месяцы, не предсказав самого главного.
 Того, что не станет встреч в кафе, посиделок дома у друзей, походов в кино. Не будет интернета, фильмов, телевизора. Не станет ничего, кроме тебя самого и дикого желания прикукошить кого-нибудь от этой постоянной тяжести в груди. От печали, пустоты. Будто из тебя вырвали жизнь, прежние эмоции, переживания, превратив тебя из человека в овощ.
 И самое страшное, что от этого не скрыться. Можно только постепенно позволять боли проходить через тебя, привыкать к ней и надеяться, что когда-то она исчезнет, но если этого не произойдет...
Тогда можно попытаться загадать желание.
  Лежа посреди старого футбольного поля, я обращаю взгляд сначала к Саймону, устроившемуся на трибунах, потом к небу.
«Хочу, чтобы все было хорошо. Все будет хорошо. Хорошо».
Звезда, падает искрясь и пылая. Так же, как перегорают люди.
Оранжевый хвост постепенно рассеивается, и парень спускается вниз по железной лестнице. Смотрит на кусок стены нашей прежней школы, размалёванный граффити, прикладывает к нему руку, пытаясь ощутить какую-то связь с прошлым, а может вернуться в день нашей встречи на этом месте.
 — Ты меня обманула, — задумавшись произносит парень, зажигая сигарету. — Мы так и не написали на этой стене свои имена. — Ему стало все сложнее забывать прошлое, понимая, что его уже никогда не забудешь.
 Но я отчетливо помню тот день. Это был ноябрь прошлого года. Вторник.  Октябрь медленно подходил к концу, открывая сезон осенних депрессий.
Осень в этом году выдалась мрачная. Постоянные ливни, сильный ветер, пробирающий с ног до костей. Погода будто сошла с ума, ведь за все свои годы я никогда не надевала зимнюю куртку в середине октября. И пусть в школе было тепло, Саймон постоянно твердил: «Это атас», а я, молча, кивала в ответ.
 Уроки закончились тогда поздно, поэтому поспешно накинув пуховик, я выбежала из школы.  Уже проходя возле ворот, я обернулась, бросая взгляд на разукрашенный клочок стены школы. Многие подростки, увлекавшиеся граффити, попросту не придумали ничего лучше, чем выместить свои каракули на скучных серых стенах школы. Помимо любовных надписей, поспешно выблеванных на бетон, там присутствовали и красивые рисунки. Они наслаивались друг на друга и, смешиваясь, образовывали ровный по периметру квадрат. В очередной раз, разглядывая его, я потерялась во времени. Топот ног заставил меня взглянуть на часы и обернуться, а затем поспешно повернуться обратно. Саймон стоял позади меня, впиваясь взглядом в серую стену, о которую каждую секунду разбивалась очередная белоснежная снежинка.
Сквозь вой ветра неотчетливо послышались слова парня.
 — Хочешь, тоже напишем что-нибудь? — Спросил он.
 — Как-нибудь в другой раз, я опаздываю, — соврала я, и этот "другой раз" уже никогда не наступил.
Спустя столько времени я нехотя начинаю рассматривать корявые записи, ложащиеся друг на друга. Яркие мазки бросаются в глаза. Надпись «Поло и Саймыч рулят!» на соседнем гараже заставляет меня прослезиться. Все кажется нереальным и таким далеким.
 — Зачем? — Спрашиваю я, пытаясь выбросить из головы почерк Поло, — Почему мы вообще пришли сюда?
 Это место кишит воспоминаниями от которых у меня сердце пополам разрывается. Плохое не должно происходить с хорошими людьми. Поло, Алис и все остальные этого не заслужили.
 С каждым разом становится тяжелее вспоминать их, чем забывать. Хочется вернуть былые дни и усмехнуться над старыми проблемами. Над тем какого цвета платье выбрать на выпускной, годовых оценок, контрольных, прогулов. Всего угодно, что поможет отвлечься и потеряться в толпе старшеклассников. Почувствовать себя ребенком и услышать, как отец прокрадывается ко мне ночью и целует меня в лоб.
 "Спокойной ночи", — сказал бы он вновь, пронося любовь сквозь года.
 Я бы все отдала только услышать это снова. Два слова, вселяющих надежду. Всего лишь два слова. Два.
 Лицо отца рябит перед глазами. Повсюду слышен запах сливок и парного молока. Он выдыхает дым горящих небоскребов. Карие глаза смотрят на меня в упор пару секунд, прежде чем растворяются в черно-синем небе.
  Саймон машет мне рукой: — Эй ты чего?
 Карие глаза не уходят из виду, повторяясь в тысячах разбитых стеклах школы.
 Зеленые же видят меня насквозь. Взгляд проникает внутрь меня. В длинный черный коридор с подвешенными к потолку лампочками. На лесную поляну с зажженным в темноте костром и шепотом гитарных струн. Он видит луг фиолетовых цветов. Соломенную шляпу. Рисунки, валяющиеся в ванной. Красное небо, словно проснувшееся после атомного взрыва. Он слышит слова Арчера. И кажется, мои мысли.
 — Мы пришли сюда, чтобы попрощаться. — С сожалением в голосе тянет Саймон, —  За нами прилетят завтра на рассвете. Поэтому сегодня нужно потратить на наш родной город.
 — Но уже поздно.
Он поднимает бровь:
 — А когда нас это останавливало. — Молчит. — Никогда не поздно. — Снова этот взгляд. — В общем... я хочу снова... вспомнить их всех... — Саймон поворачивается лицом к расписанному гаражу и тыкает пальцем в какие-то каракули с двумя подписями. —  Это мы с Поло в шестом классе баллончиком написали.
 Я искренне смеюсь впервые за долгое время. Меня захлестывает эта волна, относит в самое начало. В момент, когда бумажки летят из окон, слышна музыка. Маленькая девочка с фиолетовыми бантиками бежит по дорожке вдоль школы, а другая, с темными хвостиками догоняет ее. Мальчик с букетом цветов пытается не отставать от них обоих.
 Возвращаюсь в школьные дни, в розыгрыши, праздники. В постоянное веселье, дружбу и чувства сплоченности. Я помню почти все начиная с детского сада и заканчивая этим днем.  Прелесть детства в том, что ты не замечаешь грани взросления. Просто делаешь маленькие шаги, мельком смотришь в зеркало, а дни идут, и навстречу маленькому ребенку выходит совсем другой человек. Но это еще не значит, что душой он тоже изменился.
 — Если присмотреться... — Маленький мальчик с охапкой цветов все бежит, медленно исчезая во мраке, — все началось гораздо раньше...
  Саймон не слышит, молча смотря на школу. Но неожиданно отдергивается:
 — Пойдём ко мне? То есть в мои развалины?
 — Я не уверена... Какой раз за день я говорю: «Это плохая идея»?
 — Пофиг. Мы должны дойти до приюта.
 — Ты жил в приюте? — Ненавязчивый вопрос.
 — А ты не знала? — Такой не ненавязчивый ответ. — Я не хотел позориться. Еще в школе один парень об этом просто узнал и гнобил меня. Это был тот здоровяк и жирдяй, считавший себя самым крутым.
 — Я его уже почти и не помню. Как-то не до того было.
 Разговор утекает, как песок между пальцев. Мы аккуратно переходим захламленную дорогу, обходим пару людей, лежащих на земле и выходим к огромной груде обломков, разбросанных на метров шестьсот по всей улице. Детские игрушки, куски стен, обои.  Маленькая одежда. И те, кто примеряли эту одежду на себя.
 От этого дома несет дымом, горечью и смертью. Запахом бункера.
 — Я ухожу отсюда, — твержу я Саймону, но тот напролом идет по останкам черепицы, бетона и костей. — пожалуйста, пошли обратно.
 Он проходится по ним вдоль и застывает на месте.

 Вдалеле, за полуразрушенной стеной своего прежнего жилища Саймон видит человека.
 Но этот человек увидел его раньше.
 Он направляет пистолет сначала на парня, потом на меня. Дружелюбно распахивает руки в стороны. Притворно улыбается. Пистолет мечется направо и налево.
 Бред кричит на нас просто оглушительно. Сильно. До хрипа. Скрежета.
 «ВЫ ПОДАЛИ НА МЕНЯ В РОЗЫСК!!! НЕНАВИЖУ ВАС. ИДИОТЫ».
 Яростно пинает камни, орет и палит в воздух.
 «ТЫ, МАРШ В БУНКЕР. А ТЕБЯ СУКИН ТЫ СЫН МЫ ВООБЩЕ КАЗНИМ».
 Он смотит на меня сквозь прицел пистолета и машет им в сторону.
 И я шагула чуть ближе в обочине.

 «Вот именно, убей меня, а её спаси».

 Саймон отдышался и опасливо покосился на меня.
  Он просил не вмешиваться, но я вмешалась.
 Вися на волоске, совсем не думаешь о последствиях.
 «Пожалуйста, Бред, не надо; я беременна».

 Я сказала, и он выстрелил.
 Быстро, оглушающее, тяжело дыша. С криком, кровью на локтях, улыбкой.
 Оскаливаясь, ненавистно глядя мне в глаза под горящими огнями. Смотря, как Саймон задыхаясь, падает на дорогу. Как в зеленых глазах отражаются звезды. Планеты. А затем целый мир.
 Черное пространство и белое лицо сплошь состоящие из пыли погасших звезд.
 Огоньки тускнеют в его глазах при отражении моего лица в битом стекле, захламляющем тротуары.
 Пуля разрывает ткань и уходит глубоко под кожу.
 Я подбегаю к нему и зажимаю рану ладонью. В голове начинается пульсация. Кидаю портфель на землю, достаю нож из кармана и в спешке почти отрываю кусок от рубашки. Затем просто скидываю ее, и сжав в кулак, кладу поверх его майки.
 — Пожалуйста, — кричу я, озираясь на мужчину, стоящего уже в пятидесяти метрах от нас. Он поворачивается к нам спиной и уходит, засунув пистолет за пазуху.
 — Пожалуйста, — шепчу, опрокидывая банку перекиси, нарытую в рюкзаке, на наши переплетенные руки.
 — Пожалуйста, — слезы льют из глаз, прикосновения обжигают. Он меня разрушает. И  только теперь я начинаю понимать почему. Люди часто причиняют боль тем, кого любят.

 Я измазала кровью лицо, и пытаюсь ее стереть. Пепел и дождь обрушиваются на нас обоих. Мир стирает нас в порошок.
  Железная дверь со скрипом закрывается. И мы остаемся одни в темноте. Но на закате вечности, потеряв все окончательно, появляется человек.
 Он смотрит на меня с луны, заглядывает ко мне в душу из окон соседнего дома.
 На этот раз этот самый человек  крепко держит меня за руку, боясь ее отпустить.
 Саймон держит ее, пока небо раскалывается на две части и летит в тартар. Пока вселенная накрывает нас волной и выплевывает к самому закату вечности.
 Мы поднимаемся слишком высоко над землей. Выше, чем летают птицы и самолеты. Он сжимает мою ладонь, а глаза мечутся туда-сюда. В них отражается еще одна падающая звезда.

 — Все будет хорошо. — Кажется, он меня больше не слышит.
 — Только не отпускай руку, все будет хорошо, обещаю.
 Взгляд неожиданно застревает на клочке неба, а затем резко переходит на меня.
 Он разжимает ладонь, пытается отбиться, называет меня по имени.
 Мы тихо перегораем, а Саймон только тянет меня на себя, и удостоверившись, что я смотрю ему точно в глаза, выдавливает:

 — Кажется, настало это время.

 — Какое?

 — Время сказать: Прощай.