Полосы

Пролог
Я счастлив!

-Господин, вам пора просыпаться. Вот-вот начнется утренняя молитва.
-Ах, это вы, Гладиус, -лениво потягиваясь, протянул Глеб, -когда, по-вашему, я умудрялся ее проспать?
- При всем моем уважении, господин Атрофий, я обязан вас разбудить, ибо существует грех более страшный, нежели не прийти на молитву, и это...
-...Позволить не прийти на нее ближнему своему.- поднимая ноги, чтобы вскочить с постели, перебил слугу Глеб.- прекращайте уже. Клара уже приготовила кофе?
-...Кофе ему...-немного отвернувшись, проворчал Гладиус, - господин, как вы можете пить сий отвратительнейший напиток?
-Прислоняешься губами к чашке и сладостно потягиваешь, - саркастическим тоном ответил Глеб,- эх, дружище, пойдем молиться. Первым делом самолеты.
Слуга лишь недоуменно взглянул на собеседника.

Глава I
Полоса

Тишина...темнота...ни крика, ни голоса, ни даже звука не слышно в окружении. Только тишина и спокойствие...
-Пора на учебу, дурачье!-донесся из темноты знакомый голос.
Безмолвие вокруг неожиданно вздрогнуло. Лицо ощутило приближающуюся прохладу. Затем последовал резкий, до боли неприятный холод, мощной волной уносящий разум за собой...
-Чтоб тебя...!-встряхнув мокрую голову, прокричал Глеб.
Первым, что предстало его взору в очередное будничное утро, была довольная ухмылка соседа, в правой руке которого мерно покачивалось опустошенное ведро.
-Не ворчи, я прекрасно знаю, что им моют пол. Но при этом с таки-и-им прибором не сравнится ни один будильник.
-Спасибо, дружище! Как раз вместо душа времени сэкономил.- все еще ворча, поднимался с кровати парнишка.- имей ввиду...не удивляйся, если это ведро завтра утром украсит твою светлую головушку...
-какие мы грозные...вставай живо, пары вот-вот начнутся. Твоя жижа уже в чашке на столе.
Глеб не успел даже окончательно открыть глаза, как едва различимый силуэт ровесника скрылся в дверном проеме, оградив комнату от коридора старой обшарпанной дверью.
По обыкновению быстро парень покинул скрипучую кровать, никогда не желающую отпускать своего хозяина по утрам будних дней. Более всего удивляет тот факт, что в любой выходной день она становится словно враждебной и до неприятного безразличной по отношению к парнишке, позволяя проснуться как можно раньше и целый день заниматься упоительным бездельем.
Утреннее солнце уже игриво бросало свои лучи на крыши зданий, автомобилей и стройплощадок. Однако особенно притягательно они играли с маленькими окошками, фонтанчиками и выполненном под старину зеркальце сидящей на лавочке студентки, на которую, сладко потягивая кофе, смотрел Глеб сквозь окно, ведущее во двор университета.
- Странная…- едва слышно произнёс он.
Самым любопытным было то, что Ирина (так звали девушку) нередко избегала контактов с людьми, о своей личной жизни вовсе не распространялась,  не следила за своей внешностью (нельзя сказать, что была непривлекательна), однако при этом никогда не выпускала из рук это старомодное зеркальце.
« То ли все девчата такие странные, то ли только она,» - подумал про себя парень, перекрывая мелькнувшую мысль осознанием того, что кофе в чашке подошёл к концу. Без этого живительного «вещества», как он его называл, не мог начаться и закончиться ни один успешный день.
Впопыхах бросив немытую чашку в мойку, Глеб, не задумываясь о подготовке к занятиям, на ходу перекинул сумку с тетрадями через левое плечо. Это движение ему нравилось больше всего, так как оно помогало чувствовать себя уверенней.

Глава II
Диссонанс

- Во сне…что за бред. – глаза женщины закрывал дорогой её сердцу платок, на котором красовался некий замысловатый узор. Обычно этот предмет её собственный сын называл «Кучеряшкой». Это наспех придуманное название (по-видимому, благодаря узору), произнесённое им, помогало Клавдии быстро вернуть промокший кусок ткани на своё место и успокоиться, заменив отчаяние лёгкой приятной улыбкой.
Однако сейчас это слово было некому произнести.
Это можно было легко объяснить тем, что губы её «золотца» не могли даже дрогнуть. Ими наверняка было чрезмерно тяжело шевельнуть, когда сознание  уже невозможно пробудить, когда к их хозяину подключён поддерживающий дыхание аппарат, а вена на руке словно приросла к капельнице.
- Благовольцев…имя, пожалуйста, - бесстрастно чёркая в своём блокноте, произнёс облачённый в отталкивающе белый халат собеседник.
- Г…Г…леб…- отрывисто изрекла женщина. – Как…как…

Глава III
Серость

-Ты представь себе, что он ска… Аккуратней, а? – замешкавшись, парень опёрся рукой о стену коридора.
-Прости.-, Глеб находился в своём обычном утреннем раздумии. Неудивительно, что его тело, теряя контакт с сознанием, встречало препятствия в виде других обитателей общежития. Кофе ещё не начал «заводить» организм.
Кругом шумел никуда не спешащий народ, что вызывало у парнишки неописуемую зависть.
***
-Полисемантика и омонимия- вот ваши темы на завтра. Филологический свободен. – коротко, почти про себя, буркнула преподаватель.
Быстро собрав свою сумку, Глеб подошёл к ней с просьбой о пересдаче.
-Благовольцев, как же ты меня достал. Почему ты не смиришься с поражением? Ну не сдать тебе этот зачёт, отстань уже от меня.
- Ан-нет, Эмилия В…- с обыкновенной для него дерзостью пытался произнести парень.
-Владимировна…сдашь в следующем семестре.
Вся уверенность, казалось бы, приобретённая одним жестом, вмиг куда-то улетучилась. Стараясь вновь обрести её, Глеб перекинул сумку через плечо. Однако старый метод не сработал, потому что был воспринят преподавательницей как проявление неуважения.
«Владимировна…а ведь вспомни я это несчастное отчество, мог бы пересдать прямо сейчас» - хлопая новенькой пластиковой дверью, с досадой подумал он.- «…всё могло быть по-другому…» - глаза Глеба упрямо сверлили проносящийся мимо него асфальт. Это зрелище успокаивало. Удивительно, как может так успокаивать хаотично сталкивающиеся мысли обыкновенное монотонное движение, будь то горение пламени или течение реки. Эти процессы словно приводят мозг в порядок.
- И не говори…- прозвучал вблизи малознакомый грубоватый голос.
Мысли парнишки, превратившись в пар, куда-то исчезли. Повернув голову в сторону источника звука, он оторопел. Такое удивление обычно вызывал стоящий не на своём исконном месте предмет или сбивающее с толку неожиданное действие.
Лежавший около него окурок пришёл в движение лёгким дуновением ветра и покатился в сторону. Вскоре он столкнулся с изгибающейся ножкой скамейки, которую однокурсники Глеба шутливо называли «Пушкинской». На ней, устремив свой взгляд на собственные, потрёпанные от времени, чёрные туфли, слегка в напряжённом состоянии сидела Ира.
- Когда-то они были белыми…ненавижу белый…но маму люблю.- снова отрывисто изрекла девушка. Ветер, уже унёсший за собой окурок, слегка покачивал её волосы. Эта картина внушала лёгкое беспокойство.
- Ты это кому?- он оглянулся по сторонам. Но, не увидев другого собеседника для «темноволосой», перестал ждать ответа на свой вопрос.
- Своей обуви…- до неприятного серьёзно произнесла Ира. Однако её не заботила неудавшаяся шутка.
- Удачно вам поговорить. – ворчливо бросил Глеб, сделав первый шаг в сторону общежития. Девчонка определённо была чокнутой. Не могла же она читать мыс…
- По-другому- это, по-твоему, хорошо?- подняв голову и смахнув набок чёлку, вновь произнесла Ирина. Её серые глаза были туманными, будто погружёнными в сон и вовсе не принадлежавшими ей. Словно она однажды пришла в особый магазин и, увидев их на прилавке, попросила маму купить эту пару бледных зрачков.
Не успев сделать второй шаг, парень осёкся. Пожухлый осенний лист, не попавший в контакт со ступнёй, подхваченный ветром, унёсся прочь. Один только лист мог показать момент постепенного омертвления природы, её увядания. Возможно, она вернётся во время своего расцвета. Но пока из городских труб падают на землю обрушившиеся когда-то с неба капли, а дворники убирают другие, подобные этому, листья, в одну большую горку,  надежда на это остаётся мертва.
- Кто знает… - сделав понимающее лицо, ответил он.
- Другие… - уже привычно коротко бросила девушка. Затем, захлопнув ладонями расположенную на тонких коленях книжонку и подняв маленькое, едва заметное облачко пыли, резко поднялась и молча побрела в сторону, продолжая разглядывать свои туфли.
Встряхнув голову, избавляясь таким образом от нахлынувших мыслей, Глеб продолжил своё шествие в сторону большого четырёхэтажного здания.
-Дура…

Глава IV
Муть

-Я его поцеловала перед сном. Ушла…- из палаты послышался новый женский всхлип. Однако это вряд ли могло удивить мерно проходящих мимо неё врачей. Для них даже разбивающие своими кулаками кафельный пол мужчины были сродни покупающему в киоске пачку сигарет зеваке.
- Гражданка Благовольцева, прошу вас успокоиться. – со вздохом глядя на мерцающую лампу, произнёс всё тот же «белохалатный» человек. Одарённый его взглядом источник света завораживал своей монотонной работой. Хотя сбои в энергоснабжении вряд ли можно назвать работой. Но это вовсе не мешало прикованным к ней глазам приводить сознание в состояние безмятежности и спокойствия. Что некстати раздражало посетительницу палаты.
- Сы…ноч…к – еле выдавила из себя Клавдия. Её слёзы, смешанные с наведённой утром тушью, стекали с круглого подбородка, беззвучно падая на грязный от чужих ступней кафель, повидавший на своём веку немало подобных пациентов. Удивительно, сколько слёз уже испарилось с его поверхности за многие годы, сколько больничных каталок проехало по нему, увозя с собой, казалось бы спящих людей. Они действительно спали. И даже забавный будильник, который некогда выдумал друг Глеба, вряд ли смог бы вернуть их к серости нашей жизни, к полотну, которое можно раскрашивать бесконечно.
Не подавая никаких признаков сочувствия, на столе, без каких-либо возражений и требований, работал измеряющий сердечный ритм аппарат. Периодически издаваемые им звуки успокаивали Клавдию, при этом не переставая держать в напряжении. Испуганная женщина беззвучно шевелила губами, моля о том, чтобы они не слились в один страшный звук: сплошной и монотонный.
***
-Интересно, зачем нужны эти молитвы? Какой в них смысл?- неспешно шагая по тротуару, парень не мог оторвать глаз от удивительно ясного неба. Привыкший к осенней серости глаз не мог обыкновенно принять тот факт, что оно никогда не имело соседства с мрачными, угрюмыми тучами.
-Господин Атрофий, прошу…вас могли услышать, - быстро забегав своими крохотными глазками, полным настороженности тоном произнёс малознакомый, но близкий Глебу человек. На его лбу показались забавные морщинки, свидетельствовавшие об озабоченности заданным вопросом.
-Гладиус, ради Бога…я не могу проявить свою заинтересованность, задав простой глупый вопрос?- Лицо парнишки растянулось в мягкой улыбке. Такую улыбку нельзя было спутать ни с какой другой, так как её всегда вызывал с умным видом доказывающий свою точку зрения ребёнок.
Сегодня этим ребёнком был Гладиус
-Надо…- устремив в свою очередь собственный взгляд на стоящий вдали изогнутый книзу фонарь, полушёпотом буркнул слуга, продолжая перебирать своими короткими ножками.
Спины обоих собеседников быстро скрыл пар…не туман, как могло показаться на первый взгляд, а именно пар. Его клубы, завиваясь в спираль, собирались в небольшое облачко, уютно устраившееся под старинным резным деревянным навесом, проворно пролезая в окошко, ставни которого были открыты навстречу мощёной булыжником улочке. По ней, с удовольствием цокая каблуками, возвращался домой дружелюбный народ, со временем постепенно освободивший церковь.
***
Дверной замок тихонько щёлкнул. Звук поворачивающейся ручки последовал незамедлительно. В предчувствии новой проказы соседушки, Глеб осторожно, боясь даже сделать громкий вдох, просунул в образовавшуюся щель свой, будто аккуратно выточенный неизвестным мастером, нос, словно счётчик, измеряющий уровень радиации в опасной зоне.
-Ведро в углу, швабра в углу, тряпка тоже. – беззвучно выдыхая сизый дым, опершись локтём о ржавые перила балкона, раздражённый скрипом двери, с довольной ухмылкой докончил мысли парня утренний юморист. Не оборачиваясь, он услышал глухой удар новенькой сумки об пол. Один лишь этот звук свидетельствовал о неуместности продолжения демонстрации своей нахальной улыбки. Парень продолжал делать неспешные затяжки. Не услышав ни слова от Глеба, он уже начинал беспокоиться, но собственная гордость не позволила ему поинтересоваться делами парня. Гораздо проще было ещё сотню-другую раз, растянув улыбку до ушей, назвать его дураком, чем снисходить до каких-то нелепых, ненужных лично ему вопросов.
Почти беззвучно за рухнувшей на пол сумкой последовала куртка. Проделывая на ковре маленькие складки, ноги Глеба, отказываясь слушать своего хозяина, брели в сторону кухни. Затем шаги прекратились. Из комнаты послышался звук бегущей воды, затем стук (парень определённо мыл оставленную утром кружку с уже засохшей на дне кофейной гущей), затем диалог с невидимым собеседником:
-Нет, мамуль, не пересдал…Получилось так…Нет, в следующем…(послышался тяжкий вздох)…Но…но…(голос становился более напряжённым и испуганным)чтоб тебя…!-, некий предмет, явно небольшой, ударился об пол.
Шаги возобновились, становясь всё громче и отчётливее.
-Телефону бить незя…телефона хорошая. – поправив упавшую на глаза чёлку, не смог удержаться парень. Этот жест, в отличие от глебовского, в свою очередь кажущийся ещё более нахальным, нравился ему даже больше, чем загрязнение воздуха дымом, выдыхаемым после каждой затяжки с нарастающим чувством циничности.
Не сказав в ответ ни слова (это было бесполезно), Глеб резко грохнулся задом на постель, едва не сломав её.
Впервые войдя в эту комнату, парень осторожно, с интересом осматривался, оценивая интерьер и нового соседа. Каждая секунда перехода к новой, самостоятельной жизни крепко врезалась в его память, оставшись там до тех времён, когда он, уже не без помощи внуков, поудобнее усаживаясь в кресле, слабо держась дрожащей рукой за подлокотник, упоённый старческим забвением, будет рассказывать им про свою безмятежную молодость. Возможно их это заинтересует, а возможно и пролетит «мимо ушей», но ребятишки навряд ли будут это показывать, учтиво слушая, боясь обидеть близкого родственника.
Новое знакомство было довольно приятным. Светловолосый парень, с вечно закрывающей полные энергии глаза чёлкой, не без чувства юмора, с которым просто невозможно соскучиться. Однако дружба между двумя людьми возможна лишь тогда, когда хватает времени по ней соскучиться. Оба друга, так или иначе, не должны слишком много времени проводить вместе. Что уже и говорить о совместном проживании. Чрезмерно циничный, пренебрежительный юмор, эгоистичное поведение и радикальные способы доказать своё мнение уже сидели у Глеба в «печёнках». С каждым днём желания возвратиться в общежитие было всё меньше, всё реже хотелось видеть эту наглую физиономию, попадаться в её «ловушки» и уж тем более- о чём-то с ней разговаривать. Сегодня «замечательный» сосед вызывал у парня отчётливое чувство отвращения. Возможно, по этой причине, дверь в комнату снова открылась с привычным скрипом и закрылась со страшным грохотом, оставив внутри помещения лишь «светловолосого», который, так и не обернувшись, глядя на стоявшую вдали старую церковь, мерно размышлял о чём-то своём, легонько стуча указательным пальцем по кончику сигареты.
Через пару минут за первой дверью открылась и другая, ведущая уже из здания на улицу. Необычайно яркие солнечные лучи в то же мгновение озарили лицо Глеба, заставив неприятно зажмуриться. Осеннее солнце словно нарочно освещало двор, смеясь бедняге в лицо.
«Учёба…семья…сосед…какой сегодня прекрасный день!» - с воображаемой саркастической интонацией размышлял парень, медленно и бесцельно ковыляя в сторону ворот.
-Будет лучше...- парень услышал немного знакомый ему голос. Слегка грубоватый, тихий и без капли эмоций. Казалось, его обладатель вовсе не хотел говорить, но обстоятельства оказались сильнее, заставив его губы разжаться.

Этот голос не заставил долго искать свой источник. Подняв и повернув свою нагруженную мыслями голову, Глеб взглянул в приоткрытое окно университетской аудитории. Внутри нее, почти не подавая никаких признаков жизни, с закрывающей пустой взгляд челкой сидела девушка. Ворвавшийся через окно слабый поток ветра слегка шевельнул темную копну волос, обнажив ее бледные зрачки.
-Что ты сказала?- парнишка был немного растерян. А вдруг ему показалось? Даже если это не так, слова Иры вряд ли могли быть адресованы ему.
Не ответив на вопрос, сохраняя до неприятного спокойный и невозмутимый вид, девушка медленно положила руку на стол, подняв с него плоский предмет круглой формы. Затем, проведя по его контуру большим пальцем руки, с тихим вздохом положила на место. Её губы, чрезмерно накрашенные неприятно ярко-красной помадой, едва заметно шевельнулись:
-Увидишь…

Глава V
Поворот

«Дура…» - повторил уже сказанное слово Глеб. Однако произнесено оно было уже мысленно в силу опасения обидеть девушку.  Несмотря на свое отношение к Ире, парень не мог прзволить себе оскорбить именно ее. По каким-то странным причинам, это никак не могло случиться, насколько бы велико ни было его желание.
Ворота с неприятным скрипом отворились. Звук одиноких шагов стал более глухим, а вскоре и вовсе перестал быть слышен в пределах двора.
***
Большой кусок мокрой ткани шлепнулся о грязный кафель, начиная цикличное движение. Слегка дрожащие морщинистые ладони уверенно держали продолговатый деревянный предмет. Давным давно нанесенная на его поверхность краска уже почти была стерта, что свидетельствовало о его многолетнем стаже работы. Вот уже который раз, производя обход палаты, он впитывал в себя бесчисленное множество слез, смешанных с грязью, оставленной подошвами так спешащих сюда посетителей. Многие из них, не помышляя даже перейти на медленый шаг, оставляли полные горя капли еще в коридоре. Однако самое большее их количество было проронено именно здесь.

Пожилая женщина, одетая в потертый, но все еще верный ей голубого цвета фартук, шепотом озвучивающая собственные мысли (это зачастую помогало скоротать время за работой. А возможно, причиной этому было лишь нередкое явление старческого маразма), привычно мастерски работала единственным, но при этом немаловажным инструментом, неспешно избавляя небольшую палату от образовавшегося в ней беспорядка.


Не давая санитарному работнику соскучиться, на столе, не переставая издавать специфические звуки, со свойственной ему беспристрастностью, все еще стоял кардиограф.
Неожиданно, он стал работать более тревожно, свидетельствуя об учащенном пульсе прикованного к нему пациента, который, казалось, абсолютно не беспокоился о своем положении и тихонько, не шевеля ни единым мускулом, посапывал, демонстрируя свою безразличность.
Испуганная столь внезапным поворотом событий, женщина, забыв про, казалось бы, единственный и самый необходимый источник дохода, без задней мысли перестала держать его в своих привыкших к монотонной работе руках, отпустив и позволив с характерным деревянным стуком поднять в воздух несколько лежавших подле него, почти уже испарившихся, капель, вопреки ослабевшему физическому состоянию, ринулась в сторону выхода со скоростью, которой запросто мог позавидовать даже профессиональный бегун. Буквально спустя пару мгновений, из коридора послышался, с одной стороны неожиданный, но с другой – вполне приевшийся до бесстрастия, истошный крик, стремящийся помочь своему хозяину в спасении очередной, далеко не первой, невинной жизни.
***
Серый, безынтересный, невзрачного цвета предмет, вероятно, уже долгое время остававшийся неподвижным, внезапно взмыл в воздух с поразительной быстротой и, сделав присущую такой силе параболу, с шумом ударился о мокрый от недавнего дождя асфальт.
«Не ожидал, что в такие моменты может доставлять большое удовольствие один несчастный удар носком ботинка по камню»- голову Глеба посещали немного странные мысли. Ему казалось, они способны помочь отвлечься от нахлынувших в один день проблем, всё сильнее, тяжёлым камнем, продавливающих душу. Однако они возвращались снова. Слегка потёртая, довольно старая, но от этого не менее любимая обувь уже покрывалась свежими трещинами, благодаря новым столкновениям с небольшими объектами, а голова всё ещё разрывалась изнутри, терзаемая хаотично мечущимися внутри неё мыслями. Вероятно, поэтому взгляд парня не смел подняться выше стоявшего перед ним промокшего асфальта.
С присущим только одним им на всём свете скрипу, ворота во двор университета вновь, уже в который раз за время всего своего долгого существования, открылись. Отворив их и неуверенно сделав первый шаг, парнишка замешкался. Порой, нас может по неизвестным причинам охватить чувство тревоги, овладевающее нами ни с того, ни с сего.  Глеб вряд ли мог оказаться исключением из неизменных, установленных природой правил. Помедлив пару мгновений, он вновь продолжил шествие в сторону сравнительно невысокого четырёхэтажного здания.
Шаг становился всё быстрее и шире, а лестница всё не кончалась, казалось, растягиваясь до бесконечности. Тот же феномен произошёл в эти мгновения и с, на первый взгляд коротким, коридором. Бурлящее где-то в районе груди чувство тревоги так и не унялось, наоборот, гораздо ярче проявившись. «Запомнившееся» рукой движение повернуло ручку двери, толкнув её вперёд. Ровно катившееся вдоль коврового узора ведро заставило сердце парня истерично колотиться. Испуганно «промотав» в голове все возможные для этого причины, Глеб с нетерпением полностью распахнул дверь. Утренний «будильник» явился далеко не единственным, что могло его испугать. Со старого, но надёжного шкафа, всё ещё болтаясь в воздухе от проникающего в окно сквозняка, свисали части его (да и соседовской) одежды, мирно располагаясь на настежь открытых дверцах, из-за которых была видна лежавшая на полу вешалка. Комод, словно уставший от тяжести хранившихся в нём вещей, будто сам выдвинул свои ящики вперёд, выбросив из них часть содержимого.
Далеко не обрадованный сложившейся ситуацией, парень, словно ловкий персонаж вестерна, выхватил мобильный телефон, набирая необходимый для её устранения номер.
***
Тротуар, с самого начала своего существования не перестававший «глядеть» в зачастую пасмурное небо, принимал на себя тяжёлое давление медленно перемещавшейся вдоль него обуви, одновременно ловя на себе окончательно помутневший взгляд очередного студента. Этот взгляд он приобрёл не по простой причине. Этому поспособствовала не обыкновенная усталость или будничный конфликт с важным для его жизни человеком. По мнению Глеба, это могло стать гораздо более удачным раскладом сегодняшнего дня.
Из-за угла старинного здания, где некогда работал, радуя глаз обывателей, небольшой фонтанчик, послышались шаги. Только человек, знающий полный преподавательский состав университета, мог с уверенностью определить походку движущейся навстречу ему фигуры, сопровождаемую громким цоканьем каблуков, безвкусно окрашенных  в вызывающего оттенка красный цвет.
То ли к счастью, то ли к сожалению, Глеб являлся этим человеком.
-Здравствуйте, Эмилия В…ладимировна. – не успев даже замешкаться, вспомнил парень.
- Благовольцев, ты-то нам и нужен.- тон преподавательницы навряд ли мог предвещать что-то хорошее.  – Я иду в деканат. Изволь составить мне компанию.
***
Множество серьёзных лиц, громкие, перебивающие друг друга в порыве гнева голоса, резкий стук красного каблука, соприкоснувшегося с линолеумом – все эти до обморочного состояния пугающие факторы хаотично сталкивались друг с другом в сознании парнишки, казалось бы, тихонько сидевшего на изогнутой формы лавочке и обеими руками растрёпывавшего свои волосы. Казалось бы…
Вместе с ними, сладостной приправой, вносящей разнообразие в образовавшуюся кашу, соединялись в дружную цепочку обрывки адресованных ему сегодня фраз.
«Не Пальцы рук, сжимаясь всё сильнее, словно старались продавить голову своего хозяина и попросту вынуть из неё всё, что мешает его спокойной и безмятежной жизни.
- По-другому- это, по-твоему, хорошо?
Парню было довольно тяжело понять, всплыла ли эта фраза в его покалеченной памяти или же была вновь услышана. Однако неожиданно возникшие перед глазами старые, уже знакомые, чёрные туфли всё-таки помогли ему разобраться.
Длинные  и тёмные, словно ещё не застывшая смола, волосы, подхваченные всё не прекращающимся осенним ветром, легли на его руки.
С неимоверным усилием подняв взгляд, Глеб неожиданно ощутил некий дискомфорт. Причиной  столь внезапного чувства был пронзающий его насквозь взгляд, сухой и гораздо более мутный, чем его собственный.
- Иначе, чем в жизни, может быть только во снах. – по обыкновению отбрасывая в сторону все любезности, Ира медленно выпрямилась и, повернув шею, снова напустила на глаза до неприличия длинную чёлку. Сделав это довольно странное движение, она молча, казалось даже, прервав дыхание, потянулась рукой к небольшому кармашку, расположенному на блузке, как и полагается, на уровне груди.
- Поспи…
Глаза парнишки не успели даже заметить, как ловко её, на первый взгляд, тяжёлая и одновременно хрупкая рука расстегнула большую, чёрного цвета, пуговицу, как его согнутые ослабевшие ноги почувствовали, что на них, слегка подскочив, упал маленький, но довольно увесистый, круглой формы предмет.
Это было довольно неожиданно. Ведь, наблюдая за девушкой в течение двух семестров, Глеб мог с уверенностью поставить на то, что ради своего дурацкого зеркальца Ирина была способна даже на убийство. И вот оно лежало на одном из его бёдер, плавно скользя вниз по неровной поверхности.
-Но…
Глеб удивлённо смотрел по сторонам, стараясь найти внезапно пропавшую, обожающую краткие монологи, собеседницу. Не было слышно ни удаляющихся шагов, ни звука закрывающейся двери. Стоило ли говорить о том, что рядом вообще кто-то мог быть. Неожиданно появилась, не менее неожиданно исчезнув.
***

Два, с огрубевшей от возраста кожей, пальца были прижаты к изгибу руки совершенно другого, незнакомого их хозяину, человека. Тонкая, отражающая лучи утреннего солнца, игла, сделав свою работу и покинув место своего назначения, была, словно с отвращением, отброшена в сторону.
Резко повернувшись и, шевельнув подолом белого халата, мужчина, обладавший седыми, но от этого не менее красивыми усами, почувствовав боль, рефлекторно дёрнулся, подняв собственную руку. Большая капля алой жидкости, быстро скользнув вниз вдоль его пальца, окрасила собой белоснежную простынь, предоставив персоналу больницы новую работу.
-Мы его теряем! Дефибрилляторы, живо! – эти два предложения, произносимые истеричным тоном, нисколько не могли удивить кого-либо в здании, вместо этого побуждая к немедленным, отработанным годами действиям.

Глава VI
Сладость

Парнишка сидел на старой, покорно прогнувшейся кровати. В комнате царил беспорядок, который можно было назвать сущим адом, если приниматься сравнивать его с прежним состоянием, присутствовавшим до неприятного инцидента.

Уставший от событий совершенно не радостного и безмятежного дня, Глеб без особого настроения устремлял свой взгляд в приоткрытое окно, на подоконнике которого стояла небольшая шкатулка, обладавшая довольно замысловатыми узорами. Ее крышка, словно голова уставшего от трудовых будней человека, была откинута назад. И ее содержимое, подобно содержимому пребывающего на отдыхе человека, отсутствовало целиком и полностью.
Его руки не без любопытного энтузиазма, вращали на вид довольно старинный предмет. Зеркальце, еще пару часов назад находившееся под присмотром странной, на его взгляд, девушки, было раскрыто, обнажая изнутри обе свои половины.
Оставив его в том же состоянии на поверхности подоконника, который за все время своего долгого существования выдерживал и гораздо более тяжелые предметы, Глеб, сухо кашлянув, лег на кровать, отправляясь ко сну.
Сон на удивление долго отказывался приходить. Однако, несмотря на это, тело парня постепенно незаметно тяжелело, а мысли начинали течь медленнее.

Еще более незаметно наступила темнота, приведя с собой и тишину. Постепенно из густой она превращалась в едва заметную, а затем и вовсе уступила место неясным очертаниям помещения. Взгляд манил необычайной красоты, соблазнительно поблескивающий в лунном свете предмет круглой формы. Мысли пропали вовсе, однако тело нестерпимо желало оторваться от земли и, мягко воспарив, очутиться как можно ближе к нему, к его шершавой поверхности, покрытой выпуклой формы узорами.
Зеркальце все быстрее приближалось. Хотя, возможно, это было и тело. Однако голове было уже все равно. Блестящая поверхность, на удивление, не отражала абсолютно ничего.
Ближе...ближе...
Пальцы руки, переставая слушаться хозяина, тянулись к этому манящему блеску, желая коснуться предполагаемого отражения хоть на одно мгновение.
Не менее странным, чем их самовольное поведение, оказалось то, что Глеб не был удивлён, когда вместо предполагаемой твёрдой поверхности он ощутил  леденящую влагу, заставляющую кожу невольно покрываться мурашками.
***
Вновь пугающая своей неизвестностью темнота. Вновь непоколебимая тишина. Собственные руки казались парню настолько тяжёлыми, что их невозможно было поднять, чтобы помочь поднять ещё более тяжёлые веки. Однако вместо тёплой и мягкой простыни тело парня ощущало холод знакомого пола. Как ни странно, это помогло ему быстрее подняться. Кругом царил мрак, однако лунный свет, отражающийся от поверхности зеркальца, дал Глебу понять, где именно он очнулся. Повернувшись в сторону, где предположительно находилась кухня, парень привычно зашагал вперёд, выставив руки и  ощупывая окружающие предметы. Но, к его удивлению, ни одного знакомого ему предмета руки опознать не смогли. Чего нельзя сказать о материале: всё, что в них попадалось, было сделано либо из дерева, либо из стали. Ни привычной пластмассы, ни резины, ни синтетики.
Коснувшись пальцами водопроводного крана, парень замер на месте. Вся его поверхность была не гладкой, как следовало ожидать, а целиком и полностью рельефной. Кожа ощущала аккуратно выделанные витки. Беднягу попросту парализовало.
-Господин Атрофий, водички изволили? – донёсшийся со стороны жилой комнаты голос вновь привёл его в чувства.
***
Стены неравномерно окрашивались  оранжевого оттенка, цвет, освещаемые стоявшей на невысоком передвижном столике тонкой полуметровой свечой.
Пальцы Глеба, изо всех сил стараясь удержать миниатюрную фарфоровую чашку, сильно дрожали. Такие усилия парнишка последний раз прилагал, чтобы перенести с места на место неимоверно тяжёлое ведёрко с кипячёной водой. Несмотря на то, что маленькая, наполненная едва тёплым кофе, ёмкость практически не имела веса, ощущения были до изумления сходными.

-Т-ты кт-то т-такой и к-как п-попал в моё об-бщежитие?- заикаясь на каждом слове, разжимая губы, словно проржавевшие насквозь тиски, произнёс Глеб.
-Либо вы ещё толком не проснулись, либо выпили изрядное количество вина. – не без удивления, с лёгкой усмешкой ответил собеседник, пару минут назад представившийся Гладиусом. –…поговорим утром. Вам пора ложиться, мой Господин. Ведь завтра нужно будет идти в церковь, а затем уже и в университет. Клара очень волнуется за ваше образование, хотя я не вижу на то никаких причин. Последние ваши успехи не дают милым улыбкам сойти с наших с ней лиц.
Эпилог.
Столкнувшись с твёрдой поверхностью, небольшая капля воды медленно стала опускаться вниз, ловя на себе томный взгляд Глеба. Однако в нём теперь угадывались нотки некоторого любопытства, надежды,  и, если можно так сказать –прозрения.
«Клара уже, вероятно, готовит десерты. Сегодня ждём важных гостей…»-парень перевёл взгляд на часы с мерно и беззаботно покачивающимся маятником.-«…вот-вот прибудут. Пора.»
Привычным движением парень достал из кармана домашней пижамы (он не снимал её из уважения к матери, хоть и терпеть не мог в ней ходить) круглый предмет и, раскрыв, положил на подоконник.
-Спокойной ночи, родной. – сладко чмокнув в Глеба в щёку, поспешила удалиться из комнаты мама.
«Последней ночи…»- с приятной улыбкой на лице, отдаваясь сну, мысленно ответил парень.
***
- Во сне…что за бред. – глаза женщины закрывал дорогой её сердцу платок, на котором красовался некий замысловатый узор. Обычно этот предмет её собственный сын называл «Кучеряшкой». Это наспех придуманное название (по-видимому, благодаря узору), произнесённое им, помогало Клавдии быстро вернуть промокший кусок ткани на своё место и успокоиться, заменив отчаяние лёгкой приятной улыбкой. Однако, осуществиться этому уже не было суждено.
- Благовольцев…имя, пожалуйста, - бесстрастно чёркая в своём блокноте, произнёс облачённый в отталкивающе белый халат собеседник.
- Г…Г…леб…- отрывисто изрекла женщина. – Как…как…
В кабинете начинало темнеть. Постепенно закрывающие свет солнца тучи густого фиолетового цвета нагнетали на бедную женщину смешанные чувства безысходности, пустоты и потери.
Прошедшая немалый путь с момента своего рождения первая капля дождя, ускоряясь, летела вниз. Спустя пару мгновений она, оставив после себя лишь множество блестящих брызг, разбилась о зеркальную поверхность. Остатки, медленно стекая со своего собственного отражения, упали на чёрную, едва заметную в образовавшейся на улице темноте, туфлю.
Напустив длинную чёлку на глаза, на университетской лавочке, слегка улыбаясь, сидела девушка. Медленно поднявшись, она лёгким жестом захлопнула маленькое старинное зеркальце, деловито проведя пальцем вдоль узора.