В Иване Кузьмиче скулила обманутая надежда. Скулила жалобно и настойчиво, толкая Кузьмича на скользкую дорожку тихих вздохов и печальных улыбок.
Когда наступали такие часы, Кузьмич старался хитрить и сталкивал непрошенную гостью со здравым смыслом, который пребывал в нём, хоть и в вечно юношеском возрасте, подверженный внезапным вспышкам вируса «А вдруг», но уже и имел вполне мужеские черты, и пристрастие к разумному аскетизму.
Борьба этих двух начал проходила в Иване Кузьмиче с печальной периодичностью, и начиналась, то при неудачном расположении звёзд, то при подозрении на сглаз, а то и при аномальном пищеварении.
Упредительные меры, такие как: пренебрежение к гороскопу, плевание через плечо и соблюдение диеты, обычно не помогали, так как соблюдались Кузьмичом не регулярно, а от случая к случаю.
Вот и сегодня, услышав по радио о неуместном нахождении Юпитера в пространстве, Иван Кузьмич скушал стакан просроченного кефира и поймал через окно косой взгляд.
Тут оно и накатило…
Под языком появился вкус осиновых опилок, в груди что-то ёкнуло, и с верхнего этажа раздался тревожный детский плач. А сразу же вслед за этим, заныла и она – обманутая надежда.
По особым, известным лишь ему признакам, Кузьмич с первых мгновений определил давным-давно известную ему особу. Капризную и довольно-таки надоедливую барышню, проходящую в его перечне обманутых надежд под именем «Любовь Утратная» - напасть первой категории, что обычно вцеплялась в него мёртвой хваткой, ноя долго и пронзительно, как два больных зуба.
Предвидя нелёгкую схватку. Иван Кузьмич встряхнул за шиворот свой здравый смысл, который было, мечтательно задумался, заведя очи к небу, поставил его напротив гражданки Утратной, а сам лёг на диванчик, наблюдать за коловращением страстей.
Страсти же, в свою очередь, принялись за дело. Они быстро обменялись легковесными пешками, подхлестнули коней, взбодрили прямодушных офицеров, и даже произвели рокировку. И к искреннему удивлению Кузьмича, через полчаса партия была решена, атака уныния отбита, а агрессор повержен.
Довольный собой и своим здравым смыслом, Кузьмич встал с диванчика, напевая философское: «Жизнь – это пятна… » - и как бы между делом отметил, что сегодня, вломившаяся к нему обманутая надежда, потрепала его и вовсе не сильно, да и ныла-то, всего лишь, как один больной зуб.
Уже вечером, стоя у раскрытого окна, и набивая табаком трубку, Иван Кузьмич вдруг ощутил какое-то щемящее беспокойство. Беспокойство, пропитанное лёгкой недвижимой тоской. Он раскурил трубку и, вспомнив о мадам Утратной, тихо прошептал в лунный свет: «Господи… А вдруг она больше не придёт?..»